— Вещи? — Нина Михайловна растерянно огляделась. — Я даже не знаю, что именно следует вам дать…
      — У нее была сумочка? Там наверняка есть записная книжка, косметика?..
      — Да, конечно, Маринка все это сложила в ящик… — Женщина встала и направилась к стенке. Она открыла нижний ярус и вытащила оттуда картонную коробку. — Вот, посмотрите! — поднесла она коробку к столу. — Я последние дни совсем ничего не соображаю.
      Я стала рассматривать содержимое коробки. Здесь была куча почти совсем новых губных помад, тени, тушь и прочее, но все это меня не интересовало. Мое внимание привлекла скрученная резинкой для волос стопка визиток. Я достала их. В основном здесь находились визитки ночных клубов и компаний досуга, было еще две или три карточки каких-то руководящих работников. «Шаганов Вениамин Александрович, — прочитала я на одной из них, — директор фирмы „Велкопрос“». Далее шли домашние и рабочие телефоны.
      — Что это еще за «Велкопрос»? — удивилась я. — Что-то не слышала про такое.
      На всякий случай я прихватила с собой всю стопку визиток, после чего снова стала перебирать вещи Ирины. Наконец, на дне коробки я почувствовала твердую обложку.
      — А это что? — Я извлекла довольно-таки толстую тетрадь в твердом кожаном переплете. Хм, а такую тетрадь на лотке не купишь, стоит она недешево.
      Я раскрыла тетрадь. На первой странице красовалась фотография Ирины, сделанная, наверное, около года назад. На меня смотрели не по-девичьи грустные серые глаза. Полные чувственные губки были слегка приоткрыты. Не знаю почему, но у меня сложилось впечатление, что девушка на фотографии словно взывает о помощи.
      «Ей всего лишь семнадцать с небольшим, а такой взгляд… Ведь она совсем еще ребенок! — Я перелистнула страницу. — Дневник!» — пронеслось у меня в мозгу.
      Это была настоящая удача! Дневник, как правило, таит в себе огромное количество тайн и разгадок, нужно только правильно читать между строк, и тогда легко можно будет отыскать ключ.
      — Нашли что-нибудь? — спросила меня Нина Михайловна, входя в комнату со стаканом воды.
      — Да, кажется, это дневник, — показала я его матери.
      — Он вам нужен? — почему-то упавшим голосом спросила женщина.
      — Только на время расследования, потом я его верну, — успокоила я Нину Михайловну. — Скажите, а у вас самой есть версии, почему это произошло?
      — Не знаю! Моя девочка, она была очень доброй и доверчивой, я не знаю, кто мог желать ей зла. Хотя о чем я, может, она сама совершила это… Не простила мне, что я оставила ее здесь… — Женщина больше не могла сдерживаться, она разрыдалась.
      — Подождите, а ваш сын дома?
      — Мишка? Нет, насколько я знаю. Они мне не докладываются. Живем в одной квартире, а словно чужие, словно не мать я ему вовсе. Эта дрянь все глаза ему затмила!
      Что касается дряни, то под этим определением, как я поняла, подразумевалась Марина.
      — Я бы хотела поговорить с ними, это возможно?
      Нина Михайловна вытерла глаза, окончательно успокоившись, и произнесла совершенно неожиданные слова:
      — Может быть, они и дома, просто не выходят. А я сейчас спала, последние дни все на таблетках. Но только если вы, Татьяна, хотите поговорить с ними, сначала выйдите за дверь и снова позвоните. Если даже я вам открою, не подавайте вида, что вы со мной уже разговаривали, а сразу идите к ним.
      — Но почему? — не понимала я.
      — Иначе они с вами и разговаривать не будут! Я-то знаю! Она и родственников моих за людей не считает, и знакомых! Все мы для нее плебеи деревенские. Шалава городская!
      Это уже совсем никуда не годилось. Если я такие слова слышу в первый раз и мне уже противно, то каково же было здесь молоденькой девчонке? Пока я еще не могла понять, кто здесь главный наводчик смуты и стоит ли внимать сказанному, однако на всякий случай решила сделать так, как просит хозяйка.
      Выйдя за дверь, я усмехнулась: «Видел бы меня сейчас кто-нибудь!» — и снова позвонила в дверь.
      Сначала никто не открывал. Потом послышались шаги и голос молодого человека.
      — Кто там?
      — Мне нужен Михаил Гришин, я могу его увидеть?
      Дверь открылась, и на пороге показался молодой человек. Честно говоря, о его принадлежности к этой семье говорили только огромные карие глаза, как у матери и тетки. Сам же он был маленького роста и уж чересчур тщедушный. Казалось, дунь на него, он и полетит легким перышком.
      — Я бы хотела с вами поговорить по поводу смерти вашей сестры.
      — А кто вы? — довольно бесцеремонно спросил молодой человек.
      — Я — частный детектив Татьяна Иванова, меня наняла ваша семья для расследования причин смерти Ирины.
      — А я-то чем могу помочь? Все закономерно, она всегда шалавой была, это другим закончиться не могло.
      — Это вы так про свою сестру?
      Михаил некоторое время стоял молча. Он не прогонял меня, но и в квартиру не приглашал.
      — Ну, так мы, может быть, все-таки поговорим?
      — Ладно, заходите! Но учтите, что мне некогда.
      В процессе общения с этим молодым человеком у меня стало складываться впечатление, что Нина Михайловна не так уж и далека была от истины.
      — Михаил, почему у вас такие напряженные отношения со всеми родственниками? — как бы невзначай спросила я, когда мы прошли к нему в комнату.
      Честно говоря, я ожидала увидеть здесь и жену, но ее не оказалось. С другой стороны, может, это было мне на руку.
      — С чего вы взяли? — начиная злиться, ответил мне вопросом на вопрос молодой человек.
      — Это легко заметить.
      Однако как это ни парадоксально, но Михаил относился к тому типу людей, психологический портрет которых трудно уловить. Обычно мне всегда удается подстроиться под тип человека и найти с ним общий язык. Но это было исключение.
      — Михаил, собственно говоря, почему вы так отрицательно настроены по отношению ко мне? Ведь я вас вижу первый раз в жизни? — решила я пойти на пролом.
      — Ладно, извините, я зарвался. Просто поймите, после свадьбы и я, и Марина стали изгоями в этой семье. Мать невзлюбила мою жену буквально с первых минут знакомства.
      — А разве это чувство не было взаимным?
      — Понятия не имею, да никогда и не старался этого узнать. В ваши бабьи разборки ввяжешься, сам потом виноватым и станешь. У материных родственников характеры, как на подбор, не сахарные. Зато себя ангелами выставлять ох как любят. Ладно, это не важно. Я скажу только одно: у нас с Мариной иногда такие сложные времена были, что есть совсем нечего было. Разводили бульонные кубики в кипятке и ели, если это можно назвать едой. И никто из них не помог! Никто! Мать даже картошки не давала, говорила: «Женился, вот и корми свою шалаву чем хочешь!» И после этого они хотят, чтобы к ним хорошо относились?
      Ох уж эти семейные дрязги! Наверняка мать Михаила имеет свою интерпретацию этого конфликта, и ее знакомые сочувствуют ей и называют детей неблагодарными или как-нибудь покрепче. Каждая сторона считает себя правой.
      — Извините, можно попросить у вас стакан воды? — спросила я.
      — Запросто, сейчас принесу.
      Он вышел, а я вскочила с дивана и принялась осматривать комнату. На полке стояли свадебные фотографии, и я наконец-то увидела, что представляет собой Марина. Типичная стерва… Даже я, совершенно непредвзятый человек, и то согласилась бы с тем, что ее улыбка напоминает хитрый лисий оскал. Серые глаза, близко расположенные к переносице, тонкие губы, маленькие, слегка торчащие ушки — все это почему-то производило отталкивающее впечатление.
      Неожиданно в комнату влетела та самая дама, которую я только что рассматривала на фотографии.
      — Что вам здесь нужно? Ничего мы не знаем и знать не хотим! Она была форменной шлюхой, постоянно шлялась непонятно где! Целыми неделями дома не появлялась! Я даже боялась, что подхватим от нее что-нибудь через общий туалет! Уходите отсюда!
      — Я бы попросила вас вести себя интеллигентнее, иначе мне придется поставить вас на место, — с убийственной вежливостью произнесла я.
      Как ни странно, но ледяное спокойствие возымело действие. Увидев, что она меня даже не смутила своей выходкой, Марина замолчала, поджав губы.
      — Ах так! — только и произнесла она, а через секунду словно молния вылетела из комнаты, звучно хлопнув дверью. — Эй, ты! — услышала я сквозь тонкую стенку. Очевидно, она обращалась к своему мужу. — Ты ее впустил, ты с ней и разбирайся!
      Может быть, хоть теперь, пока они выясняют отношения, я смогу получше осмотреть комнату? Несмотря ни на что, во мне не угасала надежда найти что-нибудь важное, дающее ниточку к расследованию этого сумасшедшего дела. И моя неугасимая вера была вознаграждена. На одном из многочисленных листков, валяющихся на полках, я увидела оттиск печати: «ЧП Гришин Михаил Борисович» — и далее номер лицензии со всеми необходимыми элементами.
      — Та-ак, а это уже интересно! — вслух подумала я.
      Я уже было потянулась за листком, как дверь в комнату распахнулась.
      — Татьяна, извините, но вы же сами видите! — Михаил понуро мотнул головой в сторону кухни, где еще, очевидно, бесновалась молодая ведьмочка.
      — Да, вижу. Тогда давайте закончим неугодное для вашей супруги общение как можно быстрее. Я задаю вопросы, вы отвечаете, идет?
      — Согласен!
      — В каких отношениях были Марина и ваша сестра?
      — Не ладили, это точно. А может, даже ненавидели друг друга.
      — С какой компанией Марина поддерживала дружеские отношения в тот момент, когда вы познакомились?
      — Да с обычной, они там… Ну, короче, ничего там ненормального не было.
      — Хорошо, я по-другому задам вопрос: в этой компании были криминальные личности?
      Молодой человек неожиданно замолчал.
      — Так вы что, Маринку подозреваете? — Пауза. — Нам больше не о чем разговаривать. Когда раскопаете что-нибудь, тогда и приходите! Прошу! — Он широко раскрыл передо мной дверь.
      Мне ничего не оставалось, как удалиться. Выйдя на лестничную клетку и закурив сигарету, я задумалась. Под сигарету очень хорошо получается выстраивать мысли из хаоса в логическую цепочку.
      Семейка действительно веселая. Для создания полной картины оставалось увидеть еще мужа-алкоголика, но это, наверное, случится позже, так сказать, на десерт.
      Не знаю почему, но я не могла отделаться от мысли, что в этой семье происходит что-то такое, о чем никто не догадывается, но что тем не менее существует и при этом приносит уйму неудобств обитателям квартиры номер четырнадцать. Как раз эту тайну мне и нужно будет узнать.
      Сигарета закончилась. Одновременно с этим сформировалась моя моральная готовность совершить очередной бросок.
      Я решительно подошла к соседской квартире и нажала на кнопку звонка. Дверь открылась неожиданно быстро, из чего следовал вывод, что за мной наблюдали через «глазок». Слова Татьяны Михайловны, что соседка постоянно следит за происходящим на лестничной клетке, оказались правдивыми.
      — Здравствуйте, я Таня Иванова, частный детектив, провожу расследование обстоятельств смерти вашей соседки Ирины Гришиной. Я могу с вами поговорить?
      Старушка подозрительно посмотрела на меня.
      — Вы из милиции?! — прошамкала она беззубым ртом, причем было не совсем понятно, спрашивает она или утверждает.
      — Да нет же, я сказала…
      — А мне не важно, что вы сказали, я ничего не знаю. Дайте мне дожить спокойно до смерти, мне и так немного осталось! — И с этими словами дверь захлопнулась перед моим носом.
      Это было уже слишком! Или люди из этого подъезда действительно что-то знают и бояться показать это, или они просто сумасшедшие. Бабку я решила сломить грубым напором: немного поколебавшись, нажала на кнопку звонка повторно и не отпускала ее в течение целой минуты. Ведь когда-то бабкино терпение должно было кончиться?
      — Я сейчас милицию вызову! — услышала я вопль старухи, который прозвучал чересчур жалко.
      — Не надо милиции, — крикнула я в ответ, устыдившись своих недостойных действий. — Я с вами всего лишь поговорить хочу, откройте дверь! Вам же все равно от меня не отделаться!
      Через некоторое время дверь и в самом деле открылась.
      — Ладно, заходи, — послышался недовольный старческий голос. — Чего тебе от меня надо?
      Я прошла в комнату. Квартира у бабки была точной копией той, что я совсем недавно покинула, только обстановка свидетельствовала о явной бедности, даже почти нищете хозяйки.
      — Вас ведь, кажется, тетя Катя зовут? — проходя на кухню, спросила я.
      — Да. Это ты откуда знаешь?
      Надо бы постараться расположить бабульку к себе, она может пригодиться в расследовании. Только вот как сделать это, если симпатии она у меня не вызывает? Эх, иногда в моей работе вырисовываются явные минусы.
      — Сказали ваши соседи. Но это не имеет большого значения. Пожалуйста, расскажите мне о семье Гришиных.
      Старушка немного замешкалась. Она то поджимала губы, то отводила глаза. Очевидно, я ее обидела своей настойчивостью, но избавиться от меня она не могла, поэтому была вынуждена подчиниться грубой силе.
      — А чего рассказывать? Семья как семья! Обычная, ничего в ней особенного нет.
      — Меня больше интересует погибшая, — подсказала я.
      — Э-эх, Иринка! Такая девчонка была! Скурвилась. А как тут не скурвиться: отец всю жизнь пьет, гоняет их по ночам. Она ведь, Иринка-то, всего года два назад перестала писаться в постели! Да и Мишка такой был. Нервы-то у детей попорчены! Денег не хватало. Мать на трех работах, за детьми улица следила. Но старший пацан, ему-то ничего, а за девчонкой глаз да глаз нужен.
      — Но Михаил все-таки женился, семью завел, — решила я поддержать бабкины сплетни, а заодно разговорить ее еще больше.
      — Женился! Не жена, а мегера. Всех бы выжила из квартиры, была бы ее воля. Иринке проходу не давала, девчонка даже в комнату свою бывшую чуть ли не тайком пробиралась за вещами — сколько раз жаловалась. А Маринке той палец дай — всю руку отхватит, — так образно показала старушка, что я зябко поежилась. — Но не тут-то было, мать за дочь заступалась, в обиду не давала. Нашла коса на камень. Вот она и невзлюбила Нину Михайловну. А Мишка сам мог бы подумать: женился — вот семью и обеспечивай.
      — Да, но при чем здесь смерть Ирины… Непонятно, то ли ее убили, то ли она сама повесилась? — словно размышляя, протянула я, стараясь не акцентировать внимание старухи на задаваемых вопросах. Надо сказать, последнее довольно удачно удавалось. Казалось, тетя Катя разговаривает сама с собой.
      — А кто ее знает, да нет, сама навряд ли бы она сделала такое. Нашелся какой-то умелец, помог. У нее ведь и дружки та-ки-и-е были…
      Вот опять упоминание о друзьях Ирины, которых все, словно сговорившись, находили подозрительными. Хорошо, допустим, это они по неизвестным мотивам убили Ирину, и тогда эта самое обычное для нашего времени преступление. Но тогда почему брат погибшей и особенно его жена так реагировали на мои вопросы? Как будто я задела их за живое. Что-то здесь не так.
      А бабу Катю пока лучше не трогать, иначе она замкнется и больше ничего мне не скажет. Лучше приду к ней как-нибудь позже… если, конечно, не найду более верного источника информации. Я по-быстрому распрощалась со старушкой и направилась к своему давнему другу, Вовке Кирьянову. С ним у меня сложились такие отношения, что не приходилось сомневаться в том, что этот человек сделает для меня все возможное. Когда-то мы вместе учились в юридическом, потом совместно начинали работать в прокуратуре, а затем наши пути разошлись. Не выдержал мой независимый характер обязаловки и четкого подчинения не совсем достойному начальнику.
      Я припарковала машину около здания милицейского управления и направилась на встречу с Кирей. Честно говоря, иногда я завидовала людям, у кого имелось место работы, так сказать, родные стены, хотя они были далеки от совершенства. Облезлые подоконники, обшарпанные кабинеты… даже несмотря на то что я находилась в главном управлении, денег на приведение здания в порядок явно не хватало. А вот и Вовкин кабинет. Кирьянов за последние годы здорово приподнялся, уже звание подполковника получил.
      Я постучала в дверь.
      — Разрешите войти? — бодро начала я.
      Увидев, что Киря один в кабинете, я осмелела и, козырнув, глумливо провозгласила:
      — Здравия желаю, товарищ подполковник!
      — Танька, ты что, с луны свалилась? — смущенно поднял голову от бумаг Киря.
      Смотреть на него было очень забавно, поскольку на носу у моего давнего друга были водружены очки в роговой оправе. Никогда не видела, чтобы Киря выглядел так смешно!
      — С каких это пор ты носишь очки?
      Киря, смутившись еще больше, поспешно снял очки.
      — Да ну тебя, Танька, нашла к чему прицепиться! Возраст не обскачешь!
      — Какой возраст, ты спятил? В твои-то тридцать?
      — Что ни говори, а только в последнее время я себя таким уставшим чувствую, как будто уже лет сто живу!
      — Э-э, дорогой друг, кажется, ты начинаешь расклеиваться? А можно тебя спросить, ты в отпуске когда последний раз был?
      Киря задумчиво почесал затылок.
      — Честно говоря, и не помню! Да ладно, это все ерунда, ты-то сюда какими судьбами? Опять что-нибудь надо или просто так, друга навестить?
      — Киря, кофейком не угостишь? — вместо ответа попросила я.
      — Понятно, значит, какая-то информация нужна, я тебя знаю!
      — Ну, а если знаешь, чего подкалываешь? — в шутку огрызнулась я.
      — Да ладно. — Он поднял трубку и попросил секретаршу принести две чашки кофе.
      — Растете не по дням, а по часам! И давно у тебя появилась секретарша? — поинтересовалась я.
      — Да она у нас одна-единственная на весь корпус. Так что ее услугами пользуюсь не только я, уж прости за двусмысленность. Личные секретарши нам не по карману.
      В кабинет вошла молоденькая девушка с тонкой талией и довольно внушительным бюстом, в руках она держала поднос с двумя дымящимися чашками свежесваренного кофе.
      — Да-а, и такая красота не мешает работать? — поддела я Кирю, когда за секретаршей закрылась дверь.
      — Нет, такая не мешает. А вот старые друзья, которые появляются без предупреждения, да еще и начинают ерничать!..
      — Да ладно тебе, я же шучу! — обиделась я.
      — Да-а зна-аю! — в тон мне протянул Киря. — Ладно, давай выкладывай, что у тебя там?
      — Я тут одно дельце расследую. Там девушка была повешена около собственной квартиры. Мне нужно знать, кто именно ездил на вызов и почему они констатировали самоубийство.
      — А ты в этом, конечно, сомневаешься? — качал головой мужчина.
      — Я? Я пока не знаю, у меня фактов — ноль целых ноль десятых. А вот родственники, те да, сомневаются. Ну так как, выяснишь?
      Киря пододвинул к себе телефон и принялся крутить диск.
      Надо же, как постарел мой друг. Почему-то раньше я этого не замечала, а сейчас явственно вижу, как сидит он, сгорбившись в этом кресле, а на лице написана нечеловеческая усталость. И почему некоторые люди и в сорок лет выглядят на двадцать пять? Разве что кожа становится чуть-чуть дрябловатой. Но в целом все остается молодым, и даже выражение лица не меняется. Другие же и в тридцать выглядят так, как будто бы у них за плечами целая жизнь. Может, все дело в образе жизни? Кто-то вдоволь спит, рационально питается, вот и не стареет раньше времени. Совсем другое дело, когда человека мучает бессонница, проблемы и неприятности валятся одна за другой. Когда времени не остается не только на то, чтобы нормально выспаться, но и чтобы как следует поесть. Организм не прощает своему хозяину такого издевательства над собой. Поэтому такие люди и умирают, едва дожив до сорока-пятидесяти лет. А окружающие говорят: «Сгорел раньше времени».
      — Ну вот, будет тебе сейчас следователь по этому делу и оперативник, ты с ними сама разговаривай, а я послушаю, — предложил Киря. У меня не было причин не согласиться с тем, что это действительно будет лучшим выходом.
      Через несколько минут в кабинет вошли двое. Один был высокий, сутулый, с вьющимися белокурыми волосами, словно у маленького ребенка. Холодные серые глаза и слегка нагловатая физиономия. И при этом безупречно чистая, выглаженная форма. Мне почему-то показалось, что он старается сделать доброе выражение лица перед начальником, но удавалось ему это с трудом.
      «Следователь», — про себя отметила я.
      Другой же был полной противоположностью первого. Невысокого роста, коренастый. С щетиной на лице. С красными глазами, по-видимому, от беспробудного пьянства или бессонницы. Одет он был страшно неряшливо. Грязные джинсы, забрызганная куртка, стоптанные кроссовки, которые явно промокали при малейшем соприкосновении с лужами. Конечно, бывает, что оперативники в целях конспирации ходят в гражданке, но всему есть предел. Мужик, который сейчас стоял передо мной, больше был похож на бомжа, чем на работника уголовного розыска.
      — Вызывали, товарищ подполковник? — спросил длинный.
      — Да, вызывал. У меня к вам просьба, ребята. Вот эта девушка, — показал он на меня, — расследует одно дело, и ей нужна информация по вызову, где вы работали несколько дней назад. Я бы хотел, чтобы вы ответили на ее вопросы. Я вас представлю: это следователь Харченко Андрей Валентинович, — показал он на длинного, — а это Александр Анатольевич Попов, опер-уполномоченный, выезжавший на место происшествия в тот вечер.
      Киря мотнул мне головой, мол, приступай.
      — Мне очень приятно. Татьяна Иванова, — представилась я. — Кто прибыл первый на место происшествия?
      — Мы, — ответил Попов.
      — Кто находился рядом с телом, когда вы прибыли?
      — Толпа соседей. Отец валялся в пьяном угаре на кухне. Когда мы начали опрашивать соседей, то ничего путного выудить не удалось, никто ничего не видел и не слышал. Осмотрели квартиру, нашли ножницы и моток веревки. Отдали на экспертизу.
      — Да, как показала дактилоскопия, отпечатки на ножницах и на веревке принадлежат погибшей, — продолжил уже Харченко, — да еще и на этой железной лестнице, к которой была привязана веревка, на самом верху тоже имелись ее отпечатки. Правда, есть одна странность — вся лестница чистая, словно отполированная, а сами отпечатки — размытые. Но это вроде бы и не важно сейчас… В общем, в соответствии с найденными уликами было сделано заключение, что это суицид.
      — А причины вы не выясняли? — уточнила я.
      — У нас и без того дел хватает. Собственно, какая разница? В крови наркотиков обнаружено не было, только водка, причем хорошая доза. Скорее всего по пьянке переклинило, — уверенно отвечал Харченко. — Тем более что, по мнению соседей, семья неблагополучная, да и сама девушка была не ангел.
      В конце концов меня это уже начало раздражать. Почему все, включая сотрудников милиции, уверены в самоубийстве по косвенным доказательствам? Ведь то, что на ножницах, на веревке и даже на лестнице были ее отпечатки, еще не значит, что она повесилась сама. Кстати, как могли появиться ее отпечатки на лестнице слишком высоко? Тем более странно, что в самом обычном пыльном подъезде оказалась довольно чистая лестница — лично меня это навело на определенные подозрения. Впрочем, точные выводы пока делать было все-таки рано.
      — Что ж, спасибо большое! — поблагодарила я милиционеров, и они удалились.
      — Слушай, а как тебе этот Харченко? — закуривая сигарету, поинтересовалась я.
      — Что, не понравился? — улыбнулся Киря. — Если честно, я тоже от него не в восторге, слишком наглый, слишком самоуверенный, да еще с претензиями. Но что поделать: в наше время блат делает все. Он через пару лет, глядишь, и мое место займет.
      — В его интересах сейчас раскрыть как можно больше дел, ведь так? — выпуская дым, усмехнулась я.
      — Ты нашу кашу хорошо знаешь.
      — Даже слишком! Большое спасибо тебе, Вовка, за помощь. Но, чем больше я узнаю, тем больше моя уверенность в том, что Ирину Гришину убили. Только вот кто и за что? Это мне предстоит выяснить.
      На крыльце управления курил уже известный мне Попов.
      — Татьяна, можно с вами поговорить? — обратился он ко мне.
      — Да, конечно.
      Он опустил глаза и стоял, переминаясь с ноги на ногу.
      — Вы что-то хотите мне сказать? — решила я его подтолкнуть.
      — Да, я по поводу этого дела… Понимаете, Татьяна, не было проведено даже минимальное расследование. Чтобы очередного «висяка» не было, они свернули все быстро.
      — Вы правы. Я это уже успела почувствовать.
      — А еще с отпечатками… что-то тут не то. Не знаю, что там конкретно произошло, но интуиция оперативника никогда меня не подводила. У меня впечатление, что девушке помогли повеситься. С какой стати ей самой надо было лезть на самый верх лестницы? Только для того, чтобы там остались ее отпечатки? И где это вообще видано, чтобы в грязном подъезде была ну просто стерильная чердачная лестница?
      — Отпечатки, конечно, вопрос спорный — могла сама оставить, могли убийцы постараться, чтобы сфабриковать правдоподобное самоубийство. Это еще выяснять надо. Непонятно другое: если ей «помогли» отправиться на тот свет, то кто это мог быть?
      — Ну, насчет этого у меня вообще никаких версий нет, — беспомощно развел руками милиционер.
      У меня уже были кое-какие мысли, но делиться ими с кем бы то ни было я пока не собиралась. Поэтому поторопилась поскорее расстаться с моим собеседником.
      — Спасибо за информацию, — поблагодарила я своего единомышленника и отправилась дальше, махнув рукой на прощание.
      «Если я в своих подозрениях не одинока, надо действовать более решительно, — подумала я. — Все-таки хорошо, что не я одна обратила внимание на некоторые несоответствия этого дела». Я с каждой минутой все больше склонялась к мнению, что отпечатки Ирины Гришиной неизвестные убийцы специально оставили на предварительно вытертой лестнице, чтобы сымитировать самоубийство девушки.
      «Соседка ясно слышала, что открывалась дверь в квартиру Гришиных. Наверное, Ирина кого-то впускала в дом, но кого?» — сама себе задавала я многочисленные вопросы. Впрочем, некоторое подобие ответа нашлось сразу же, как только я поставила себя на место девушки. «Незнакомых личностей я вряд ли на порог пустила бы», — решила я. Но радость от такой догадки была весьма сомнительной — выходит, преступление мог совершить только кто-то из знакомых самой Ирины.
      Погода стояла отвратительная. Лето выдалось очень сырое и холодное, последние три месяца в Тарасове солнце было нечастым гостем. В этом году и позагорать-то простым людям не удалось. Все надеялись, что осень будет теплой, но и здесь просчитались. Дожди шли, не переставая, весь сентябрь, а с середины октября начались заморозки.
      Уже близился вечер, и мелкие лужицы на асфальте, оставшиеся после утреннего дождя, стали покрываться тонкой корочкой льда.
      По-хорошему, мне пора бы уже отправиться домой, где меня дожидается мой проголодавшийся пушистый сожитель. Я решила заскочить в магазин перед домом и купить ему сосисок, чтобы сгладить обиду относительно моего долгого отсутствия. Однако необходимо было выполнить еще один пункт моего расследования, запланированный на сегодня.
      Я снова вернулась во двор дома, где произошло убийство. Да, теперь я более не сомневалась, что это определение вполне применимо к происшествию. Слишком многое указывало на то, что суицида не было.
      Мысль о том, что Марина и Михаил Гришины как-то замешаны в преступлении, упорно не оставляла меня. В принципе у них имелся довольно веский повод совершить убийство — чтобы заполучить квартиру. Нина Михайловна была не согласна разменять квартиру, так как это шло вразрез с интересами Ирины. Но если Ирины не стало, то теперь у матери остается только один сын. Свет в окошке. Разумеется, любящее сердце не выдержит, и она сделает все, что он попросит. Хм, что-то я не заметила этого при посещении квартиры Гришиных… Ну да ладно, пойдем дальше. Допустим, Михаил или Марина (или они вместе) надеялись, что им удастся уговорить Нину Михайловну на размен квартиры.
      Далее. Насколько можно было судить по внешнему облику Марины, молодая чета Гришиных отнюдь не испытывала финансовой нужды. Марина была стильно и дорого одета, уж я-то в этом кое-что понимаю.
      Надо сказать, это поставило меня в тупик. Люди, у которых имеются деньги, вряд ли станут убивать из-за эфемерной возможности получить квартиру, тем более такую, которая оставляет желать лучшего.
      С надеждой погладив дневник, лежавший на переднем сиденье, я вздохнула и покачала головой. Возможно, именно он поможет мне пролить свет на происшедшее.
      Смеркалось. С каждым следующим осенним днем темнеет все раньше и раньше. Я посмотрела на часы. Через полчаса станет совсем темно. Так, приступим к очередному этапу плана. Согласно ему сейчас мне следовало перевоплотиться в восемнадцатилетнего подростка. Куртка и джинсы здорово могли в этом помочь, а вот длинные светлые волосы здесь были совсем ни к чему.
      — Что ж, придется из шикарной красотки сделать неоформившегося подростка, — сказала я, проводя определенные манипуляции с волосами и лицом, а потом состряпала наивно-смешливую физиономию и даже показала сама себе язык, чтобы лучше войти в роль.
      В зеркало заднего вида на меня смотрела мордашка юной девушки, самое большее — лет девятнадцати.
      — Интересно, не переусердствовала? — немного посомневалась я. — С другой стороны, не так уж это и важно, темнота надежно скроет некоторые детали внешнего вида, а необходимое поведение мы легко инсценируем.
      Во дворе было пустынно. Слегка подмораживало.
      «Интересно, будет ли молодежь тусоваться на улице в такую погоду?» — размышляла я, стараясь увидеть хотя бы одну живую душу.
      — Давай, наливай, заколебал ты! — послышался звонкий мальчишеский голос.
      — Я сегодня выходной! — ответил ему другой, и компания залилась веселым смехом.
      Молодежь сидела в беседке. Прогулочным шагом я направилась к ним, стараясь привлечь внимание развязной походкой. Как ни странно, сначала мой ход не возымел действия: меня упорно не замечали. Зато это дало мне возможность определить, сколько человек находится в беседке. Компанию трех пацанов скрашивали две девицы.
      — Ребят, огоньку не найдется? — несколько жеманным тоном, растягивая гласные, попросила я.