Глава 11. Монте-Карло

Лицо Фатьмы исказилось в гримасе боли, когда утром она поздоровалась с нами, изо всех сил желая казаться жизнерадостной. Когда семья пробудилась от сна, Фатьма уже хлопотала на кухне. Услышав известие о нашем внезапном отъезде из Каира и намерении в то же утро отправиться в Монте-Карло, она как будто расстроилась. Во Французской Ривьере мы собирались встретиться с отдыхавшими там в крохотном княжестве Монако тремя моими сестрами и их семьями.

Я представляла себе мысленно картину обрезания ее внучки и понимала, что проведенный ею драматический вечер не располагал к разговору. Все же я выбрала подходящий момент и, отлучившись от семьи, поинтересовалась насчет состояния Алхаан.

Стиснув руки, с холодным блеском в глазах, свидетельствовавшим о еле сдерживаемом гневе, Фатьма сказала, что ребенок чувствует себя не слишком хорошо. По настоятельному требованию ее зятя цирюльник удалил девочке не только весь клитор, но и малые половые губы. Фатьма сказала, что для остановки кровотечения требовалось прикладывать специальные компрессы.

Чувствуя себя виноватой в том, что не смогла помешать жестокому увечью девочки, я в тревоге спросила:

– Ты боишься, что могут возникнуть осложнения?

Фатьма, увидев, что мои глаза уже наполняются слезами, поняла, что я расстроилась и вот-вот заплачу.

– Госпожа, – она обняла меня за шею, – дело сделано. Теперь никуда от этого не деться. Вы сделали все, что было в ваших силах. Я благословляю вас за вашу любовь к ближнему, к людям, не связанным с вами кровными узами. Утешьтесь моей надеждой, что Алхаан поправится.

Я не могла подобрать слов и не знала, что ей ответить, Фатьма отпустила меня, и наши взгляды встретились. Некоторое время мы смотрели друг на друга, не отводя взгляда и не шевелясь. Я чувствовала, что сердце Фатьмы полно любовью ко мне.

Она облизнула губы и продолжила:

– Принцесса Султана, прошлой ночью вы мне приснились, и теперь мне .кажется, что я должна рассказать вам этот сон.

У меня от страха перехватило дыхание. От предсказаний я не ждала ничего хорошего. Фатьма с печалью смотрела на меня.

– Госпожа, у вас в жизни есть все, и все же вы опустошены. Причина этой неудовлетворенности кроется в том, что в вашем теле женщины живет сердце ребенка. Такое сочетание чревато для души многими трудностями. Ни вы, ни какое другое дитя Господа не в состоянии решить всех проблем человечества. Мне было велено передать вам, что нет ничего постыдного в том, чтобы склониться перед реальностью, и воинственный пыл в крови вам следует остудить.

Передо мной в неясной чреде бессвязных воспоминаний появился образ матери! Мне стало, ясно, что посредством приземленной Фатьмы мать пыталась связаться со своим младшим ребенком. Слова Фатьмы напомнили мне советы, которые так часто давала мне в детстве матушка. Когда я была молодой, ее слова мудрости казались мне непонятными и не имеющими ко мне никакого отношения. Теперь, когда я была взрослой, все представлялось по-другому.

Но еще в детстве я знала, что, умирая, матушка жалела только об одном – что оставляет свое дитя с необузданным характером без жесткого руководства. Она боялась, что все противоречия взрослой жизни я буду встречать так же необдуманно, как решала свои детские проблемы, когда у меня еще не было цели, а только успех, толкавший меня от одного конфликта к другому.

Моя любимая матушка общалась со мной!

Я почувствовала, как теплая волна прокатилась по моему телу, и мне сразу стало как-то спокойнее. Мои воспоминания стали более ясными, и я отчетливо ощутила божественное присутствие матери.

Я не знаю, как объяснить внезапно вырвавшийся из моего горла вой или рыдание или то, почему, охваченная смятением, я вдруг бросилась в объятия Фатьмы, но мне, действительно вдруг почувствовавшей себя ребенком, захотелось всем сердцем хоть на короткое мгновение прильнуть к той, кто дал мне жизнь.

А участливой Фатьме я пробормотала:

– Как блаженны те, у кого еще есть матери!

***

Покидая Каир, я не могла не думать о том, какая мрачная судьба уготована многим маленьким девочкам, живущим в Египте. Я прошептала сыну, что такие трагические события делают жизнь в Египте менее красочной и радостной, чем возможно для такой чудной страны.

Вечером того же дня наш частный самолет приземлился в Международном аэропорту на побережье Ниццы, в Южной Франции. Мужья моих трех сестер арендовали в горах, возвышающихся над Монако, большой особняк, до которого, как они заверили Карима, на автомобиле было рукой подать. Асад договорился, чтобы к самолету подали три лимузина, которые доставили пашу семью и багаж на виллу.

Когда-то этот роскошный особняк был дворцом, принадлежавшим одному из французских аристократов, в нем было свыше шестидесяти комнат, поэтому места вполне хватало для всех собравшихся вместе семей. Ни один из мужей моих сестер не привел в дом второй жены, так что наша группа, состоявшая из восьми взрослых и шестнадцати детей, была необычно мала для арабского собрания из четырех семей.

Из Ниццы в Монако ведут три магистрали. Но никому из нас не хотелось следовать по побережью, или Нижнему Карнизу (Inferieure Corniche), поскольку эти шоссе обычно изобилуют транспортом. Средний Карниз (Moyennе Corniche) – это средняя дорога, а Большой Карниз (Grand Corniche) – главная автострада.

Я выразила желание отправиться по Среднему Карнизу, поскольку знала, что из трех дорог это была наилучшая, кроме того, с нее открывался чудный вид на побережье.

Карим не согласился со мной, сказав, что право выбирать дорогу принадлежит нашим дочерям.

Я ущипнула его за ногу, давая попять, что его идея была не слишком благоразумной, но он все же продолжал стоять на своем и поинтересовался мнением дочерей.

Как я и ожидала, Маха и Амани тотчас ввязались в спор, потому что обе они выбрали разные маршруты.

Я прошептала Кариму:

– Я же говорила тебе.

Наши дочери с тех пор, как научились говорить, никогда не приходили к соглашению, какой бы темы ни касался вопрос. Про себя я отметила, что с появлением на свет детей в нашей жизни все стало непросто.

Спор был улажен водителем, заявившим, что грузовик, перевозивший яйца, потерпел аварию, поэтому средний путь временно закрыт. Поскольку две из трех дорог были заблокированы транспортом, он предложил нам отправиться по Большому Карнизу.

Амани надулась как ребенок, каковым по сути и была, а Маха с Абдуллой обрадовались. По дороге они глазели по сторонам, любуясь красотами, о которых уже позабыли, так как последний раз были в Монако три года назад.

Большой Карниз был построен Наполеоном, который заставил своих строителей повторить дорогу древних римлян. Наш путь пролегал вдоль южного склона Приморских Альп, вид был изумительный.

Я сказала, что после коричневых и бежевых красок стран, расположенных в пустыне, пышная зелень Европы приятна для моих глаз.

Амани мои слова восприняла как оскорбление дома пророка, и Карим, потерявший терпение, настоятельно попросил дочь оставить религиозное истолкование простых житейских замечаний.

Про себя я подумала, что моя собственная дражайшая дочь становится совершенно невыносимой. Я любила ее больше, чем когда бы то ни было, но бывали времена, когда я испытывала к ней чувство, граничащее с отвращением.

Оно было вызвано чересчур повелительным и высокомерным в своей добродетели поведением Амани.

Довольная тем, что наше путешествие в ограниченном пространстве автомобиля подходит к концу, я была счастлива увидеть своих сестер – Сару, Тахани и Нуру. Лимузин обогнул подъездную аллею и подкатил к фасаду виллы. Как приятно было мне, что все три сестрицы стояли у дверей особняка, с нетерпением ожидая нашего приезда..

Но моя радость скоро испарилась.

– Риму забрали в больницу! – объявила Нура, едва мы успели обменяться приветствиями.

– Что случилось? – спросила я, пытаясь угадать, какая болезнь могла поразить пятую по возрасту сестру.

– Она получила травму, – сказала Сара, взяв на себя смелость сообщить эту весть, и обменялась многозначительными взглядами с Hypой.

– Да? – проговорила я так тихо, что сама еле расслышала свой голос. У меня сразу же промелькнула мысль об автомобильной катастрофе, так как аварии па дорогах в Саудовской Аравии, по которым молодые мальчишки с безумной скоростью гоняют на машинах, были едва ли не основной причиной смертности.

Мы с сестрами стояли молча и лишь изредка бросали друг на друга неловкие взгляды. Я переминалась с ноги на ногу и ждала, что кто-то наконец просветит меня относительно состояния сестры.

В стороне от нас стояли Карим и Асад. Они тоже смотрели на нас, но ничего не говорили.

Никто так и не обмолвился ни единым словом, и у меня засосало под ложечкой. Неужели сестра умерла, а в моей семье не было никого, кто набрался бы храбрости сказать мне об этом?

Наконец я слабо спросила:

– У нее серьезная травма?

– Нет, серьезной опасности для жизни она не представляет, – заверила меня Нура.

Арабская манера избегать плохих вестей всегда сводила меня с ума! Я чувствовала, как во мне закипает желание закричать, чтобы кто-нибудь рассказал мне все, что было известно, и избавил меня от невыносимой муки выуживать обрывки сведений из моих упрямых сестер.

– Что случилось? – потребовала я ответа. – Я готова услышать все, что угодно, только бы не мучаться сомнениями!

Мои сестры как-то странно переглянулись. Было ясно, что Рима умерла!

– Зайдем внутрь, – предложил Асад и нежно прикоснулся к руке Сары. – Я распоряжусь насчет чая.

Вслед за Сарой я прошла в особняк, не обращая внимания на комнаты, по которым проходила. Все мои мысли были о бедной Риме. Пятая дочь нашей семьи всегда вызывала всеобщую симпатию. С момента рождения она никогда не отличалась особыми талантами или красотой. И если на лице моей сестры не было шрамов или каких-то изъянов, то все же ее внешность не возбуждала зависти других молодых матерей.

Нура однажды призналась мне, что Рима была единственной дочерью, которую наша мать не считала нужным защищать голубым камнем, который, как считалось, отводил злых духов, ибо кто мог пожелать зла ребенку столь непривлекательной наружности?

Кроме того, уже с детства было ясно, что Аллах наградил ее тяжелой фигурой, которая стала предметом ядовитых насмешек со стороны бесчувственных детей.

Из девяти моих сестер Сара самая красивая. Еще четыре отличаются замечательной внешностью, три других привлекательны, еще одна элегантна и грациозна, но Рима совершенно лишена каких-либо признаков красоты. В семье из десяти дочерей Рима была самой непривлекательной, она никак не отличалась ни в школе, ни в играх. Единственное совершенство, которого она достигла, состояло в умении так же хорошо готовить, как наша мама. Она создавала прекрасные арабские и французские блюда, которые, к сожалению, ничем не могли помочь ее полнеющей фигуре.

Живя в стране, где ничто так не ценится, как женская красота, Рима не была оценена по достоинству.

Как только мы разместились в гостиной, Карим с Асадом оставили нас одних, а сами пошли распорядиться насчет чая. Когда дверь за ними закрывалась, я слышала, что Асад что-то тихим голосом сказал моему мужу, и поняла, что Карим узнал о судьбе Римы прежде ее собственной сестры.

– Я должна знать правду. Скажите, Рима умерла?

– Нет, – ответила Нура. Однако по мрачному лицу сестры я догадалась о серьезности ситуации.

– Ее избил Салим, – наконец сказала Тахани.

Я почувствовала, как похолодело мое тело. Hyp а добавила:

– Нашу дорогую сестру жестоко избил ее собственный муж.

– Но зачем понадобилось Салиму причинять Риме вред? – недоумевала я. – Несомненно, она не могла дать ему повода!

Как многие непривлекательные внешне люди, Рима обладала миролюбивым нравом и всегда стремилась к тому, чтобы все вокруг чувствовали себя хорошо и были довольны. Она вела себя так, что ее непривлекательность становилась незаметной, а доброта и мягкость, напротив, вызывали всеобщее восхищение.

Салим? У меня в голове возник образ мужа Римы. Салим, как и Рима, не отличался физической красотой. Но он был известен как весьма спокойный, мягкий человек. Как говорится: «Для каждого горшка найдется крышка». Салим считался для Римы идеальным спутником жизни. Было похоже, что их союз вполне устраивал обоих. Его жестокость была совершенно неожиданной и никак не вписывалась в характер Салима.

Я высказала Нуре пришедшее мне на ум единственно возможное логическое объяснение случившегося:

– Что, Салим потерял рассудок и поэтому напал на Риму?

Я совершенно не была готова к тому, что услышала.

Примерно год назад Рима призналась Нуре в том, что ее снедает, лишая покоя, тяжелая тайна. Рима сказала, что ее дорогой муж подвергался причудливому изменению личности, которое началось со странного беспокойства и чувства неудовлетворенности. Внезапно довольного всем Салима охватила черная меланхолия. Если раньше он был счастлив дома, то теперь стал раздражителен, придирчив к жене и четырем детям. Его больше не интересовала работа, и он на протяжении многих дней мог подолгу оставаться в постели, валяясь иногда до полудня. Салим оказался в плену у собственных эмоций, которые всей семье мешали жить нормальной жизнью. Тогда как привязанность Римы к мужу с годами супружества усилилась, Салим с холодностью признался жене, что никогда не любил ее, что чувство любви ему вообще не знакомо, а женился он на ней исключительно из-за престижности ее имени.

Беспричинную враждебность Салима Рима встретила с преданной любовью и искренней озабоченностью. Рима сказала Нуре, что опасается, как бы у Салима не было мозговой опухоли или нарушения обмена веществ. Иначе по какой другой причине человек может измениться таким коренным образом, если не перенес в жизни никакой травмы.

Рима умоляла мужа обратиться за врачебной помощью. Но вместо того, чтобы попытаться найти выход с помощью профессионалов, Салим еще больше увязал в своих проблемах. Салим, человек, который практически не употреблял алкогольные напитки, начал выпивать с пугающей частотой. Напившись, он проявлял жестокость по отношению к Риме и их старшей дочери.

Рима высказала предположение, что, возможно, в скором времени ее ждал развод и расставание со старшими сыновьями, потому что Салим пригрозил ей, что собирается освободиться от Римы, так как только в этом видел для себя выход из своего несчастья.

Посоветовать Нура ничего не могла, потому что никто не мог обратиться к Салиму, не усугубив тем самым и без того сложное положение. Его семья недавно обратилась к Нуре с предложением выдать ее дочь замуж за одного из их младших сыновей. Но помолвка не состоялась, поскольку Ахмед и Нура уже нашли для дочери другого жениха. С этого времени семья Салима обиделась, хотя причины для того не было, и держалась от них на расстоянии.

Нура сказала, что, хотя Салиму удалось собраться и взять себя в руки настолько, что он смог приступить к работе, его презрение к Риме только возросло. Салим все чаще предпринимал поездки в Юго-Восточпую Азию, и из брошюрок, обнаруженных среди вещей Салима, Рима узнала, что поездки эти никак не были связаны с работой мужа. Салим участвовал в сексуальных увеселениях в Бангкоке и Маниле.

За месяц до случившегося Рима пришла в дом Нуры с побитым лицом и страшной историей. Наша сестра обнаружила мужа в постели с одной из шри-ланкийских горничных. Когда она выразила свой протест, Салим набросился на нее с кулаками и пригрозил отобрать детей, если она осмелится раскрыть рот и рассказать о происшедшем кому-нибудь из его семьи.

Семья Салима отличалась набожностью и религиозностью. Такое поведение сына не могло оставить их равнодушными, они непременно пристыдили бы его, хотя изменить его настрой вряд ли смогли бы.

Хотя многие саудовские мужчины и в самом деле предаются тайным утехам с женщинами, на которых не женаты, ни одна из моих сестер тем не менее не была замужем за мужчиной столь бесчувственным, чтобы вступать в половую связь со служанкой в собственном доме.

Обескураженная Рима, не знавшая, куда обратиться за помощью, в конце концов пошла к египетскому женскому имаму. Она попросила дать ей в письменной форме ответ на вопрос: позволяет ли ислам мужчине вступать в интимную связь со своей служанкой, если он не женат на ней? Она была уверена в том, что если принесет мужу письменный ответ, тот не оставит без внимания религиозный запрет. Пойти против учения Корана представлялось нашей благочестивой сестре невозможным!

Рима призналась Нуре, что указание имама собиралась показать Салиму. Нура предостерегла сестру против этого поступка, так как сомневалась в святости Салима.

Я спросила Нуру, не помнила ли она того, что было написано в предписании.

Она ответила, что сняла с него копию для себя и держала вместе с другими материалами религиозного содержания. Кто знает, кому из женщин еще могла впоследствии понадобиться информация такого рода?

Нура сказала, что, насколько она помнила, в постановлении имама однозначно говорится, что ислам не разрешает половую связь между господином и служанкой. Имам сказал, что мысль сама по себе безобразна, поскольку в исламской стране половые отношения могут существовать только в браке.

Имам признавал, что не все происходящее в реальной жизни соответствует требованиям ислама, что он знает немало случаев, когда хозяин, пользуясь своим высоким положением, заставляет служанку подчиняться своему плотскому желанию и удовлетворяет свою похоть таким простым, ничего ему не стоящим способом.

Имам указал, что такие отношения являются запретными и ведут к трем порокам, однозначно осуждаемым исламом. Пороками, о которых ои говорил, являются «любая связь, которая отрицательно влияет па моральные устои общества, или ведет к супружеской неверности, или поражает права любого человека. Сексуальные отношения разрешены исламом только в браке».

Решимость Римы искать поддержку извне вызвала у меня удивление, поскольку от природы она была очень застенчивой.

– Значит, причиной нападения Салима было указание имама? – спросила я сестер.

Нура ответила отрицательно.

– Тогда что же?

Сара заплакала и вышла из комнаты, сославшись на то, что не в состоянии выслушивать все это снова. Тахани тоже поднялась, чтобы последовать ее примеру, но возле дверей стоял Асад, и краем глаза я заметила, как он обнял жену и неторопливо проводил ее в укромное место.

Тахани вернулась и, присев рядом со мной, начала нервно поглаживать меня по руке.

Я подумала, что меня готовят к очень печальному повествованию.

– Врач не все нам рассказал, но отец и Али побывали в его кабинете, где услышали всю правду о случившемся, потому что Салим в конце концов признался доктору в том, что произошло с Римой на самом деле.

Оказывается, Салим только что вернулся из короткой поездки в Бангкок, откуда тайком привез порнографические видеофильмы. Проведя ночь в пьянке и насмотревшись фильмов, Салим захотел заняться с женой сексом, хотя уже давно не проявлял к Риме интереса.

Когда Салим среди ночи растолкал Риму, чтобы заняться сексом, то узнал, что у нее были месячные.

Полуприкрыв глаза, Нура откинулась па спинку дивана.

Как все мусульмане, я знаю, что Коран запрещает половую связь во время менструации. В Коране ясно сказано:

«Они спросили о женских циклах и получили ответ: это порча и осквернение, в этот период держись от женщин подальше, не приближайся к ним до тех пор, пока они не станут чистыми, только после того, как они очистятся, можешь приближаться к ним и иметь их любым способом, в любое время и в любом месте, предписанном Аллахом».

Неужели борьба Римы с мужем привела только к тому, что она была им изнасилована и избита в тот период, когда была запретна для него?

Я видела, что Нура тщательно подбирает слова, раздумывая над тем, что и как сказать. Ее лицо побелело от гнева.

– Салим в пьяном состоянии ужасно разозлился на положение жены и ее отказ, – сестра сделала глубокий, прерывистый вдох. – Султана, Рима была страшно избита, после чего Салим изнасиловал жену противоестественным способом. Доктор в частной клинике сказал отцу, что Салим был настолько жесток, что понадобилось срочное вмешательство хирургов. Риме была поставлена колостома, и всю свою жизнь ей придется носить калосборник.

У меня в беззвучном стоне раскрылся рот. Рима? Искалечена на всю жизнь? Я почувствовала, как во мне закипает ненависть. Теперь я поняла, почему Сара вылетела из комнаты, ведь она сама подверглась такому типу сексуального насилия, когда была в первый раз выдана замуж за садиста.

Я встала и так топнула ногой, что ваза на высокой подставке задрожала и едва не свалилась.

– Если бы Салим был здесь в комнате, я бы с голыми руками набросилась на него, – закричала я, не скрывая ярости. – А что Салим? Его упрятали за решетку?

Тахани прищелкнула языком.

– За решетку? Он муж Римы. Он волен поступать, как ему вздумается.

Лицо Нуры от печали и боли еще больше побледнело. Было видно, что она очень переживает за судьбу своей невинной сестры.

Я запротестовала.

– Но его поведение было недопустимым! Мы однозначно могли бы потребовать религиозного расследования!

Нура посмотрела на меня с большой любовью, смешанной с печалью.

– Султана, ты говоришь, как ребенок. Кто в нашей стране примет сторону женщины, восставшей против мужа? Наши собственные отец и брат сказали, что это личное дело мужа и жены и что никто из нашей семьи не имеет права вмешиваться.

Тахани вздохнула.

– Отец запретил нам рассказывать об этом, но мы решили, что должны, потому что когда ты увидишь ее, то все поймешь по ее состоянию,

Я не унималась.

– Рима должна развестись с ним! Нура напомнила мне о реальном положении Римы.

– И потерять своих детей? Девочки уже достигли половой зрелости, а мальчикам сейчас восемь и девять. У Салима есть право забрать их у матери. И он непременно поступит таким образом. Он уже угрожал ей этим. Султана, Рима без детей умрет.

Когда Нура увидела, что я была по-прежнему страшно обозлена, она спросила:

– Скажи, Султана, а ты смогла бы жить, если бы у тебя забрали детей?

В моей стране при разводе мать имеет право оставить детей только в том случае, если они еще не отняты от груди. В большинстве случаев мать получает опекунство над дочерьми до достижения ими периода половой зрелости. Что касается мальчиков, то им разрешалось оставаться с матерью только до семилетнего возраста. По достижении семи лет мальчик якобы получает право выбора между отцом и матерью. Но, как правило, дети мужского пола, достигшие семи лет, переходят жить к отцу. Мальчики, вступившие в пору полового созревания, должны жить с отцом, независимо от своего желания.

Часто в случае с детьми мужского пола отцы не разрешают матерям сохранять опеку над детьми, независимо от их возраста. Я сама знаю женщин, которые утратили право попечительства над своими детьми, когда они были еще совсем маленькими, и никогда больше не виделись с теми, кому дали жизнь. К несчастью, если отец забирает детей, то нет такой силы, которая могла бы заставить его вернуть их матери.

Я знала, что если Салим откажет Риме в праве видеться с детьми, то моя сестра навсегда будет отлучена от них. Не было такого закона, который мог бы отменить окончательное решение мужа относительно судьбы своих детей.

Подумав о тех возможностях, что открылись бы для нас, заручись мы мужской поддержкой, я даже застонала. Если бы только мужчины нашей семьи, отец и Али, встали на защиту Римы, ее положение в переговорах значительно укрепилось бы. Но поскольку и отец, и брат считали, что мужчина в своей семье может делать с женщинами все, что ему заблагорассудится, то полагаться на помощь с их стороны Риме не приходилось.

Настал серьезный момент.

– Может быть, разум вернется к Салиму? – предположила Нура.

– Никогда не пытайся расправить собачий хвост. Напрасно будешь стараться, – пробормотала Тахани, не обращаясь ни к кому в частности.

После продолжительной дискуссии мы с сестрами пришли к выводу, что нам нужно вернуться в Эр-Рияд. Мы решили, что мужей вместе с детьми оставим в Монте-Карло, а сами следующим утром вылетим в Саудовскую Аравию.

Поздно вечером Карим попытался развеять мое упадническое настроение, заметив, что от полученных травм сестра не умерла, а там, где была жизнь, там существовала надежда на перемены. Он сказал, что наступят лучшие дни и что Салим, по его мнению, переживает период мужского климакса, который вскоре должен кончиться.

Карим очень опечалился, когда я пообещала, что нападение Салима на кроткую Риму не пройдет ему даром.

Пытаясь как-то облегчить мое тяжелое состояние, он пошутил:

– Султана, я не желаю видеть, как ты точишь для Салима меч палача! Ты должна сохранить Салиму жизнь.

Муж мой продолжал еще что-то говорить, но я слушала его и не слышала, так как со скорбью в сердце думала о том, сколько же невежества еще было на земле, ставшей родиной великой религии.

Глава 12. Дома

В международном аэропорту имени короля Халида, расположенном в двадцати двух милях от центра Эр-Рияда, нас встречал брат. Али казался очень озабоченным, он коротко проинформировал нас о том, что мы немедленно будем доставлены в частную клинику, где сможем навестить Риму. Сегодня, по словам Али, ей было особенно плохо, и с раннего утра она она спрашивала Нуру.

Дорога была переполнена транспортом и отняла у нас более часа. Каждая из нас думала о Риме. В начале пути разговор у нас не клеился, мы обменивались только скудными фразами.

Али, уставший от молчания, признался нам в том, что и сам переживает семейный кризис. С тенью раздражения в голосе мой бесчувственный брат сказал, что несчастье с Римой произошло в самый неподходящий момент. Он добавил, что чувствовал себя страшно неудобно из-за необходимости вмешательства в личную жизнь Салима. Совершенно искренне Али никак не мог взять в толк, что такого сделала Рима, что вызвала такую ярость мужа.

Во всем случившемся Али винил только Риму!

Я не могла держать язык за зубами и заметила:

– Али, с каждым днем твое невежество растет, а ум тает!

У меня зачесались руки, так мне хотелось огреть брата, но я ограничилась тем, что мысленно выругала его. Али был всего на год старше меня, но выглядел по крайней мере на десять лет старше. Лицо его испещрили морщины, а под глазами были мешки. В юности Али был красив и очень гордился своей внешностью. Достигнув зрелости, он слегка располнел, у него появился двойной подбородок. Беспутный образ жизни Али, не знающего себе ни в чем отказа, наложил явный отпечаток на его лицо и фигуру. Мне было приятно видеть, что от его физической привлекательности почти ничего не осталось.

Лицо старшей сестры помрачнело, и голосом, полным нежности и тревоги, она поинтересовалась у брата, что случилось.

Из всех десяти сестер только Нура искренне любила Али. Чувства остальных девяти сестер варьировались от жалости, презрения и зависти до открытой неприязни. Мы хорошо понимали, что от нападок брата Нуру защищала разница в возрасте: она была старшим ребенком в семье, а Али – одним из самых младших.

К тому времени, когда Али родился, Нура уже была замужем и имела собственных детей, что спасло ее от несносного поведения избалованного брата. К тому же Нура унаследовала мягкий, добрый характер нашей матери. Она относилась к той немногочисленной группе людей, которые заранее прощают ближних, принимая самые жалкие объяснения непростительных поступков. Поэтому реакция Нуры на замечание Али отличалась от реакции остальных трех сестер.