Милорд молниеносно обернул вокруг ее пояса желтую нить, обернул второй раз и переместился к лежащим раненым. Анка поискала пальцами, нашла не сразу, а когда нашла, едва не порезалась. Нить была теплая, толстая и очень крепкая. Младшая незаметно дернула раз, другой, затем намотала паутину на пальцы и дернула со всей силой. В результате ничего не добилась, но едва не содрала себе кожу. Там, где паутина прилипла к плащу, оторвать ее тоже оказалось невозможно. Она оставалась гибкой, слегка растяжимой и в то же время крепкой, как самая лучшая сталь. А может, и покрепче любой стальной проволоки, подумала Младшая, растирая ссадину на ладони.
— Держитесь! Обматывайтесь крепче!
Его ученость подтянулся и вылез на гребень стены. Ветром его едва не столкнуло назад. Младшая подумала, что первым быть страшнее всего. Наверное, отважный фомор, несмотря на свою жуткую внешность, в душе тоже побаивался. Он снял с головы свою войлочную шапку, сунул за пазуху и помахал провожающим.
Раздался оглушительный треск, под ногами Младшей образовалась трещина и стала потихоньку расширяться. Из квадратного проема лестницы показалась морда их преследователя. Червь никак не мог протиснуться в тесное отверстие, он напрягал все силы, но пока безуспешно. Кроме собственных габаритов ему мешала Желтая паутина. Анка не могла отвести глаз. Паук стремительно бегал по кругу, так быстро, что порой нельзя было различить мелькание его ног. Он непрерывно выпускал новые нити и наматывал вокруг морды червя. Гигант замешкался всего на несколько секунд, разворотил кладку и застыл, очевидно, ослепленный первыми лучами солнца. Его лишенная пигмента шкура дымилась от многочисленных ожогов, оставленных горящими стрелами. Нескольких мгновений пауку хватило, чтобы покрыть серую мокрую тушу сотнями желтых нитей.
Червь дернулся, собираясь гармошкой, готовясь к решающему броску вперед. Дернулся, и... ничего не произошло. Захрустели камни, запели натянувшиеся струны, но ни одна не порвалась. Вместо этого начала рваться на куски непробиваемая шкура подводного монстра. Паутина впивалась тем глубже, чем яростнее дрался червь. Плеснула кровь, окрестности огласились тонким жалобным воем, и тут Младшая впервые рассмотрела пасть.
Нет, лучше сигануть вниз, постановила она. г Магистр Уг нэн Наат спрыгнул. Милорд Фрестакиллоуокер стоял в странной позе, на одном колене, накинув на плечи толстый сложенный плащ. Двумя руками, защищенными грубыми перчатками, он понемногу стравливал желтую нить: нить ложилась ему на плечи, глубоко врезалась в ткань плаща, от особо сильных рывков пикси раскачивался всем телом. Дважды он упал, но могучий Гог нэн Аат помогал ему подняться. Желтая нить уходила в проем стены, она натянулась и пела на ветру, как струна. Судя по степени натяжения, магистр не сорвался, а продолжал быстро скользить вниз. Наверное, в руках у пикси была какая-то особая нить, та, самая крепкая часть паутины, на которой обычно висит сам паук, если случайно сорвется. Милорд тянул и тянул, наматывая петли вокруг локтя, понемногу передавая свободный конец вперед, а паучок, укрепляя ловушку, не забывал подбрасывать хозяину новые метры спасительной лестницы.
— Скорее, теперь раненых!
— Аня, не хватайся голыми руками!
Мария и младший егерь Арми подняли дядю Эвальда и вместе с носилками перевалили за край стены. Следом столкнули обвязанного обер-егеря. Желтый паук тем временем выстроил на вершине башни настоящее боевое укрепление, Он раз сто пробежал над застрявшим червем, цепляя концы паутины за острия башенок, расположенных по углам смотровой площадки. Только одного направления он избегал — там, где копошились люди. Поэтому над путешественниками оставался небольшой кусочек свободного неба, а уже в метре от Анки подрагивал и истекал желтыми каплями непроходимый клейкий лес.
Спрыгнул Гог нэн Аат, затем столкнули вниз зажмурившуюся тетю Берту, вслед за ней шагнула Мария. Подошла очередь Анки.
— Хочешь, прыгнем вместе? Обнимемся и прыгнем? — предложил Бернар.
Младшая согласно закивала, раздумывая про себя, насколько будет стыдно перед ним, если описается в полете. Милорда Фрестакиллоуокера теперь страховал дядя Саня: они вдвоем переместились под самую стену, упирались ногами, едва не лежа на спине. Русский фэйри тоже набросил на плечи куртку, чтобы не порезаться, сел к пикси лицом, создав, таким образом, дополнительный блок.
— Не вместе! — категорически воспротивился Его милость, заметив, как Бернар подсаживает Анку на гребень стены. — Нельзя рисковать, нить слабеет!
— Они спустились, Аня! — Бернар улегся животом в щель между каменных зубцов и заглянул вниз. — Они уже на мосту, выводят лошадей! Аня, не бойся!
Легко тебе сказать: «Не бойся!» А если с детства самое страшное — это высота? Если даже зимой с двухметрового сарая в снег все прыгали смеясь, а у нее дрожали коленки?
Оказавшись один на один с сияющим звездным простором, она задохнулась. Тусклые безжизненные болота, усеянные мириадами красных лужиц, мириады раз отражали низкую любопытную луну и краешек встающего солнца. Небо искрило зарницами, горы на горизонте поднимались на цыпочки, замыкая свернутый мир Изнанки в кокон, лиловая луна хохотала, кривлялась и неестественно быстро спешила за своей бледной подругой. Ветер ревел на сотни голосов, играл в воротах замка, на башнях вспыхивали и гасли огни. Косые струи дождя еще хлестали на западе, но рыхлая громадная туча постепенно отступала, словно сползало тяжелое платье с нежной розовеющей плоти. Звезды гасли, на севере стеной поднимались дымки, там по-прежнему горели торфяники. Тысячи воронов, сбиваясь в спиральные черные туманности, кружили над седыми туманными кочками. Но ни одна птица не тревожила границ замка, обозначенных двумя рядами колонн. Отсюда, с башни, колонны с горгульями, окружающие языческий храм, казались крошечными спичками, воткнутыми в сырую почву.
Далеко внизу, так далеко, что Младшей стало дурно от одного взгляда, крошечный кучер выводил на мост крошечных коней. Рядом с каретой суетились малюсенькие фигурки, махали руками и кричали, задрав чашечки лиц, но слова на такую высоту не долетали. Во рву и в прудах рябила черная вода, статические разряды проскакивали между металлическими украшениями колонн на подъездных дорогах, между гигантскими бронзовыми хряками, охраняющими ворота. Анке открылся сверху купол, его удивительный ажурный рисунок, растянутый между четырьмя торчащими башнями. Когда-то купол был покрыт голубой краской, но прохудился, поблек, сквозь прорехи торчали несущие балки и верхушки колонн. Спускаться ей предстояло как раз между внутренней и внешней стенами замка, на узкий порожек, лежащий в основании башни, у самого рва. Промахнуться мимо порожка означало бы улететь вниз, во мрак, на неизвестную глубину.
— Прыгай, Аня! Прыгай!
Она все равно бы не прыгнула, если бы Бернар ее не столкнул. Несколько секунд она визжала, зажмурившись, а ветер заталкивал ее крик обратно в гортань, пока не поняла, что никуда не падает, а раскачивается и спускается довольно медленно, обтирая боками и спиной вековую грязь с башни замка. Она долго не осмеливалась открыть глаза. Наконец, нить, больно сдавившая ей грудь и живот, затрепетала. Анка отважилась поглядеть вверх, увидела ноги дяди Сани и его огромную тень в первых рассветных лучах. Саня спускался за ней, используя другую нить, а за ним уже перелезал через край Бернар.
Тогда она окончательно осмелела и поглядела вниз. До земли оставалось каких-то пятнадцать метров, ее готовился поймать магистр, он растопырил ручищи и улыбался своей кошмарной улыбкой гориллы. Анка улыбнулась ему в ответ и втайне порадовалась, что не поддалась уговорам и не сменила в таверне джинсы на средневековое женское платье. Какое тут платье, не хватало еще сверкать попой на глазах у благородных господ! Потом она скользнула смелым взглядом поверх внешней стены, которая вот-вот грозила перекрыть обзор, и увидела нечто весьма неприятное.
Настолько неприятное, что даже забыла страховать себя руками, перестала отталкиваться ладонями и изрядно приложилась щекой к щербатому холодному кирпичу.
Младший егерь настраивал цайтмессер, кучер поил коней, Мария помогала тете Берте укладывать раненых, Саня висел на паутине и глядел вверх на Бернара, Уг нэн Наат ждал Анку с зазубренным ножом, чтобы перерезать желтую паутину, все были чертовски заняты, поэтому никто не заметил то, что заметила Младшая.
На колоннах вокруг замка просыпались горгульи.
Стража болот освобождалась от спячки. Им не понадобились зашифрованные команды, оказалось достаточно того, что на свободу вырвался один из обитателей подземных озер. Червь свистел и стрекотал наверху, бился в тенетах желтого паука, башня трещала по швам, но пока держалась.
— Скорее! — приставив руки рупором, кричала снизу Мария. — Бернар, чего ждете?!
Анку поставили на ноги. Фомор, не без усилий, разрезал путы. Он что-то ее спрашивал, видимо, заботился, как она долетела, но Анка ничего не могла ему ответить, а только тыкала пальцем в сторону внешней стены, закрывавшей обзор. Из кареты ее звала тетя Берта, надо было помогать с ранеными, а в багажном отделении истошно вопили маленькие горгульи, то ли голодные, то ли тоже чуяли червя.
Через минуту на карниз спрыгнули невредимые Бернар и милорд Фрестакиллоуокер. Пикси повалился, едва коснувшись ногами земли. Он стал зеленого цвета, из носа у него текла кровь. Магистр подхватил своего приятеля на руки, перенес в карету. Анка помогала Хранительнице, рвала бинты, готовила мази и все раздумывала, привиделось ей, что фигуры на столбах расправляют крылья, или нет... Здоровье обер-егеря не вызывало опасений, несмотря на высокую температуру, а вот дядя Эвальд постепенно превращался в мумию и безостановочно бредил на языке Долины.
Младшая снова услышала, как перекликаются знатоки времени. Она уже почти точно угадывала, когда произносились цифры.
— Три и восемь!
— Три и пятнадцать, Ваша строгость!
— Держитесь, сейчас поедем! — В каюту заглянул всклокоченный Бернар. — Его ученость нашел малый омут, где-то недалеко, за стенами замка.
— А почему мы уезжаем? — улучив момент, спросила Младшая наездницу. — Ведь вчера говорили, что воронка откроется прямо внутри главного зала.
— А шут их разберет! — сердито сплюнула Мария. — Видимо, питекантроп ожидал большую дыру, вроде той, куда мы провалились вчера. Такая дыра, действительно, должна проявиться часа через два. Но я так поняла, что главной дыре всегда предшествуют несколько мелких, это вроде толчков после землетрясенья, когда платформа встает на место. Они решили, что успеют выскочить в одно из таких окошек.
— Ближайший выход через три минуты, примерно между прудами, — подтвердил висящий на подножке Бернар.
С вершины башни посыпались осколки камней, загрохотали по крыше кареты. Кони заржали, задергались в постромках. Первое солнце, пышущее, но темное, словно спрятавшееся за дымчатым фильтром, хлестнуло огнем по башням Спинделстонского замка. Кучер задрал голову, высунувшись из будки.
— Смотрите! Смотрите, летят!
Видимо, червь сумел выбраться на смотровую площадку и в несколько ударов разломал широкий парапет башни. Но его почти не было видно под желтым трясущимся коконом. Паутина подсыхала на солнце, сжималась и душила гиганта, буквально рвала его на части. Желтый кокон дергался, то показываясь из-за края башни, то скрываясь, а над ним, часто махая крыльями, кружили три горгульи.
— Задраить окна!
Егерь и Его ученость сверили показания приборов, кучер хлестнул лошадей, и карета покатила обратно через узкий мост.
— Девчонки, держитесь крепче! — в каюту просунулась бородатая физиономия дяди Сани. — Воронка маленькая, прямо между двух прудов!
Гог нэн Лат с воплями нахлестывал лошадей. Тяжеловесы медленно, но уверенно набирали темп, колеса грохотали, высекая искры из потертых гранитных плит. Карета нырнула под арку внешней стены, от шума заложило уши. Впереди показались бронзовые задницы кабанов, охраняющих вход в замок.
— Аня, подай мне агаву, в синей бутылочке, — Хранительница традиций уже не нуждалась в переводчике, чтобы говорить с Анкой на медицинские темы. Младшая сносно освоила простейший английский и вполне могла устроиться на работу медсестрой. Правда, не в официальную английскую клинику.
Обер-егерь стонал, подбрасываемый на каждой неровности дороги, Мария куда-то убежала, двери хлопали. Анка потянулась за бутылочкой, но Хранительница уже смотрела в другую сторону, в оконную щель, и бормотала свои эльфийские молитвы, приложив ладонь ко лбу.
Анка выглянула в другое окошко и сразу позабыла про агаву и про раненого. Карета мчалась к прудам, а навстречу ей плотным клином летели горгульи. Не все еще покинули свои столбы и арки. На дальних рубежах вдоль дорог они только просыпались, стряхивали оцепенение, сбрасывали ороговевшую чешую, разевали загнутые клюзы. Большая часть летучих тварей собиралась в клокочущий клин вокруг башни, намереваясь вступить в схватку с червем. Затаив дыхание, Младшая следила за небом. Небо почернело. Размах крыльев самых мелких взлетевших скульптур был никак не меньше трех метров, но попадались и настоящие великаны, с раздвоенными шипастыми хвостами, со сверкающими гребнями и двумя парами лап. Анке хотелось встряхнуть головой и постучать себе по ушам, такой резкий, визжащий звук издавала стая. Ревущим вихрем поднимались стражи болот, по спирали огибая башню, рассаживались на стенах, на куполе. Самые первые сломя голову ринулись в бой и тоже застряли в Желтой паутине. Теперь они дрыгали конечностями, истошно орали, пытаясь освободить прилипшие крылья. А паук казался неутомимым. Его самого не было видно, но вся верхняя часть башни поблескивала, словно замотанная желтым скотчем. Еще две горгульи на лету вляпались в паутину и, жалобно стеная, рвали ее клювами.
— Нна-йаа! Ннаа-йяаа!
Кучер орал не переставая, его кнут гулял по спинам взмыленных лошадей, не привыкших к гонкам. До прудов оставалось совсем немного. Магистр Уг нэн Наат висел на облучке, его плащ развевался по ветру, в левой руке, на отлете, магистр держал цайтмессер и вслух выкрикивал цифры. Из дальнего конца коридора ему вторил младший егерь. В клетках, разбиваясь в кровь, как сумасшедшие, скакали кролики. Все, что не успели закрепить, каталось по полам и разбивалось.
Не все горгульи избрали целью своего законного противника, червя им было явно недостаточно. Карета магистра на открытом пространстве представляла собой замечательную мишень. Одна из оживших фигур даже спикировала с башни и попыталась погнаться за каретой через низкую арку ворот, однако запуталась крыльями и застряла. Еще три или четыре клювастые фурии затормозили в воздухе. Ветром от их крыльев с магистра сдуло шапку и погасило огоньки в габаритных лампах. Зазвенело выбитое стекло. Сорвав шпингалет, вывалилась оконная рама.
Горгульи атаковали карету.
— Люк! Верхний люк! — вопил наверху дядя Саня.
Младшая так поняла, что люк не успели закрыть, потому что в следующий миг по крыше словно проехался трактор, а еще секунду спустя Анка увидела через окно здоровенный прямоугольный кусок дерева, подозрительно похожий на ту самую крышку. Размахивая обломками запоров и петель, люк свободно парил в небе, а потом с грохотом приземлился в один из прудов, подняв фонтан брызг. В полуметре от Анкиного носа за окном пронеслась темно-коричневая чешуйчатая веревка с шишковидным наростом на конце. Из нароста торчали сразу три иглы, каждая длиной сантиметров пятнадцать.
«Боже мой, это же хвост!»
Горгулья, оторвавшая люк, на достигнутом останавливаться не собиралась. Судя по треску и скрипу, она выворачивала клювом бронзовые пластины, укрывавшие крышу. Сквозь распахнутую дверь Младшая увидела, как в коридор сверху кубарем скатились Бернар и Арми. У младшего егеря на каждом локте был укреплен сложный пятизарядный арбалет. Бернар и егерь обвязались ремнем, затем Арми поднес факел к замотанным паклей наконечникам, стрелы вспыхнули. Отрядный ногой выбил засов, распахнул створку двери и спиной вперед выпал наружу. Он повис почти горизонтально на ремне, который удерживал Бернар, поднял обе руки вверх и залпом разрядил арбалеты. Судя по дикому крику, стрелы попали в цель. Раненая горгулья сорвалась с крыши и рухнула на дорогу. Бернар втянул егеря внутрь, и очень вовремя, поскольку другая «птица» собралась атаковать сбоку. С верхнего этажа донеслась автоматная очередь. Чешуйчатый хвост, который видела в окне Младшая, задрался вверх, царапнул по ставням. Еще одна бестия покатилась по тесаным плитам. Кажется, у нее было четыре крыла и две головы, но как следует Анка не успела разглядеть. Она выскочила в коридор и во все глаза смотрела вперед, в окошко над будкой кучера.
Храпящие кони достигли прогалины между прудами. Копыта выбивали искры из камней. Над дорогой разворачивалась невесомая радужная полусфера, сквозь которую, вместо унылой черной пустыни, вместо горящих торфяников проглядывала зелень, и совсем другая дорога, веселая, булыжная, с белыми столбиками по обочинам.
— Тридцать секунд, держитесь! — сквозь грохот колес прокричал дядя Саня.
Берта молилась, держа голову дяди Эвальда на коленях. Качаясь от стены к стене, мимо каюты пробежала Мария с дымящимся автоматом.
— Они не гибнут, Анка! В этой чертовой Изнанке ни одну тварь пули не берут!
— Вас же предупреждали, — засмеялся Бернар. Навалившись грудью на тугую пружину, он помогал Арми перезаряжать арбалеты. — Только зря тратите патроны!
На крышу пикировала еще одна горгулья, Мария палила по ней, высунувшись в заднее окно, егерь готовился опять повторить свой кульбит на ремне, а Младшая заткнула уши и открыла пошире рот, потому что от визга стаи невыносимо резало барабанные перепонки, и вдруг стало тихо.
Вместо раннего сырого утра вернулось вечереющее жаркое небо, накатили сладкие ароматы клевера, земляники и свежескошенного сена. Воронка времени лопнула, вокруг шумел лес, а впереди, совсем недалеко, у развилки ждала карета славного барона Ке. Возница выскочил из будки, пробежал по спинам коней и повис на шеях передних, тормозя их всем телом. Татуированный пикт, окруженный своими солдатами, изображал равнодушие, но не выдержал, соскочил с подножки и заспешил навстречу карете магистра. Кроме барона Ке, Младшая краем глаза заметила целую толпу, многие держали в руках цайтмессеры и шесты с кроликами и совами. На обочине паслись распряженные лошади, в ряд стояли груженые телеги, курились дымки костров. Торговый караван остановился, поджидая единственный пропавший экипаж. Теперь же отрядные сбегались отовсюду, оглашая лесной воздух счастливыми воплями. Выбили засов, откинули дверь. Бернар и Арми первые спрыгнули вниз, к Младшей тянули руки, поставили ее в траву. Она смеялась и плакала одновременно, все еще недоверчиво оглядывая радостные заросшие рожи крестьян, их звенящие монетами бородки и намасленные, подкрученные пейсы. Здесь покачивали ветвями дубы, пели самые обычные птицы, и даже второе солнце не портило идиллию.
— Представляешь, нас ждали всего два часа с небольшим! — возбужденно затараторил Бернар. — Барон уверен, что это дело рук Хозяина стеклянного острова, а друзья магистра считают, что на нас наслали колдовство жрецы Змеиного храма.
«Как увлекательно!» — подумала Младшая, скорчив заинтересованную гримасу. — Теперь он предложит все бросить и устроить разборку.
Подскакали отрядные в своих зеленых камзолах. С великой осторожностью вынесли раненого обер-егеря, переложили в другой экипаж и пустили коней галопом. Мария упала в траву, размотала повязку и растирала свою несчастную руку. Выстроившись полукругом, ее почтительно разглядывали детишки в зеленых рейтузах и курточках. Магистр Уг нэн Наат вместе с лысым бароном изучали повреждения, нанесенные крыше кареты. В нескольких местах обшивка была разорвана, как тонкая бумага.
Анке кто-то поднес пенящуюся кружку пива, кто-то совал в руки палочку со шкворчащим куском мяса. Некоторые телеги тронулись, но многие торговцы, видимо, собирались устроиться здесь на ночлег. На полянах натягивали тенты, подвешивали фонарики. Музыканты пиликали, кто-то пробовал петь. Вокруг костров раздавались взрывы хохота. Чуть позади дорогу переходила бесконечная отара и скрывалась в орешнике; разрезая овец, прискакал еще один вооруженный отряд с пиками и собаками, воины почтительно замерли в ожидании приказаний. Анка узнала среди них зловещего мужика, что стоял за спиной лендлорда Бредо во время торжественной трапезы в таверне. Младший егерь обнимал Бернара за плечи и знакомил со всеми подряд. Дядя Саня подошел к Анке веселый, хмельной, плюхнулся рядом.
— Ночевать будем на Ферме, там трактир и сносная банька, говорят.
И опять убежал к костру, к хохочущим румяным девушкам. Вроде бы, все сложилось удачно, но общее ликование словно обходило Анку стороной. Она никак не могла понять причину своего неуютного, тревожного состояния, пока не напоролась взглядом на белое безжизненное лицо Хранительницы. Тетя Берта сидела на верхней ступеньке лестницы в дверном проеме кареты, бессильно свесив руки между полами перепачканного рваного плаща. Она коротко улыбнулась Анке и произнесла три слова по-английски, но Младшая сразу поняла.
— Эвальд умер.
Часть вторая
Неблагий двор
Бельтайн
Светлый майский праздник Бельтайн начался в момент, когда взошло второе солнце, Анка приготовилась ждать, прикорнув у окошка, но так и не уловила момент, когда за краем зубчатого леса вспыхнули первые лучи оранжевого светила. Она десять раз выслушала научные диспуты дяди Сани, Бернара и ученейшего магистра, но так и не поняла, каким образом луны ходят вместе, а солнце запаздывает. Она уже примирилась с интерференцией, с теорией вселенского вогнутого зеркала, которое исповедовал фомор, она внутренне готовила себя к любым чудесам.
Они слегка задержались из-за последнего Обряда проводов, который надлежало, по традициям фэйри, провести до восхода. На скромном кладбище возле пастушеской деревеньки отрядных тетя Берта, Бернар и Саня спели несколько веселых песенок, поводили хоровод, а мужчины даже сплясали вприсядку. У Младшей вначале отвисла челюсть, настолько диким и неподобающим показалось ей поведение во время похорон, однако фоморы, отрядные и приближенные барона Ке сидели чинно, прихлопывали, а иногда кидали в могилу цветочки и вежливо смеялись. Дядюшку Эвальда обрядили в белое, обложили охапками цветов, а в руки вложили уздечку и подсумок с мелочами, необходимыми для путешествия ко Священному холму. Уздечка была, конечно, не такая, как подарок клури каун, что обвивалась вокруг пояса Младшей и периодически дергалась, а самая обыкновенная, но богато украшенная. Анка не стала спрашивать тетю Берту, где дядюшка отыщет себе коня, для чего ему столько сушеных слив и клевера. Под конец церемонии ей даже стало полегче. Ей пришло в голову, что не так уже это кощунственно — провожать родственника и друга весельем. Единственным, кто искренне грустил, был королевский поверенный, милорд Фрестакиллоуокер. После подвига с Желтой паутиной горный пикси словно надорвался. Щеки ввалились, черные волосы потеряли блеск, повисли свалявшимися космами, он сгорбился и стал еще меньше ростом. Когда он набивал трубку, рассыпал табак, так дрожали руки. Милорд честно отсидел положенный траурный обряд даже попытался сплясать вместе с фэйри, затем тепло попрощался с каждым. Подошел к Анке, взял ее ладонь, на секунду прижал к своей груди. Барон предоставил своему зеленоглазому приятелю карету до постоялого двора, где королевскому поверенному предстояло дожидаться свою маленькую свиту.
— Почему он уезжает? — спросила у Сани Анка, когда милорд хромающей походкой прогуливался вместе с могучим бароном Ке вокруг костра.
— Он устал. Он отдал кусок сердца, чтобы оживить паука. Аня, верь-не-верь, он спас всех нас, задержал эту сволочь. Если поедет дальше, то умрет. Милорд сказал, что если нам удастся получить волшебных жеребцов, то мы еще встретимся в его горной стране. Как я понял, слуги его заберут летным транспортом.
— На сове? А почему мы не можем на совах? Слишком тяжелые?
— Пикси тоже нелегкие, — засмеялся дядя Саня. — Но у них есть формула полета, а у нас нет и не будет, потому что мы здесь гости, н-да, дочка.
Желтое, вчерашнее солнце светило несколько ярче, поднималось выше, и тени от него ложились четкие, короткие, будто обведенные портновским ножом. Оранжевое лохматое светило сразу поползло вдоль леса, поднималось неохотно и почти не грело. Оно вело себя прямо как солнышко в Анкиной деревне под Новодвинском. Город вырос молниеносно, как это часто случается в Изнанке, Младшая почти освоилась с подобными фокусами. Только что тянулись ровные гряды распаханных полей, над которыми кружили птицы. По параллельным проселкам рогатые быки, вздымая облака пыли, задумчиво волокли возы с горами мешков, и вдруг, откуда ни возьмись, после очередного пригорка взметнулись городские стены. Красивые стены, из белого камня, с ровными круглыми башенками, а в каждой башенке — подсвеченный циферблат с часами и бдительный караульный. Из каждой башенки торчат длиннющие пики с подвешенными клеточками, а внизу, вместо крепостного рза — ряд загонов с овцами и козами. И уж совсем смешно для защитных сооружений смотрелись многочисленные лесенки, снаружи приставленные к стенам. По лесенкам шустро бегали крепкие мужички в беретах и полосатых камзолах, поднимали тюки с соломой и бревна, подвозимые лесорубами.
Город стучал, пилил и заколачивал. Город безостановочно расширялся и надстраивался. Как и в случае с заставой брауни, размеры королевской столицы снаружи определить было невозможно. Карета продвигалась на сотню шагов, сияющие укрепления отодвигались на пятьдесят и раздавались вширь. Еще пятьдесят шагов к червленым кованым воротам, украшенным золочеными гербами, — и купола башен подпрыгнули на недосягаемую высоту. Теперь приходилось задирать головы, чтобы рассмотреть крохотные фигурки дозорных. Солнечные блики прыгали на хитроумной оптике в окошках башен, Младшая заметила двоих шустрых мальчишек, которые быстро вращали барабан, и вместе с их барабаном, двадцатью метрами выше разворачивалась на гребне стены исполинская линза. Линза была внутри заполнена голубоватой жидкостью и заключена в бронзовые обручи с винтами. Возле нее неотлучно находились трое со знакомыми ящичками цайтмессеров и еще какими-то диковинными инструментами, но что они там делали, на верхотуре, Анка так и не поняла. Перекрывая крики погонщиков, ржание и писклявые звуки лютни, над трактом разнесся шелест многочисленных крыльев Младшая непроизвольно втянула голову в плечи, но сверху пикировали не горгульи, а эскадрилья боевых сов. Белая сова обер-егеря Брудо, накануне увезенного в госпиталь, была раз в двадцать меньше своих откормленных товарок. Впрочем, Анка не сомневалась: дело тут не только в качестве корма. Совы снижались грамотным строем, держа дистанцию, на спине каждая несла седока, коренастого человечка с замотанным, как у бедуинов, лицом. В какой-то момент стая, едва не врезавшись в возы торговцев, выровнялась параллельно земле и, поднимая ветер, устремилась к воротам. Стражники в башенках приветственно потрясли пиками, совы замедлились и поочередно пролетели под аркой. Младшая насчитала восемнадцать птиц, на некоторых сидели по два «летчика». Очевидно, существовала договоренность, что через стены залетать в город нельзя. Дожидаясь очереди, крылатая кавалерия барражировала вокруг въездных ворот.
Дорога стала еще шире, нырнула под гору, белые столбики сменились сплошной колючей изгородью. За поворотом возник шлагбаум, возле которого стражники останавливали и проверяли повозки. Бернар почтительно спросил у барона, в чем дело. Оказалось, что в город иногда проникают мелкие пакостные бесы. А поскольку стены надежно заперты колдовством Темного двора, то единственный путь для нечисти — спрятаться среди урожая кабачков или ухватиться за гриву коня. Гог нэн Аат предъявил охране секретный жетон, больше похожий по размерам на суповую тарелку, стражник сделал на жетоне засечку стилетом, затем в карету запустили трех бело-рыжих собак. Собаки покрутились, потявкали для приличия на задний багажник, набитый горгульями, и начальник стражи выдал магистру другое «блюдце», дающее право на въезд. В окошко Анка видела, как барон Ке отсыпал стражникам в железную бочку с прорезью целую пригоршню монет. Затем кучер резко взял влево, хлестнул лошадей, и, обгоняя бесконечный караван крестьянских подвод, телега покатила по «встречной полосе» навстречу белой башне и кованым воротам.
Возница свистнул, ему в ответ с крытой черепицей башенки помахал парень в зеленом колпаке, и створки ворот поползли в стороны. Бернар поманил Анку за собой, к люку, выводящему на крышу. Тетя Берта крикнула им, чтобы не высовывались. Младшая позволила себя обвязать ремнем, вылезла на свежий утренний ветер, и возглас восторга замер у нее на губах.
Карета члена Капитула островных фоморов строжайшего и ученейшего магистра Уг нэн Наата въезжала в славный город Блэкдаун. С открывшейся с шестиметровой высоты панорамы захватывало дух. Булыжную тряску сменило мягкое шуршание проспекта, выложенного мраморной крошкой. Трех, пяти и даже шестиэтажные дома выпячивали друг перед другом изысканные решетки балконов, зазывали красочные объемные вывески мастеровых, из распахнутых дверей таверен и пивнушек лились дразнящие запахи жаркого и пронзительное пиликанье струнных инструментов. В уши врывались десятки криков, мелодий, свистков, хохот и плач, мычание коров и вопли птицы. Только что пахло свежескошенной травой и навозом, и вдруг в ноздри ударили ароматы кухни, кипяченого молока, горячего хлеба и сырой кожи. Опять что-то хитрое произошло с Перспективой. Секунду назад, до того, как миновали высокую арку с подвешенным фонарем, Анка видела только замшелые городские стены, а над стенами — далекие горы, привычно накренившиеся к центру мира, и вдруг на тебе!
Мы въехали через Висельные ворота! — перевел слова барона дядя Саня. — А вон там, впереди — Госпитальные. А дальше, еще левее — ворота Герцога.
То ли для удобства передвижения в теснине, то ли чтобы быть поближе к своим «ручным» горгульям, лысый пикт отпустил свой экипаж со слугами, а сам присоединился к общей компании, Анка все равно его немножко побаивалась. После приключений в замке она окончательно привыкла к страшному внешне, но добродушному фомору, а вот круитни вызывал у нее безотчетный ужас. Младшая слышала, как он скрипел зубами, когда услышал о казни своих далеких предков. Ей показалось странным, что мужик так убивается: ведь все равно эти люди давным-давно умерли. Она сдуру поделилась своими сомнениями с Саней и в который раз выслушала упреки в адрес всех обычных, которые-де, живут Иванами, не помнящими родства.