…Женщины надоедливые.
      Женщины истеричные и вечно подозрительные.
      Женщины, сами не знающие, чего они хотят, и запутывающие этой проблемой окружающих мужчин…
      Сил нет постоянно думать о ней.
      «Опель» соскользнул с монорельса, выдвинул шоссейные колеса и запросил подтверждение маршрута. Человек на заднем сиденье высунул голову из колпака театра, рассеянно выглянул в окно и перепоручил управление пилоту. Машина перестроилась в первый ряд, спустилась в петлю развязки и замерла на третьем ярусе гостевого паркинга. Здесь, в холодных этажах, держали транспорт небогатые жители района. Но хозяин «опеля» три месяца назад перешел на новую работу и всерьез подумывал абонировать теплую ячейку, поближе к собственной парадной. Не потому, что стал гораздо больше получать. Просто, покинув госслужбу, он лишился некоторых привилегий, в том числе права оставлять машину на ночь перед домом.
      Вспыхнул зеленый индикатор зарядки, за багажником опустилось жалюзи гаражной секции, а Януш продолжал сидеть, уставившись в одну точку. О Ксане он не думал. Он чувствовал, что не в состоянии рассуждать о ней отстраненно, всякая попытка анализа неизбежно приводила к внутреннему тремору.
      …Чего ей не хватает?
      …Почему она не в состоянии прожить неделю без своих вечных нападок? Почему приходится сотни раз повторять, что он ее любит, и демонстрировать это всеми доступными средствами?.. И он действительно ее любит, но это никак не спасает от очередной субботней разборки. Когда же это началось?
      Вот опять… Стоило углубиться в проблему на миллиметр, у него словно туман в мозгах разлился. О Ксане невозможно было рассуждать спокойно. И куда она подевалась после вчерашних воплей?..
      Януш захлопнул дверцу, приложил ладонь к панели подъехавшего заправщика и ступил на эскалатор. Не успел он перешагнуть порог квартиры, как на всех скринах заблистала лоснящаяся физиономия шефа.
      — Полонский, почему не отвечаешь на вызовы?
      — Прошу прощения, случайно отключился. — Януш топтался в коридоре, ожидая, пока коврик закончит стерилизацию обуви; лицо Гирина таяло за спиной и появлялось то на стенке платяного шкафа, то на барной стойке в кухне, то на потолочном зеркале.
      — Георгий Карлович, вы меня и в туалете будете преследовать?
      — Пока не увижу отчет.
      — Отчет не готов. Возникли непредвиденные обстоятельства.
      …Где эта ненормальная?
      Неужели она до сих пор не возвращалась? Ксанка получает кайф, когда я в панике рыскаю по всем притонам. Теперь с каждой минутой я буду чувствовать себя все хуже, буду представлять, что с ней могло случиться…
      Гирин почесал двойной подбородок. У председателя экспертного совета была отвратительная манера не слышать слов собеседника, когда он не хотел их слушать.
      — Дружочек, если тебе нужна помощь секретарши для составления отчета, я ее к тебе на дом пришлю.
      Януш сосчитал до десяти, включил кофеварку, затребовал у «домового» меню и повернулся к ближайшему скрину с почти искренней улыбкой:
      — Георгий Карлович, я просил у вас санкцию на допрос перформеров из сценария «Халва».
      Гирин снова почесался. Януш пожал плечами, стянул свитер и отправился в душ. На полупрозрачной пленке кабины немедленно появилась знакомая жирная физиономия. Януш отвернулся и начал намыливать голову. Он попытался вспомнить хотя бы одно положительное качество своего нового шефа. Гирин «тыкал» всем подчиненным и с ласковой улыбкой говорил унижающие их гадости. Причем проделывал это столь изящно, что формально обижаться было как бы не на что. Гирин делал вид, что не слышит, когда ему возражали. Гирин противно чесался и ухитрялся потеть даже зимой. Он имел дурную привычку «доставать» своих сотрудников среди ночи и в выходные дни.
      — Полонский, с равным успехом ты можешь допросить электронного кота или «домового».
      — Но перформер юридически дееспособен!
      — Ограниченно, дружок, ограниченно способен! Что такое «непредвиденные обстоятельства»?
      …Она не возвращалась ни сюда, ни к себе, и стыдно запрашивать городской поиск, словно отлавливаешь мелкого неплательщика! От меня она свой маячок прячет! Конечно, «расческа» Управления ее определит через сорок секунд, но… опять скажет, что я достаю ее своим архаичным мужским шовинизмом…
      Януш намылил спину и подставил лицо горячим струям. В режиме «торнадо» душ массировал тело сразу с шести точек. На овальном цветном табло копейки с бешеной скоростью складывались в рубли.
      — Костадис предложил мне работу.
      — Кому ты нужен, дружочек, кроме нас?
      — Вы знали, что он состоит в Совете обороны?
      — Да хоть в обществе любителей мух.
      — Он разбирается в вашей кухне. Намекал, что знает, как устроено шоу.
      Пауза. Гирин почесал нос.
      — Ты смеешься, дружок? В программе путаются сами разработчики.
      — Он подозревает, что перформер вышел за рамки сценария.
      — Закончишь мыться, — позвони мне по закрытой линии.
      Гирин отключился. Кое-какими положительными качествами шеф обладал несомненно. В свое время, принимая Януша на работу, он поручился за отставного следователя перед руководством корпорации. Он водил дружбу со всеми, кто что-то значил в телебизнесе. Что еще существеннее — он поддерживал приятельство с серьезными парнями из Серого дома. А ведь всякому школьнику известно, на кого в городе равняется губернатор… А еще Карлович был гораздо умнее своих начальников-директоров.
      Последнее Гирин умело скрывал.
      …Когда подружка старше тебя на восемь лет и не выглядит, как топ-модель, и по субботам впадает в депрессию, и не может запомнить элементарных вещей, типа твоего любимого парфюма, и наезжает на тебя по поводу и без повода, и соглашается лишь на гостевой брак… Черт, кто за кем должен бегать, в конце концов? Ксана не просто соглашается, она ставит его перед фактом, и он не в состоянии ничего поделать…
      Януш сунул голову в воронку фена и задал компьютеру секретный код. «Домовой» тем временем выплюнул на стол запечатанную тарелку с салатом и несколько ломтиков горячего хлеба. На скрине контроля безопасности Януш видел самого себя в шести ракурсах, неосвещенные комнаты квартиры и площадку перед лифтами. Там беседовали двое мужчин, возле их голов помаргивали зеленые флажки. Оба не находились в федеральном розыске и не имели судимостей.
      Януш вошел в защищенный канал, нацепил массивные очки.
      «Полонский, чего этот старый пердун добивается? »
      «Во всяком случае, не страховой выплаты».
      Януш включил культурный обозреватель второго канала. Мужчины зашли в лифт. Заправщик отрапортовал о полном заряде аккумуляторов автомобиля.
      «У него чешутся руки нас закопать?»
      Януш искал на клавиатуре букву «ж». Защищенный канал связи с начальством не предполагал использование голосового интерфейса. Председатель писал в два раза быстрее. Он был в два раза старше и еще помнил времена, когда все стучали по клавишам.
      «Похоже, до нас ему нет дела».
      «Тогда почему я не вижу отчета дознавателя?»
      …И нет никаких сил от нее отделаться. И даже не потому, что найти свободную женщину становится все труднее. Сейчас и не поймешь, что такое «несвободная», за одно это слово можно схлопотать по морде… Даже не могу толком вспомнить, как это все началось. Такое ощущение, что она была всегда и всегда меня превращала в тряпку…
      Януш вздохнул. Секунду назад он был уважаемым человеком, ведущим дознавателем экспертного совета, подающим надежды спецом, с новеньким креслом в новеньком кабинете, с окладом в четыре тысячи евро. Секундой спустя он встанет на скользкую тропу. Слишком скользкую для бывшего твердолобого мента. Для наивного дурачка, набившего недостаточно много шишек.
      «Потому что это не был несчастный случай».
      Гирин потянулся за сигаретой. Секунды две Полонский видел склонившийся затылок в мелких рыжих волосках.
      «Что мне доложить директору канала, дружок? Сказать, что у дознавателя неважное настроение?»
      На сей раз Януш досчитал до пятнадцати. Гирин курил свой слащавый «эрзац», с интересом разглядывая остывающий завтрак на столе подчиненного. Ведущая второго канала, ухитряясь одновременно говорить бодро, с томным придыханием, сообщила о новом наборе желающих в «Жажду».
      «Георгий Карлович, я просмотрел список заказчиков на текущий месяц. Серьезные люди».
      «Очень серьезные, дружок. Тебе хватит ума не называть имен?»
      «Если у Костадиса не было сердечного приступа, мы рискуем подставиться. Разрешите мне войти в сценарий».
      «Дружок, у заказчика еще в запасе шесть оплаченных дней. Он залечит свою шишку на затылке и получит право еще неделю играть в любовь. Кто заплатит неустойку в тридцать тысяч, если мы сейчас выдернем девушку? Тем более что придется применять насилие. Не забывай: перформер понятия не имеет о дополнительных чипах в организме, пока не отключится таймер! Как ты ее убедишь, что придется залезть в глаз?»
      «Костадис дал понять, что к своим чипам коды нам не отдаст».
      «А что ты хочешь там увидеть? Есть основания считать, что он тебя обманул?»
      «Нет, не думаю. Скорее всего, он рассказал все, как было. Если кто-то и видел больше, то только эта артистка ».
      «Януш, ее уже допросили и отпустили. Никто не вправе задерживать человека более трех часов без предъявления обвинения… Смешно сказать, я втолковываю это бывшему менту! Таймер сработает через шесть дней, она сама придет к нам за остатком денег, и лазер снимет весь ее стрим…»
      «Она могла видеть гораздо больше, чем говорит. Георгий Карлович, у меня такое чувство, что мы делаем большую ошибку. Нельзя было ее отпускать. Помогите мне ее найти… Я попробую убедить ее… в частном порядке».
      С минуту Гирин взирал на собеседника ничего не выражающим взглядом. Фен оторвался от макушки Януша и уполз в потолок. «Домовой» насыпал вуалехвостам свежую порцию корма и запустил в кухню пылесос. Дикторша заигрывала с волосатым юношей, победителем шоу «Двое в тайге». Председатель совета потушил окурок и пощелкал по клавишам.
      «Это исключено по условиям соглашения. Никаких вмешательств в личную жизнь перформера… Но снаружи на „Халву“ можешь взглянуть. Даю тебе сутки, дружок. Доступ с компьютера в моем кабинете. Пропуск начнет действовать через час».
      Дожевывая на ходу бутерброд, Януш бегом спустился на паркинг. Гирин, как всегда, угодил и нашим и вашим. В распоряжение дознавателя предоставлялись все базы данных и каналы связи, а вход открывался с личного рабочего места председателя экспертного совета. Высокое доверие, ограниченное восемью часами утра понедельника. В восемь тридцать в дознании должна быть поставлена точка, а пятеро солидных заказчиков получат доступ к сценарию «Лукум». Новое слово в интерактиве, новые возможности перфоменса…
      Шеф оставил записку с кодами доступа и магнитным ключом от бара. Януш прошелся по кабинету размером с хорошую волейбольную площадку, потрогал фарфоровую четверку коней, несущую на бал Золушку в золоченой карете. Напротив Золушки в простенке коротал дни метровый фарфоровый Дон Кихот рядом с верным толстяком на фарфоровом ослике. Еще штук сорок фигурок помельче напоминали о днях рождения и прочих праздниках. Гирин придумал себе дорогостоящее хобби…
      Януш знал, что за кабинетом следили как минимум четыре угловые камеры, плюс та, что заработает, когда включится компьютер. Но рабочее место шефа было сконструировано таким образом, что сторонний наблюдатель не мог видеть происходящего под колпаком. И наверняка по статусу у Гирина имелось разрешение на отключение федеральной слежки.
      …Невозможно сосредоточиться на работе, когда твоя женщина сначала доводит до изнеможения твой язык, затем ни с того ни с сего доводит тебя до нервного истощения своими придирками, затем снова требует любви, затем отказывается встречаться, затем заявляет, что ты ей надоел, и исчезает на сутки, демонстративно нацепив новое дорогое белье…
      Только запустив обозреватель, Януш заметил на обратной стороне записки еще несколько слов, написанных от руки. Толстый хитрец воспользовался детским шпионским карандашом; через какое-то время чернила должны бесследно исчезнуть. Полонский внимательно перечитал два ряда букв и цифр. Затем, не доверяя своим глазам, уставился на слово «Запомнить!», размашисто подчеркнутое два раза.
      Гирин предоставил дознавателю гораздо больше того, что имел право дать согласно должностной инструкции. Януш надеялся на содействие, но никак не ожидал подобной щедрости. Гирин оставил такие подсказки, что сразу становилось ясно: шеф мыслил в том же направлении. Ничего удивительного. Человек на таком посту обязан иметь нюх, как у лисицы. На этот стол ложились аналитические отчеты по безопасности всех новых программ телеканала. Малейшая ошибка, неточность в рекламе, угроза безопасности клиентам могли стоить миллионов, судебных тяжб и навсегда потерянного реноме. Десятки злопыхателей, почуяв щелку в броне, выпустят когти и уничтожат корпорацию в недельный срок.
      Это только непосвященным дуракам кажется, что фирма незыблема, как ее главный офис. Многое зависит от случайной оплошности. Недостаточно четко внесли в договор, что клиент может погибнуть не только от зубов аллигатора, но и от удара молнии. При вручении приза не учли особенностей налогообложения в соседней стране. Во время трансляции с фуршета защитников прав животных поместили рядом с супругой губернатора, а она была в натуральном горностае. Не забыли взять разрешение у родителей, что их ребеночек примет участие в смертельном шоу, но забыли предупредить, что покинуть сценарий до конца съемок невозможно…
      Януш приложил ладонь к опознавательному сегменту, чертыхаясь, ввел многозначный код. Компьютер шефа не желал подчиняться привычным безмолвным командам. По статистике, восемьдесят процентов пользователей всего мира общались со своими персоналками, «домовыми» и прочими домашними устройствами посредством внедренного под кожу микрочипа. Но Гирин принадлежал к оставшимся двадцати процентам. Он упорно мучался с устаревшим голосовым интерфейсом и совсем уж архаичными клавиатурами. Обладая острым, изворотливым умом и безразмерной памятью, председатель так толком и не научился управлять бытовой техникой, лишенной привычных для него кнопок и регуляторов. В недрах корпорации бродили байки о том, как «толстяк» выехал рыбачить на Ладогу, небрежно привязал катер, а потом не мог три часа подозвать его к берегу. Или как он зимой пригласил в гости корейцев, неправильно скомандовал «домовому», и потрясенные азиаты были вынуждены сидеть у него дома в куртках. Когда делегация, предводительствуемая Гириным, выгрузилась из автобуса, термометры в комнатах показывали минус четыре, цветы погибли, а окна были распахнуты настежь…
      Януш поиграл кнопками на подлокотнике кресла, настраиваясь на долгую неподвижность; массивное седалище шефа требовало гораздо большего простора. Записка тем временем превратилась в пустой листок, но капитан для верности столкнул ее в щель «мясорубки». Над головой с шелестом развернулся колпак кинотеатра, и вкрадчивый женский голос произнес:
      «Добро пожаловать, Георгий Карлович. Доклад секретаря экспертного совета. Чем займемся сегодня вечером?..»
      Полонский не мог сдержать улыбку, настолько девушка была убедительна и правдоподобна. Интересно, что сказала бы настоящая секретарша Гирина, если бы увидела, в каком соблазнительном декольте выступает ее виртуальный двойник? Хлопая длинными ресницами, девушка вышла на подиум, точно диктор перед картой погоды, и указательным пальчиком провела по списку директорий.
      — Сценарий «Халва», — сказал дознаватель.
      Белокурая бестия качнула бедрами и чуть ослабила шнуровку на корсете. На миг Полонскому показалось, что цифровая девушка сейчас скинет одежду и останется в одних чулках. Этот пузатый Гирин, оказывается, большой озорник!
      Но никакого стриптиза не последовало. Погас свет, замурлыкал корпоративный гимн, и перед носом дознавателя затрепетала оранжевая надпись:
      «Проектная группа персонального шоу „Шербет“. Интеллектуальная собственность компании. Все права защищены. Тиражированию не подлежит. Только для руководителей категории „А“. Очередной доступ к ресурсу санкционирован по личному запросу председателя экспертного совета. 8 июня 2049 года, 19.43. Время московское».

      …Я выхожу из душевой и вижу в зеркале ее чуть вздернутый носик и ватку, которой она стирает тушь с ресниц. Она сидит на пуфе верхом. Боковые молнии на брючках расстегнуты, и видно, что нет нижнего белья. На ее напряженном личике печать недовольства. Она дает понять, что заметила мое опоздание и что могла бы провести вечер гораздо продуктивнее. Она никогда не замечает собственных «провалов» во времени, своих внезапных смен настроения и своей хронической непунктуальности. Ксана — это пуп земли. Я ее обожаю.
      Нет, такая формулировка будет неполной. Я ею болею. Как-то ночью я проснулся в ужасе. Мне приснилось, что Ксана меня будит, надавив сетчато-чулочной пяткой мне на кадык. Будит и спрашивает, какого черта я не поздравил ее с нашим юбилеем.
      Кошмарное ощущение. Я понятия не имею, какой день в календаре знаменует наше знакомство, и сколько времени мы провели вместе. Если это можно назвать «вместе». Я не помню, когда она заявила, что согласна только на гостевой брак. Она отчеканила, что при одной мысли о постоянном сожительстве с мужчиной у нее начинаются колики. С девушкой, процедила она, еще можно просуществовать некоторое время под одной крышей. Но с парнем…
      Она сказала, что по горло сыта предыдущими романами и что я должен любить ее такой, какая есть. Что только извращенки получают кайф от традишена, когда нужно ежедневно просыпаться в постели с храпящим небритым созданием, сносить его присутствие в ванной, отчитываться за каждый шаг и терпеть упреки в неверности. Так давно никто не живет, за исключением тронутых мамаш, которые вбили себе в тупые головы, что ребенку ежедневно необходим отец. Еще так живут старухи, слезоточивое поколение, выросшее на заплесневелых идеалах мужской доминанты.
      Она намекнула, что не видит радости в том, чтобы мелькать друг у друга перед глазами больше двух вечеров в неделю. Ну ладно, так и быть — трех… Иногда можно и по вторникам.
      Когда я не нахожу ее у себя в постели по вторникам, я болею еще сильнее.
      Самое интересное, что Ксана тоже по-своему привязана ко мне. Я не в силах припомнить, сколько времени мы вместе, но наверняка больше года. Потому что после ранения она ежедневно навещала меня в больнице. А когда я прищучил тех подонков и добился от них показаний против собственного банка, она приезжала каждый день и торчала с журналистами у здания суда. Когда меня выставили из Управы, она не насмехалась и даже днем вела себя, как паинька.
      Ночью она всегда паинька…
      Сейчас она нарочито усердно ковыряет несуществующий прыщик на лбу и ждет моих извинений, чтобы затеять ссору. Ей остро необходима ссора и даже потасовка, потому что потасовка будет означать для нее хороший секс.
      — Ну, и что ты на меня уставился? Никак не сочинишь, что бы такого соврать?
      Впрочем, драться совсем не обязательно.
      Для нее главное — довести ситуацию до такого накала, после которого обоим впору пить успокоительное.
      Из концертных залов и ресторанов мы всегда идем именно ко мне. Я навещал Ксану всего пару раз, и то ждал во дворе. Она не приветствует гостей, Даже меня. А может, как раз именно меня не приветствует в первую очередь. Хотя это странно, до знакомства с ней мне всегда казалось, что женщинам уютнее в собственной крепости…
      — Только не надо мне… мозги, будто на телевидении у тебя тоже сверхурочные работы! Я сижу тут, как последняя дура, уже второй час!
      …Слава богу, у нее же есть принт от моей квартиры! И кроме того, Ксана прекрасно видит мои передвижения по городу, я от нее не закрываю маячок. У нее нет поводов сомневаться, что я проторчал до вечера на службе. Напротив, это я трижды пытался ее вызвонить, но эта вредина упорно не отвечала…
      — Я могу уже, наконец, воспользоваться ванной? И что за манера устраивать парную в доме?! Ты назло это делаешь? Ведь знаешь, что я не переношу жара!
      Она вышагивает из брюк. Ногти на пальчиках ее ног переливаются сиреневыми огоньками в тон узору на брюках.
      Я болею без нее.
      Я болею с ней.
      Кто вообще мог бы ужиться с этой женщиной?
      Любой здравомыслящий человек скажет, что за два часа можно было десять раз искупаться, но она упорно ходит в душ после меня. Даже если ей туда не надо. Нарочно, чтобы лишний раз пнуть меня за бездушие. Но не только из-за этого…
      Если Ксана позовет меня на помощь, значит, настроена миролюбиво. Возможно, что сегодня вечером мы обойдемся без драки. Она раздевается спиной ко мне, очень быстро, по-мужски, я бы даже сказал — по-мужицки, оставляя одежду горкой на ковре. Она так нарочно поступает, зная, что я не терплю хаоса. А еще она знает, что я подниму ее теплые тряпки и зароюсь на минутку в них лицом.
      Я болен ею.
      Когда Ксана наклоняется, я вижу, как по ее бедрам и ягодицам, в переплетениях лилий, ползают трехцветные змеи, а вдоль ложбинки позвоночника, играя язычком, вверх-вниз скользит шустрая ящерка. Ксана любит себя украшать. Три раза в неделю она ложится в массажный студень и до одури сражается с течением в акватурбине. Я не упускаю случая показать, что восхищаюсь ее телом. Ей никто не дает сорока двух, а сзади она смотрится просто одуряюще.
      Рискуя заработать оплеуху, я кладу ей ладони на бедра, пока она воюет со шнуровкой корсета. Мне так нравится, что эти затейливые штучки опять вошли в моду. Пусть они и не сдавливают ребра, а только имитируют жесткость, все равно это невероятно возбуждает. Меня все в ней возбуждает, особенно то, что она любит раздеваться, снимая вначале нижнюю часть одежды. Впрочем, когда Ксана не злится, я раздеваю ее сам. Это моя прямая обязанность в периоды затишья…
      Под ладонями перекатываются мышцы бывшей чемпионки по серфингу. От ее чуточку вспотевшего низа поднимается тяжелая одуряющая волна. Ее запах растворяется в моей крови, дремотной пыльцой обволакивает извилины. Мои коленки уже подгибаются помимо воли, так не терпится зарыться в нее лицом… Но недотрога отпихивает меня и скрывается в ванной. Она включает воду и музыку на полную громкость, а я собираю и развешиваю ее шмотки.
      Кто мог с ней жить раньше? И кто ее вообще, кроме меня, способен вытерпеть?
      Присутствие Ксаны в доме — это всегда маленькая катастрофа. Я дал ей доступ ко всем помещениям и устройствам новой квартиры, хотя сам не успел их как следует изучить. Слава богу, она не может отпереть сейф и оружейный шкаф, иначе и там бы началось Ватерлоо. Зато она по двадцать раз меняет компоновку мебели и окончательно запутала оконные театры. Теперь в столовой постоянно транслируется пустыня с кактусами, а в спальне вид, как из иллюминатора вертолета над ночным Нью-Йорком. Он постоянно кружит, этот вертолет. Если долго смотреть в окно, начинает казаться, что и комната кружит вокруг тебя. Ксана запрещает мне выключать театр; как она выражается, от такого вида ее «прет»…
      И еще. У меня были прекрасные бежевые стены, но она скачала в ресурс «домового» такую программку, что каждое утро я просыпаюсь среди самых фантастических картин. Раньше я никогда бы не догадался, что разработчикам обоев присуща столь бурная фантазия…
      Пусть творит, что хочет, лишь бы не уходила. В спальне обнаруживаю ее выпотрошенную сумку. По всему ковру разбросаны десятки флакончиков с женскими хитростями, тут же шокер в боевом положении, банка минералки, японский словарик, парик, револьвер, салфетки и разноцветные шарики витаминов. «Домовой» у двери моргает уже минут сорок, спрашивая хозяина, нельзя ли всю эту гадость сбросить в мусоропровод. Так и поднимается желание ответить ему «Да!»
      На кухонном столе ее портсигар, в нем четыре набитые папиросы. Это и хорошо, и отвратительно. Отвратительно потому, что ей доставляет удовольствие меня позлить. Я сто раз ей говорил, что офицер милиции не возьмет в рот эту дрянь, даже будь она освящена самим Папой Римским. И мне плевать на решения Совета Европы по легализации, и плевать на решения Думы. Никакая Дума не может меня заставить затянуться травой…
      Хорошо, что Ксана в настроении покурить. Иногда она звонит мне из какого-нибудь бара, где разрешена легальная торговля «травой». Она звонит и до упаду хохочет, и слышно, как ржут ее подружки. Тогда я начинаю заводиться и ревновать ее, потому что пару раз забредал в подобные притоны. Им приносят готовые косяки на подносах, а завсегдатаям могут устроить и что-нибудь покрепче. Если это женский вечер, столик будет обслуживать полуголый красавчик, блестящий от крема, как латунный чайник. Эти парни специально наряжаются в юбки, на манер древнеегипетских воинов, чтобы окосевшие от «травы» и коки дамочки могли невзначай оценить их прелести…
      Когда я слышу, как она хихикает, я требую, чтобы она открыла колпак. Но эта дрянь невменяема, она ни за что не покажется, ее ведь так заводит моя ревность…
      Когда-нибудь я прикончу ее.
      Это не любовь. Любовь — это когда люди приносят обоюдную радость.
      — Ну, тебя долго ждать? — окликает она из ванной. — Я тут околею скоро…
      Я иду потереть ей спину.
      Сегодня мы не будем драться, нынче мы почему-то задумчивые и почти послушные. А предыдущие все вопли — не в счет. Это посторонним показалось бы, что люди дерутся, как кошка с собакой.
      Я намыливаю Ксане спину, а она стоит в моей треугольной ванне и упирается ручками в зеркальную стену. Зеркало запотело, но она проводит ладошкой, и я вижу черные влажные глаза. Про такие говорят «маслины». Когда у Ксаны делаются такие глаза, это значит, что она уже переключилась. Уже можно ее трогать.
      Я шлепаю ее по попке и говорю: левую ногу! Она послушно поворачивается и вытягивает носочек, Ставит пятку на край. Я наклоняюсь и начинаю намыливать, слежу, как рваные клочки пены стекают у нее между грудей. А Ксана следит за мной, прикрыв веки. У нее хорошая грудь, соски маленькие и смотрят почти вверх. А от пупка вниз сбегает тоненькая темная дорожка. Я запретил ей сбривать…
      Другую ногу! Теперь пальчики чистые, я опускаюсь на коленки перед ванной и беру их в рот. По очереди, начиная с мизинца и до большого. Это часть нашего ритуала. Ноги, а особенно пальчики — это то, что заводит ее быстрее всего. Я никогда не купаю ее выше пояса, а она, когда ночует у меня, никогда не моется ниже пояса сама.
      Я втягиваю в себя сразу два, а то и три ее пальчика, и проталкиваю между ними язык. Ксану швыряет влево, словно через позвоночник пропустили разряд. Скольжу ногтями по ее напрягшейся лодыжке, поднимаюсь выше по бедру. У нее каменные мускулы и потрясающе гладкая кожа. Ксана хватается за массивные кольца для полотенец и дышит открытым ртом. В такой позе она похожа на распятого Прометея. Горячая вода бьет на нее из двух горизонтальных сопел, мой халат промок насквозь.
      — Еще! Ну, пожалуйста, что ты делаешь, ты сумасшедший. Еще! Еще…
      — Попроси меня! — говорю я и поворачиваю ее к себе спиной. — Попроси меня как следует.
      Я окунаю ладони в гель и массирующими движениями намазываю ее, от пояса до середины ляжек. Ксана прогибается, ее несусветные ногти скрипят и царапают по зеркалу. Змеи пробираются среди лилий, ящерка показывает мне раздвоенный язычок. Бедра чемпионки, шарики бицепсов. Тысячи волосков поднимаются дыбом в нежных подмышках. На ее предплечьях тоже грядки мокрых волос, их я тоже не позволяю сбривать.