– Что же ты не здороваешься? – со смешком спросили его из темноты.
      Снова этот смех, нечто среднее между сиплым карканьем и кваканьем старой жабы.
      Возле перевернутой крышки люка, над поверхностью зеркала, парила коренастая фигура в разорванном парчовом тэрлиге. Повар Хо узнал оргой бурятских шаманов, такой они надевали лишь во время праздничных или поминальных тайлганов.
      Человек поднял лицо и ухмыльнулся. Повар Хо вздрогнул, невольно отступая назад. Он узнал оболочку, которую, несомненно, использовало чудовище из смещенного мира. Эта оболочка раньше принадлежала сильному шаману нерчинского улуса, Тулееву. Оболочка смеялась, как смеется театральная маска ужаса. В подвале повеяло тяжким смрадом разложения. Повару Хо показалось, что трещат потолочные плиты.
      – Разве ты не узнал меня, торгаш? А вот тебя трудно не узнать. От тебя, как и прежде, воняет порохом и опием, ты пропах этой гадостью до самых кишок!
      Повар Хо попятился, не в силах отвести взгляда от страшной раны на груди говорящего трупа. Тулееву кто-то взломал грудную клетку, а затем снова зашил ее грубыми стежками. Разорвано и сшито было горло, от самой нижней челюсти до середины груди, сломанные ребра торчали под синюшной кожей, под рваным халатом, зато вместо человеческого сердца стучало что-то другое. Стучало часто, неистово перегоняя не человеческую кровь, а холодную синюю жижу, отраву для мира людей.
      – Убирайся, – прошептал Повар Хо.
      Его губы, скованные коркой льда, мгновенно потрескались, кровь потекла по подбородку и застыла колючими черными струйками. Он сам не услышал собственного голоса, зато услышал, как поет зеркало.
      Зеркало не пело, оно завывало. И впервые в нем отражались не рыжие камни по берегам озера, не верхушки ловчих деревьев и фиолетовое небо с черными тучками. Круглое око колодца встало на дыбы, как всегда происходило в таких случаях, пол и стены поменялись местами, в мерцающем зрачке показалось нечто такое, что Повар Хо предпочел бы никогда не видеть, даже во сне.
      Он запоздало открыл еще одну тайну, которую бережно хранила семейная реликвия. Итак, зеркало умело связывать между собой самые разные реальности. Там, внутри, раскачивались лиловые и розовые гроздья, откуда-то снизу подсвеченные мертвенным светом. Свет этот колебался, порхал, мешая сосредоточиться, и казалось, что переливаются угли затухающего костра. Лиловые гроздья шевелились, выпуская из себя бесчисленные нити крепкой паутины, паутина разрасталась во всех направлениях, и, что самое ужасное, – на кончиках этих подвижных, похожих на щупальца медуз, нитей, моргали тигриные глаза.
      Множество злобных желтых глаз.
      Они следили за внутренностями подвала, они следили за Поваром Хо, они терлись о поверхность озера, которое плескалось по ту сторону, но пока не могли пробраться сюда.
      – Убирайся туда, откуда пришел, – собрав мужество, повторил Повар Хо. – Тебе не спрятаться под чужой личиной.
      Тулеев сипло рассмеялся, еще выше приподнимаясь над бетонным полом. В его глазницах и уголках рта копошились черви, кожа на открытых участках тела натянулась и блестела. Повар Хо моментально догадался, что к нему пожаловал не призрак, потому что от призрака не могло вонять так отвратительно. Тулеев слегка покачивался в наклонном положении, как будто за спиной у него быстро-быстро взмахивали громадные крылья. Но хозяин постоялого двора никаких крыльев не замечал. А еще у него начала противно кружиться голова, словно наглотался дыма…
      Тулеев, несомненно, возник из зеркала, и это был первый случай за годы, когда зеркало без спроса исторгло живое существо. Впрочем, шаман давно не дышит, тут же поправил себя китаец.
      – Не здороваешься? – укоризненно повторил вопрос тот, кто надел на себя оболочку человека. – Впрочем, ты всегда был хамом и подлецом… Я слышу, как ты потеешь от ужаса, жалкий червяк. Это хорошо. Значит, мне не придется играть с тобой в глупые игры.
      – Я знаю, кто ты такой! – осмелел Повар Хо. – Ты бес из смещенного мира. Но тебе здесь не место, убирайся назад! Убирайся, иначе я позову людей с кошками и бурханами, и клянусь, тебе придется несладко!
      Тулеев-призрак рассмеялся. Смех его походил на кваканье кладбищенских жаб.
      – Бурханы? Ха-ха-ха, как ты угадал. Я пришел как раз за этим. Ты принес немало вреда почтенному шаману Тулееву, ты без должного уважения относился к вере его отцов, но пришла пора рассчитаться. Ты отдашь мне онгон быка.
      – Нет, нет, даже не надейся! – вскричал Повар Хо.
      При мысли о том, что может произойти, его окатила волна ужаса. Онгон для улуса быка он шил долго, используя для его создания материалы, полученные от темноликих людей Зазеркалья, а когда закончил, то замуровал свое страшное творение за тремя рядами кирпичей в подвале. В первый же час он понял, что быка нельзя продать бурятам или монгольским шаманам, что может родиться чудовище, с которым не справится уже никто.
      – Я никогда не стану служить темным бесам! – гордо произнес Повар Хо.
      Встретившись с реальной опасностью, он вспомнил клятвы и обеты, которые давал в храме Девяти сердец. Орден на многое закрывал глаза, но уж точно не потерпел бы в своих рядах поклонников демонизма.
      – Ты отдашь мне онгон, – улыбнулся Тулеев. – Иначе мне придется подарить тебя владыке.
      Повар Хо сглотнул. Стало очевидно, что без его согласия и помощи этому чудовищу не заполучить желаемое. Замурованный в кладке онгон был надежно защищен четырнадцатью оберегами, завернут в полотно, принадлежавшее мастерам Шао, и даже окружен пентаграммами народа Книги. Столь надежным образом Повар Хо охранял еще два сакральных предмета, также спрятанные далеко от посторонних глаз.
      – Я могу продать тебе онгон леопарда или онгон мыши, – попытался найти компромисс Повар Хо. Он с большим трудом балансировал на углу между полом и стеной. Угол раскачивался, вращался, и, словно отвечая этому вращению, кружилась в зеркале жуткая глазастая паутина. – Я никому ничего не дарю, но могу с тобой обменяться. Если ты обещаешь, что уберешься в свой адский котел.
      Мрак в подвале сгустился еще сильнее. Зеркало вздрагивало и прогибалось, точно с другой стороны в него колотили кулаками. Чтобы не слышать запаха разложения, Повар Хо стал дышать ртом. Ему показалось, что из-под полы халата Тулеева тоже падают личинки червей.
      – Наш повелитель очень силен и легко превратил бы тебя в кучку пепла, – Тулеев стал медленно увеличиваться в размерах. Быстрее всего расширялся его безгубый синий рот, а во рту росли кривые клыки. – Мой повелитель – это и твой повелитель, запомни это, червяк. Вы, жалкое отребье, вечно все неверно понимаете. Вы полагаете, что умеете думать, но ваши хлипкие мозги годятся лишь для мыслей о жратве. Если бы ты смог приподнять вонючее рыло от корыта со жратвой, ты бы, возможно, что-то понял.
      – Я не стану служить бесам!
      В голове у Повара Хо билась одна мысль: раз невозможно докричаться до верных слуг, как же докричаться до новых друзей, которых он обрел в смещенных мирах?
      – Нет никаких бесов, дурак, – пробасил мертвый Тулеев. – Нет никаких бесов, и нет никаких людей. Для вечного неба и для матери-земли все равно, как вы друг друга называете. Ты называешь белку белкой, а ей нет до тебя дела. Тот, кого я называю владыкой, это не человек и не бес. Это великая грозная сущность, в которую можешь обратиться и ты, если пожелаешь.
      – Ты, как я вижу, уже обратился, – Повар Хо нащупал за голенищем второй нож, короткий, загнутый и тоже заговоренный. – Так что, согласен меняться? Я тебе отдам онгон мыши, а ты мне – что?
      – Мне нужен только бык, – прошипел Тулеев-призрак и резко прыгнул вперед. Повар Хо взмахнул длинным ножом, тренированное тело привычно уклонилось влево и назад, уходя от удара, который мог бы нанести правша. Но он не сумел ни уклониться, ни верно нанести удар.
      Лезвие рассыпалось на морозе сотней звонких осколков. Повар Хо от боли на мгновение потерял сознание, но не упал. Когда он очнулся, кисть правой руки онемела. Тулеев снова отлетел в сторону, он демонстративно широко распахнул пасть, что-то положил туда и громко зачавкал. Из его мертвых глазниц падали черви.
      Повар Хо смотрел на свою правую кисть. Там недоставало двух пальцев, но кровь почти не текла. Место разреза словно кто-то зализал. Нежная кожица сочилась влагой, под ней торчали осколки костей, а боль была такая, что бывший послушник изо всех сил прикусил губу.
      «Без меня не может прикоснуться, – вяло думал он. – Знает, где искать, но не может достать. Он еще слаб в нашем мире…»
      – Ты намерен торговаться со мной? – загрохотало чудовище. – Хорошо. Я меняю твои пальцы на онгон. Это мое последнее предложение. Если ты откажешься, я заберу тебя всего, без остатка.
      – Зачем тебе бык? – Повар Хо вспотел от боли, несмотря на пронизывающий холод. – Бык опасен, он убийца, его нельзя выпускать. Я дам тебе другого…
      От удара, подобного удару хлыста, у него остановилось дыхание. Лицо горело, губы распухли, порвалось веко.
      – Не ожидай, что смерть твоя будет легкой, – рассмеялся демон. – Мой повелитель пока не может пройти сквозь эту жалкую преграду. Не потому, что сущности смещенного мира слабы, а потому, что слишком сильно изменился этот мир. Его воздух, его вода стали убийственны для сущностей высшего порядка. Повелитель послал меня. Я могу дунуть, и твоя лачуга развалится, мне не придется даже крошить кирпичи. Я чувствую онгон сквозь стену, но вынужден торговаться с тобой… Нам известно, что ты сшил онгон для улуса быка, тебе хорошо заплатили за это шаманы. Но улуса быка больше нет, их люди рассеялись и погибли. Эта тряпка, которую ты так тщательно прячешь, – она никому не нужна.
      – Если тебе все известно, пойди и возьми сам!
      – Когда повелитель нижнего мира вернется сюда, мы ни о чем не будем просить вас. Но сегодня я могу пострадать. Сними заклятия, не вынуждай меня убивать тебя… Ты ведь служил в храмах, негодный ты червяк, и должен еще помнить, что такое равновесие. Так зачем же ты позволяешь раскачивать мир? Разве недостаточно того, что натворили убогие людишки сто пятьдесят лет назад? Скоро твое зеркало может потускнеть, потому что смещение станет необратимым! Что ты можешь знать, кусок червя, о вечном небе, если всю жизнь ты прожил в гниющей сливе? Ты даже на секунду не можешь представить себе, какая честная и достойная миссия тебе выпала – спасти этот мир от червоточины. Наступил век, когда вечное небо и земля объединились против проказы, разъедающей мир, против нелепого и бессмысленного племени пачкунов. Поверь мне, Повар, в других смещенных мирах пачкунов нет, там никто не раскачивает миры. Если ты отдашь онгон, ты спасешь всех тех, кого ты так любишь навещать в зеркале…
      Повар Хо встряхивал головой, чтобы не потерять сознание. Он не видел больше Тулеева, он различал лишь светящийся диск зеркала и комья розовой паутины за ним. Он смутно сознавал, что наглотался дурманящего дыма и, чем дальше, тем меньше контролирует происходящее. Ему все сильнее хотелось кивнуть, согласиться с безглазой тварью, лишь бы его оставили в покое, позволили свернуться клубком и убаюкать израненную руку.
      – Какое?.. При чем тут зеркало? – выдавил Повар.
      – При том, – Тулеев громко рыгнул, от этого шов на его горле разошелся, обнажив блестящее сизое нутро пищевода. – Этот мерзавец, этот кусок выкидыша, которого ты впустил в дом, накормил и обогрел, он врет всем. Он погубит зеркало и погубит тебя. Ты страдаешь, Повар? Ты страдаешь всего лишь от того, что не хватает двух пальцев? Два жалких пальца, Повар, и ты уже не способен мыслить. Ты ведь уже понял, что я мог бы уничтожить тебя в любой миг, но владыке нижнего мира не нужна твоя смерть. Мы уважаем твое мужество и гордость, поэтому смотри…
      Бес дунул. Долю секунды ничего не происходило, а затем Повар Хо ощутил шевеление в том месте руки, которое саднило больше всего. У него отрастали новые пальцы! Это было совсем не больно, а скорее – щекотно. Зато начала отчаянно пульсировать голова. Пальцы прорвали нежную кожицу, едва успевшую затянуть ранки, и тянулись вверх, как горные цветки прокладывают себе путь сквозь снега. Повар Хо застонал, теперь ныла не только рука, но и плечо, и позвоночник. Тонкие нежные кости формировались на глазах, заострялись ногти, мясо нарастало на хрящиках фаланг.
      Новые пальцы.
      Повар не выдержал иоткрыл глаза. В подвале стало гораздо светлее, тьма сосредоточилась в дальней половине, укрывая зеркало и бескрылого летучего призрака. При свете Тулеев наполовину растаял, стал почти прозрачным, лишь ярко горели желтые глаза.
      Повар Хо немало времени провел наедине с трубочкой опия и умел определять, где сон, а где явь. Ему не снилось. У него только что отрезали два пальца, и точно такие же пальцы выросли снова. Краем уха он слышал в Зазеркалье о подобных трюках, и в храме Девяти сердец упоминались знахари древности, посетившие изнанку мира и умевшие взывать к внутреннему огню человека. Не существовало никакого волшебства, уверяли настоятели храма, есть только человек. Большинство из нас слабы, но порой рождаются мужчины и женщины с внутренним огнем, способные врачевать словом и взглядом…
      – Отдай мне быка… Я подарю тебе внутренний огонь. Ты проживешь тысячи лет, тысячи…
      Повар Хо не заметил, как ноги сами понесли его в противоположный угол подвала. Он без конца поглаживал и пощипывал свои новые пальцы. На свету, возле горящего факела, стало заметно, насколько сильно они отличаются от остальных пальцев – пожелтевших, покрытых ссадинами и морщинами.
      Повар Хо нажал на стену в нужных местах, чувствуя затылком зловонное дыхание Тулеева и толчки воздуха от ударов невидимых крыльев. В стене отворилась потайная дверца, в глубине прохода блестела крышка вмурованного в камень сундука. Поверх сундука висели цветные нити оберегов. Стоило слабому свету факела упасть в глубину потайной ниши, как вспыхнули багровым огнем линии пентаграмм, охранявших сундук, и полыхнули глаза у двух статуй из черного африканского дерева.
      – Нет, – предпринял последнюю попытку Повар Хо.
      – Ты будешь жить тысячи лет в довольстве и почете… – шипел мертвец. – Или будешь жить тысячи лет в скверне и мраке, на цепи. Выбирай… Или ты не любишь своих детей?
      И тут произошло самое ужасное за весь вечер. Такое, чего Повар Хо никак не ожидал. Двойник Тулеева выгнул длинную, подозрительно гибкую, словно лишенную костей, руку куда-то за спину и швырнул на пол извивающийся сверток. В нем Повар Хо узнал жестоко связанного семилетнего внука. Веревки так сдавили горло ребенка, что он не мог даже всхлипнуть, а во рту торчал кляп. Ручки и ножки крепко примотали к туловищу, на глаза натянули повязку, из-под которой непрерывно текли слезы.
      – Отпусти его! – Повар Хо опрометчиво ринулся вперед и со всего маху разбил лицо о стену. Следовало сразу догадаться, что ему показывали морок; настоящий Тулеев прятался в другом конце подвала.
      – Этот червячок будет умирать долго, – пообещал бес, поднимая ребенка за ногу и раскачивая над бетонным полом, как живой маятник. – На то, чтобы убить червячка, у меня сил хватит. Я прикончу тут всех, если ты не отдашь мне быка. Освободи онгон, отдай мне, и мы расстанемся, как добрые товарищи…
      Повар Хо заплакал. Он любил детей и внуков, хотя об этом мало кто догадывался.
      Ему предложили выбор, но на самом деле выбора не было. Старый китаец стер пентаграммы, разбил глиняных божков, закрыл толстой тканью глаза статуй. Затем долго читал заклинания, умоляя духов о снисхождении. Один за другим он снимал обереги и амулеты, затем сломал печати на сундуке и вытащил одно из трех сокровищ.
      Внешне онгон далекого погибшего улуса выглядел не слишком страшно. Маленький сивый бычок выгнул спину, готовясь боднуть неведомых врагов. Он был искусно собран из куска бычьей шкуры, натянутой на основание из дерева редкой черной породы, привезенного из далеких южных стран. Такое дерево несло в себе бесстрашие и неуязвимость. В деревянной основе были высверлены отверстия и заполнены секретным содержимым. Содержимое Повар Хо покупал у темных личностей, которые не брезговали разрывать могилы…
      – Он свободен? – Из-за плеча китайца высунулось нечто фиолетовое, вздувшееся, мало похожее на человеческую ладонь.
      – Он свободен, – кивнул Повар Хо, задыхаясь от непоправимости момента.
      Мохнатого бычка тут же вырвали у него, позади раздалось тревожное сопение, сменившееся тихим язвительным смехом. Повар Хо повернулся на негнущихся ногах. Вспыхнули факелы, загудели угли в жаровнях. Зеркало все так же стояло дыбом, но больше не отражало кошмарное нутро нижнего мира, по нему скользила мелкая свинцовая рябь. Тот, кто нацепил личину нерчинского шамана, больше не витал под потолком. Он резко изменился к лучшему, нацепив на грудь источник силы. В его пустых прежде глазницах снова заблестели дикие зрачки, его плечи раздались в стороны, шрам на горле пропал, кожа стала цвета юного персика.
      – Спасибо, Повар, услужил, – бес издевательски поклонился хозяину зеркала.
      Повар Хо осел на промерзший камень. Его усы превратились в льдинки, колени тряслись, ступни онемели, в горле стоял ком.
      Он понял, что не просто проиграл, а совершил страшную ошибку. В облаке колдовских испарений, которым окутал его нечистый гость, Повар совсем упустил из виду, что силу онгона можно целиком взять на себя. Если больше некому поклоняться маленькому быку, его может подчинить один сильный шаман. Правда, в реальности таких случаев никто не помнил. Не нашлось бы безумца, согласного стать вместилищем для духа.
      Но если не нашлось безумца среди людей, это не значит, что могучую силу онгона не мог впитать посланник тьмы.
      Тулеев отвернулся к зеркалу. Повар Хо не хотел видеть, с кем подобострастно общается его бывший недруг.
      – Я буду осторожен, – помолодевший красавец Тулеев сверкнул рядом крепких белых зубов. – О, не сомневайся, повелитель, я буду осторожен. Я доберусь до жены Белого царя, но не дамся им в руки… Да, мой повелитель, – Тулеев плотоядно облизнулся на Повара Хо. – Я заберу его шкуру, это отличная мысль.
      Повар Хо не смог двинуть мизинцем, когда его схватили за косу и поволокли к зеркалу. Его бросили лицом вниз на бетон, вспороли на спине ватник и сорвали одежду. Когда лезвие скальпеля рассекло ему сухожилие на левой лодыжке, Повар Хо хотел вскрикнуть, но усилия его легких хватило лишь на слабый хрип.
      Зато бывшему послушнику храма хватило мужества остановить свое сердце. Очень далеко на юге, в недрах бывшей ракетной базы, настоятели храма Девяти сердец замерли с игральными фишками в руках.
      Они услышали и тут же, не совещаясь, приняли решение.

20
МАНДАРИН ЛЯО