Второе, потому что первые сутки мы прятались. Я связался с приятелем, имевшим доступ к полиции. Копы получили приказ обложить все дороги. К счастью, им никто не позволил бы поджечь поля. Мы немножко покумекали и решили применить план «Б». План «Б» отличался изысканной простотой и включал два пункта. Пункт первый: копы сутки торчат на жаре, проклиная начальство и лощеных представителей военной власти, которые страдают не меньше. Пункт второй: мы запускаем утку, свидетельство очевидца, что наши с Барковым хари засветились на сотню миль западнее. Сутки мы провели, как кабан, загнанный охотниками в камыши. С той разницей, что кабан мог вдоволь купаться и пить. Первые часы мы играли в слова, затем перекидывались бессмысленными репликами. Затем забились под машину. Даже Руди сообразил, что под колесами «Форда» единственное место, где можно отыскать тень. Мы доели почти все печенье и на вторые сутки вышли с одной маленькой бутылкой воды. Барков проявил недюжинные способности к маскировке и так задрапировал крышу, что нас не засек бы ни один вертолет…
      На второй день копы сняли заслоны, но мы ре шили, что ночью поедем по деревенским тропам. От постоянного тревожного ожидания и жары настроение моих соратников резко пошло на убыль…
      Но худшее ожидало впереди. Рано утром у нас кончился бензин.
      Сочно-зеленым паласом расстилались недозревшие поля злаков; дальше дорога ныряла в салатную шахматную доску, разграниченную деревянными и проволочными изгородями, и снова появлялась, как шустрая змейка, на самой вершине пологого холма, откуда распахивался умопомрачительный вид на зеленый городок. Сказочные белые и розовые домики почти полностью скрывались в зарослях, и сквозь первое дыхание зноя уже подмигивали десятки малюсеньких радуг. Это вовсю работали фонтанчики в садах, отважно сражаясь с жарой.
      В предрассветном тумане я позволил Баркову часок вздремнуть и заставил запить сон сразу тремя таблетками. Ему нельзя без таблеток, иначе начнут дергаться не только щеки, мышечный тонус приведет его конечности к судорогам. Владислав меня слушался, как старшего брата, несмотря на то, что прожил почти вдвое больше. Я иногда думаю, — ведь это не всегда важно, сколько лет бродил человек по земле? Наверное, важнее другое — как именно он бродил и что успел для себя решить за это время…
      Я вот вообще не помню, когда самостоятельно перебирал ногами, а забил свою память так плотно, что оттуда скоро все посыплется, как из опрокинутого буфета с крупами.
      Например, я уверен, что никому в Крепости не давал свои электронные адреса. Однако Пэн Сикорски отправил сообщения на все три. Кроме того, секретного способа связи, которым мы пользовались с Дженной.
      Рано утром у нас кончился бензин, но аккумулятор «Форда» находился в полном порядке. На последнем издыхании Владислав загнал машину в поле. Мы помяли немного посевов, но это было лучше, чем перегородить проселок. Я подключил компьютер, чтобы поберечь батареи, и мы, вчетвером, прочли проникновенные послания нашего любимого шефа. Я решил не таиться от ребят. Все, кроме малыша, умели читать и прочли.
      Я почти точно угадал ход мыслей Пэна, во всяком случае, верхнюю, наглядную часть его рассуждений. Он писал, что ни в чем меня не обвиняет, что произошла досадная ошибка, что следовало быть со мной гораздо откровеннее. Они, видите ли, берегли мою неокрепшую психику и очень переживали за нас с Куколкой. Интересно, что о Баркове и остальных моих попутчиках Пэн не распространялся. Своей хитрой дипломатией он давал понять, что только во мне видит адекватного собеседника.
      Он напоминал о том, как много было сделано для моего здоровья, и тонко намекал, что без медицинской помощи мне не протянуть и недели. Он обещал, если я вернусь, резко поменять стратегию и тактику работ, предоставить мне жилье вне Крепости, и если я пожелаю, свозить меня к матери. Аллигатор ни словом не упомянул о наших незаконченных проектах.
      Наша скромная компания выглядела ужасно. Выспался один Роби, но, едва очнувшись, начал непрерывно скулить, требуя завтрак. У Тани и Леви физиономии почернели и осунулись, накатывала реакция после ночных передряг. Апостол пугал меня даже сильнее, чем девчонка, у него безостановочно дрожали руки, кроме того, парень забился в машину, замотался в плед и упрямо глядел в одну точку. Барков крепился, но я видел, что даже таблетки не снимают напряжения.
      Я начал понимать, какую глупость мы совершили с Владом, что взяли их с собой. Жилья вблизи нет, это слышно: слышно, как посвистывают тягачи на шоссе, но звук обманчив, до большой дороги идти и идти. А скоро поднимется солнце и зажарит наши и без того сдвинутые мозги…
      И я опять заговорил. Я не представлял, как именно составлю свой спич, но сразу же отказался от внутреннего контроля. Я попросил Таню, чтобы она помассировала мне руку, затекшую после бессонной ночи и пистолета, а Леви, коли он не желал сходить с места, подсунул компьютер и поручил искать какую-то чушь. Мне нужно было их как-то отвлечь, занять, и Барков мигом подхватил идею. Он принялся собирать сухие стебли для костра. Лишь бы что-то делать и не стоять…
      Горло саднило, ныли пальцы на руке, и нешуточно разболелась спина. Вероятно, я что-то сдвинул, пока болтался на ремнях безопасности…
      Я говорил им о том, какие они все хорошие, и как мы сможем теперь путешествовать вместе. Как мы сообща поедем через всю страну, с Востока на Запад, по пути великих первопроходцев, а если захотим, то купим настоящий фургон и лошадей. И купим себе настоящие ковбойские штаны, с бахромой и кожаными вставками, купим револьверы и широкие сомбреро. Днем будем ехать, а ночью останавливаться и жарить на костре мясо. И выучимся играть на банджо, чтобы исполнять настоящее кантри. А для Тани купим самое красивое платье и по очереди будем с ней танцевать под луной…
      Крупные города мы минуем стороной, там грязно и негде покормить лошадей. Мы будем останавливаться в местечках, купать коней, покупать для них зерно. Руди будет рисовать, и от выручки с его замечательных работ мы купим парню настоящий мольберт и масляные краски. А Леви будет собирать в кружок местных жителей и рассказывать им истории о богах и демонах, и слушатели будут ахать и вздрагивать от страха и восторга. Я научусь глотать огонь и вытаскивать кролика из шапки, а Таню мы нарядим цыганкой и купим для нее черную палатку со свечками. Она научится гадать по картам, и от желающих узнать судьбу не будет отбоя. А Барков, как самый опытный, выучится всяким трюкам с лошадьми, лошади будут угадывать нужную карту, танцевать и кланяться публике…
      И нам никто не будет нужен, нас все будут любить, на великом пути пионеров нас будут ждать и помнить, давать в дорогу пироги и просить, чтобы мы непременно завернули на обратном пути и поведали о том, что творится в далеких землях…
      Вскоре я поймал верное звучание, словно недалеко, слева, справа, вокруг меня зазвучал невидимый камертон, на который мы все настраивались, только малыш звучал иначе… И тогда я осмелился и повел речь о главном. Я не сгущал краски, я терпеливо и внятно пересказывал им историю маленького парализованного мальчика, который мечтал вырасти и стать ученым, сочинять стихи и песни… А затем я рассказал им о другом мальчике, который так мечтал о внимании, мечтал соорудить для всех несчастных людей Храм, от которого бы шло сияние, и люди выходили бы из него чистыми и добрыми… Я рассказал им о девочке, которая была настолько неудобной родителям, что никто не желал замечать ее великого волшебства, ее шапки-невидимки… Я вспомнил и о парне, который всю жизнь чувствовал себя никому не нужным, которого бросили в чужой стране, потому что он не хотел жить, как все, и тогда он внушил себе, что хочет уйти навсегда… Бог мой, как я устал!!! Когда я закончил, коварное рыжее солнце уже подминало изумрудный туман рассвета, уже напилось росы, и миллионы осатаневших кузнецов заколотили в свои барабаны. Но на щеках Леви появился румянец, а Таня впервые мне улыбнулась. Барков курил, понурившись на подножке, и незаметно показал мне большой палец.
      Наверняка, я произнес много лишнего, много слов, которые пробегают сквозь мои губы незамеченными, как шустрые полевки в подполе… Но я соблюдал главный принцип, говорил только о хорошем. И неважно, что молол чушь, я вселял в них надежду. Возможно, позже гипнотическая составляющая рассеется, и эффект от моих бравурных посулов аукнется самым неожиданным образом, но другого выхода я не видел. Или бросить их троих посреди кипящей жары, или мы вместе.
      Ведь еще с вечера все пошло наперекосяк. Я планировал, что мы вдвоем с Барковым доберемся до внешнего поста в гараже, там я загипнотизирую дежурного, и он самолично отвезет нас в Хьюстон. С комфортом и ветерком.
      Вот он, комфорт, и ветерок…
      Ребята прочитали письмо Сикорски, но не промолвили ни слова. Таня погладила меня по щеке, Леви набил рот жевачкой.
      Тут все было ясно. Сикорски гадал, как много мне известно, и не хотел открывать карты. На момент его второго послания, к десяти часам утра, он обнаружил пропажу винчестеров, и тон резко поменялся.
      Пэн сообщил, что Дженну они поймают в ближайшие сутки. Что ей будет очень грустно и одиноко без меня. Что если я не вернусь, то она, почти наверняка, погибнет. Он писал, что два из трех ее «тайников» уже раскрыты, и содержимое не представляет ни для кого опасности.
      — О чем тут речь? — спросил Леви. — Какие тайники?
      Но я не стал ему рассказывать о своем потомстве. Ни к чему. Хватит апостолу и того, что я дал ему изучить его собственное досье. Реакция оказалась самой неожиданной. Первые несколько минут Леви раздувался от гордости, затем громогласно поведал, что он и есть великий Мессия, и теперь в этом больше не сомневается. После чего получил увесистую оплеуху от Баркова, надулся, заплакал и ушел в поле. Там яйцеголовый пропадал минут сорок, мы слышали, как он хрустит стеблями, вынашивая планы немедленной мести человечеству. Я предложил его найти, пока он не потерялся и не получил тепловой удар, но Барков и Таня, которые его знали лучше, отсоветовали. Они были правы. Зареванный философ вернулся, бормоча проклятия, поерзал, а затем снова углубился в свою «историю болезни». Сикорски меня опередил, в этом смысле дела складывались неважно. Я надеялся, что Куколка станет нашим отвлекающим козырем, и не он, а я ему доложу об опасности. Теперь же выходило, что они с миссис Элиссон следили за Дженной с самого начала и включили ее побег в часть масштабного эксперимента.
      Даже из поражения Сикорски сумел извлечь победу. В самом крайнем случае, находись Куколка при смерти, они пришли бы ей на помощь. Но пока она продолжала жить, им было интересно. Я все больше склонялся к мысли, что наш неловкий интим тоже был частью программы исследований…
      — Теперь сукин сын нас прикончит! — выразил общее мнение Барков. И никто ему не возразил.
      Руди, практически без присмотра, шнырял вокруг автобуса, покрывая его желто-оранжевой каббалистикой. Ему нравилось созерцать зеленые незрелые волны кукурузы над головой и суету мелких грызунов возле норок, и пляску солнечных бликов на остывающем капоте. Леви, зажав руками уши, второй час пялился в экран. Таня пыталась поджарить на костре незрелый початок.
      Пожалуй, ее поведение было единственным позитивным фактором. Рыжая девчонка вела себя как самый обычный человек, не забивалась в угол и не каменела от чужого голоса. И это после того, что ей вчера довелось пережить…
      — Пошли! — сказал я. — Нам предстоит долгий путь…
      — Роби хочет рисовать! — недовольно проворчал малыш, когда у него отняли кисточку.
      — Роби будет много рисовать, — машинально пообещал я. За ночь, следуя по карте, мы ухитрились крайне извилистым путем преодолеть почти две сотни миль. Мы пересекали шоссе, но большую часть времени молотили по проселкам и только дважды встретились со встречными машинами. Оба раза у меня екало сердце, но нам попадались местные фермеры.
      — Леви, ты идешь? — спросил Барков, берясь за мое кресло. Апостол посидел, ковыряясь в носу, затем захлопнул ноутбук и молча взялся за второе колесо.
      — Леви, ты можешь остаться, — сказал я. — Вон там, впереди, поворот к шоссе. Мы пойдем направо, в город, а ты можешь дойти до заправки и оттуда позвонить Пэну. Телефон я тебе дам. Если хочешь, оставайся. Тебя заберут назад, никаких проблем. Скажешь, что мы выкрали тебя насильно…
      — Я не уйду! — вместо Леви ответила Таня.
      — А что там, в городе? — опустив взгляд, мрачно спросил Мессия.
      — Ничего особенного, — сказал я. — Небольшой городок, я даже не припомню его название. Но оттуда рукой подать до Хьюстона, мы сядем в автобус, или возьмем такси.
      — Такси?! У тебя есть деньги на такси?
      — Есть немного, — смутился я. Не буду же я делиться с Леви, что на биржах крутятся несколько десятков тысяч моих долларов… — Сядем в такси и поедем в Хьюстон, сразу на телевидение. У меня с собой три трубки, все работают, и я знаю телефоны русских консульств.
      — Так позвони им сейчас…
      — Эй, Леви, разве ты не хочешь выступить перед журналистами? — Барков незаметно мне подмигнул. — У тебя появится верный шанс основать свою церковь!
      — Кончай издеваться! — насупился Леви, но глазки его разгорелись. А еще он принялся чесать макушку, что всегда выдавало в нем радостное нетерпение.
      — Никто не издевается! — поддержала Владислава Таня. — Я первая приду помолиться к тебе в храм. И Питер придет, и Барков.
      — Ты не врешь? — Леви вконец разволновался. — Вы поможете мне основать Храм?
      Я почувствовал холод под ложечкой. Никто из ребят не вспомнил мою лекцию на темы Дикого Запада, словно я не изощрялся добрых двадцать минут, не ломал перед ними язык. Очевидно, я, сам того не замечая, произнес какую-то запирающую формулу. Текст полностью стерся в их головах, да и в моей осталась лишь эмоциональная составляющая…
      Страшно, страшно… До чего я докачусь? А вдруг мне понравится вести себя подобным макаром?
      — Ну, конечно, — успокоил я. — Ведь мы же друзья. Мы непременно придем сами и приведем знакомых. Только с одним условием, Леви. У тебя в храме никто не будет говорить о смерти.
      — Верно сказано, — подхватил Барков. — Ты будешь проповедовать только о жизни. Тогда мы будем ходить к тебе хоть каждый день! Но для этого надо поехать в Хьюстон и все рассказать. Про Сикорски, и Сью, и про всех остальных. Ну как, по рукам? — Бывший самоубийца протянул раскрытую ладонь.
      — А я о чем расскажу? — спросила Таня. — Можно, я расскажу про Константина? Вы не знаете про Константина, а я знаю. Только я забыла, а сейчас вспомнила… — И она накрыла крохотной ладошкой корявую пятерню Баркова.
      — Обязательно! — Я все никак не мог опомниться. Похоже, девушка не только избавилась от детских фобий, но стремительно восстанавливала разрушенные нити памяти. — Пожалуйста, Таня, расскажи обо всем! — Я протянул свою бледную руку и положил сверху.
      Все это походило на дурацкий подростковый ритуал, но никто не смеялся. И мне было совсем не смешно. Кучка полоумных дерзнула замахнуться на асфальтового монстра.
      — Идет! — решился Леви и опустил сверху розовую ладонь с обкусанными грязными ногтями. — Мы построим добрый Храм!

35. МИЛЫЙ ПИТЕР

36. ВОЛШЕБНИКИ ИЗУМРУДНОГО ГОРОДА