Варвара отбросила опустевший магазин в одну сторону, пулемет – в другую и осталась один на один с четырьмя свистунами. Откуда они взялись так быстро? В каждой руке она крутила по сабле, крутила очень быстро и двигалась тоже правильно, по спирали расширяя круг, наращивая себе пространство для маневра. Буба шел за ней по следу, рычал на свистунов по-медвежьи и даже принимал угрожающую медвежью позу.
      Артур не успевал. Он смотрел сразу в трех направлениях и убеждался, что по всем трем направлениям не успевает. Раненый Лука поджег троих свистунов за дорогой, они метались среди кустов, стеная и натыкаясь друг на друга. Но позади на кабину огнеметчика забрались два свеженьких «бойца» и уже рвали обшивку.
      Антип прикрывал старца, тот неловко размахивал кинжалом, прижавшись спиной к колесу, а из-под колеса, клацая челюстями, лезли сразу два бородавчатых монстра…
      Варвара!
      Коваль дернулся, но тут же ноги сами понесли его в сторону машины. Белый мортус был гораздо важнее, важнее всех, вместе взятых. Артур с плеча метнул топор, сталь с хрустом вошла в затылок здоровенному седому свистуну, атаковавшему Антипа.
      Коваль выдернул топор. Уклонился назад, ускорился, прикрыв глаза, отрубил саблей две лапы, прыгнул вперед, согнувшись, подхватил Бродягу на плечо. Подхватил очень вовремя. Свистун, прятавшийся на крыше Кенвуда, сиганул вниз, выставив двенадцать скрюченных когтей, и с размаху угодил под огромный топор Антипа. Лука орал и матерился у себя в башне, окруженный врагами.
      – Не могу я их приструнить, не могу, – виновато зашептал Белый мортус в ухо президенту. – Солдатиков запросто уложу, усыплю, а этих – не могу, нет у них ушек-то, нету, Кузнец… Слушай, одолеет нечистая, одолеет, надо назад, к реке бежать!..
      – Антип, спина к спине! – Коваль перекрикивал истерический посвист нелюдей.
      Верный слуга старца послушался. Президент и кучер зажали старца между собой и принялись отбиваться в четыре руки.
      – К воде бы надо, Кузнец, к воде! – проворачивая палаш в животе очередного чудища, заорал Антип.
      Артур стал вспоминать, где же ближайшая вода. Вспоминая, едва не вывернул кисть. Едва сабля застряла в волосатой груди свистуна, он дернулся, но не назад, как свойственно было бы дернуться человеку, а вперед и нанизал себя почти до самой гарды.
      А затем попытался схватить человека сразу четырьмя лапами. Пока он смыкал лапы, Артур раскачивался, как ванька-встанька, затем присел, выдернул саблю, отступил и снес половину головы другому свистуну, подбиравшемуся сбоку к Антипу. Бродяга охал от восхищения и ужаса, Антип тяжело дышал, уклоняясь от выпадов сразу двух нелюдей, с него градом катил пот.
      Внезапно что-то изменилось.
      Плотный устойчивый суховей, дувший все сильнее по мере приближения наноса, сменился встречным, не менее сильным и не менее горячим потоком.
      Варвара!
      Варвара сеяла ловчие семена. Окружившие ее уродцы застыли в позах изготовившихся к бою богомолов. Свистун, торопившийся отгрызть Ковалю ногу, сбился с шага, запнулся и замер, точно его позвала неслышная райская музыка. Два седобородых монстра, наполовину вскрывших уже кабину пулеметчика, окаменели, задрав лапки к небу.
      Первое ловчее дерево со скрипом выпускало колкие черные листочки. Оно еще не выросло выше колена и походило, скорее, на скромную веточку чертополоха, чем на будущего кряжистого хищника. Но к маслянистой веточке уже ползли два монстра, ползли, забыв обо всем.
      Сквозь клубы гари, сквозь пляску горящих ошметков Артур наблюдал, как на обочине, вывернув пласт земли, разрастается второе дерево. Это тянулось к небу гораздо быстрее первого, застрявшего в асфальте. И насколько быстро оно матерело, настолько же быстро засыхали и ветшали живые лиственницы, ели и сосны по соседству.
      Анчар высасывал из почвы все ценное, нужное ему для взрывного роста.
      Каждое уроненное в землю семя вызывало маленькую бурю, крошечный смерч, который начинал немедленно расширяться и захватывал в свою жаркую вихревую орбиту метр за метром. Семена прорастали на глазах. Листья, сосновые иглы, шишки, сучья кружились вокруг будущих деревьев. Разный лесной мусор поднялся в воздух, заметался с шумом, с треском.
      Свистун упал подле тоненького деревца, и стало понятно, зачем ему «бакенбарды». «Бакенбарды» прилипли первыми. Крылатый бес мог бы еще вырваться, мог сломать хилый росток, но, похоже, он впал в сильное опьянение. Его корчило и катало по земле, он свистел, но свист больше походил на утробное кваканье. Очень скоро рядом улегся второй свистун и тоже приклеился физиономией к стволу.
      Ловчее дерево со скрипом расправляло колючки.
      Очередное семя проклюнулось с сухим раскатистым звуком, будто стукнули деревянной киянкой по старинному сухому комоду. Бесы засвистели, но не так, как раньше. В их нынешней песне уже не бродило вино победы. Свистуны готовились умирать с извращенным сладострастием.
      – Молодец, Варварушка, ай да девка! – Мортус от радости принялся пятками колотить Артура по спине. В пылу событий президент почти позабыл про притихшего на плече старца.
      – Вот тебе, вот, сука! – Антип догонял расползавшихся, безвольно поникших свистунов и беспощадно, с безумной радостью в глазах рубил их на части. Его куртка и штаны пестрели серыми кляксами.
      Варвара кинула шесть или семь семян, стараясь попасть как можно дальше от себя и от машины. Не дожидаясь, пока безлицые уроды очухаются, она швырнула несколько черных точек через разделительную полосу, и там тоже, почти сразу, вспыхнул крохотный природный катаклизм. Некоторые семена упали на самой границе наноса, вызвав дополнительный жаркий шквал. Казалось, начинается пустынная буря. Взвесь из пыли, грязевых частиц и неестественного сыпучего материала, составлявшего основу наноса, закрыла небо и солнце.
      – Ага, бегут, бегут, паразиты! – победно восклицал старец, размахивал кулачком, не делая, впрочем, попыток спуститься с плеча президента на землю.
      Артур кружился, обозначая вокруг себя саблей зону безопасности. К счастью, благодаря навыкам, полученным в молодости у Качальщиков, он мог достаточно спокойно обороняться от материального врага, не открывая глаз. Свистуны были вполне материальны, но нападать больше не спешили.
      Они ковыляли к черным росткам.
      В дыму что-то грозно выкрикивал Буба. Он совершенно потерял зрение, перепугался и принялся махать длинным изогнутым ножом во все стороны, едва не распоров бок Варваре.
      – Ваша святость, вы где? Ваша святость?
      – Антипушка, я здесь, живой, – откашливаясь, тонко кричал Бродяга.
      Коваль брел к Варваре, преодолевая сопротивление ветра. Краем зрения он заметил, как два свистуна подползли вплотную к юному колючему деревцу и упали без сил, поглаживая его маслянистый ствол своими жуткими лапами. Они могли легко растерзать деревце и вырвать корни, но сразу опьянели, стоило им дотронуться до молодой коры.
      Первый анчар вымахал уже выше человеческого роста. Он всосал в себя головы двух коричневых чертей и жадно втягивал теперь их туловища. Жутко было наблюдать, как четыре тощие конечности молотили по сомкнувшемуся капкану, упирались в дерево, а задние стачивали когти, суетливо бились в конвульсиях, затихали и снова бились…
      Варвара хохотала. Покрытая копотью и ошметками врагов, с блестящими зубами и дыбом вставшими космами, она сама выглядела как ведьма из потустороннего мира.
      – Грузимся, грузимся шибче! Кузнец, отпусти уже меня! – расшумелся старец.
      С протяжным гулом нанос высыпал очередную порцию пробковых обломков прямо под колеса Кенвуду. Свинцовое грозовое небо над головой исчезло, его заменил жаркий компресс отражения. На разделительной полосе подрагивало свеженькое ловчее дерево, к нему прилипли сразу три свистуна. Они еще пытались свистеть и взмахивать крыльями, но анчар жадно высасывал их плоть.
      Лука матерился возле разгромленной кабины и пытался самостоятельно стянуть через голову кольчугу, чтобы остановить кровь. Антип ругался, отплевывался и тер глаза. Буба бегал между наливавшимися соком ловчими баобабами и тыкал ножом в живых еще врагов. Варвара замотала вокруг лица платок и стала теперь похожа на освобожденную женщину Востока. Все было при ней – шаровары, сабля и воспаленный огненный взор.
      Антип отыскал пилу, удалил остатки пня. Старец наложил Луке мазь, подержал несколько секунд ладонь над разорванным сухожилием, и… от страшной сквозной раны остался лишь розовый след вроде пигментного пятна.
      – Обалдеть, да? – подмигнула Артуру атаманша. – Сколько раз вижу, как он врачует, а привыкнуть не могу. Аж перетряхивает, ага…
      Кое-как впрягли трех уцелевших коней. Обе лошади Артура, привязанные позади платформы, погибли.
      – Людишкам могу хвори удалять, а прочие твари божьи – не про меня, – повинился старец. – Надо где-то коняку доброго, а то застрянем… Ну ты, Варварушка, молодчина!
      Женщина Востока отряхнула платок, сплюнула, шумно высморкалась и улыбнулась мужчинам. Потом улыбнулась отдельно Белому царю. Подошла вплотную, от ее одежды разило тухлой капустой. За спиной ее сотней ржавых шестеренок поскрипывали голые черные ветки. Спеленутые бесы скорбно завывали.
      – Поехали, что ли? – тактично кашлянул старец. – А то у Антипушки скоро бензин кончится, пилу-то заправлять…
      Когда Артур в последний раз оглянулся, уже сидя в кабине и подставляя раненую руку для очередной перевязки, за пеленой желтой бури шевелила колючками целая ловчая роща. Воздух оглашался страдальческим свистом. Но прийти на помощь погибавшим собратьям было некому.
      – Зря мы их не сожгли, – промямлила Варвара.
      – Стоило бы одного взять в плен, – Коваль нервно потирал руку. Ему вдруг почудилось, как острые зубы снова вонзаются в локоть. – Выучиться свистеть, чтобы понять. Он не думает, как… Он не думает даже, как волк или тигр.
      – Тебе ж говорят – нечистая сила, – Варвара брезгливо вытерла нож о ветошь, швырнула ее в окно. – Второй раз вижу их близко, бр-ррр!
      – Варварушка, огонек ты наш, эхе-хе, молодчина, спасла нас! – заладил снова старец.
      – Да ладно, брось ты, – покраснела атаманша.
      – Да хоть брось, хоть положи, – не отставал мортус. – Кабы ты у Повара не догадалась семян сторговать, не отбиться бы нам, эхе-хе… Не умею я против бесов, не дадено мне против них силушки…
      Колеса Кенвуда затряслись по кочкам из сухой пробки. На лица, на руки, на одежду лег сумрачный желтоватый отсвет. Прямо над крышей грузовика разворачивался феерический спектакль. Словно космический дизайнер запустил на космическом экране бесконечную пляску камней. Артур стиснул зубы. Больше всего он опасался, что машина внезапно начнет проваливаться под землю. Для того чтобы оценить надежность почвы, следовало пройтись по пробке босиком, но Бродяга буквально умолял не вылезать из кабины.
      Трясло все сильнее, валуны всплывали и тонули. Как перловка в кипящем грибном супе, подумал Артур. Далеко впереди нанос заканчивался, там проглядывала голубая лощина, лил косой дождь и висели самые обычные, скучные, но такие домашние тучи.
      Внезапно над машиной что-то пролетело. Очень низко прошла неясная крупная тень и растворилась в двоящихся отражениях пробкового царства. Лошади дернулись, едва не переломав ноги в неустойчивом грунте.
      – Сохрани нас от нечистой… – Варвара размашисто перекрестилась.
      – Нечистая? Снова вы о своем? – тупо переспросил Коваль. Потом вспомнил кое-что, бережно вынул из-за пазухи сверток с волшебным зеркальцем Озерников. – Эй, Хувайлид, как тебя там! Вылезай давай. Ты нам можешь что-нибудь умное подсказать?
      Но хитрый джинн предательски молчал. Коваль дважды переворачивал зеркало, дважды наводил его на себя и на дорогу, но джинн не показывался. С одной стороны зеркало отражало все правильно, как и следовало ожидать, только края картинки немного смазывались, терялись. Президент видел себя с расцарапанной щекой, хмурую физиономию старца, такую румяную обычно и внезапно бледную сейчас. Он водил зеркальцем из стороны в сторону, пытаясь ухватить тайное движение или незаметный знак, но в потертом серебре отражались только голубые дали тайги, внутренности кабины и черное колесо Кенвуда.
      Артур переворачивал зеркальце, и снова все было привычно. Уже привычно для него, но страшно и непонятно для его спутников. Обратная сторона зеркала отражала мир со спины. Артур видел свой собственный затылок и спину, узкую спину Бродяги, склонившегося над баранкой, и широкую, перепоясанную патронташами спину Варвары. Создавалось ощущение, словно сам он невидимым, неосязаемым облачком парил позади попутчиков.
      – Ну, что еще? – сонно спросил из потусторонней темени голос джинна.
      – Не притворяйся, – одернул Коваль. – Ты ведь никогда не спишь, компьютер.
      – Да. Нет. Я не компьютер, я – Сезам, – изобразил обиду джинн.
      – Ах, окаянный, до смерти перепугал! – подскочил на месте Бродяга.
      – Хувайлид, что это было, что такое свистуны? – устало вздохнул Артур.
      Он уже начал привыкать к идиотским выходкам джинна. Очевидно, создатели суперкомпьютера именно так представляли себе психологический портрет рядового человека.
      – Параметры организма, называемого тобой свистуном, не отражены в классификаторах библиотеки грозди. Очевидно, он относится к той же группе существ, что и пресловутый китоврас, и подавляющее время своего жизненного цикла проводит в одном из смещенных миров. Если господин позволит…
      – Да, да, господин позволит, – Артур с тревогой следил за седыми пихтами, угрожающе нависшими над шоссе.
      Нанос расслаивался, хирел, пропускал уже кое-где пни, холмики, разлапистые кусты. Впереди показался кусок цивилизации. За развалинами двухэтажного кирпичного строения снова появлялась автострада, она делала резкий поворот, и сразу же начинался подъем на холм. Артур подумал, что засаду следовало бы спрятать именно в этом месте. Кони неминуемо сбросят скорость перед подъемом…
      – Если господин позволит, – кашлянул джинн, – я выскажу следующее предположение: существа, называемые свистунами, в отличие от китоврасов, не являются живородящими и, в принципе, не размножаются естественным путем.
      – То есть как?
      – Вот оно что! – оживился Бродяга, который все активнее прислушивался к разговору. – То-то мне казалось…
      По крыше кабины застучал мелкий дождь. Слева по курсу осталось последнее ловчее дерево – круглое, бочкообразное, насытившееся.
      Грузовик миновал разбитую трубу котельной, в лощине обнаружились заросшие лесом коттеджи. Шоссе свернуло, видимость упала метров до двадцати. На проезжей части покоилась опора электропередачи.
      – …Анализ тех данных, которые мне удалось собрать, приводит к выводу об искусственной природе данного подвида, – трещал Хувайлид. – Они не вполне разумны, но обучаемы и способны выполнять функции охранения в специфических условиях. Чтобы мудрому повелителю не утомляться догадками, я попрошу представить густой тропический лес, там функциональные возможности организмов свистунов раскрылись бы в полной мере. Осмелюсь также доложить, что пресловутая агрессивность, якобы присущая свистунам, не является их доминантным качеством, а проявляется ввиду…
      – Хувайлид, ты можешь короче? – простонал Артур.
      Антип ловко объехал упавшую опору.
      Варвара постепенно привыкла к говорящему зеркалу, уже не зыркала на него с опаской. Развязала мешок и в очередной раз занялась изготовлением биг-мака. Коваль поражался ее невозмутимости. Каких-то полчаса назад бесы едва не разорвали девицу на части, а она опять хочет кушать!
      – Короче могу, – неожиданно легко согласился джинн. – Они дезориентированы. Свистуны. Они случайно выпадают в данную реальность. Некоторые компоненты биосферы для них токсичны.
      – Ага, что я тебе говорил? – Артур торжествующе повернулся к мортусу. – Нет никаких преисподних. Ты еще про ад и рай мне бодягу разведи. Сам видишь – все вполне научно объясняется. Между прочим, эти теории о множественности миров мусолили еще в мое время, в университете, пока ты тут в тайге грузди солил…
      Артур намеревался развить мысль глубже, вовлечь в общую космическую орбиту и джинна с его летучим народом, и загадочного Клопомора с говорящими волками, и свистунов, и Озерников, придумавших такое потрясающее зеркальце, но всласть пофилософствовать ему не дали.
      Из леса, совсем близко, ударила пушка. Не пулемет, не ружье, а именно пушка небольшого калибра. Выстрел был произведен столь точно, что ни запряженные лошади, ни мотор Кенвуда почти не пострадали. Во всяком случае, так показалось в первую секунду. С воем отлетело правое крыло, гулко хлопнула пробитая шина, повисло на одном болте перевернутое зеркальце. О железные ставни, заменившие лобовое стекло, ударил град мелких осколков. Варвара схватилась за уши, Бродяга крутил головой. Артуру показалось, что его поместили внутрь царь-колокола и снаружи от души врезали по колоколу кувалдой.
      Вместо бампера, где только что сидел Антип, дымилась черная воронка.

      Президент очнулся и сразу ощутил настоятельную необходимость прочистить нос. Насморк отступил, он снова ощущал запах, это было замечательно!
      Плохо было другое. Кровь из разбитой губы заливала рот, и, кажется, сломался зуб. Кабину заполняли пороховые газы, где-то что-то потрескивало и капало, внизу, под днищем, горела трава. Артур не мог определить, сколько времени после разрыва снаряда он провел без сознания. Наверное, не слишком долго, потому что рядом потирала разбитый лоб Варвара. Бродяга отделался легче всех, хотя прямо напротив его лица обшивку прорвал крупный осколок и застрял в потолке кабины. Старец вытирал тряпкой кровь на щеке, потирал ушибленный живот и глядел мутным, непонимающим взором.
      На платформе смачно матерился Лука и по-щенячьи попискивал Буба. Артур выглянул в щель. Один конь был убит, два не пострадали. Они брыкались, запутавшись в постромках, но Бродяга успел придавить тормоз, и испуганные животные не сумели протащить махину грузовика за собой.
      Две лошади – это слишком мало, чтобы тащить платформу. Две лошади – это конец комфорту. Относительному, конечно, комфорту, но тем не менее.
      Отвратительно пахло некачественным порохом, паленым мясом и волосом. Но для Артура не было сейчас ничего слаще этого запаха.
      «Вот и вся наша колдовская ловкость, – усмехнулся про себя Коваль. – Одного снаряда мелкого калибра хватило, чтобы успокоить всех…»
      А враг приближался, и совсем не так, как хилое воинство атамана Бялко.
      – Эй, Бродяга, выходим! Варвара, на выход, они пушку катят! – Артур потряс обоих своих попутчиков. Варвара послушалась, но как-то вяло. Скорее всего, рассудил Коваль, ее контузило. Этого только не хватало!
      Бродяга послушно выполз на ступеньку и едва не покатился вниз. Его подхватил на руки Лука. Очевидно, доблестный пулеметчик бросил пост, испугавшись, что в кабине все мертвы.
      Они приближались, охватывая дорогу двумя плотными шеренгами. Они волокли по траве вторую пушечку. Артур слышал, как громыхают в ящике снаряды, слышал сбитое дыхание артиллеристов. Люди, к счастью, самые обычные люди, никаких злодеев из смещенных изнанок!
      «А что, если пальнут второй раз, для верности?»
      Варвару рвало, она упала на коленки, судорожно вздрагивала всем телом. Лука принес мортуса, бережно усадил возле разодранного в хлам переднего колеса. Приплелся, качаясь, Буба. У него из уха текла кровь. Коваль подергал своего верного «пятницу» за руку, даже дал ему несколько пощечин, бесполезно. Буба бродил кругами, словно лайнер на автопилоте. Наверное, он, как всегда, высовывался из верхнего люка, потому что очень любил смотреть вперед, и получил по носу ударной волной.
      От Антипа остались одна дымящаяся подметка и кисть руки с зажатым обрывком вожжей. Кенвуд пострадал гораздо сильнее, чем Артур мог предположить в первые мгновения. Бампер вырвало и свернуло в узел. Левые фары посекло осколками, правые повисли на проводках. Никелированная решетка радиатора превратилась в лохмотья, рычаг левого колеса висел подозрительно низко, вместе с левым крылом оторвало выхлопную трубу, внутри моторного отсека болтались перерезанные шланги. Содержимое радиатора лилось на землю в три струи, капот изуродовало сотней дырок, перед разбитой «мордой» дымилась черная воронка глубиной почти в метр.
      Отряд полностью потерял боеспособность.
      – Ох, матушки, ох, матушки, – повторяла Варвара, бессильно склонясь носом к перепачканной земле. Ее волосы припорошило гарью. Бродяге, кажется, полегчало, взгляд стал более осмысленным. Лука поил хозяина вином из флаги, но большая часть рубиновой наливки стекала по трясущимся губам старика и попадала за шиворот.
      – Кузнец, слышь… – прошамкал старец, отодвигая от себя флягу. – Это мандарин Ляо, больше некому… У них орудия только… Не перечь им, застрелют.
      Артуру казалось, что голос старца доносится через километры плохой телефонной сети.
      – Мандарин? А с какой стати у него тут владения? – Себя президент тоже слышал неважно. – С какой стати У него уделы на российской территории?
      – Да нет у него тут уделов… – Варвара, наконец, приняла сидячее положение, уняла кровь, текущую из носу. – Разбойник это, по нему в Китае виселица плачет.
      Артур уже сообразил, что из пушки вторично палить не станут, а планируют взять живьем. Нечистью не пахло, вдоль дороги в засаде лежали самые обычные, пропотевшие, озлобленные мужики, судя по далекой мяукающей речи, китайцы.
      Он не ошибся. Ветви ближних елей встряхнулись, зашелестела трава, и на шоссе вступила самая настоящая разбойничья банда. По-своему, восхитительное зрелище; Коваль насмотрелся на подобных удальцов, еще когда снаряжал караваны в бытность губернатором Петербурга. Только на северных равнинах шалили тамошние русичи, чингисы, башкиры и вездесущие кавказники, не говоря уж о колдовских озерных кланах. Огольцы мандарина Ляо, по преимуществу, принадлежали к народностям Поднебесной.
      Китайцы не торопились нападать. По тому, какое театрализованное представление они разыграли, Коваль удостоверился – ждали именно их. Первым эшелоном из кустов выскочили человек шесть в черном платье, с претензией на классику ниндзя, но ниндзя, пожалуй, не пачкались так усердно в болоте. Шестеро гордо выстроились, зыркая глазами, выставив перед собой обрезы сомнительной сборки.
      Метрах в пятидесяти по ходу движения стена леса заколыхалась, раздался рев, и на шоссе, безбожно чадя соляркой, выполз «супермаз». Он тащил за собой контейнер для перевозки скота. Раскрашенная, как куртка десантника, кабина была наполовину отрезана сверху, на капоте красовался длинноствольный спаренный пулемет. На сиденье импровизированного кабриолета развалились три девицы, раскрашенные, как скелеты. Когда «супермаз» пересек шоссе, едва не клюнув носом в канаву, девица, сидевшая за рулем, подняла руку с зажатой длинной папиросой, и Артур успел заметить на ее черно-белом запястье браслет.
      Девушки были прикованы к машине цепями!
      Позади, с громогласным ревом и визгом тормозов, на трассу выползло еще одно транспортное средство. Несмотря на всю опасность положения, Артур поневоле разинул рот. Его всегда восхищали чудеса человеческой изобретательности. Дорогу запер многоосный тягач «камацу», но на прицепе, вместо полезного груза, размещался паровой котел, увешанный лебедками, тросами и поршнями. Из предохранительных клапанов котла со свистом вырывались струйки пара, могучие трехметровые рычаги ходили, словно лапы исполинского кузнечика, а подле угольного тендера суетились щуплые, взмокшие от пота мотористы. Одна пара непрерывно металась с лопатами, еще двое покуривали на вершине антрацитовой горы.
      – Заперли нас, вот сволочи, – Варвара витиевато выругалась. – Говорила я, давно этого ублюдка Ляо надо было повесить!
      Затрещали сучья, и на обочины высыпало разношерстное войско мандарина Ляо. Подавляющее большинство составляли китайцы в меховых выворотках, дубленках домашнего производства и грубой обуви. Некоторые щеголяли в форме давно исчезнувших армий, иные обвешались портупеями и самодельными гранатами, а кто-то, напротив, напялил на себя волчью шкуру сраспахнутой пастью хищника вместо головного убора. Встречались монголы в узких высоких шапках, смуглые тибетцы и представители нескольких мелких народностей, которым Артур затруднился бы дать определение. Многие гордо выступали в богатых раззолоченных халатах, видимо, снятых с проезжих купцов. Одноглазый щербатый парень без малейших комплексов таскал парадную полковничью форму американской армии с нашивками и планками орденов. Старик с автоматом «узи», напротив, предпочитал зимний комплект российской армии и погоны старшего прапорщика.
      Наряду с бородатыми, покрытыми шрамами ловцами удачи, в банде присутствовали и совсем еще зеленые юнцы. Они нарочно прорезали себе под глазами горизонтальные шрамы – один, два или три. Видимо, это что-то значило в разбойничей иерархии. Встречались Женщины, по повадкам и внешнему виду мало отличные от мужчин. Вооружение тоже поражало разнообразием. Несколько дюжин вояк гордо таскали на себе тяжелые автоматы китайского производства, другие довольствовались гладкоствольными ружьями, обрезами и даже откровенными самоделками. Артур приметил прекрасные арбалеты и даже паренька с дротиками в заплечном колчане. Вывалившись на дорогу, бандиты разом закурили. От горчайшей махорки у Коваля защипало глаза. Скорее всего, мандарин запрещал своим людям курить в засаде, а сейчас он посчитал операцию успешно завершенной.
      Словно по команде, разбойники загалдели. Они непрерывно сворачивали самокрутки, приседали, чтобы лучше рассмотреть Варвару, выкрикивали что-то, скорее всего – непристойности, поскольку каждый гнусавый вопль сопровождался дружным хохотом. Многие разулись, выжимали мокрые портянки, передавали фляжки со спиртным, грызли вяленое мясо. Однако никто не приближался к машине и не пытался пока арестовать пленных. От таежной армии тянуло столь крепким духом, что у Коваля разом зачесалось все тело. Доблестные рыцари плаща и кинжала давно позабыли о бане. Среди лохматых боевиков находились даже такие, кто прямо на обочине усаживался справлять нужду.
      – Звери, чистое зверье, – прошептал Бродяга. – Нету сладу с ними, в Китае их гоняли, вешали, так они сюды бродяжничать явилися…
      Артур почти сразу потерял к толпе интерес. С точки зрения военного планирования эта пародия на армейское подразделение не имела перспективы. Переучивать их, переводить на китайский уставы, ставить на довольствие… Все это представлялось крайне скучным и даже позорным, но вполне необходимым. До того как первые эшелоны привезут достаточно солдат и техники, до того как по Амуру будут восстановлены пограничные столбы, ему, скорее всего, придется иметь дело именно с такими «хозяевами жизни» местного разлива. Их придется привлекать к охране путей и объектов, даровать им грамоты на земли и полномочия, иначе край не заселить. Конечно, потом нужда в этом сброде отпадет, можно будет повесить главарей, а местную сошку сослать на строительство метро, навечно…
      Если его не пристрелят прямо сейчас.

      Повар Хо услышал смех.
      На подставках возле двери чадили два факела, но стоило Повару ступить на верхнюю ступеньку лестницы, как оба погасли. Одновременно, словно их залили водой.
      Стало совсем темно. Оказалось, что обе жаровни по углам залы тоже потухли, как и масляные светильники, горевшие раньше круглосуточно. Кроме звука собственного дыхания, до хозяина дома доносилось лишь легкое потрескивание. Он моментально узнал этот звук, потому что привык к нему за десятки лет, как к чему-то родному.
      Потрескивание поднимающегося зеркала.
      Однако впервые зеркало звучало несколько иначе. Оно рябило, словно не могло успокоиться после бури. И впервые оно поднималось, когда его не звали.
      – Кто здесь? – воскликнул Повар Хо, сжимая в кулаке заговоренный нож.
      Ладонь вспотела, нож вдруг стал очень тяжелый, зато на лезвии образовалась изморозь. В подвале резко похолодало. Так низко температура не падала Даже во времена лютых сибирских зим, поскольку толстые стены и слой земли защищали святыню от морозов.
      – Кто здесь? – Повар Хо, стуча зубами, прижимаясь спиной к кирпичной кладке, медленно двигался по кругу. В минуты крайней опасности к нему быстро возвращались навыки, приобретенные в молодые годы в стенах храма. Он мог бы разжечь лампу или факел, но не стал этого делать. Отказавшись от зрения, порой гораздо проще опознать противника.
      Смежив веки, Повар Хо разглядел многое из того, что упустил бы самый зоркий сторонний наблюдатель. Он увидел, что жаровни пылают и в лампах никто не прикрутил фитили, но вокруг источников света клубились особенно плотные сгустки мрака, подобные клубам от горящей резины.
      Повар Хо слышал о практиках, позволяющих глотать солнце и луну, но встречался с таким впервые. Впрочем, общаясь с зеркалом, он многому перестал удивляться. Он стучал зубами от холода и чувствовал, что лезвие, заговоренное древними монгольскими рунами, становится бесполезным и хрупким.