— Зачем? Кому всё это могло пригодиться?
      — Дьявол, наверное, из меня плохой оратор. Последнюю сотню лет люди бьются, чтобы раскрыть тайну внеречевой коммуникации, но не продвинулись дальше отгадывания пары игральных карт сквозь свинцовую трубку или передачи простейших фраз. И даже в самых успешных сериях верные ответы так называемых экстрасенсов приближались максимум к тридцати процентам. При этом речь шла о передаче чисто конкретных понятий — свет, тепло, круг, квадрат… Но то, что у гомо сапиенса называется неким волшебством, аномалией, в полной мере присуще прочим теплокровным.
      Вдумайся, что произошло за последние тысячелетия. Развился разум, склонный к бесконечной критике, к скептическому анализу, не оставляющий места для сверхчувственного. Анализ общежития породил то, что мы называем нравственностью: гибкий, личный для каждого свод правил. Но человеку этого оказалось мало. Он облек правила в жесткие рамки и обозвал это этикой. Замечательно, правда? Эти две так называемые философские категории, как ни странно, только нарастили забор между человеком и природой. Становится модным отгораживать себя от природы, с глупой гордостью упирая на различия между человеком и любыми другими видами. При этом сравнения всегда не в пользу животного мира. А что в результате? Самые передовые гуманистические манифесты заканчиваются разбоем. На какую свалку следует выкинуть великую германскую философию, скажи мне, Боб, если она завершилась мировой войной и Холокостом? И покажите мне вид в природе, что занимался бы подобным самоистреблением!
      — Женя, ты не уговоришь мир следовать Библии!
      — Мое ремесло, к счастью, не моральные проповеди, а биофизика и биохимия. Не перебивай, тогда я закончу. Так вот, мы повторяли опыты тысячи раз, компьютер ежесуточно вносил изменения в работу… э-э-э… стационарного датчика, но обезьяны не реагировали. Мы отталкивались оттого, что животные более чувствительны, и есть шанс найти характеристики поля, соответствующие их восприятию. Однажды ночью в лаборатории второго отдела дежурил мой аспирант из университета. Неплохой парень, но у него были проблемы из-за алкоголя. Поэтому сначала мы списали случившееся на его неадекватное поведение. Около часа ночи лаборант покинул корпус и какое-то время находился на крыше, там у нас имеется специальная беседка для отдыха. Он не имел права оставлять пост, но, скорее всего, ему стало плохо от спиртного… уже неважно. Впоследствии он уверял меня, что минут на пять отошел в туалет. Так вот, когда он вернулся, в одной из клеток дымились провода, питавшие реле поилки.
      Для таких ситуаций существует должностная инструкция: вначале следует оповестить дежурного оператора базы и уже после действовать по пожарной схеме. Этот порядок задуман специально для того, чтобы оператор ни в коем разе не оставался бы в неведении. Пусть ты потеряешь при пожаре несколько лишних секунд, пусть что-то сгорит, но дежурный запустит систему оповещения, включит гидранты и так далее… В противном случае, если с огнем или другими катастрофами начать бороться в одиночку, можно потерять весь комплекс. Я лишь хочу сказать, что этот парень, Тенесси, инструкцию знал назубок. Он, вообще, не был лентяем или разгильдяем. Да, он мог явиться на дежурство не вполне трезвым или неделю ходить небритым, или позволить шимпанзе украсть у себя очки, одним словом, он из той когорты людей, что садятся на собственную шляпу. Но нарушить правила — никогда в жизни. Мы слишком строго отбираем людей. Поэтому, когда пришлось его уволить с формулировкой «за халатное отношение к служебным обязанностям», и мне, и шефу было очень стыдно.
      Так вот, правила были нарушены. Он позаботился о безопасности животных, открыл им доступ в резервный вольер, наполнил кормушку. И отключил питание. Крысы унюхали пищу и перебежали в соседнее помещение. После чего Тенесси отправился в ремонтный блок за инструментом. Обрати внимание, я передаю это с его слов, дело происходило в два часа ночи. В лаборатории установлены две камеры, выводящие изображения в пультовую первого отдела, где сидит охрана. Но камеры дают лишь общий обзор — коридора, обеих дверей в соседние помещения и поста лаборанта. Позже мы вместе просматривали пленку, на ней хорошо видно, как Тенесси поднимается по винтовой лесенке, производит обязательный обход верхнего яруса, где живут резусы, затем покидает помещение. Спустя время он возвращается, что-то делает у клеток, открывает дверь в ремонтный блок и вновь появляется с автореле и соединительными муфтами в руках. Испорченное хозяйство он сложил у себя на столе, рядом поставил кейс со слесарным инструментом.
      Офицер охраны не обязан следить за манипуляциями лаборантов, но одно он утверждал безапелляционно — не было ни дыма, ни огня, да и сам Тенесси не проявлял ни малейших признаков поспешности. Напротив, вел себя крайне медлительно. Так вот, утром я приехал на базу и заслушал отчет о происшествии; лаборант правдиво отразил всё в журнале и продублировал на компьютере. Ты уже догадываешься?
      — Никакого пожара не было?
      — Верно. Он демонтировал часть оборудования клетки, что-то выкинул в ящик для отходов. К счастью, база полностью утилизирует мусор, а то, что не подлежит сожжению, опечатывается в специальном хранилище и только после проверки доставляется наружу. Когда Тенесси понял, что натворил, он едва не сошел с ума. На парня было страшно смотреть, он уверил себя, что одержим белой горячкой. Еще хуже ему стало, когда мы догадались пересчитать крыс. Из смежной секции, куда он перевел их ночью, исчезло восемь штук.
      — А они…
      — Мы всех нашли. Животные погибли от внутреннего кровоизлияния в мозг. Они сумели выбраться в четвертый коридор, соединяющий лабораторный корпус с кухней. При этом металлическая дверь, которая должна быть постоянно на замке, и задвигается автоматически, если ее не закрывать в течение пяти секунд, их не остановила. На двери нет ручки, замок приводится в действие картой.
      — Кто-то им открыл?
      — Кроме Тенесси, сделать это было некому. На базе присутствовали еще три человека. Мой друг, Эдвард Сноу, не покидал поста оператора, охранник также не отлучался. Кроме них остается второй дежурный лаборант, из четвертого отдела. Но… Видишь ли, компьютер системы безопасности следит за всеми перемещениями. Никто из троих не пытался проникнуть в лабораторию. Это еще не всё… Посмотри по карте, не этот ли поворот? — Юджин притормозил.
      Направо ответвлялась полузаросшая проселочная колея.
      — Да, только на экране дорожка исчезает, а потом опять появляется. Мы не проедем.
      — Проедем, просто сверху ее не видно сквозь лес.
      — Юджин, может ответить? — Боб указывал пальцем на приборчик Бобра. На экране мерцали сразу три флажка. — Я пока, на всякий случай, выдернул микрофон.
      Ковальский секунду раздумывал, затем решительно направил машину под откос. Словно дождавшись, когда колеса потеряют устойчивое сцепление, по крыше джипа забарабанил дождь. Не успел Ковальский задвинуть стекло, как левая сторона тела насквозь промокла.
      — Это Пеликан, они живы… — Юджин прикусил язык, машина подпрыгнула на огромной коряге. — Передай ему наше положение, там сбоку ползут цифры, видишь? Скажи, что уходили от полиции, а Бобер нас покинул.
      Кон со страдальческим видом воткнул в ухо наушник.
      — Он кричит, чтобы мы сами не вздумали соваться в джунгли, чтобы ждали их.
      — Дай-ка мне! — Косясь в запотевшее стекло, Юджин повернул к себе экран пеленгатора. Так и есть, красный крестик больше не двигался. — Или у Инны сломалась машина, или они нарочно покинули автомобиль и уходят пешком…
      Минуту ехали молча, мокрые листья хлестали по бортам. Просвет сузился, обе колеи впереди стремительно заполнялись водой, машина начала буксовать. Ковальский включил второй мост.
      — Ты не закончил про крыс.
      — Да… Они погибли. При этом успели перегрызть соединительный кожух принудительной вентиляции, работали единой командой. Нам пришлось разбирать трубу, которая вела к козырьку над одним из автоклавов, и вытряхивать их оттуда. Их крысиные мозги не выдержали нагрузки.
      — Нагрузки?
      — Да. Накануне именно эти животные подвергались стимуляции. Видимо, компьютер подобрал нужное сочетание, иного объяснения мы не нашли. Но обратной связи не последовало, днем крысы вели себя обычно, никак не прореагировали, точнее сказать, они не захотели дать понять, что слышат Панча. И компьютер продолжил перебирать варианты, нужное сочетание было утеряно.
      — Кто такой Панч?
      — А… Так мы, шутя, называли активный контур. Так вот, крысы не просто выбрались в коридор. До того они преодолели магнитную калитку вольера. Открыть ее изнутри практически невозможно, проще перегрызть прутья. Мы заставили Тенесси указать в рапорте, что он торопился и по небрежности неплотно закрыл калитку.
      — Зачем вы это сделали?
      — Иначе пришлось бы признать, что восемь подопытных грызунов заставили человека поверить в пожар и отпереть им обе двери.
      Роберт надул щеки. Почесал в затылке.
      — Они действовали вполне логично, в рамках той информации о лаборанте и помещении, которая им была доступна, — перекрикивая нарастающий рев стихии, продолжал Ковальский. — Они поняли, что человек боится пожара. Они сделали вид, что интересуются пищей, и перебежали в мобильную секцию. Кормушка так и осталась нетронутой. Передвижные секции установлены на специальных тележках, чтобы легче было курсировать между лабораториями, и дверцы в них открываются вручную. А в стационарной клетке раздача корма и уборка происходят автоматически. Для того чтобы открыть калитку, требуется с поста лаборанта, через компьютер, ввести код. Такие тонкости крысиному уму оказались недоступны, но, очевидно, кто-то из них помнил, что из мобильной клетки сбежать легче. Точно так же с выходом в пищеблок. Они вырвались в коридор, дверь захлопнулась, дальше контролировать разум Тенесси они не смогли и вернулись к привычным инстинктам. Нашли слабое место и принялись грызть прорезиненный кожух.
      — Юджин, у меня в детстве была крыса, она никуда не убегала. Они же белые, домашние, им не выжить на улице.
      — А я разве утверждал, что они торопились в канализацию? — Ковальский вдруг почувствовал настоятельную потребность закурить. — Никому неизвестно, куда они шли.
      — А другие звери? Ты сказал, там были макаки?
      — И обезьяны, и собаки подвергались иным режимам стимуляции. Иногда я думаю, что нам крупно повезло… Протри стекло, пожалуйста! — Юджину совсем не нравилось установившееся затишье. Небо на западе стало практически черного цвета. Пока что внедорожник справлялся, но если ударит так, как случается в тропиках, они завязнут…
      — Почему повезло? — Кон дважды чихнул.
      — Потому что шимпанзе гораздо умнее крыс. Ты не заболел, Боб?
      — Да, хреново что-то. И сволочь какая-то укусила, трясет… Елы-палы, выходит, вы искали причины телепатии, а нашли, как одним махом повысить уровень интеллекта!
      — Мы нашли всего лишь восемь трупов грызунов в воздуховоде и тридцатилетнего мужчину в полуобморочном состоянии. Чтобы заявлять об открытии, нужны не дохлые крысы, а серия доказательных опытов.
      — Короче, больше такой вариант не повторился?
      — Нет. Мы продолжали эксперименты в узком кругу, но безуспешно. Шеф решил, что нельзя предавать событие преждевременной огласке, она круто изменила бы весь ход работ, возможно, до проведения проверки на уровне министерства вообще прекратилось бы финансирование. А в этом случае на секретности можно ставить крест: информация попадает в прессу — и территория на десять миль вокруг базы превращается в пикник для тысяч «зеленых». Природный феномен предстал бы в совершенно ином, угрожающем свете. А потом писаки пронюхали бы о рецепторах, что тогда? Кого интересует гуманитарная перспектива моей деятельности? Следовало сначала разобраться самим. Кроме того, поставь себя на место Тенесси. Скорее он согласится подтвердить под присягой, что был мертвецки пьян, чем признается, что выпустил на волю монстров. Боб, ты знаешь, что такое крыса?
      — Не продолжай, я с ними хорошо знаком!
      — Тогда ты не упрекнешь меня в трусости. Мы предпочли уволить парня вместо того, чтоб прочесть о себе, что «Сатанинские наследники доктора Моро готовят отряды серых убийц», или еще похлеще, наподобие твоего обвинения в зомбировании.
      — Я погорячился. Смотри, это не их тачка?! — Ковальский ударил по тормозам, из-под колес вылетел фонтан грязи. В сторонке из кустов торчал кусок серого багажника. Напарники склонились над картой, но прибор показывал сплошную облачность.
      — Ни черта не видно, тучи!
      — Выходим, надо проверить… — Ковальский, оскальзываясь, первым добрался до машины, потрогал капот.
      — Это они, серая «саратога».
      Он дернул дверцу, заглянул в салон. В нос шибанул кислый звериный запах. На заднем сиденье валялись открытая сумка с женской одеждой, атлас, рассыпанные кукурузные хлопья.
      — Женя, я нашел их следы! Они поперли прямиком в лес! — Кон прошел дальше, к зарослям, и указал на обрубленные лианы. Руки он спрятал под мышками, его всё сильнее знобило. Юджин вернулся за пеленгатором.
      — Офигеть, это не лес, а сказка, — Роберт восхищенно озирался. — Как тут ходить-то? Елы-палы, никогда не думал, что вляпаюсь в такую лабуду…
      — Нам придется сказать Моряку, кто мы такие, если он еще не знает. Возможно, он сумеет увидеть их сверху.
      — Пеликан приказал ждать…
      Оба топтались у края, не решаясь шагнуть во влажную, сумрачную глубину. Ковальский опустил глаза. Дождь уверенно набирал силу, где-то далеко ударила первая молния. Сквозь дробный перестук капель донесся еле слышный рокот мотора.
      — Неизвестно, кого мы тут дождемся… С девушкой они не смогут быстро передвигаться сквозь чащу, тем более третий — тоже женщина. Если мы побежим, то успеем их догнать.
      — Это не женщина! — Роберт присел на корточки, сзади на шее у него вздувались следы укусов. — Тут два разных мужских следа. Один на шиповках, размер, как у меня, сорок третий. А вот другой помельче, но тоже мужской.
      — Бывают и женщины с крупной стопой!
      Они уже пробирались гуськом по еле заметной тропке, здесь Юджин без споров уступил главенство Бобу. У того оказался потрясающий трапперский нюх. Не снижая скорости, лохматый рокер молча показывал Ковальскому то свежие щепки, то зарубки от ножа на ветках, то след вдавленного в землю каблука. Юджин поражался, сколько сил надо было потратить Лису, чтобы прорубить проход. Порой они могли протиснуться только бочком, а на открытых участках переходили на рысь. Потом Кон обнаружил место, где контрольная группа останавливалась на привал. Пакетик из-под орехов, смятая шоколадная фольга, обрывок одежды, испачканный оружейным маслом. В вышине, скрытой многоярусной зеленой подушкой, нарастал звонкий шелест. Ливень еще не мог как следует пробиться к земле сквозь кроны деревьев, но птицы разом затихли, и Юджин слышал только свое сиплое дыхание.
      Он не подсчитывал, сколько времени прошло, но когда впереди замаячила прогалина с тремя замшелыми валунами, организм запросил пощады. Боб не стал корчить атлета и тоже молча рухнул на камень.
      — Правильно идем… И здесь они были. Видишь, веночек из травок, это Инкина манера.
      У Ковальского не осталось желания разглядывать веночки, он с трудом шевелил пальцами в сырых кроссовках и глядел вниз, в притихшую долину. Тихий барабанный шелест сменился слитным непрерывным грохотом, сзади на пятки наступала сплошная стена воды. Опережая пушечный раскат грома, причудливым белым зигзагом разрезала небо молния; не успел Юджин моргнуть, как за ней вспыхнула вторая.
      — Слушай, я тут с голодухи решил попробовать местный горох. Очень странный, но пахнет вкусно… — Боб показал коричневый стручок, набитый бурыми семенами.
      — Это ваниль, — улыбнулся Ковальский.
      — Точно! — Боб озадаченно поскреб в затылке. — Как я сразу не понял?
      — Роберт! — позвал Юджин. — Обещай, что сначала дашь мне с ней поговорить!
      — Чего ты боишься, Женя? — отозвался тот из-за валуна. — Что я на нее с кулаками брошусь? Я же не совсем дурной…
      — Помнишь, ты в Берлине меня спрашивал, доложил ли я начальству, что Инна не одна? Так вот, я доложил, но там было еще кое-что… Она была не просто одна. Вместе собрались три мощных рецептора. Я снял показания и сперва не понял… Так вот, — Ковальский, кряхтя, перевернулся на другой бок. — Я разложил их совместный сигнал… При прогнозе стопроцентного наложения интерференция дала почти точную копию того резонансного воздействия, что уничтожило Панча.
      — Как с крысами? — медленно спросил Роберт, поднимая брови.
      — Именно. Об этом я и сообщил. Сперва я предложил немедленно заглушить генератор, но потом понял, что это неправильно. Компьютер сделал расчет, и у меня на руках оказалась готовая формула, прекрасная чистая мелодия. Я вспомнил, мы упустили тогда одну мелкую деталь: первый раз мы подвергли обработке сразу восемь животных. Чистая случайность, как и открытие пенициллина… Крыс, очевидно, должно быть минимум восемь, а человеческих существ достаточно троих. Три рецептора, находящихся рядом, синхронизируют ответный Юкатану сигнал, а плотность потока возрастает не в три раза, а в квадрате! Раньше считалось, что мозг рецептора не может существовать в непосредственной близости от «генератора» подобной мощности, но последний «ответный залп» убедил меня в обратном…
      — Ты хочешь сказать, что моя жена теперь должна резко поумнеть, вроде твоих мышей?
      Ковальский вытер мокрое лицо.
      — Я заглянул в календарь. На сегодня придется самый мощный резонанс за последние двадцать шесть лет. Я хочу сказать, что многое бы отдал, чтобы быть рядом с твоей женой в момент наложения. И я хочу сказать, что после этого прежней Инны Кон, возможно, ты не найдешь.

20