Валдис посоветовал Нине немедленно включить телевизор.
— Нинуля, это крутят уже четвёртый раз…
«…Наши граждане не желают больше есть всякую заокеанскую пакость! Только что мы получили шокирующую информацию. В Институте генетики уже давно проводятся секретные эксперименты. В ходе их неопровержимо доказано, что беспорядки последних дней напрямую связаны с потреблением ряда опасных продуктов, прежде всего модифицированного растительного сырья американского происхождения. Доктор Рокси Малкович уверена, что модифицированный попкорн возбуждает центры агрессии, повышает уровень тестостерона и приводит к другим опасным изменениям психики… После того как в прессу просочились результаты опытов, отмечен небывалый рост покупок на деревенских рынках и падение спроса в сетевых супермаркетах… — журналист буквально захлёбывался. — По данным опроса, две трети наших соотечественников не готовы употреблять в пищу продукты, произведённые с использованием генетически модифицированных ингредиентов… Доктор Малкович готовилась выступить в Академии наук с сенсационным заявлением, но теперь ей придётся выступать в Кабинете министров…»
На экране крупным планом показали сосредоточенную шатенку с короткой стрижкой. Нина набрала номер Шлявичуса.
— Валдис, кто такая эта Рокси Малкович?
— Понятия не имею…
— Странно, мне показалось… Удивительно знакомое лицо. Она не могла приходить к нам в школу?
— Я вообще не понимаю, о ком ты говоришь.
— Ты не смотришь?
— Я сейчас отвернулся…
— Вот она, вот снова показывают. Она какой-то секретный химик или что-то в этом роде?
— Опс… Нина, она… Не уверен насчёт химии, но, кажется, она жена нашего Хорька.
— Нашего физика?!
— Ну да, он приводил её в прошлом году, когда проводили Праздник науки. Она ещё рассказывала про генетику, помнишь? Она тогда всех напугала на счёт опасности каскадных мутаций. Кажется так, или я ошибся. Что-то вроде переполненного ведра.
— Переполненной ванны! Точно, я вспомнила. Эта Малевич, или как её, утверждала, что мутации могут произойти одновременно, и уже во втором поколении.
В телевизоре сменилась картинка.
«Социологи попытались выяснить, как наши соотечественники относятся к использованию ингредиентов модифицированных культур в детском питании. Выяснилось, что каждый пятый респондент понятия не имеет, что это такое — продукты, произведённые с использованием генной инженерии.
Каждый пятый респондент уверен, что знает о предмете опроса достаточно много. Но вместе с тем каждый третий — вдумайтесь! — впервые услышал о такого рода продукции от интервьюера в ходе опроса. Хорошо информированные люди не хотели бы кормить детей искусственно изменёнными продуктами, но что они могут поделать?
Полностью за запрет на выращивание таких организмов высказывается более половины экспертов. Особенно много сторонников запрета среди врачей — почти девяносто процентов. Мы обратились за комментарием к директору психиатрического института академику Талю. Как вы считаете, это похоже на правду? Может ли причиной массового помешательства стать отравление или генетические нарушения?
Ведь нам со школьной скамьи известно, что мутации в организме накапливаются медленно, могут служить причиной опухолей, но никак не отклонений в психике… Стало известно, что ваша клиника переполнена, что больных последние дни запирают в приёмном покое и летних корпусах. Что же это за болезнь? Откуда столько буйнопомешанных?..»
Камера лихорадочно заметалась, демонстрируя то книжные полки, то чьи-то лакированные туфли, то кусок стены с календарём. Затем за кадром отчётливо выругались матом. Нина от изумления выронила пульт — от телевизионщиков она подобного не ожидала. Однако оператор исправился, картинка вернулась на место, а журналистка с кривой улыбкой продолжила перечислять медицинские регалии именитого психиатра. Он походил на скалу, величественно восседал в кожаном кресле, сцепив пальцы в замок, и, что особенно не понравилось Нине, отвечая, глядел в сторону.
Она плохо выносила людей, не глядящих в глаза собеседнику. Самый замечательный папа на свете часто повторял, что честный человек не стесняется прямого взгляда. Дяденька психиатр покрутил пальцами и разразился длинной непонятной речью, сводящейся к тому, что ничего не доказано, ничего не понятно, но налицо серьёзнейшие органические поражения…
В какой-то момент доктор Таль поднял глаза, и Нина ужаснулась, такой безысходностью на неё дохнуло. Скорее всего, директор не спал несколько суток. Воротник его сорочки был разорван, галстук съехал набок, белый когда-то халат смотрелся так, словно им вымыли автомобиль. Видимо, журналистка тоже что-то поняла, она скороговоркой попрощалась и перебросила пас своему коллеге, атакующему Институт генетики.
Тут Нина снова прилипла к экрану, потому что показывали эту самую Рокси Малкович, якобы жену Хорька. Та тоже выглядела не лучшим образом, помятая, под глазами — тени, а вокруг суетились какие-то серые личности с физиономиями бульдогов. Доктора Малкович журналисты изловили на крыльце, дальше прессу не пускали. Нине показалось, что крепкие мужчины в штатском совсем не рады неожиданной пресс-конференции. Мало того, если им дать волю, они с удовольствием разогнали бы прессу пинками…
Госпожа Малкович здорово говорила без бумажки.
«…Напомню вам, что американцы провели массу исследований в области генной инженерии… Ещё в 2004 году они опубликовали доклад о том, что через пятьдесят лет на Американском континенте не останется ни одного «естественного» живого организма — всё живое будет генетически модифицированным. Да, не удивляйтесь, именно так. Естественные организмы слишком долго растут, подвержены болезням и не отвечают рыночным потребностям! Мой научный руководитель профессор Адабашьян примерно тогда же написал статью, где призывал правительства всех европейских стран запретить разработки… Мы неоднократно заявляли, что под угрозой не мифические будущие поколения, а сегодняшняя популяция… Извините, я немного не в себе, мы третий день работаем в чрезвычайном режиме… Дело в том, что…
Я хочу обратиться ко всем. Кто видел или слышал что-либо о профессоре Адабашьяне, вот его карточка! Вчера за ним утром, как всегда, приехала служебная машина, но профессор исчез. Его квартира открыта, вещи не тронуты. Он живёт на Лесном проспекте, дом шесть. Пожалуйста, откликнитесь, кто встречал этого человека?»
В голосе жены Хорька прозвучали неподдельные рыдания. Она еле сдержалась, отвернулась, комкая платок, но почти сразу взяла себя в руки и продолжила интервью.
«В нашей стране производители обязаны помещать на этикетках особые значки, если количество трансгенных компонентов превышает один процент. Однако что мы имеем на практике? Никакого действенного контроля. А раз нет контроля, то нет и должной статистики по заболеваемости, по наследственным изменениям. Нет анализа целевых групп, не финансируются центры медицинского наблюдения. Скажем, попкорн, продающийся в кинотеатрах, или тысячи тонн фруктов из Америки, которые почему то не портятся месяцами».
Нина подумала, что у Хорька потрясающе умная половина, если её показывают по телевизору. В принципе, Нина не одобряла это обидное прозвище — Хорёк, но так принято во всех школах, и ничего не поделаешь. Учителей награждали кличками и в её предыдущей школе, а в гимназии порядки не слишком отличались.
Пока журналисты лезли к Малкович с тупыми вопросами, Нина вспомнила, как папа один раз отругал маму. То есть руганью это не назовёшь, он сделал это очень тихо и почти незаметно, однако Нину это событие потрясло. Мама намеревалась наведаться в школу, навестить учительницу алгебры, от которой Нина буквально рыдала. Впрочем, от суровых методов математички рыдали полкласса. Но отец перехватил маму на пороге, вернул под ручку домой и твёрдо заявил, что «разбираться» с учителями она пойдёт только после развода с ним. Учитель, сказал папа, — это учитель, а не пьяная соседка, с которой можно идти выяснять отношения. Либо ребёнок привыкает уважать труд педагога, либо становится сутягой, и тогда это не его дочь и не его семья. Мама тогда покорилась, а у Нины, подслушивавшей за дверью, ещё долго горели щёки. Ей было стыдно, ведь именно благодаря её жалобам мама поддалась на провокацию.
На экране телевизора Рокси умело делала вид, будто не замечает нервозности мужчин в штатском.
— Госпожа Малкович, вы можете подтвердить или опровергнуть тезис, что вами найдено противоядие?
— Простите, но вопрос некорректен. Мы не занимаемся ядами, и, насколько мне известно, версия отравления не выдержала критики.
— Однако военный комендант заявил дословно — «как минимум триста тысяч заражённых детей и подростков»!
— Они ничем не заражены. Экспертами проверены тысячи продуктов питания, взяты пробы воды. Не обнаружено токсичных веществ, а также веществ, вызывающих галлюцинации. Строго говоря, заболевшие потребляют абсолютно доброкачественную пищу.
— А что показал анализ содержимого желудков? Нам сказали, что большинство жертв ели попкорн на киносеансах, а после кино лишали себя жизни?
— Это вопрос не ко мне, но ещё раз повторю — попкорн вполне качественный.
— Тогда объясните нам.
— Я сказала — качественный, но я не употребляла слова «безопасный».
— Доктор, это правда, что солдаты подобрали трупы волосатых девушек?
— Спросите об этом полковника Малого, вот он рядом.
— Полковник, это правда, что женщины начинают превращаться в мужчин?
— Это провокация. Лица, распускающие подобные слухи, будут арестованы и преданы суду.
— Нам сообщили, что группа байкеров до смерти забила двух школьников, но военный патруль даже не вмешался. Они просто проехали мимо! Нам в редакцию прислали фотографии…
— Передайте ваши фото моему помощнику, мы разберёмся.
— Господин Малой, прямо сейчас мародёры громят торговый центр на аллее Памяти. Мой коллега передаёт, что военные не вмешиваются. Работники торгового центра окружили два бронетранспортёра, но офицер делает вид, что не знает родного языка…
— Если это подтвердится, начальник патруля будет предан трибуналу.
— Полковник, отчего бы вам не признать, что в нашей армии служат трусы?!
— Я не командую армией, я руковожу специальным научным подразделением. Полагаю, что у офицеров нет разрешения открывать огонь на поражение.
— Господин полковник, вы говорите так, будто гражданские суды уже не функционируют?
Но полковник Малой уже показал публике спину. Репортёры снова переключились на Рокси.
— Доктор, нам хотелось бы пообщаться с директором вашего института. Почему молчат все телефоны?
— Сожалею, но этот вопрос тоже не ко мне.
Люди с микрофонами подпрыгивали, наползали на чёрный мрамор крыльца, точно свора коварных ползучих хищников. Нине показалось, что доктор Малкович сдерживается из последних сил и вот-вот залепит кому-нибудь в объектив каблуком или зонтиком.
— Это правда, что ваши коллеги удрали за границу?
— Доктор, ваши мышки и кролики действительно бегают по потолку?
— Госпожа Малкович, в печати опубликовано интервью с Ингой Тянь. Она работала у вас лаборантом год назад, её покусали взбесившиеся морские свинки и крысята. Значит, уже год назад вы знали, что мутации приводят к агрессии?
— Чем вы кормили ваших кроликов, госпожа доктор?
— Это правда, что Академия наук официально открестилась от ваших опытов?
— Есть ли шанс найти контркультуру для промывки испорченных генов?
— Госпожа Малкович, а вдруг это новый наркотик?
На взгляд Нины, доктор стоически перенесла атаку.
— Признаюсь, я была бы рада такому повороту, — доктор Малкович выдавила улыбку. — Мы бы увидели реального врага и смогли бы придумать, как с ним бороться. Простите меня, больше нет времени.
Нина переключила канал.
На экране возник нервный стриженый дядька, у него дёргались попеременно оба глаза и щека. Дядька тёр ёжик на голове и выплёвывал фразы так быстро, что Нина не успевала воспринимать.
— Не следует делать из мухи слона. Кто такая эта Малкович? Это безответственная болтовня — в разрозненных вылазках хулиганов видеть генетическое заболевание… Мы немедленно примем меры к пресечению…
— Валдис, кто этот псих? — вернулась к разговору Нина.
— Это не псих, а министр внутренних дел. Впрочем, одно другому не мешает.
Камера переехала с министра на кругленькую журналистку.
— Однако… что вы скажете о возможности эпидемии?
— Эпидемии чего? — Веки министра задёргались ещё быстрее.
— Эпидемии агрессии. Эпидемии убийств.
— Я прошу вас не преувеличивать. Никаких эпидемий, просто вылазки пьяных молодчиков… Вы тут, на телевидении, шустрые ребятки, ха-ха… Я всегда жалел, что мы не можем платить столько же, иначе давно бы переманил всех очаровательных ведущих к себе в пресс-службу, ха-ха…
— Выходки пьяных молодчиков? Тогда почему на въездах в город поставили военные патрули? Почему отменены поезда, и гражданские службы ссылаются на ваш приказ?
— Это не мой приказ, я не вправе распоряжаться… Насколько мне известно, решение принималось Советом обороны…
Нина со стоном выключила телевизор. Именно сейчас она остро чувствовала, как ей не хватает отца. Папа был где-то далеко, в тысячах миль к югу, среди айсбергов и чаек. Он не работал на политиков и военных, но всегда всё замечательно и понятно про них объяснял. Если папа чего-нибудь не знал, он записывал вопрос, отправлялся в царство книг и возвращался к дочери вооружённым до зубов. Когда Нина была маленькая, папа сажал её на колени и невероятно увлекательно рассказывал о Южном полюсе, о чудном крае под названием Патагония, о подводных течениях и затерянных сокровищах. Когда Нина подросла, папа продолжал отвечать на её вопросы, хотя порой она вопросами вгоняла в краску и бабушку, и маму. Папочка был самый умный, он приносил самые интересные книги, он брал её с собой на самые толковые фильмы и никогда не повышал голос. И вот сейчас, когда творится такое… такое… как назло, он в экспедиции и ничем не может им помочь. Мамочка у них тоже молодец, она заявила, что будет ходить на работу, даже если в их хосписе никого, кроме неё, не останется. Пока кроме мамочки на работу выходили ещё трое, но неделю назад их штат насчитывал двенадцать человек. Папа, папа, как же его нам не хватает.
— Нина, ты не поедешь.
— Валдис, там остался мой реферат. Может случиться всё что угодно.
— Ты слышала — солдаты перекрыли улицы! Метро не работает, половина городского транспорта стоит.
— Валдис, если ты со мной не пойдёшь, пойдёт Тома. Мы не поедем на автобусе. Тут всего четыре остановки, прекрасно прогуляемся.
— Нинуль, я не за себя боюсь.
— Жду тебя через семь минут.
Она положила трубку с твёрдым намерением не подходить к телефону. Телефон звонил ещё трижды, но Нина крепилась, чтобы Валдис не сумел её разжалобить. Позже она проклинала себя за тупость и упрямство.
Если бы она согласилась переждать, Валдис и Тома были бы живы.
19
МЫШИ И БАБОЧКИ
Если мальчик в детском саде
Мучил птичек и котов,
Значит, он к военной службе
Был с рождения готов!
Народный юмор
Рокси очнулась в момент, когда первая крысиная морда появилась в просвете окна. Крыса поводила носом и, шустро перебрасывая лапки с присосками, ступила на потолок спальни. Вторая крыса помедлила, тяжело переваливая порожек и струну, на которой висели занавески. Вторая была крупнее и старше, наполовину седая, с мордой, располосованной когтями, и куцым хвостом.
Крысы беззвучно посовещались и двинулись в глубину комнаты, неумолимо приближаясь к торчащей люстре. Их хвосты забавно свисали вниз? — так обычно задираются весёлые хвостики эрдельтерьеров. Только крысы вовсе не излучали веселья.
Они просто искали место, откуда удобнее падать. Рокси покрылась испариной. Надо было вскочить и немедленно бежать, но конечности словно онемели.
Откуда-то доносились неясные шепоты. Всюду шепоты.
Она забыла на ночь закрыть окно.
Видимо, в последние дни наступило относительное затишье, или зверюг отпугнула новая модификация котов-убийц, выведенных с усиленными присосками и широким парусным хвостом. Прежнюю модификацию крысы истребили за неделю и снова начали проникать в верхние этажи жилищ, продвигаясь по отвесным наружным стенам…
Тем не менее, по потолку, они раньше бегать не умели. Зверюги изменялись быстрее, чем люди вырабатывали контрмеры. Рокси с трудом отвечала себе на вопрос, кто и как борется с крысами. Кажется, она многое стала упускать в последние недели. Внимание рассеялось, устойчивые правила поведения оборачивались кашей, из которой иногда выплывало верное слово или действие. Она дрожала под одеялом, обливалась холодным, потом и не могла припомнить, с какой стороны от постели находится дверь.
Шепоты. Шепоты.
Она не могла оглянуться и поискать дверь глазами, потому что следовало непрерывно следить за крысами. Крыс не стоило выпускать из поля зрения ни на секунду! Возле самой люстры они замешкались, бранясь между собой. Их огромные неровные тени раскачивались на белом потолке. Крысы разевали пасти, шипели друг на друга и быстро-быстро высовывали языки. Языки у них стали быстрые, как у хамелеонов, а зубы выдвинулись вместе с удлинившимися челюстями и загнулись внутрь, как у хищных рыб…
Если на секунду прекратить за ними следить, зверюги набросятся сзади. Они только и ждут момента!
Рокси лежала, вцепившись в одеяло, и никак не могла вспомнить ничего о мире за окном. Город словно превратился в плоскую мёртвую декорацию. Двери возле постели больше не было, одна сплошная стена. За стеной блуждали тёмные шепоты.
Шепоты. Шепоты. Шепоты.
Крысам, очевидно, не нравилось спускаться головой вниз, зато они каким-то образом понимали, что на кровать падать будет мягко. Они стали чертовски умными и изворотливыми, раз уловили тёплый запах из-за её приоткрытой двери. У той зверюги, что была крупнее, с облезлой шкуры сыпались на кровать насекомые. Крыса уставилась на Рокси злобными глазками и зашипела, распахивая пасть всё шире и шире…
Звонок будильника вырвал Рокси из сна.
Спина насквозь промокла от пота. Её словно подкинуло над постелью катапультой. По чистому потолку никто не ползал, окно было плотно закрыто, тикали ходики, им вторил будильник в коридоре. Со вчерашнего дня отключили свет, поэтому не урчал больше холодильник. Доктор Малкович вспомнила, что отнесла уцелевшие продукты на балкон. Она вскочила, наматывая на себя одеяло, отдёрнула занавески. На балконе всё оставалось как прежде — целые, нетронутые пакеты. Ближайшие крысы наверняка возились где-нибудь в подвале, но карабкаться по стенам пока не научились.
Всего лишь сон, ерундовый глупый сон.
Но даже во сне её не оставляет работа. Рокси завернулась в халат, стуча зубами, засеменила на кухню, поставила на огонь турку. К счастью, газ пока не отключили. Потом она не выдержала, на всякий случаи проверила запоры, попыталась послушать радио, но смогла настроить только короткие волны.
Радио невнятно шептало.
Паранойя надвигается, сказала она себе. Нельзя столько работать. На кафедре конь не валялся, а теперь ещё эта незваная комиссия, в которой предстоит пахать бесплатно, да ещё Хорёк оборвал телефон. Вчера ему приспичило снова выяснять отношения, как раз когда она слушала военных. Рокси не сразу впитала теории полковника, а тут ещё бывший муженёк.
Лучше времени не нашёл! Он всегда отличался навязчивостью, а сейчас прямо голову потерял! Жаловался, что ему разбили лоб, что-то бормотал про свихнувшуюся Марину, про пожары. Будто и без того неизвестно, что его бывшая — чокнутая! Видите ли, ему велели прийти на собрание в гимназию, он попёрся больной и раненый, а кроме него собрались всего три человека. Теперь он ходит туда каждый день, как идиот, встречает там школьников, но Лолы нигде нет.
Лола. Вот что вернуло Рокси в прежний ритм. Она кое-как притормозила себя, вырвала из бесконечного рабочего вихря. Накануне, после пропажи Адабашьяна, произошло немало гадких событии, но все они виделись абстрактно, как телевизионная лента новостей, которую можно в любой момент заменить концертом. Лола относилась к миру по эту сторону экрана, и, кажется, Хорёк был встревожен не на шутку. Но сильнее всего Рокси изумило собственное отношение к непрекращающимся бедам бывшего мужа.
Оказывается, Лола для неё значила несколько больше, чем просто незнакомый подросток. Внезапно выяснилось, что несгибаемый учёный оказался внутри сродни трухлявому пню. Она сделала всё, что могла и успела для мамы — уговорила двоюродного брата взять маму с собой. К счастью, брат согласился, он владел на паях маленьким отелем в ropax и рассчитывал пересидеть беспорядки на высоте трёх тысяч метров. За маму Рокси могла не волноваться хотя бы какое-то время, но Хорёк подкинул ей порцию новых тревог.
Весь вечер она мерила шагами квартиру, пытаясь дозвониться хоть куда-нибудь. В конце концов, она позволила себе то, чего не следовало позволять. Она позвонила полковнику Малому по номеру, который он надиктовал для самых крайних, угрожающих жизни случаев. По другим номерам руководитель комиссии просто не отзывался.
Малой не стал на неё орать. Как ни странно, он пообещал подключить к поиску своих людей. Доктор Малкович никогда в жизни не давала взяток, поэтому чувствовала себя крайне глупо, предложив полковнику «финансовое содействие».
— Вы поймите, эта девочка мне очень дорога, — запинаясь, она заполняла паузу в тяжёлом молчании полковника. — Я понимаю, что у ваших подчинённых полно своих дел, возможно, у них возникнут проблемы.
— У нас только одна проблема, — перебил её Малой. — Ещё пара дней, и подчинённых у меня не останется. А вам я ещё раз советую ночевать в институте. Только здесь я могу гарантировать безопасность…
Но Рокси в десятый раз отказалась, хотя на кафедре и в лабораториях уже ночевали человек пятнадцать, медики, химики, военные из закрытых институтов — все, кого могли собрать по стране коллеги Малого. Сам он каждый час докладывал правительству о ходе работ и сносился с аналогичными группами, работавшими в других центрах. Вчера вечером Малой признался, что в первый раз отправил донесение с порученцем. Появились серьёзные проблемы с Интернетом, а городская связь «глючила» с самого утра…
Рокси налила себе кофе, высыпала в вазочку остатки конфет. Где-то стукнуло железо, где-то закричали. Она вздрогнула, мигом погружаясь в ночной кошмар.
Никаких крыс, никаких котов, это всё нервы…
Она не верила, что Малой найдёт Лолу. Хорёк, то есть — Леонид, утверждал, что дважды обежал всех её подруг. По пути ему чуть не свернули челюсть, потом он подобрал где-то старую машину, на ней добрался сам до загородного дома Кисановых. Рокси спросила — кто такие Кисановы? Оказалось, это родители парня, с которым дружила Лола. Дверь никто не открыл, Хорёк побоялся лезть в окно…
Рокси спросила себя, не вернуться ли в постель, подарить себе хотя бы ещё полчаса, но неосторожно выглянула в окно, и сон мигом пропал. В окнах дома напротив отражались огни пожаров. Это горела старая часть, деревянное Заречье. В скверике у подъезда дежурили двое с ружьями. Рокси открыла раму и перекинулась с мужчинами парой слов, спросила, не вынести ли им горячего. Те не сопротивлялись. Рокси разогрела три замороженных пирога с капустой, накинула куртку, отнесла дежурным. Оказывается мужчины дома договорились караулить круглосуточно, чтобы чужие не могли подойти к дверям. Этой ночью обошлось без применения оружия.
Рокси вернулась наверх продрогшая и грустная.
Три года назад все значимые события в её сумбурной жизни спутались в один клубок. Поспешное замужество, Леонид, вместо ожидаемого мужского напора надавивший на жалость. Если бы она тогда его покинула, сегодня не было бы так больно. Но он так смотрел…
Он смотрел на неё глазами затравленного зверька, и Рокси осталась. В принципе, ей некогда было мусолить свои чувства к нему, в институте разворачивалась настоящая наука. Несколько позже Леонид приоткрылся ей совсем с другой стороны. Во первых, его дважды встречали с одной из бывших пассий, но на мелкие интрижки Рокси охотно бы закрыла глаза. Однако Хорёк требовал к своей персоне всё больше внимания. Фактически он попытался узурпировать её свободное время, точнее — то время между авралами, которое он считал свободным. Он тихой сапой попытался установить в семье патриархат, не имея при этом на главенство никаких прав. То есть — ни малейших прав!
Рокси терпела. О, да, она терпела его нападки, как святая великомученица, но приходит конец терпению даже у ангелов. Хорёк требовал от неё всё больше и больше, при этом сам избегал любого напряжения сил. Он делал то, что ему удобно и приятно. Приятно учить детей, приятно ковыряться в журналах по профессии, приятно застрять на балконе с книгой. А думать о будущем? Думать о карьере, о большом доме, о ребёнке, о кредитах. Нет, увольте, это не для его слабонервной натуры!
Рокси проклинала себя за то, что не может думать о нём плохо. Этот проныра ухитрялся подольститься к ней даже во сне. Даже во сне он приходил, бормотал всякие глупости, и от этих глупостей она просыпалась с улыбкой. Почему бы ему не присниться ей сегодня, вместо вонючих крыс?
Чёрт подери, сказала себе Рокси, ещё немного, и я попрошусь к нему обратно. Какого беса этот душный зануда не позвонит именно теперь, когда ей так тяжело и страшно?! То теребит её восемь раз за день, упрашивая дать ему ещё один шанс, то проваливается сквозь землю. Мог бы почувствовать её состояние.
Ведь она практически завершила монтаж бомбы. Разве что лёгкая покраска, зубастая акулья пасть на острие взрывателя. Спустя неделю она собиралась взорвать сонное болото, но события повернулись совсем иначе. Сонное болото взорвалось без неё.
Всё сходилось как нельзя лучше. Или — как нельзя хуже. Модели, рассчитанные ею, показали наихудшие результаты из всех возможных. Урожаи снимали шесть, и даже восемь раз, нарочно помещая семена и саженцы в весьма специфические условия, специально разработанные доктором Малкович. Исследуемые насекомые и теплокровные были разбиты на группы вполне классическим образом, получая исключительно растительное питание из теплиц лаборатории. Ничего кардинально нового в науке, стандартные подходы, стандартные выводы, годящиеся для студенческого реферата, но никак для учёного, серьёзно метившего в Академию.
Ничего нового, если бы не условия среды, куда помещали модифицированные семена. Три года назад Рокси резко изменила эти самые условия. Почвы брали не из теплиц, а с городских улиц, прямо из-под асфальта. Самые худшие почвы для выращивания чего бы то ни было. Куски резины и гвоздей, превышение норм по окислам, хлору и тяжёлым металлам в десятки раз. Вода из-под крана, никакой артезианской подпитки.
После первого урожая Рокси ещё больше усугубила собственные будущие проблемы. В воду из-под крана, используемую для поливки, стали добавлять всевозможные продукты урбанизации — лимонады, моющие средства и прочую пакость, включая биологически активные добавки.
Всё, что могло так или иначе воздействовать на генотип.
С точки зрения урожайности эксперимент был заранее обречён. Но отдел разрабатывал совершенно иную тему, известную лишь двоим непосредственным руководителям. Вначале Адабашьян обалдел, когда Рокси принесла свои предложения. Но подпись поставил.
— Я вас не спрашиваю, кому это надо? — осторожно зашёл он со стороны. — Но меня об этом могут спросить на учёном совете.
— Это надо всем, — она решительно кинулась в бой, абсолютно не представляя, чем закончатся их мирные турниры.
Да и тема Рокси казалась вполне мирной. Вначале она всего лишь намеревалась выяснить степень опасности для любителей животных и садовых участков в черте города. Она намеревалась найти некую внятную зависимость болезней фауны от болезней флоры. Ничего особенного, ничего нового.
С одной малюсенькой оговоркой. Горожане последние годы стали не глупее фермеров. Им тоже хотелось получать томаты и перцы весом по четыреста граммов каждый, им тоже хотелось рвать в садиках и на задних дворах клубнику размером с грушу. Горожане шумно выступали против химии и облучения культур на полях, но никак не желали отказываться от собственных крошечных, но пышных плантаций. Что интересно, цветы человек не употреблял в пищу. И масса других невероятных плодов шла на корм незаметным жителям мегаполиса, которые также потихоньку изменялись. Пчёлы, осы, мухи, мыши, вороны…
Первое же поколение живых существ, родившихся у тех, кто питался её «новыми» соей, картошкой и томатами, показало такие результаты, что лаборанты буквально остолбенели. Рокси вытащили из постели в ту ночь, когда из гусениц полезли бескрылые бабочки с двумя челюстями. Среди узкого круга посвящённых вспыхнула паника. Впрочем, паника с такой же скоростью и улеглась. Бабочки отползали свой срок и закончили свой земной путь, не оставив потомства. У мышиных самок Маты Хари и Консуэлы появились милые мышата с перепончатыми клейкими лапками, благодаря которым они бодро взбирались по отвесным стенам вивария. В остальном мышата ничем не отличались от сверстников в контрольной группе.
Отличия проявились на двенадцатый день. Мышата, питавшиеся облучённым зерном, показали резкий скачок в росте. За неделю вдвое обогнали контрольную группу, затем внезапно начали линьку и перестали реагировать на свет. Жрали они практически безостановочно, уминая в день пищи вдвое больше собственной массы. Температура тела у них поднялась до сорока шести градусов.
Это казалось невероятным, но мышата не умирали. Напротив, передвигались по клеткам всё интенсивнее. Первое же вскрытие показало наличие двух сердец и кардинальные изменения желудочно-кишечного тракта. Мышь потихоньку превращалась в корову. Именно потихоньку, констатировала Рокси, оторвавшись от микроскопа, поскольку на двенадцатый день организмы этих новых существ ещё не сформировались окончательно.