Много сулит это утро морозное —
Песни, катанье на льду и с горы
Как много сделано нашим правительством
Для детворы…
 
Детское творчество
      Жену водителя уборочной машины звали Виола. Она и виду не подала, что удивлена появлением исцарапанного мужа в компании с избитым Гризли в семь утра. Пока Виола выстригала учителю волосы на макушке, двое её детей молча стояли за дверью ванной комнаты, ожидая указаний. Кит был старшим, ему стукнуло одиннадцать, и Гризли, конечно же, не узнал в нём застенчивого «подготовишку». Впрочем, стриженый худенький мальчик действительно выглядел психически не вполне здоровым. Он всё время молчал и дышал открытым ртом. Из-за его плеча выглядывала младшая сестра, розовенькая девочка лет семи.
      — Это врождённое расстройство, — виноватым полушёпотом произнёс хозяин, через головы детей подавая жене полотенце. — Мы лечились у десятка докторов, но пока, как видите…
      — Ники, всё в руках божьих, — коротко перебила Виола, перекусывая нить.
      — Ой, я забыл… Для своих я — Ник, — водитель протянул Гризли грубую ладонь. Физик неловко пожал руку, сидя на маленькой скамеечке.
      — Леонид…
      «Для своих, — отметил Гризли. — Для него учитель, пусть даже бывший учитель его ребёнка — всё равно, что свой. Это не фамильярность, это уважение к профессии. Держу пари, что в этой семье не услышишь выражения «тупая училка»…
      — Кит, ещё чайник горячей воды. Римма, забери тряпки. Ники, поставь мясо в микроволновку, — Виола отдавала приказания спокойным, ясным голосом, как будто её каждый день в семь утра поднимали с постели зашивать головы незнакомым мужчинам. — Леонид, сейчас постарайтесь не дёргаться. Будет немного больно.
      — После всего, что было, мне уже всё равно… — он попробовал рассмеяться.
      Гризли вцепился в бортик ванной. По правде сказать, больно получилось не «немного», а так, что глаза полезли на лоб. Он не стонал только потому, что рядом находились дети. Девочка глядела, не отрываясь, но моментально включилась в работу, когда мать поручила ей принести чистую рубашку и свитер отца. Молчащий Кит по просьбе Виолы отправился чистить ботинки гостя.
      — Вот так, — удовлетворённо заметила женщина, заматывая вокруг макушки физика бинт. — Теперь снимайте сорочку, посмотрим, что с вашей спиной.
      — Мне крайне неловко… — залепетал Гризли. — Нет, спину я как-нибудь дотащу до врача…
      — Прекратите, — строго осадила Виола. — Леонид, не ведите себя как маленький.
      И Гризли моментально почувствовал себя маленьким. Он послушно поднял руки, позволяя себя раздеть, послушно подставил спину и плечо. Потом ему обработали разбитую губу, помогли облачиться в свежую рубашку и свитер Ника, и деликатно оставили одного в ванной комнате. Леонид прислонился к стиральной машине, всё ещё не веря в счастливое спасение. Он разглядывал свою круглую забинтованную голову, вдыхал аппетитные запахи кухни, слушал ласковые голоса взрослых… Ему хотелось заплакать.
      Всё произошедшее с ним за последние дни и часы отодвинулось на тысячи лет. Бессонная ночь, бег по тёмным улицам, пожары и зеленоглазые дети, мало похожие на детей. Всё это было правдой, но в правду никак не хотелось поверить.
      — Зачем вы это делаете? — Гризли вышел к столу, неловко присел на табурет в уголке и только теперь обнаружил, что без него не начинали есть. Дети чинно ждали у своих приборов. Стол был накрыт скромный, но по правилам этикета. С двойными тарелками, с мельхиоровыми ножами и салфетками домиком.
      — Что мы делаем? — поднял брови Никос. На его расцарапанном горле расплывалось коричневое йодное пятно.
      — Зачем так заботиться обо мне? — встретив их взгляды, Гризли почувствовал себя идиотом.
      — Это наш долг, — просто ответила Виола.
      — Я непременно верну вам одежду.
      — Это необязательно, — отмахнулся Ник. — Садитесь скорее, кушайте. Вы извините, но мне надо поставить машину, иначе в парке будут неприятности. Поэтому я на скорую руку — и побегу.
      Гризли растеряно оглядывался, не понимая, когда же Виола успела всё это сотворить. Супруги вместе рассмеялись.
      — Это Римма у нас помогает мамочке.
      — Да, они у нас оба молодцы. И Кит, и Римма. — Девочка покраснела, Кит уткнулся носом в тарелку, но Гризли заметил, как мальчику приятна похвала.
      — Хотелось бы узнать новости.
      — У нас нет телевизора.
      Гризли уставился на хозяев в недоумении.
      — Телевизора нет, — терпеливо пояснила Виола. — Но я могу вам включить компьютер, посмотрите в Интернете.
      — О нет, не стоит беспокоиться, это не срочно. Так вы все новости узнаёте из сети? Это принципиально?
      — Мы стараемся уберечь ребят, — пожала плечами Виола. — Совершенно ни к чему смотреть на взрывы и убийства, когда есть так много книг. Разве вы не согласны, господин учитель?
      — Согласен, вполне согласен. Наверное, я вас всех задерживаю? — опомнился Гризли. — Детям пора в школу.
      — Сегодня ребята останутся дома, — супруги быстро переглянулись.
      — Я вам так благодарен.
      — Благодарите Господа.
      У Гризли возникло ощущение, точно он попал в кинофильм о каких-то баптистах или мормонах. Он вгляделся в лица, но никто и не думал над ним шутить. На несколько секунд, перед тем как начать трапезу, все примолкли, словно беззвучно творили молитву. Чувство тепла и доброты, нахлынувшее на Гризли в ванной, только усилилось. Он осмотрелся внимательнее.
      Самая обычная, рядовая квартира, без излишеств. Завтрак накрыт в кухне, всё надраено до блеска. Горшочки и сковородки развешены по ранжиру, ни капли грязи или масла на плите, окна задёрнуты плотными занавесками, в углу — несколько икон и церковный календарь. Запахи сдобного теста, старых книг, квашеной капусты, цветочного чая, засушенных цветов и ещё чего-то, неуловимо детского, домашнего.
      Тихое щёлканье ходиков, еле слышная мелодия из магнитофона, воркование чайника, вздохи стиральной машины. Книги, много книг и журналов, даже на кухне. Гризли моментально отметил, что вся литература много раз читанная, обложки потёртые, с исправленными ценниками — скорее всего, небогатые хозяева закупались в лавках «Старой книги». Так вот чем пахло.
      Ощущение родного дома, точнее не скажешь. Гризли внезапно стало зябко при одной мысли, что придётся покидать эту маленькую крепость.
      Виола шустро распределила куски омлета и паровые котлетки. Учителю налили потрясающего пахучего чая с плавающими на поверхности кусочками лесных ягод. Дети сдержанно кушали, никто не гремел вилками, не кашлял, не болтал. Иногда Римма шёпотом просила что-то у отца или у брата, а Кит изъяснялся жестами.
      — Вы верующие? — спросил Гризли.
      — Да, — светло улыбнулась Виола.
      Ник быстро жевал, запивал, поглядывая на часы. Дома из грубоватого шофёра он превратился совсем в другого человека — тёплого, округлого, улыбчивого. Закинув в рот последний кусок, он встал, поцеловал детей, жену и побежал одеваться.
      Гризли хотел выйти вместе с ним, но Виола его удержала.
      — Сидите, сидите. Он сейчас отгонит машину и вернётся. До его парка отсюда пять минут.
      — Одному там небезопасно.
      — С Ники всё будет в порядке.
      — Он вам говорил, что случилось по дороге?
      — Да. Это… это неприятно. Не будем сейчас об этом, — Виола даже не сморгнула.
      — Вы не боитесь, что Никоса могут задержать? В машине наверняка могли остаться следы.
      — Не будем сейчас, — она показала глазами на детей. — Я верю, что всё обойдётся.
      Гризли посмотрел на неё внимательно и внезапно увидел то, что видела она. Действительно, всё обойдется. По крайней мере, сегодня и сейчас. Обойдётся, потому что Виола помолилась за мужа.
      — У вас дома так… — Леонид не мог подобрать слов. — Так уютно, так почти сказочно.
      — Ну что вы, — Виола довольно рассмеялась, прикрывая рот ладошкой. На её розовых щеках появились смешные ямочки, от глаз побежали добрые морщинки. Гризли никак не мог определить возраст хозяйки. Ей в равной степени можно было дать тридцать пять и пятьдесят лет, и он легко представлял, как Виола будет выглядеть, и вести себя в семьдесят пять. Точно так же приветливо, доброжелательно и ровно.
      Как будто внутри неё скрыт стальной каркас, позволяющий не гнуться ни при каких ветрах.
      У физика случился очередной приступ изумления, когда дети доели и попросили разрешения выйти из-за стола. Виола заставила Кита допить чай, а Римме позволила взять с собой только одну конфету. Но на этом ритуал принятия пищи не завершился. Кит повязал себе и сестре фартучки и принялся носить грязную посуду в раковину, а маленькая Римма подтащила табурет и пустила горячую воду. Виола поставила перед учителем вазочку с печеньем, варенье, мёд и подлила ещё чаю. Гризли видел, что хозяйке необходимо отлучиться, помочь детям, кроме того, в ванной закончила стирать машина, но Виола так его и не покинула, чтобы он не смущался, в одиночестве поглощая пищу. Леониду внезапно стало стыдно того, как много он съел, как сильно проголодался и какой бардак царит у него дома по сравнению с прибранной квартирой его спасителей. Виола затеяла с ним разговор об образовании, о его прежней школе, ни словом не упомянув о ночном происшествии. Гризли невпопад отвечал, раздумывая, как он появится в гимназии с разбитым ртом и забинтованной головой. Только когда речь зашла о Ките, он из вежливости спросил, учится ли Римма в той же школе.
      — Нет, мы забрали ребят оттуда, — покачала головой Виола. — Ребята посещают школу при храме. Там лучше.
      — Однако Никос сказал, что там… — закончить фразу про убийство учителей Гризли не дали. Хозяйка на короткое мгновение нахмурилась и незаметно провела рукой поперёк рта, давая понять, что при детях тему лучше не поднимать.
      В прихожей послышался скрип двери, бренчание ключей, дети побежали встречать отца. Физик в третий раз удивился, когда хозяйка извинилась и вышла поцеловать мужа. Казалось бы, он только что приезжал и совсем недавно все перецеловались в прихожей! Гризли спросил себя, стала бы Рокси целовать его всякий раз, когда он возвращается или уходит?
      — Ребята, идите к себе, — негромко приказал отец, возвращаясь к столу.
      Дети послушались. Гризли уже настолько привык к их молчаливому послушанию, что удивился бы скорее взрыву смеха или шумному недовольству. Ведь ребят прогнали в комнату как раз тогда, когда между взрослыми затевалась беседа!
      — Вы не слишком строго с ними? — спросил Гризли, когда Никос плотно прикрыл за детьми дверь.
      — Строго? — удивился отец. — Нет, что вы. Они очень избалованы, особенно бабушкой. Мы позволяем им практически всё, они присутствуют на семейных… — он засмеялся, погладил руку жены. — Да, на семейных советах. Но у нас каждый знает своё место.
      У Гризли снова возникло ощущение назидательного религиозного кинофильма.
      — Вы зря считаете, что мы принуждаем детей к служению или держим их в углу на коленях, — словно поймала его мысли Виола. — Такие мысли приходят в голову не только вам. Уверяю вас, принуждения в нашей семье нет и в помине. Всё очень просто. У взрослых есть право на свою жизнь, у ребят — на свою. И никто не вправе нарушать границы Мы вместе с ними установили правила и стараемся их соблюдать.
      Гризли невольно заёрзал.
      — Правила по Библии? — Супруги с улыбкой переглянулись.
      — Дорогой Леонид, не надо воспринимать всё столь прямолинейно. Если мы верующие, это ещё не значит, что наши ребята не получат светского образования. Ребята раньше сверстников узнали о том, откуда берутся дети, что означают похабные слова и почему не стоит пробовать марихуану.
      — И вы… — Гризли поёрзал на табуретке. — Вы уверены, что удастся их спасти от улицы?
      — Не уверены. Поэтому уезжаем.
      — Уезжаете? — до физика не сразу дошло. — В смысле? Переезжаете в другой район? А мне всегда казалось, что здесь наиболее тихие кварталы.
      — Нет, нет, вы не поняли. Мы вообще уезжаем из города, — Никос приоткрыл дверь в прихожую, отодвинул занавеску. За занавеской в нише громоздились чемоданы. — Один наш хороший друг недавно получил приход в пригороде, в Новой Реке. Там очень красивая церковь, вы должны знать, потому что…
      — Я знаю, — кивнул Гризли. — Потому что я возил туда первый класс на экскурсию. Там, кажется, собирались строить монастырь?
      — Раньше собирались, до войны, — Виола поставила кофейные чашечки. — Ещё в шестидесятые годы планировали открытие новой мужской обители, но не нашли достаточно средств. Наши друзья…
      — Извините, если мой вопрос покажется вам хамством. Кажется, я теперь припоминаю насчёт этого монастыря. Ведь это не официальная церковь? Вы принадлежите к секте?
      — Позвольте вас спросить, а кто уполномочил смертного человека определять, что есть вера истинная, а что есть ересь? — спокойно перебила Виола. — Наши друзья верят в Иисуса и любят Иисуса. Разве этого недостаточно, чтобы разделить с нами кров?
      — Мне вполне достаточно… — Гризли почувствовал, что краснеет. — Я надеюсь, что дело не дойдёт… но не потому, что вы…
      — Вы — атеист? — спросил Никос.
      — Знаете… Пожалуй, я гностик. Я верю, что мы потеряли нечто важное.
      — Ваша точка зрения заслуживает уважения.
      — Сегодня ночью мне подумалось, что лучше бы я был верующим. Я понимаю, это неправильно…
      — Что неправильно?
      — Неправильно, что человек идёт к Богу тогда, когда ему худо. Я потерял ребёнка…
      — Не смейте так говорить! — одёрнула Виола. — Вы ещё её не потеряли.
      — Потерял… Как выяснилось, потерял гораздо раньше, — понурился Гризли.
      — Не печальтесь. Раз вы осознали свои ошибки, значит, их ещё можно исправить.
      — Буду надеяться, — Гризли снова представил Лолу в обнимку с прыщавым уродцем Кисановым и непроизвольно скривился. Наверняка у её любимчика Кисы воняет изо рта. Сомнительно вообще, чтобы он когда-нибудь чистил зубы. Некоторые из этих богатеньких сынков приходят в гимназию в таком виде, словно нарочно окунулись в канализационный люк!
      — Буду надеяться, — повторил он.
      — Господь поможет.
      — Стойте, стойте, — опешил физик. — Как вы думаете, неужели всё так серьёзно? То есть, я хотел сказать, что, конечно, в городе творится вакханалия, вероятно, это какой-то вирус, эпидемия агрессии, но не повод для побега…
      — Это не вирус, — кротко улыбнулся голубоглазый Ник. — Виола, я не смог вернуть машину. Там никого нет.
      — Как это «никого»? — замерла супруга. — А диспетчер, сменщики?
      — Виола, мы уезжаем немедленно, сегодня, — Никос накрыл руку жены, ласково погладил. — Нет, я не забыл про уроки. Сразу после уроков будет время собраться… — Он обернулся к гостю. — Диспетчер убита. Половина машин не вернулись. В полицию звонить бесполезно, я пытался трижды. Кстати, попробуйте с вашего телефона набрать номер службы спасения. Любой из служб…
      Гризли потянулся к кармашку на поясе и чуть не взвыл, позабыв о содранных в кровь пальцах. Виола и Никос вежливо молчали, пока он перебирал простые двузначные номера, известные каждому с детства. Ответом были короткие гудки.
      — Вы нам не расскажете, что случилось с вашей дочерью?
      Леонид рассказал. Его слушали, не перебивая. Неожиданно для себя, чувствуя жгучую потребность во внутреннем самобичевании, он не утаил ничего, включая последний телефонный разговор с Лолой. Когда он закончил, никто не стал сочувственно вздыхать, охать и жалостливо поддакивать.
      — И вы до сих пор убеждены, что это вирус? — спросила Виола. — Мы будем молиться, чтобы ваша дочь благополучно вернулась домой.
      — А если не вирус, то что?.. — Гризли замялся. — Уже неделю творятся какие-то странности. Честное слово, я уважаю ваши религиозные чувства, но, пожалуйста, не говорите мне, что нынешний всплеск злобы — это воздаяние, или наказание свыше, или что-нибудь в этом роде.
      — Больше недели. Месяцы. Годы. Творятся дикие вещи, — поправил водитель. Он бесшумно встал, проверил, не подслушивают ли дети. — Мы непременно уедем, и вам советуем покинуть город как можно скорее. Виола вам говорила, что произошло в нашей школе? Я сказал, что погибли педагоги, но это не всё. Пять дней назад кто-то застрелил учителей, прямо на школьном дворе. Приехала полиция, они-то всё записали, но больше не появились. На следующий день отменили занятия, чтобы уберечь детей от такого. К счастью, убийство-то произошло вечером.
      — Вряд ли тут уместно выражение «к счастью», — заметила Виола.
      — Да, это уж точно. Так-то, хотели уберечь детей. Никто же не мог подумать, что… — Никос потрогал горло.
      — Никто не мог подумать, что учителей расстрелял кто-то из учеников? — предположил Гризли.
      — Да. Как вы догадались?
      — Ммм… У нас в гимназии похожая история.
      — Никто не верил, — Никос вертел в пальцах солонку. Виола встала, отняла у мужа матрёшку с дырочками, вместо неё сунула зажигалку. — Никто не верил, так-то… Никто из полиции не верил, и родительский комитет, но пошли слухи. А потом, в понедельник… — Никос запнулся. — В понедельник наш Кит, он молчун, он-то вечно играет отдельно, не особо сходится с ребятами.
      — Оказывается, он играл на чердаке, — перехватила инициативу Виола — Наш сын играл один, на чердаке школы. Наверное, ему там нравилось, одному. Он играл, а потом услышал, как кто-то идёт. Он спрятался, там темно, есть, где спрятаться. На чердак зашли двое взрослых, они тащили на себе третьего. Потом пришли другие взрослые. Это были учителя, они тащили связанного мальчика восьмиклассника. Они привязали его к стене, заткнули ему рот, а потом…
      — Продолжайте, — кивнул Гризли. Ему вдруг по казалось крайне важным выслушать всё до конца.
      — Они взяли его руку и пробили насквозь такой штукой строительной, таким прутом. Они прибили его руки к деревянным стропилам, а Кит всё это видел. Там были не только мужчины, но и женщины. Они сказали мальчику, что отомстят ему и его дружку за смерть тех других учителей. Они сказали, что его дружок не уйдёт. Чтобы мальчик не мог кричать, в рот ему пихали колючую проволоку, гвозди, всякое такое.
      — Они нашли убийцу, так-то, — продолжал Никос. — Нашли и сами покарали. Потому что полиция не верила. Полиция даже не собиралась искать, так-то. А этот негодяй, прости Господи, он хвалился перед друзьями, что подобрал пистолет и застрелил учителей. Да, так-то Кит спрятался на чердаке и отвернулся. Не мог на это смотреть. Если бы он вышел, эти нелюди убили бы его за компанию. Но ему пришлось слушать, как они убивали мальчика. Он там натерпелся, наш Кит, раньше он почти начал говорить, иногда произносил слова, а теперь снова… — Никос скрипнул зубами. На минуту самообладание оставило его, но под взглядом супруги он взял себя в руки. — Да, так-то… Потом они ушли, и наш Кит спустился вниз. Как раз начиналась вторая смена занятий. Кит вернулся в свой класс и увидел… Он хотел сразу бежать домой, но не решился. Кит — дисциплинированный парень, так-то. Он опоздал, учительница ботаники уже начала урок. Совсем недавно она была наверху, на чердаке, она запихивала колючую проволоку в рот тому восьмикласснику. У этой… язык не поворачивается назвать её учительницей… у неё спина была в белилах. Морлоки. Это не вирус, Леонид.
      — Что? Как вы сказали? — подался вперёд Гризли.
      — Нет, ничего, к слову. Люди будущего.
      — Второй раз слышу это слово.
      Никос посмотрел на Гризли очень внимательно.
      — Вас удивляет, что шофёр мусоровоза читал Уэллса? Леонид, у этой женщины на плечах было накинуто шерстяное пончо, в краске, а под ним — белая блузка, вся в капельках крови. Кит видел, как она поправляла волосы, и пончо на секунду приподнялось. А ребята в классе ничего не видели, они писали, Кит побежал домой. Больше мы их в школу не пускали.
      — Что вы ему сказали? — подался вперёд Гризли. — Как вы ему объяснили?
      Родители переглянулись.
      — Мне хотелось бы услышать ваше мнение, то есть, как вы всё это растолковали сыну. Ну, чтобы он не сошёл с ума, — Гризли замялся. — Понимаете, если бы нечто подобное случилось с моей дочерью, я не уверен…
      — Не волнуйтесь так, — ободрила Виола. — Вы хотите сказать, что не уверены, что учителя поступили несправедливо? Потому что вы тоже учитель и видели свою убитую коллегу?
      — Да. Скажу честно. Я не уверен в себе.
      — Это страшно, но с этим надо жить, — сказал Никос. — Мы объяснили сыну, что нам уготовано немало испытаний. Главное для всех нас — не уподобиться им.
      — В тот же день повесился наш сосед напротив, — Виола подлила учителю кипятка. — Мы пытались вызвать врача. Кого мы только не пытались вызвать, нашли телефоны его родственников. В конце концов, мой муж похоронил соседа ночью прямо тут, во дворе.
      — С ума сойти! — Гризли потёр ладонями виски. — Я смотрел телевизор, но про этот случай ничего не передавали.
      — Некому передавать, — грустно произнёс Никос. — Некому лечить, некому спасать, так-то. Я думаю, что правительство молчит, потому что… потому что уже ничего не может сделать. Они заменяют нас очень быстро, вы же видели сегодня.
      — Они?
      — Они. Назовите как угодно, но это не люди. Что-то другое… Некоторые из них по инерции занимаются привычными делами, но только по инерции. Я видел, как они выкидывают из карманов деньги. Это не вирус, это скачок.
      — Как вы сказали?
      — Вчера звонил отец Глеб, тот самый священник из Новой Реки. Он просил нас поторопиться, потому что в посёлке подростки громят кладбища, и никто их не может остановить. Он сравнил наше общество с ванной, у которой засорились сливы. В нас, извините, скопилось столько дерьма, что сливать уже некуда. Полная ванна, так-то. Где-то тихонько журчало, но никто не обращал внимания, потому что тепло и сыро, и привычно. А нынче переполнилось и хлынуло через борта со всех сторон. А в первую очередь поверх воды лезет — что?
      — Пена? — шёпотом выдохнул Гризли.
      — Конечно. Наши дети, они же легче нас. Их выплеснуло первыми.
      — Кукуруза, — вспомнил Гризли. — Мои ученики испортили мне кабинет и одежду рвотными массами. Как будто кто-то из них нарочно переел кукурузы.
      — Не только кукуруза, — грустно вставила Виола. — Всё вместе. Чипсы, «пепси», кино, музыка, жаргон…
      — Вы думаете… дети сходят с ума? Все эти самоубийства, ведь дети в первую очередь? А потом — заражают взрослых?
      — Откуда нам знать? — развела руками хозяйка. — Вот вы, учитель, образованнее нас, и не знаете.
      — Никос, но не всё же рухнуло? Вы же работаете? — вспомнил физик. — Вы же убирали улицы?!
      — Многие работают. Вам ведь тоже не терпится на службу?
      — Да, верно… — смутился Гризли. Зазвонил телефон. Виола взяла трубку.
      — Мы заказали для вас такси, машина уже внизу. Не беспокойтесь, нормальное такси.
      В коридоре Никос поманил гостя в сторону детской.
      — К нам скоро должен прийти учитель, поэтому ребята не выйдут вас провожать. У них сейчас учебное время.
      Гризли заглянул в щёлочку. Маленькая Римма, одетая в клетчатую пижаму, что-то рисовала кисточкой в альбоме, от напряжения высунув язык. Кит сосредоточенно перелистывал страницы учебника.
      Оба занимались делом. Не дрались, не играли в компьютерные игры, не кидались подушками.
      — И всё-таки мне не верится.
      — Во что вам не верится? — глаза Виолы окутывали его искрящимся тёплом. Никос подошёл к супруге сзади, обнял её за талию.
      — Не верится, что вот так можно. Что дети не запуганы, не учатся из-под палки. Мой ребёнок в одиннадцать лет минуты бы не высидел с книгой. То есть… Я не хочу сказать, что Лола какая-то хулиганка, просто… — Гризли совсем запутался.
      — Мы понимаем, — улыбнулась Виола. — Нормальный, весёлый, живой ребёнок. Для этого возраста абсолютно естественно шалить и скакать. Просто в нашей семье немного иные традиции, вот и всё.
      — Я бы очень хотел к вам вернуться, — признался Гризли. — Вернуться и поговорить обо всём, о детях и о стариках. Долго и обстоятельно. Не потому, что я ищу Бога, а просто.
      — Возможно, он ищет вас, — Виола погладила его по руке. — Вы должны верить, что как только вы делаете шаг навстречу ему, он также спускается на встречу вам. Я уверена, что мы обязательно увидимся и всё обсудим. Я вам не туго намотала бинты? У вас есть деньги на такси?
      — Такси уже приехало. — Ник вернулся из кухни с листком бумаги. — Леонид, извините, что не смогу вас подвезти.
      — Ерунда, я доберусь, — Гризли пожал протянутые руки.
      — Здесь адрес и телефон отца Глеба в Новой Реке, не потеряйте, хорошо? Если вдруг Оно уже докатилось до посёлков, оно везде Леонид, мой друг таксист только что услышал о массовой резне в Мексике. Вдобавок, оказывается, прекращены полёты всех рейсов.
      — Тогда где гарантия, что нас не перебьют в Новой Реке?
      — Гарантия есть, неужели вы не поняли? — широко улыбнулся Никос. — Гарантия — это мы. Мы же существуем. Если станет совсем плохо, вы всегда можете приехать, и вам там будут рады, — Ник стал очень серьёзным. — Ваш адрес и телефон мы записали и повесили в прихожей на зеркале. На всякий случай. Всё в руках Господа, но нам бы хотелось, чтобы ребята могли на кого-то положиться, если со мной что-то произойдёт. — Ник перекрестился. — Там ещё шесть телефонных номеров. Надеюсь, до вас очередь не дойдёт. Вы не возражаете?
      — Нисколько, — улыбнулся Гризли.
      — Эй, Леонид, кстати, — Виола перегнулась через перила. — Я хотела сказать. Не подумайте, что мы вас агитируем. Но к Богу можно приходить когда угодно.
      — Я запомню, — серьёзно сказал Гризли. — Кстати, можете повесить мой номер на зеркале первым!

 
Если Вы утонете
И ко дну прилипнете
Полежите день-другой
А потом привыкнете!
 
Школьная частушка
      Доктор Малкович ворвалась в вестибюль института в воинственном настроении, но её пыл мигом погасили. Двое в штатском перехватили её у проходной, не дали добраться до туалета, а сразу проводили в лабораторный блок. До нужной двери они шли рядом, страхуя с двух сторон. У Рокси возникло незнакомое доселе стыдное ощущение беспомощности. Точно она превратилась в букашку, а сверху, растирая в порошок всё, что казалось твёрдым и незыблемым, катился грозный каток государственной машины.
      Бледное солнце насквозь протыкало пыльными вечерними спицами пустые коридоры. Рокси немного занервничала, представив, что на крыльце и внутри всё ещё бродят криминалисты в резиновых перчатках и собирают что-то, но от полицейских и службы спасения не осталось и следа. Похоже, все штатные сотрудники тоже пораньше разбежались домой. Во всём шестнадцатиэтажном здании неярко светились пять или шесть окон. Рокси внезапно охватил озноб; она представила, что провожатые её сейчас посадят одну в лифт, она доедет до самого верха, и створки лифта откроются в темноту. Она будет бесконечно щёлкать зажигалкой, дёргать запертые двери, убеждаясь, что в здании, кроме неё, людей больше нет…