Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Рудимент

ModernLib.Net / Научная фантастика / Сертаков Виталий / Рудимент - Чтение (стр. 5)
Автор: Сертаков Виталий
Жанр: Научная фантастика

 

 


      …Двое парней, вроде как братья, они поклялись на крови, что не расстанутся никогда. И живут в какой-то заброшенной барже, только отношения у них — не сказать, чтоб совсем братские… Честно говоря, я никак не ожидал, что американец позволит мне смотреть про гомиков. Да и про обычный секс. Короче, живут эти двое, милуются, курят травку и колются, и не хотят возращаться домой, к предкам. У одного папа — банкир, но порядочная сволочь. Он сына лупил, не пускал на концерты и не разрешал покрасить волосы.
      Второй чувак, по имени Яманэ, — в том же духе. У него предок заливает улицы асфальтом и хочет заставить сыночка вкалывать в семейном бизнесе. А Яманэ просто тошнит от асфальта. Он просыпается ночью и кричит, а друг зажимает ему рот ладонью. Ему снится, что Токио превратится в спрута, как только асфальт пожрет всю траву и деревья. Тогда асфальту уже нечем будет питаться, и он набросится на жителей. Жуткий капиталистический осьминог с миллионами глаз, ощетинившийся небоскребами.
      Парни спрятались на барже и ждут зиму, чтобы услышать, как поют рыбы. Научно это называется нонконформизм, когда против всех. Вообще, сделано классно, ребята вызывали симпатию. Особенно тот, что с гребнем на лысине.
      Он такую речь проникновенную задвинул в конце, уже когда копы их обложили и бежать некуда. Он мог бы позвонить папашке, и тот бы его мигом вытащил, но вместо этого кидает свой телефон в воду. Он кричит, что имел он этот вонючий Токио, и гребаную работу от зари до зари, и черный лимузин, и костюм с бабочкой! Он кричит, что они всего лишь хотели послушать песни рыб, когда в заливе стихает судоходство. Фильм вроде так и назывался «Зимняя песня рыб», или что-то в этом роде. А Яманэ кричит, что город душит жителей, как бетонный монстр, и папаша его сам мостит новые щупальца, в смысле — асфальтовые дороги.
      До того они нашли на пляже девицу и притащили к себе. Она вроде как бездомная и чуть коньки с голодухи не отбросила. Девчонка красивая, ярко-рыжая, с черными ногтями, и глаза татуированы до самых висков. Кажется, что она в очках, но смотрится отпадно. Ну, стали они втроем кемарить и втроем ждать зимы, когда запоют рыбы. Жрать нечего, и девица сказала, что пойдет на панель. Тогда пацаны заявили, что она теперь свободна от спрута и не будет больше трахаться со всякими буржуями. Они решили, что девушка будет вертеть жопой и заманивать жирняков в тихий угол. Так они и зарабатывали: девица изображала проститутку, а парни убивали лохов, кто позарился на нее.
      Но убивали не сразу. Они договорились, чтобы было все по-честности. Они подходили в темноте и спрашивали, не хочет ли их жертва вырваться из щупалец мерзкого чудовища и отправиться с ними слушать песню рыб. Но почему-то пацанам не повезло: никто из тех, кого они заставали со спущенными штанами возле подружки, не воодушевился идеей жить на старой барже.
      Понятно, чем все закончилось. Всех троих порвали, как жучек, буквально изрешетили пулями. Старший приятель стреляет из тяжелого пистолета, схватив его двумя руками, и кричит Яманэ, чтобы тот хватал девчонку в охапку и уходил. Яманэ бросился прикрыть подружку, хотел прорваться к мотоциклу, но не успел. Он вопит этим дурням, полицейским, что девушка несовершеннолетняя, а виноват во всем только он. Он вопит, чтобы они оглянулись, что спрут уже тянет щупальца… Но те стреляют и стреляют, и Яманэ понимает, что их не хотят брать живьем. И тогда он достает пистолет, обнимает подружку и убивает ее в сердце. Девчонка классно сыграла: сначала рыжая челка падает ей на лоб, а потом она запрокидывает голову, с губ капает кровь, а черные, огромные глаза во весь экран…
      Они так и умерли вместе, обнявшись. Этот лысый, с гребнем, падает в воду и опускается на дно, а кровища из него так и хлещет. Он опускается с улыбкой, а вокруг него поют рыбы.
      Красиво и печально. Очень тревожно. Я присудил фильму высший балл. Странно, но эта короткая лента меня так и не отпустила. Точно я каким-то неведомым образом провалился внутрь…
      Я тогда еще не шибко задумывался над всем этим, но теперь понимаю, что Винченто зашел с козыря. Видимо, решил, что если я не двинусь мозгами в тринадцать лет, то стоит в меня и дальше вкладывать средства. Мозгами я не двинулся, но осознание того, что никогда мне не стать полноценным мужчиной, накатило, точно цунами. Несколько дней я провел, вполне серьезно обдумывая самоубийство.
      Два года спустя я спросил шефа, какого черта он зашвырнул меня, паралитика, в это плотское море. Я даже подрочить толком не мог! Неужели нельзя было обойтись без секса в тех фильмах?
      — Я похож на добрую няньку, Питер? — спросил Винченто.
      — Нет, сэр.
      — Верно. Я считаю, что мы с тобой мужчины, Питер. Если бы я попытался укрыть тебя, как несушка, от одной проблемы, то возник бы соблазн заслонить тебя и от прочих. Это недопустимо. Ты , мужчина и не имеешь права зарывать голову в песок.
      Одним словом, я остался один на один со всей этой чернухой. Странное дело, но именно благодаря Винченто я обратил внимание, что всем на меня действительно наплевать. Никто не интересовался, что я читаю или смотрю. Фонд купил для отделения несколько телевизоров, их поставили прямо в палатах, и мой сосед пропадал у друзей. Со мной ему было скучно; в карты и шашки я не играл, вечно читал или сидел в наушниках, уставившись в экран. А средний персонал делал свою работу, ухаживал за нами, и не более того. Мне кажется, если бы я украсил кровать предметами сатанинского культа или завалил тумбочку порножурналами, никто бы не обратил внимания. Не потому, что за мной ухаживали дурные люди. Напротив, многие из этих милых, бескорыстных женщин очень нас жалели. Но они видели несчастных уродливых пациентов, а не личности.
      Только шеф считал меня личностью.
      Перехожу к европейским фильмам. У немцев, скандинавов, испанцев героев часто показывали крупным планом, с заплаканными рожами, на краю отчаяния. После штатников казалось, что снимали в замедленном темпе. Случалось, я смотрел — и не знал, как реагировать.
      Фильм «Проклятая невинность».
      …Девица никак не может заполучить парня. По фильму ей лет шестнадцать, но видно, что актриса старше. Парень весь такой навороченный, в суперских штанах, с гантелей в носу, водится с такими же крутыми тетками и торчит от «Раммштайна». А героиня, она, короче, в полном отстое, потому что не умеет даже толком мастурбировать. Первую часть ленты она упорно тренируется, чтобы обрести чувственность, а затем ищет кобеля, чтобы по-быстрому перепихнуться и потерять наконец проклятую невинность. Иначе никак нельзя, иначе этот ее Грубер, по которому она воздыхает, ее высмеет.
      Тот кадр, которого героиня выбрала себе в первые любовники, у него небольшие проблемки в семейной жизни. А проще говоря — он трахает овцу. Он утверждает, что лучшей жены не сыскать. Он довольно старый и говорит, что всю жизнь пытался понять, в чем прелесть «сраного буржуазного брака», но так и не увидел ничего, кроме мерзостей взаимного обмана и скрытой проституции. И героиня соглашается с любителем животных, она говорит, что в гробу видала семью с таким уродом, как Грубер, но переспать с ним необходимо, чтобы подруги не засмеяли.
      Наконец у нее все получается как надо. Грубер покорен, бросает ради нее своих теток, а героине как бы уже и неинтересно. Подружки принимают ее в компанию и начинают завидовать, потому что героиня успевает переспать со всем составом заезжей рок-группы. Не «Раммштайн», конечно, но тоже красиво. Занимательный финал. Девушка кормит с рук ту самую, сексапильную овечку.
      Есть о чем призадуматься.
      Русские фильмы в техническом отношении отставали на порядок, и я не встретил имени ни одного известного режиссера. Скорее, это походило на студенческие работы начинающих кинематографистов. Кстати, позже именно так и оказалось, с одной существенной поправкой. Почти все ребята, кто создавал такое кино, были слегка не в себе. Я об этом прямо сказал Винченто, а он только засмеялся и ответил, что для творческой личности вполне естественно существовать в отдельной от мира плоскости.
      Я запомнил фильм про парня, у которого смертельно болен брат. Запомнил потому, что фильм как нельзя лучше отражал общую тональность всего «кинофестиваля». Парень не может заработать денег и начинает торговать наркотой в школе, чтобы купить брату электрогитару. Ну, чтобы старший брат хотя бы немного поиграл перед смертью, чтобы забылся, и все такое… И вот он набрал денег, купил гитару, приносит домой, а брату совсем уже плохо, может, осталось пару дней. Он лежит себе и слушает «Нирвану» и «Дорз» и вдолбил себе в башку, что выздоровеет, если сам сыграет, ну, вроде как отгонит болезнь.
      Этот больной до того курил травку, и под кайфом пришла к нему фея. Она и пообещала, что пройдет рак, или что у него там было. Я не уловил, потому что половину фильма, как всегда, отрезали. Короче, прибегает младший брат, с гитарой и усилителем, весь бешеный, потому что ему менты сели на хвост. Кто-то настучал, что он с травкой завязан. А мент участковый, которому платили, чтобы он не совал нос в чужие дела, вдруг скурвился и такую подляну кинул. Сдал и курьера, и продавцов в своем районе. Гад, короче, еще тот, не пожалел ребят, а все оттого, что кто-то ему харю по пьяни начистил.
      Еще и соседей показали, сволочей старых, они заметили, как младший брат с новой гитарой бежал, и тоже позвонили в милицию. Сказали, что наверняка украл. А он бежал, потому что старшему братишке совсем плохо было, и ничего не крал. Вроде как, честно заработал. Ну, участковый обрадовался — и сразу за ним. Вот они долбятся в дверь, соседи эти поганые, и менты, а парень кричит своему брату, мол, погоди, не помирай, сейчас я включу, уже немножко осталось!…
      И тут вдруг начинается страшная гроза. То есть, по ходу фильма с самого начала шел дождь, а потом все сильнее, вроде как режиссерская находка. Мощно, ничего не скажешь, я сам чуть не расплакался. Короче, началась гроза, и молнией закорачивает трансформатор в доме. Нету света, как назло, и гитару не включить. И пока эти гниды ломают входную дверь, младший брат вылезает через окно, на крышу, чтобы запитаться от высоковольтного провода из соседнего дома. И он там чего-то соединяет, а дождь хлещет. И вот в последние мгновения он стоит весь мокрый, и плачет, и смотрит, как засветилось их окно. Там же переноска была.
      И брат его старший стоит в окне, весь такой тощий, еле на ногах держится. Стоит, с гитарой на плече и берет аккорд, смотрит в небо и смеется. Лицо у него тоже мокрое, и майка, все насквозь, но получается, что он успел сыграть. А милиция все ломает дверь, и в этот момент бьет молния, и попадает в изолятор, где младший брат намотал провод. И младший погибает. Так и заканчивается. Мелодия на гитаре, медленная, пронзительная, вроде баллад «Скорпионов», и младший лежит мертвый на крыше, и гады в форме ломают дверь. Но это уже неважно… Далеко не все фильмы заканчивались столь драматически. Десятка полтора лент, в основном, американских, повествовали о бесконечных тусовках, пьянках, о прикольных похождениях молодых пацанов и девчонок. Там было много секса, пива, танцев и гонок на машинах. Еще пляжи, крутые дома, отстойные предки, дремучие соседи, тупые училки, злобные копы, и почти ноль проблем.
      Фильмы, как пустая скорлупа, без ореха внутри. Меня не оставляло ощущение, что подобная развеселая дребедень затесалась случайно, чтобы мне немножко поднять настроение. Вроде мультиков. Кстати, по поводу мультфильмов.
      Винченто настрого запретил смотреть больше трех фильмов в день. Да и три было бы невозможно осилить, если бы из них не вырезали изрядные куски. Некоторые были укорочены до тридцати минут, вплоть до того, что терялся сюжет. После основной картины в обязательном порядке следовало просмотреть забавный мультик. А чтобы я не отлынивал, Винченто заставил меня отвечать на вопросы по поводу мультфильма.
      Многое нужное было вырезано, а во многих случаях, и титры с именами актеров. Но те, кто стирал начало, уничтожали не титры, это и ежу понятно. Уничтожали, как мне показалось, возникавшую на короткое время, в углу экрана, надпись, и прихватывали остальное. Это была даже не надпись, а всего три буквы «НРР», и к остальному тексту отношения не имевшие. Иное исполнение, вроде штампика. Я хотел выяснить у шефа, но закрутился и выпустил из виду. И почему моя память так устроена, что, на свою голову, я откладываю в ней всякие мелочи? Или вовсе не мелочи…
      К каждому фильму я должен был написать коротенькое сочинение, не больше десяти предложений. Мое мнение, как усилить финал. Кто из героев лишний, а кому, напротив, досталось слишком мало слов. Как ярче развернуть ту или иную сцену. Обалдеть можно, из меня делали настоящего кинокритика. С одной существенной разницей.
      Меня никто не спрашивал, хорош фильм или нет. Общее мнение о картине создателей теста не интересовало. Я ставил оценку по десятибалльной шкале, но не за идею, как подчеркнул мой работодатель, а согласно силе эмоционального восприятия, Я осмелился написать Винченто, что многое вызывает у меня отвращение. И чаще всего, именно то, что требовало высший балл.
      — Вот и отлично! — немедленно отозвался доктор.
      — Кому это нужно? — спросил я. На расстоянии я вел себя с ним посмелее. Я написал ему, что большая часть картин оставляет крайне гнетущее впечатление. Чувство беспросветной тревоги. Неужели найдутся люди, которым понравится это смотреть? Например, фильм о парне, несправедливо осужденном за наезд.
      …Кого-то сбили машиной, а все свалили на пацана, у тачки которого тоже было помято крыло. Копы обрадовались, что не надо искать других виноватых. А отец этого парня так и заявил: туда тебе и дорога! Мол, он и раньше знал, что дело кончится уголовщиной. Пацан ему кричит, что есть алиби и свидетели, но отцу наплевать. Эдакая самовлюбленная дубина.
      И вот наш дружок попадает за решетку и очень боится сокамерников, но никто его не обижает и не бьет. Напротив, его берется опекать старичок, вроде как местный пахан, и даже оставляет ему наследство. Старик должен скоро помереть от рака и сообщает нашему герою, где спрятал деньги. А пацан, оказывается, отлично умеет играть в баскетбол и отлично фигачит на гитаре. Одним словом, мужики его признают кончательно и назначают кем-то вроде рефери при улаживании споров. Чтобы не доходило до поножовщины. И пацан так честно, по понятиям, себя ведет, что когда его ранят заточкой, вся братва встает на его защиту, и мигом находят обидчика. Но это еще не все.
      Случайно открывается, кто на самом деле сбил тогда человека. Нашему герою остается отсидеть всего два года. Его везут в суд, и он видит там настоящего убийцу. А тот тоже, совсем молодой, трясется весь, а в коридоре ждут и трясутся его жена и ребенок. А нашему другу надо всего лишь подтвердить какую-то маленькую деталь, и его освободят. Вот он смотрит, смотрит на убийцу и говорит: «Нет, ребята, вы ошиблись, это я задавил того чувака. Признаюсь. Раньше не признавался, а теперь признаюсь».
      Вот так, и возвращается досиживать, к браткам. Его там все обнимают и стукаются кулаками…
      — Я хочу посидеть в вашей американской тюрьме! — написал я шефу. — Особенно в отделении, где собраны черные.
      — Это часть плановой терапии, Питер, — отстучал мой наставник. — Мы разрабатываем методики для повышения уровня эмансипации в постпубертатном периоде развития. Твоя помощь очень важна. Многие подростки слишком замыкаются в себе, прячутся в компьютерных играх, опасаются выходить во взрослую жизнь. Наша общая задача — помочь им обрести веру в самоценность. Помочь им разрушить информационную блокаду, которую они непроизвольно возводят вокруг себя. Питер, ты высказал много ценных замечаний, они пригодятся в борьбе с невротическими состояниями. Надеюсь на твое серьезное отношение к нашей общей работе. Следующее задание будет повеселее, я тебе обещаю. Скоро приеду, привезу большие новости касательно нашего дела».
      Полный бред. Но почему бы не поверить? Я вспомнил, что клин вышибают клином. Вероятно, некоторым затравленным, маменькиным сыночкам нужны подобные встряски. Какой-то смысл в этой переперченной солянке присутствовал несомненно. И я поклялся себе, что найду его. А пока что я сам купался в сосущей мрачной безнадеге.
      Следующий тест будет повеселее.
      Я уже заранее боялся.

9. КУКЛА НА ДОРОГЕ

      Питер, здесь так накурено! Казалось бы, я к любой химии привыкла, но табачная вонь выбивает меня из колеи. Они смолят свои сигары внизу, в баре, и гремят бильярдными шарами. К вечеру там становится все шумнее. Это мне совсем не нравится, потому что я опять хочу есть, и придется спускаться. К счастью, заведение находится немножко в стороне от шоссе, я нарочно выбирала место, где, как мне казалось, не будут собираться эти противные шоферы и братия на мотоциклах. Но, видать, я ошиблась, и сейчас внизу их набилась целая армия. Орут, хохочут и курят. Совсем не хочется слушать их свист и разглядывать их поганые рожи, но без мяса я долго не протяну.
      Это меня пугает. Что-то сдвинулось внутри.
      Но ты за меня не переживай, я сумею дать отпор. Два дня назад я пряталась так же, за сотню миль отсюда, в ночном мотеле крайне сомнительного толка. Я научилась определять подобные места с ходу. Это только кажется, что копы испытывают к ним повышенное внимание, на самом деле они в трущобах и носу не показывают.
      Пока кого-нибудь не грохнут, конечно. Питер, я тебя не шокирую своей откровенностью? Ты наверняка думаешь: что стало с Дженной за два месяца? В кого она превратилась? Не волнуйся, милый. Я не готова переплыть залив, но с головой полный порядок. Я соображаю гораздо лучше, чем раньше.
      Еще бы, ведь я дерусь за свою жизнь. Она мне еще пригодится. Ненадолго, но пригодится. Как жаль, что я не отвезла тебя в Рио, милый!..
      Два дня назад я торчала за компьютером, дожидаясь автобуса, когда в дверь сунулся один нетрезвый тип. Видно, искал туалет, а нашел комнату с Интернетом и меня, всю такую увлекательную. Он попытался подъехать; от одного запаха его пропотевшей рубахи меня чуть не вывернуло. Я сказала, что не планирую знакомиться. Тогда он подсел сбоку и сделал умное выражение лица. По крайней мере, ему показалось, что так должно выглядеть умное лицо. Он слегка раскачивался, икал и всячески давал понять, что готов в любую секунду прийти ко мне на помощь, если я не справлюсь с клавиатурой.
      Как ты понимаешь, в мои планы еще меньше входило затевать потасовку. И не потому, что я не уверена в себе. Как раз наоборот, я могла не сдержаться и нанести ему серьезные увечья. Ведь мне и так непросто сдерживаться в последнее время, я постоянно настороже, и нервы совсем отказывают. Просто, мне совсем ни к чему шум.
      Я постоянно чувствую, что они рядом. Достаточно одного звонка в местное полицейское управление, и они примчатся со шприцами и смирительной рубашкой. Я знаю это наверняка, потому что дважды чуть не попалась. Мне необходимо было всего лишь пересидеть там до подхода автобуса и поступить, как обычно. Купить полный билет, и вылезти внезапно, едва переедем границу штата. Чтобы водитель автобуса не успел никому передать. Мне в последнее время стало казаться, что и водители работают на них. А может, я брежу, и мужикам, всего-навсего, охота поразвлечься с милой девочкой. Ты ведь знаешь, я такая милая, когда захочу! Сколько раз за этот месяц, оставаясь одна в салоне, я ловила их липкие взгляды. Но выхода нет, мне ведь нужно все время передвигаться, и преимущественно ночью…
      Не обижайся, любимый, я тебя не отношу к числу этих подонков!
      О чем я, Господи?.. Опять не могу вспомнить, писала тебе или только думала. Совсем плохо работает голова, придется съесть последние шоколадки. Так вот, этот немытый тип, с сигаретой за ухом, что приперся мне надоедать! Я сказала, очень вежливо, чтобы он проваливал, потому что не желаю, чтобы кто-нибудь заглядывал мне через плечо. Мужчины удивительно неадекватно реагируют, когда выпили и чувствуют избыток сил! Вместо того, чтобы послушаться, он пересел поближе и щедро поделился со мной пивом.
      Этого не отнимешь. Доброты ему было не занимать, оставил почти треть бутылки. Я только представила, что прикасаюсь к стеклянному горлышку, замусоленному его противными, потрескавшимися губами, и меня чуть не стошнило, прямо на клавиатуру.
      — Убирайся, — сказала я, борясь со спазмами в желудке. — Иначе я позову копов и привлеку тебя за попытку изнасилования. Я не шучу!
      — Брось ломаться, куколка! — загоготал он. О Господи, когда-нибудь меня минует это прозвище? Я изменила прическу, цвет глаз, не крашусь, и все равно меня норовит так обозвать каждый встречный маньяк-недоучка.
      — Брось ломаться! — повторил он. — Слушай, мы идем тремя машинами в Монтану, сейчас парни заправятся, и погоним. Хочешь, возьму с собой? Ты мне приглянулась! Я ведь знаю, что ты никуда не спешишь. Тебе ведь некуда пойти, верно?
      Он был прав, идти мне особо было некуда, и минутку я взвешивала его предложение. Очень может быть, ему намекнул бармен, что на втором этаже торчит бездомная девчонка. О, Питер, не подумай ничего дурного, я всего лишь прикидывала, что мне выгоднее: дожидаться ночной автобус или рвануть с мистером Дорожная вонючка в Монтану. По сути, разницы никакой нет.
      Для моего дела чем дальше — тем лучше.
      Но тут он совершил глупость: схватил меня за коленку. Я не успела взять себя в руки, слишком быстро он ко мне полез, а когда опомнилась, мужик уже валялся на полу. Бот беда! Я заметалась, как лисица между охотниками. Он приехал с дружками и не слишком пьян, так что никто не поверит, будто успел упиться до такой степени.
      Я испугалась, что он умер, но водитель дышал.
      У меня, слава Богу, оставалось слишком мало сил на убийство.
      Я поняла, что если так и буду сидеть и таращиться, как он пускает слюни, то скоро сюда явятся его дружки. Еще с двумя мужчинами мне не совладать, и так все тело колотило, будто голую выкинули на снег. Я подхватила свою сумку и бросилась наутек. Помахала рукой на дороге, хотя это против правил.
      Таким, как я, нельзя голосовать на шоссе, но мне повезло. На сей раз попался старенький фермер, он не стал ко мне приставать, как другие, зато три часа без умолку болтал. Описывал мне, какие у него славные дочки, похожие на меня, и как они с женой гордятся детьми… Всякая ерунда, примитивные сельские заботы, но я слушала, слушала и вдруг разревелась. Старик так перепугался, что мы чуть в канаву не слетели. Он решил, что я отбилась от родительской опеки, а теперь заскучала по дому. Ты не поверишь, Питер, этот добрый человек предложил поехать к нему, на ферму, к его семье. Он сказал, что жена совсем не будет против, и я смогу погостить у них несколько дней. Столько, сколько захочу, одним словом. Он заметил, как я смотрю на его бутерброды, и был потрясен, с какой скоростью я все сожрала.
      Представляешь, Питер, судьба дважды за день предлагала мне варианты: сначала поездка в Монтану, а теперь этот дедушка. В обоих случаях я могла бы воспользоваться, отсидеться, но отказалась.
      Потому что мне стало жалко дедушку. То, что я собиралась сделать, могло его здорово во мне разочаровать. Хуже того, я не уверена, что он и его прелестная семейка остались бы живы…
      Позже я тебе все расскажу, Питер. Это слишком… Это будет слишком неприятно для тебя. Мне предстоит набраться храбрости, чтобы поведать тебе обо всех похождениях после побега. Очень часто оглядываюсь назад и сама не могу поверить. Неужели это я натворила?
      Но я ведь сделала это ради нас.

10. РОДИВШИЙСЯ В КАЛЬСОНАХ

      Меньше чем за полгода доктор Винченто нашел мне приемных родителей и оформил бумаги на переезд.
      — Ты не просто в рубашке родился, — сказал мне заведующий отделением, — а еще и в кальсонах. Такого просто не может быть!
      Но такое случилось. Перед этим Винченто приезжал трижды, и раз сорок мы общались по электронной почте. Все это было немножко странно; я спрашивал, почему нельзя поехать без этих липовых формальностей. Лечат же наших людей за границей! Но шеф — я теперь его называл за глаза именно так — заявил, что наше бестолковое государство может потом спохватиться, когда я стану известным, и захочет заполучить меня назад. В международном праве я ничего не соображал.
      Не успел я опомниться, как очутился в настоящей сказке. Первую неделю я просыпался — и не верил своим глазам. Все сложилось именно так, как обещал шеф. Приемные родители, милейшие люди, куда-то испарились, стоило нам пересесть с Нью-Йоркского рейса на внутреннюю авиалинию. Позже я их встретил в Крепости, мы подмигнули друг другу и разбежались. Они работали под той же вывеской, что и Винченто, но в другом корпусе. За три года я четырежды гостил у них в доме, познакомился с их детьми, и все такое. Но не потому, что они горели желанием меня видеть. Приезжала какая-то комиссия по защите приемных детей, из Департамента штата. Винченто сразу сказал, что мог бы на них забить, потому что у его шефа, доктора Сикорски, связи везде, но не стоит портить отношений. Так что четырежды я изображал счастливого сына в кругу семьи.
      А разве я не был счастлив? И что такое счастье для такого урода, как я? Конечно, на дом с автомобилем предстояло заработать, и Винченто напомнил мне об этом в первые же дни. А в остальном он выполнил обещания. Я получил фантастически удобное кресло с электроприводом, отдельный гостиничный номер с санузлом, на первом этаже. С удобной ванной и навороченной техникой. С прикрепленным черным санитаром по имени Дэвид, больше похожим на ресторанного вышибалу. Мы с ним быстро поладили. Я мог носиться на своем электрическом друге по этажам и аллеям сада, а в выходные Дэвид вывозил меня на специальной машине в город или к океану. Пассажирское сиденье в машине выдвигалось вбок, чтобы меня было легче выковыривать. Мы ездили в кинотеатр под открытым небом, где можно было смотреть на экран, не вылезая из авто. Мы ездили на скачки и даже в Диснейленд.
      Америка меня вывернула наизнанку, а в Диснейленде я чуть не разревелся. Черт подери! Радуги фейерверков, подсвеченные поющие фонтаны, неописуемое буйство нарядов и украшений, феерия музыкальных стилей, изумительных запахов и улыбок. Свихнуться можно, как здесь умеют улыбаться! Я так и не понял, кто такие истинные американцы. Вероятно, они заседают в офисах корпораций, живут в закрытых виллах и не показывают носа на улицу. Потому что на тротуарах, между сияющими аттракционами, гуляет кто угодно, от русских до папуасов, но только не коренные жители великой страны.
      Я не мог, конечно, влезть на карусель, или на горки, но внизу я не чувствовал себя лишним. Здесь встречалось полно счастливо орущих людей всех возрастов на креслах. Инвалиды тут кишели, как тараканы в бабушкиной хлебнице, и я сперва подумал, не вляпались ли мы на общенациональный съезд колясочников. Специальные турникеты и туалеты для нашего брата, лифты и скаты с тротуаров. Дэвид возил меня во все эти искусственные развалины и замки призраков, и никто не косился, наоборот, люди улыбались и помогали нам занять лучшие места.
      Здесь каждый норовил тебе улыбнуться! Они словно соревновались, у кого шире отворяется рот! Пусть сколько угодно брюзжат о натянутой улыбке американцев, я сразу вспоминаю, как мама носила меня, шестилетнего, на руках, когда надо было в больницу, и мне хотелось зажмуриться от страха и стыда. Моя закутанная в платок голова лежала на ее плече, и я видел только насупленные, в лучшем случае, жалостливые лица. В транспорте нас толкали, а один раз маме сказали какую-то гадость. Она шла и вся вздрагивала, и я вместе с ней…
      От обилия впечатлений до меня не сразу дошло, что инвалидов тут, вероятно, не намного больше, чем в Питере или Москве, они просто не сидят дома. В отличие от здоровых, они разъезжают, поют в хорах, гоняют мяч, стреляют из лука и даже устраивают брачные агентства. А здоровые работают, чтобы оплатить это безобразие.
      Помимо развлечений, за меня сразу взялись врачи. Отвезли в госпиталь, где было полно военных, Прогнали через томограф и еще несколько видов сканирования. Ежевечерне запихивали в бассейн и «пытали» током. Впервые я столкнулся с тем, что меня лечат, а не «наблюдают». Коллеги Винченто не интересовались моей прежней историей и не критиковали действия московских медиков. Они набросились на нового эмигранта с таким энтузиазмом, словно обнаружили мою родственную связь с действующим президентом. Две недели я пребывал в полнейшей эйфории и почти забыл, зачем я сюда попал. Доктор Сикорски, наш главный шеф, подарил мне две недели на адаптацию.
      А потом мы приехали в Крепость, и мне пришлось очень быстро грохнуться с чудесных американских небес на асфальт. Снаружи Крепость выглядит вполне соблазнительно. Зелень, пальмы и цветы. Полированный камень, приветливые беседки, распахнутые окна корпусов.
      Это снаружи.
      Стоило машине пересечь ворота, как внутри меня сработал сигнал тревоги, легкое такое недомогание внизу живота. Ворота задвинулись, и через десяток метров мы уперлись во вторую стену, гораздо массивнее первой. Охранники прекрасно знали Винченто и Дэвида, тем не менее, не просто проверили документы, но влезли в салон и заглянули снизу при помощи специальных инструментов.
      После вторых ворот мы оставили машину в гараже, а сами оказались в длинной крытой галерее. Кресло довольно долго катили вдоль салатных стен, увитых растениями, пока до меня не дошло, что мы находимся под землей. А затем коридор пошел в гору, и мы снова выпорхнули навстречу солнцу, во внутреннем парке Крепости.
      Короткий приступ клаустрофобии уже прошел, и я не успел даже удивиться столь резким неприятным ощущениям. Шуршали фонтанчики вдоль гравийных дорожек, перекликались почти домашние птицы. Облицованные розовой плиткой под мрамор, сверкали на солнце трехэтажные здания в мавританском стиле. Широкие окна, но затемненные, и все до единого заперты. Шелест ветра в верхушках южных, неведомых кустарников, с цветами, настолько огромными, что ветки не могли их удержать. Варварская роскошь на цветочных клумбах, запахи столь густые, что казалось, их можно подержать на ладони, как паутинку. Ряды бормочущих кондиционеров, мягкая мелодия из невидимых динамиков, что-то испанское. На широкое мозаичное крыльцо из бесшумно раздвинувшихся дверей вышел мужчина в белом. Высокий, коротко стриженый человек с кожей, как у молодого аллигатора.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21