Кое-как победив свой то ли обед, то ли ужин, я закурила и задумалась: «Интересно, а смогут ли Смирновы сказать мне что-то полезное? По идее — должны! Соседи все-таки! А, как говорят, близкий сосед лучше дальнего родственника!» В общежитии вахтерша пропустила меня уже без вопросов, и я поднялась на второй этаж. На фоне соседских ободранных дверей дверь квартиры 35 выглядела чуть ли не роскошно. На мой стук мне открыл здоровый мужик и неприветливо спросил:
      — Тебе чего?
      — Я Нинуа ищу, — объяснила я.
      — Так они съехали давно, — удивленно ответил он.
      — А вы не знаете почему? — тут же спросила я.
      — А черт его знает! — пожал он плечами. — В одночасье собрались, и на следующий день их здесь уже не было.
      — Тоже мне! Скажешь! Черт! Да я, может, тоже сбежала бы, если бы меня убить грозились! — раздался из комнаты женский голос.
      — Убить? — воскликнула я.
      — Это хозяйка моя, — пояснил Смирнов, а появившаяся рядом с ним в дверях женщина еще раз повторила:
      — Да! Убить! Может, и в тот день убили бы, если бы не я.
      — А вы не расскажете, как все это было? — попросила я.
      — Ты чего гостей на пороге держишь? — набросилась на мужа Смирнова и пригласила меня: — Проходите!
      Я вошла и увидела небогатую, но очень опрятную комнату, по которой распространялся такой чудный запах борща, что я, не сдержавшись, сглотнула слюну.
      — Садитесь с нами, — пригласила меня Смирнова, но я, видя небольшую кастрюльку, а за столом еще и мальчика лет семи, отказалась — им и самим было только-только. — А чего вы их ищете? — спросила меня она.
      — Да я по делам в вашем городе, вот знакомые и попросили съездить и узнать, что с ними, а то давно от них писем не было, — объяснила я.
      — Что-то не помню я, чтобы они письма получали, — с подозрением глядя на меня, сказала Смирнова.
      — Так они Манане Георгиевне на рабочий адрес писали, в поликлинику, — там-то не потеряются, — нашлась я.
      — И то верно! — согласилась она, покачав головой. — У нас тут такой бардак!
      — Ну, вы скажите хоть, как они жили тут? — попросила я. — А то в письмах она писала, что у нее все хорошо, а как на самом деле было?
      — А так и было! — ответил Смирнов. — Мы сюда приехали, когда они здесь уже жили. Держались они… Ну, как вам сказать?.. Обособленно! — нашел подходящее слово он. — Дружить — ни с кем не дружили, но, если чего попросишь, Манана всегда поможет. Укол там сделать, давление померить, ребенка посмотреть, а то и вылечить… Отзывчивая она была! Жалко было, что уехала!
      — Так если у нее врагов не было, кто же ее убить грозился? — удивилась я.
      — А черт его знает! — пожал плечами Смирнов. — Мужик какой-то!
      — У нас тогда сын температурил, — сказала его жена. — Вот я все в окно и поглядывала — Манану ждала, чтобы она его посмотрела. Сандру-то я видела, как прошла. Еще спросила у нее, когда, мол, мать придет, а она мне в ответ, что попозже. Вот я ее и высматривала. А тут вижу, идет она! Я обрадовалась, и вдруг мужик какой-то выскочил — и к ней. За плечи схватил, трясет и орет что-то. Я в коридор метнулась…
      — Я с мужиками на лестнице курил, — пояснил Смирнов.
      — Вот-вот! — покивала его жена. — И кричу ему, что Манану, мол, бьют!
      — Ну, тут мы все вниз по лестнице скатились — и на улицу! — продолжил Смирнов.
      — А я окно открыла и кричу тому мужику, чтобы он Манану в покое оставил, — рассказывала его жена. — Слышала только, как он орал: «Куда ты ее дела? Отвечай, сука! А то пришибу на месте! А еще лучше хахалю твоему все расскажу, тогда сама в петлю полезешь!» А тут наши высыпали — и к нему! Уважали тут Манану, ничего не скажу!
      — Вломили мы ему хорошо! — удовлетворенно сказал Смирнов. — Так наподдали, что долго он еще на снегу лежал, а потом гляжу — нет его уже. Ушел, значит!
      — Я в дверях стояла, видела, как она шла, — вздохнула женщина. — Белее снега была! Шла и все причитала: «Вай мэ! Вай мэ!», то есть «Горе мне!», — объяснила она. — К себе зашла и слышу — что-то по-грузински дочке говорит. Та заплакала. Ну, я подождала немного, пока она успокоится, а потом постучала все-таки — сын же болел. Зашла, а они вещи собирают! Я говорю: «Манана! Ты чего?», а она мне со слезами, что, мол, не будет у них теперь здесь жизни.
      — А почему, не объяснила? — спросила я.
      В ответ Смирнова пожала плечами и проговорила:
      — Но сына нашего она в тот вечер посмотрела и лекарства сказала, какие принимать. А наутро как ни в чем не бывало, смотрю, в автобус садится. Одна, правда. Ну, думаю, успокоилась и решила не уезжать! А потом вижу — такси приехало! Ближе к вечеру дело было! Вынесли они с Сандрой сумки — и все! Не попрощалась даже ни с кем!
      — Наверное, не хотела, чтобы ее расспрашивали, — предположил Смирнов. — Вы же, бабы, как со своими вопросами впиявитесь, так от вас и не отвяжешься!
      — Да уж! — вздохнула я. — Расстроили вы меня! — и как бы между прочим спросила: — А потом Манану здесь никто не искал?
      — Не знаю! — пожала плечами женщина, внимательно глянув на меня.
      — Я потому спрашиваю, что, если она так внезапно уехала, то ее знакомые могли ее искать, — объяснила я. — Если Манана с ними, как и с вами, не попрощалась, то они могли встревожиться, когда она пропала, и прийти сюда. А вдруг они вахтерше адрес свой оставили или телефон, чтобы та им сообщила, если от Мананы какая-нибудь весточка придет! Вот я и хочу с ними встретиться и поговорить — вдруг она им написала или звонила.
      — А-а-а! Поняла! — сказала женщина. — Только вахтерша-то у нас новая, она уже потом появилась.
      — А адрес прежней вы не знаете? — с надеждой спросила я.
      — Не знаю, — с сожалением сказала она.
      — Так у Митьки спросить надо! — воскликнул Смирнов. — Он к ее дочке клинья подбивал, а она его отшила! Да и правильно сделала! Толку от такого мужика в доме, как от козла молока!
      — От тебя больно много толку! — вскинулась его жена. — Сколько уже прошу полку повесить, а у тебя все руки не доходят! У мальчишки все учебники навалом лежат! А так стояли бы себе по порядку!
      — Да прибью я! Прибью! — привычно отбивался он, а потом поднялся и пошел к двери.
      — Ты куда? — возмутилась она.
      — К Митьке за адресом, — буркнул он.
      — Только попробуй мне там хоть каплю выпить! — крикнула она ему вслед.
      — Ну, дура-баба! — вздохнул он. — Мне же завтра на работу! Какая тут пьянка?!
      Он ушел, а я попросила женщину:
      — У вас ничего попить не найдется? — Жаренным на черт-те каком масле пирожкам было почему-то неуютно у меня в животе, и изжога мучила страшно.
      — Квасу холодного хотите? — спросила она.
      — Очень хочу! — сказала я.
      — Он у меня домашний, ядреный, — похвалилась она, доставая из холодильника трехлитровую банку, которая тут же покрылась капельками влаги, и наливая мне от души полный стакан.
      Я с удовольствием выпила его почти залпом и, отдуваясь, сказала:
      — Спасибо! Очень вкусно!
      — Еще хотите? — предложила она.
      — Нет, спасибо! — поблагодарила я и спросила: — Вот вы сказали, что тот мужик кричал: «Куда ты ее дела?» А как вы думаете, что он имел в виду?
      — А бог его знает? — пожала она плечами. — Может, вещь какую? А может, бумагу важную? Не знаю!
      Вернувшийся Смирнов протянул мне листок бумаги и возмущенно сказал:
      — Вот! Насилу из Митьки вытряс! Уже ничего не соображает, паразит!
      — А где это? — спросила я, посмотрев на адрес.
      — Как отсюда выйдете, — начал объяснять Смирнов, — так прямо через стройку…
      — Какую стройку? — удивилась я, потому что ничего подобного поблизости не было.
      — А! — махнул рукой он. — Это еще при Советах начали новое общежитие строить, а потом забросили, так что руины там сейчас, как после войны.
      — Теперь поняла, — кивнула я, потому что руины действительно видела.
      — Как через стройку пройдете, так направо до первого перекрестка, а там уже налево и прямо. Километра через два будет пивной ларек, а за ним опять направо. Как увидите дом с голубятней, так это он и есть. Ее Ольга Ивановна зовут.
      — Спасибо вам большое за помощь и за квас! — сказала я, поднимаясь. — До свиданья!
      Выйдя из общежития, я с большим подозрением посмотрела на руины и, естественно, не стала к ним даже приближаться, а села в машину и, протянув водителю адрес, сказала:
      — Разбирайся как хочешь, но мне надо туда попасть.
      Парень взял листок, посмотрел на него и присвистнул:
      — Елкин гриб! Да тут сам черт ногу сломит!
      — Ориентир — пивной ларек! — подсказала я.
      — Так это мы запросто! Быть не может, чтобы его в округе никто не знал! — обрадовался шофер и резво взял с места.
      Поплутать нам все-таки пришлось и к нужному дому мы добрались в начале восьмого. Когда машина остановилась перед добротными воротами, я вышла и постучала в калитку — в ответ тут же раздался лай большой собаки. «Этого мне только не хватало!» — вздохнула я и постучала снова.
      — Кто это там, на ночь глядя? — донесся из глубины двора недовольный мужской голос.
      — Мне к Ольге Ивановне, — крикнула я в ответ.
      — Ну и на кой ляд тебе моя теща потребовалась? — спросил, подойдя к калитке, молодой мужчина.
      — По делу, — кратко ответила я.
      — А у нее сейчас всего и делов, что моих детей нянчить, — разглядывая меня, сказал он.
      — Я с ее бывшей работы, из общежития, — объяснила я. — Мне нужно у нее кое-что узнать.
      — Ну, проходи! — неприветливо пригласил он, отпирая замок. — Прямо по дорожке иди!
      Я пошла и увидела рядом с крыльцом возле будки здоровенную кавказскую овчарку, которая при виде меня показала клыки и глухо зарычала.
      — Спокойно, Дружок! — сказал мужчина, и я чуть не рассмеялась — более нелепой клички для этого зверя трудно было придумать.
      Когда мы вошли в дом, мужчина громко позвал:
      — Мать! Тут к тебе пришли!
      — А, батюшки! — удивленно сказала появившаяся в дверях комнаты чистенькая, опрятная старушка. — Кто это по мою душу?
      — Ольга Ивановна! Я к вам и надолго не задержу! — извиняющимся тоном сказала я.
      — Да ты в комнату пройди! — пригласила она меня. — Чего же на пороге разговаривать?
      — А так быстрее будет, — улыбнулась я и выдала ей ту же версию, что и Смирновым.
      — Манану помню! — кивнула она. — И дочку ее тоже! И как приехали они помню! Обе такие зашуганные! Любого шороха боялись! Вещей-то у них с собой только три сумки и было! Одно слово — беженцы! Сандра-то сначала немая была! Детишки наши общежитские, бывало, позовут ее играть, а она все к Манане жмется. Вот горе-то матери! — вздохнула она. — Манана-то с дочки глаз не спускала, боялась за нее! Чуть что, тут же звала: «Сандрочка! Иди к маме! Иди, моя хорошая!» А потом ничего! Отживели обе! А там и Сандра заговорила! Они же как к нам попали! Манана сразу в горздравотдел пошла работу искать, вот ее в заводскую детскую поликлинику и направили! А уже оттуда ордер к нам в общежитие дали. Ну, собрали мы им мебель кой-какую, белье — у них же ничего с собой не было. И стали они жить. Но и потом они держались хоть и приветливо, но близко к себе никого не подпускали! А съехали-то они после того, как ее чуть не побили! Манану то есть!
      — Можно поподробнее! — попросила я.
      — Чего ж не рассказать? — удивилась она. — Тайны тут никакой нету! Тот день, я помню, мужик какой-то, ну, чистый уголовник с виду, еще днем пришел и Манану спрашивал…
      — Русский? — спросила я.
      — Русский, — подтвердила старушка. — Ну, я ему и говорю, что, мол, на работе она, а сама удивляюсь, чего ему от нее надо. Сразу же видно, что не пара они. Она-то женщина приличная, а он… — она махнула рукой. — Тут он про Сандру спрашивает, а я еще больше удивилась. А потом думаю, уж не отец ли он ее? Дочка-то не в мать пошла, хоть и грузинка по паспорту. А чего тебе, говорю, от девочки нужно? А он усмехнулся так… Нехорошо… И сказал, что поговорить с ней хочет. А девочке-то такой отец разве нужен? — спросила она меня.
      — Думаю, что нет, — твердо ответила я.
      — Вот и я так подумала, — согласилась она. — Десять лет об нем ни слуху ни духу не было, сидел, видать, а тут, нате вам, явился! Да разве от такого отца чего хорошего можно ждать? Зачем же девочку смущать? Жизнь ей портить? — спросила она меня и сама же ответила: — А незачем! Вот я ему и сказала, что уехала, мол, Сандрочка, что мать ее к родне отправила. Тут он как заорет: «Да ты, бабка, с ума, что ли, сошла? Я же точно знаю, что она в городе!» А я ему в ответ, что, мол, вчера и уехала. Зыркнул он на меня так зло и ушел. Слава тебе, господи, думаю! Решила я Манане, как вернется, все рассказать, да не успела. Видела в окно, как шла она к двери счастливая такая, а тут мужик этот как со стройки выскочит — и к ней! Схватил ее, трясет и орет что-то! Я и глазом моргнуть не успела, как мужики наши на улицу выскочили. Ох, и отметелили они его! — посмеиваясь, сказала старушка. — Ушли они потом, а он еще долго на снегу лежал. Я уже и беспокоиться начала, не убили ли они его часом. А потом — ничего, шевелиться стал, поднялся и пошел себе, уж не знаю куда.
      — А он больше не приходил? — спросила я.
      — Приходи-и-ил, — кивнула она. — Дня через два пришел и опять Манану спрашивал. А я ему в ответ, что, мол, съехала она на следующий же день. Ох, ругался он! — старушка даже головой покачала. — Еще чище наших мужиков! У тех-то хоть поймешь, чего они говорят, а этот? Слова какие-то непонятные, но видно, что неприличные. А потом почему-то мне пригрозил, сказал: «Ничего! Я эту сучку все равно достану! Мое от меня не уйдет!» — и ушел. Вот и все, дочка! Чего знала, то и рассказала!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.