Законченным занудой оказался мужчина примерно моего возраста. Невысокий, крепкий, но без вульгарной накачанности и брюшка. Густые, жесткие волосы находились в полном беспорядке, хотя руку высококлассного парикмахера было видно за версту. Широкое лицо, упрямый рот, глаза. Глаза как глаза, смотрят внимательно и чуть насмешливо. Всю мою задиристость как рукой сняло.
— Наверное, вы правы, — улыбнулся незнакомец, — самому смешно бывает, когда люди придирчиво рассматривают дату годности на упаковке. Просто подумал, что, если вы отравитесь, одной красивой девушкой на свете будет меньше.
Опять не попал. Я прекрасно знаю, что ослепительной красавицей не являюсь, и подобные простецкие комплименты мгновенно гасят мой интерес к собеседнику. Видимо, незнакомец заметил, как потух блеск в моих глазах.
— Берите свой камамбер, — вздохнул он, — вы победили. Просто это была последняя упаковка, а вы утащили его у меня из-под носа.
Это заявление было столь неожиданно, что я прыснула и уже более благосклонно взглянула на собеседника. Он скорчил умильную физиономию и бросил такой страстный взгляд на сыр в моей тележке, что я окончательно простила ему и напускное занудство, и примитивный комплимент.
— А давайте съедим его вместе? — предложил он.
— Прямо тут, в торговом зале?
— Можно и тут. Но тогда дальнейшее знакомство нам придется продолжить за решеткой. Против чего не возражаю, будет время познакомиться ближе.
— За решеткой чревато. Говорят, там со всеми делиться надо, а кусочек и так небольшой.
— Жадина. Тогда могу предложить вам уютное убежище у себя. Гарантирую нечестный дележ: один к двум в вашу пользу.
— Значит, вы приглашаете меня домой? — пошла напрямую я.
— А у вас есть другой способ расстаться друзьями?
— Нет. Но за кусок сыра я не продамся. Тем более что он принадлежит мне по праву.
— А у меня еще испанское вино есть. Белое, сухое.
— Французский сыр с испанским вином? Моветон!
Наваждение схлынуло. Обыкновенный ловелас. Может быть, несколько остроумнее и находчивее, чем другие. Но все же из той же породы. Я гордо развернула свою тележку и величаво двинулась к кассе. Не скажу, чтобы меня каждый день приглашали в гости интересные молодые люди, но чем реже поступают такие предложения, тем разборчивее становишься.
— Девушка, ну хоть телефончик-то оставьте!
— Свой иметь надо, — сварливо огрызнулась я.
— Я вас все равно найду!
Несмотря на то что знакомство так и не состоялось, настроение поднялось. А ведь ничего не произошло. Обычный легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Обычный тип. Даже не на белом коне. Даже не блондин, а какой-то сивый. И лохматый. Но как же хочется вернуться и пригладить его жесткие, растрепанные волосы! Чтобы ненароком не влюбиться, я решила назвать его Камамбер. Мужчина с сырным именем просто обязан быть смешным и прозаичным.
* * *
— Нет, ты можешь себе представить? — трещала в телефонную трубку Алина. — Они отказались покупать краску! Как же могут люди быть такими равнодушными! Я спросила у бухгалтерши, есть ли у нее сын. Она сказала, что ее сын — приличный мальчик. Я ей толкую, что ее приличный мальчик вот-вот станет наркоманом, а она и слушать ничего не хочет! Они просто меня выставили! Кстати, у тебя был, кажется, знакомый журналист?
— Ты решила ославить главного бухгалтера нашего завода? — не очень испугалась я.
— Можно и это. Кстати, хорошая мысль! А вообще, у нас завтра рейд в «Пароходе». Будем отлавливать молодых и старых наркоманов, фотографировать и вывешивать на доску позора. Правда, администрация города не разрешила нам эту доску устанавливать, но мы все равно установим. Пока все поймут, что к чему, город увидит воочию свои родимые пятна и начнет с ними борьбу. Ведь может быть такое, что сын — наркоман, а родители его, вполне порядочные люди, этого не знают. Для этого нам и корреспондент нужен, он заранее статью в газете напишет, чтобы у доски позора как можно больше народу собралось. А потом опубликует злободневный репортаж, как эту доску администрация демонтирует.
— Алина, а с милицией ваш рейд согласован? — забеспокоилась я. — А то устроите потасовку в клубе, сами на доску позора попадете.
— Согласован. Это вообще их рейд, они станут отлавливать, а мы будем тихонечко в стороне стоять и фотографировать, пока не прогонят. Только ты никому не говори, это секретный рейд, у нас свой человек в милиции, из сочувствующих, — забеспокоилась она.
Я поклялась своим честным именем и гробом, что никому ничего не скажу, и поинтересовалась, сколько мне еще давиться салом.
— Ты о свадьбе? — грустно произнесла она. — Пока можешь не толстеть. Я решила в качестве движущейся рекламы нашего движения разрисовать его машину, закупила краску, пригласила ребят на стоянку к офису, думала, пока он на работе, сделаем ему сюрприз. А охранник нас обматерил и чуть в милицию не сдал. Представляешь, этот гад его даже не уволил! Ему какая-то железка дороже здоровья нации! Причем машину мы, оказывается, спутали и чуть не разрисовали джип его столичного партнера, который приехал устраивать какую-то сделку. Столько шума из-за чужой машины. В общем, он какой-то меркантильный, я решила еще подумать.
Значит, в «Пароходе» завтра облава. Как хорошо, что у меня есть подруга, которая в курсе всех заварушек в городе. Вот подивился бы Ариша, если бы увидел меня в боевой раскраске гота в обезьяннике! Значит, в клубе появляться завтра нельзя.
Остаток вечера был тихий. Ариша, как это часто с ним бывает, загулял в казино, вернулся под утро грустный и продувшийся в пух и прах. Я слышала, как он обиженно вздыхал и негромко бормотал что-то внизу. Хотя обычно сплю крепко и не просыпаюсь, даже если он приводит приятелей. Просто этой ночью я никак не могла уснуть. Стоило закрыть глаза и потерять над своими мыслями контроль, как они тут же устремлялись к Камамберу. Лохматому примитивному типу, при воспоминании о котором почему-то губы сами собой растягивались в глуповатую улыбку, а дыхание останавливалось где-то в середине груди и мягко толкало сердце.
Глава 4
Сначала я решила, что фото сына бывшего прокурора города на доске позора — весомый кирпичик в мою кладку. Но потом планы поменялись. В клубе я появилась в обычное время. Нашла глазами Тони, села рядом, заказала коктейль. Кажется, ко мне уже привыкли, по крайней мере, выраженного интереса не проявили. Тони резко взял мою руку:
— Где ты пропадала? Я каждый день до утра должен тебя ждать?
— А я и не обещала приходить к тебе каждый вечер.
— Тогда номер мобилы давай. Мы с тобой встречаемся или нет?
— Не знаю. Я еще не решила, нравишься ли ты мне.
— Конечно, нравлюсь, — решил он, — сама же говорила, что я отличаюсь от этого быдла, что я другой. А завтра понравлюсь еще больше.
Рейд намечался ровно на 12 часов ночи. Надо было чем-то занять время.
— У тебя с собой есть? — спросила я.
— Есть, могу и тебе взять.
— Возьми. Только в ближайшие дни меня здесь не будет, поэтому бери на пару дней. Стой, вот деньги.
— Еще чего! Я же сказал, что достану бабки, и достал!
Скоро он вернулся, сел рядом, сунул мне в ладонь пакетик. Я вернула.
— Не здесь. Оставь все у себя, сегодня пойдем ко мне.
А ладонь-то у парня вспотела! Кажется, несмотря на всю внешнюю крутизну, опыта у него маловато.
— Пошли прямо сейчас, — прошептал он мне на ухо.
— Сейчас не хочу, — капризным тоном протянула я.
И для закрепления результата продемонстрировала ему пример женской логики, противоречие слов и дела. Я плюхнулась Тони на колени и запустила руки ему под рубашку, поглаживая, пощипывая спину и наблюдая за его реакцией. Глаза юноши затуманились. Я высвободила одну руку и притянула его голову к своей груди.
— Пошли, — прошептал он.
— Пошли, — легко согласилась я, мельком взглянув на часы, — только сначала проводи меня в туалет.
К женскому туалету мы долго пробирались сквозь плотную душную массу танцующих. К моему удовлетворению, там оказалось пусто. Я велела Тони ждать, закрыла дверь, задвинула задвижку и открыла окно. Только бы они не опоздали, только бы Тони не ушел! Спустя минуту он постучал.
— Иду, — отозвалась я.
Почему же так долго не начинается? Я не могу сидеть тут вечно. А вдруг все отменили? Наобещала парню бог весть чего, придется выкручиваться. Или удирать одной и уже от него.
— Пусти, — опять подал голос Тони, — пусти, облава!
Надо же, а здесь ничего не слышно. Я открыла дверь и затащила парня внутрь. А он здорово струсил! Бледный, на висках капельки пота, озирается.
— Мне нельзя в тюрьму. Вадька меня убьет. И папаша. У нас же семья известная в городе, будет скандал, мне конец!
— Не реви, малыш, — хмыкнула я, — Карлсон с тобой. Избавься от дури и подсади меня.
Видя, как Тони судорожно роется в карманах, я молча вывернула их и спустила в унитаз все, что там находилось, включая банкноты. Мало ли что, вдруг все-таки попадемся! Окошко было узкое, но и мы не толстые. А предусмотрительно построенная мной пирамида из картонной тары за окном сделала наше бегство и вовсе комфортным. От Алины я знала, что у туалета засаду ставить не собираются, только у центрального и черного хода. Мы с Тони закрыли окно, засели за ящиками и наблюдали, как из черного хода пытаются выскользнуть неясные тени, как на них тут же набрасываются крепкие парни. Вся эта фантасмагория дополнялась вспышками фотоаппаратов и отборным матом. Сидеть нам пришлось долго. Даже когда все закончилось, мы ждали некоторое время, пока все совсем не затихнет. Эротический запал у парня, слава богу, прошел, теперь его волновало только спасение собственной шкуры.
— Хорошо, что догадались все выкинуть. Я сначала и не вспомнил. Ты представляешь, что было бы, если бы у меня дурь нашли? — прошептал он. — Это же статья! Там на «распространение» наберется! А зачем ты бабки-то выкинула?
— Нет, надо было все рассортировать, разложить по кучкам, аккуратно расправить и дождаться, когда нас накроют. Времени не было!
— У меня теперь даже на такси не наберется. Как домой попаду? Я живу далеко, в коттеджном поселке. Тебе хорошо, в городе живешь.
Заскулил. Нормальный парень хоть спасибо бы за спасение собственной шкуры сказал, а этот ворчит, что лишнее выкинула. Да еще переживает, как осилить пару километров без кошелька в кармане. Неприспособленный, никчемный тип.
— И у меня нет, — пожала плечами я, — договорись, что зайдешь домой за деньгами и расплатишься.
— А если таксист не поверит?
— Позвони брату или отцу, они за тобой приедут.
— Ага. Примчатся.
— Выхода у тебя все равно нет, звони.
Он послушался. Вадим будто ждал его звонка, по крайней мере, трубку снял сразу. Я слышала короткие лаконичные вопросы, расплывчатые ответы Тони.
— Сейчас приедет, даже не орал, — удивился он и тут же поправился: — Вообще-то он меня уважает, просто когда не в духе — срывается.
Вадим приехал быстро, встретились мы в квартале от ночного клуба. Мы стояли в почти полной темноте и дрожали, как мышата. От холода, от пережитого страха, от возбуждения. Вадим вышел из машины, схватил брата за шиворот и бросил на заднее сиденье, как котенка. Я осталась стоять у белой кирпичной стены. Опять стена…
Машина не уезжала, братья о чем-то спорили. Мне слышались лишь обрывки фраз: шалава… вытащила… если бы не она… да пошел ты… Я ждала, когда Тони убедит Вадима подбросить свою подружку до дома. Во-первых, пришла пора познакомиться со старшим братом, во-вторых, если бы Тони просто так оставил меня одну, значит, не так уж я ему и интересна. Кстати было бы узнать, как принято в этой семье расплачиваться с людьми, которые сделали им добро. Приглашающе открылась передняя дверь, я не заставила себя уговаривать. Хорошо, что Вадим решил посадить меня вперед, он должен запомнить лицо спасительницы семейной чести. Вернее, не само лицо, а маску, которую я нарисовала.
— Это правда, что ты вытащила брата?
— Он же тебе сказал.
— Что ты там делала?
— То же, что и он.
— Где тебя высадить?
— Через два светофора.
На следующем перекрестке мы остановились. Теперь Вадим не смотрел на дорогу, можно продемонстрировать ему себя, благо под фонарем довольно светло. Я специально медленно и «со значением» повернула голову в его сторону. Ничего себе братец! Непослушные жесткие волосы, широкие скулы, упрямый рот. Камамбер.
Хорошо, что я временно потеряла дар речи. Хорошо, что Вадим не мог узнать в странной подружке своего брата девушку из супермаркета. Хорошо, что, меняя внешность, я позаботилась и о легком понижении тембра голоса. Вадим еще пытался задавать мне какие-то вопросы, я же молчала, боясь себя выдать. На следующем перекрестке он остановил машину, сунул мне в руку что-то, кажется, визитку, открыл дверцу. Я вышла, не сказав больше ни слова, и скрылась в темноте. То, что дал мне Вадим, рассмотрела в своей машине, припаркованной в ближайшем дворе. Двадцатидолларовая потертая купюра и визитка. Дорого же ты оцениваешь честь семьи! Может, что-нибудь интересное скажет нам визитка? Ничего для меня нового. А вот электронный адрес и номер телефона пригодятся. Конечно, при желании я и так смогла бы их раздобыть, но нет ничего плохого в том, что они сами приплыли ко мне в руки. Номер телефона в свою записную книжку заносить не буду, постараюсь запомнить. Тем более что он запоминается легко — единицы, пятерки… Так вот кто так активно общается с Мариной!
* * *
Я гнала машину по ночному городу. Как же я ухитрилась не узнать своих врагов в лицо сразу? Ведь если бы не грим девочки-гота, то все мои усилия можно было бы считать напрасными. Интересно было бы посмотреть на реакцию Вадима: девушка, к которой он клеился в супермаркете, — подружка его непутевого брата.
В связи с новым любопытным обстоятельством следовало ускорить знакомство с Мариной. Интересно, о чем это постоянно созваниваются мачеха с пасынком? Конечно, у них может быть много общих интересов. Общее дело, например. Хотя дураку ясно, что Марина занимает лишь номинальное положение в бизнесе. Кроме того, они родственники, живут в одном доме. Вадим даже не брезгует закупать продукты. Интересно, а домработница у них есть? Вряд ли Марина ведет все хозяйство, обычно молодых жен заводят не для этого.
Неожиданно я поймала себя на мысли, что думаю о женщине с раздражением. Раньше этого не было. Я даже слегка сочувствовала ей: надо же ухитриться выйти замуж за такого мерзкого типа, как Синдяков! Даже учитывая материальный фактор — противно. Так что же изменилось в моем к ней отношении? Появление на сцене Вадима, естественно. И моей неконтролируемой симпатии к сыну врага. С детства с иронией относилась к мелодрамам. Ромео и Джульетта — не мои герои. А те же лица в тридцатилетнем возрасте — и вовсе пародия на трагедию. А моя трагедия не имела права даже на легкую ухмылку. Потому что это не была выдуманная трагедия. И самые трагические ее части я проиграла одна.
— Чего-то ты раскисла, Полетт, — покачал головой дед, выслушав мой отчет, — на мой взгляд, все складывается гладко. То, что ты познакомилась с Вадимом в супермаркете, — случайность, но вовсе не роковая. Весь наш поселок там отоваривается, ничего удивительного, что некоторые лица кажутся знакомыми. Дорогая, по сути — мы все соседи и должны знать друг друга в лицо! Этот же факт оправдает и твое планируемое знакомство с Мариной. Какой бы ход ты ни придумала для установления контакта, возникшую симпатию всегда можно обосновать стереотипом: «А я думаю, чего это ваше лицо кажется мне таким знакомым?!» В гриме, в котором ты встречаешься с Тони, ты неузнаваема, умница, что догадалась поменять тембр голоса. При более активном общении тебя, конечно, можно будет вычислить, но до тесного общения со всей семейкой, думаю, дело не дойдет. Кстати, каков твой следующий шаг?
— Начну выжимать деньги из Тони. Для этого ему придется пойти на конфликт с братом и отцом. И узнаю, связывает ли что-нибудь, кроме деловых и родственных отношений, Марину и Вадима.
— А почему их должно еще что-то связывать? — удивился Ариша. — Или у тебя есть основания для подозрений?
— Нет оснований. Просто не может такой мерзкий тип не воспользоваться присутствием в доме молодой и красивой женщины.
— А мне кажется, Вадим производит приятное впечатление, — внимательно посмотрел на меня дед. — Вот старший Синдяков действительно имеет отталкивающую внешность. Хотя тебе знать лучше. Меня Вадим в магазинах не кадрил. Ну, чего злишься? Шучу. Мне тоже эта семейка отвратительна. Пойдем, я сварю тебе кофе, а то как-то мерзко.
Больше к этому разговору мы не возвращались. Ариша сварил восхитительный кофе, я порезала камамбер и открыла пачку с печеньем. Правда, ни одного кусочка своего любимого сыра я так и не взяла с тарелочки — при одном виде влажного ломтика с нежной плесенью по краям меня начинало подташнивать. Нет, этот гад за сыр мне заплатит отдельно! В жизни и так мало простых радостей, так он лишил меня одной из них — чревоугодия.
* * *
Хотя в моих планах этого пункта не значилось, но сегодня был выходной, торчать весь день на рабочем месте не требовалось, и я решилась познакомиться с самим Владимиром Михайловичем Синдяковым. Правда, официальное знакомство было устраивать пока рано, но знать врага в лицо просто необходимо. А то вот так переведешь дедушку через дорогу, и это окажется бывший главный прокурор города. Нет, я тщательно изучила фото врага в газетах, просмотрела все файлы, связанные с его именем, в Интернете. Но сегодня, не затрудняясь поиском рационального оправдания своего навязчивого желания, захотела рассмотреть его «живьем». Ведь той ночью я слышала только его голос. А то что получается? Я плету сети вокруг его близких, которые лично мне не сделали ничего плохого, а главного героя планируемой трагедии не знаю даже в лицо. И от этого игра моя идет как выполняемое отличником домашнее задание — старательно и вяло. А может, я увижу его и пойму, что не хочу никакой мести? Что этот пенсионер и тот уверенный в себе мерзавец уже разные люди? А может, эта встреча подтолкнет меня к скорейшему развитию событий или придаст им новое направление… К тому же стоило попробовать проникнуть в дом Синдяковых и установить наконец-то прослушку.
Не особо утруждая себя изобретением колеса, я набрала номер домашнего телефона с визитки Вадима. На «алло», прозвучавшее после пятого звонка, я затараторила с мягким южным акцентом:
— Добрый день, с вами говорит внештатный корреспондент газеты «Горовск сегодня» Элла Усенко. В связи с предстоящим празднованием Дня города мы готовим подборку очерков о знаменитых людях Горовска. Я хотела бы поговорить с Синдяковым Владимиром Михайловичем.
— Это я.
— Ой, как повезло! А я думала, дворецкий! Вы не могли бы уделить мне полчаса для интервью, скажем, сегодня, у вас дома?
— Только не дома и не сегодня, — последовал сухой ответ.
Так. На интервью, кажется, согласен, но в восторг не пришел. Голыми руками его не возьмешь. Применим тяжелую артиллерию.
— Вы знаете, — продолжила я, подпустив в голос просто неприличную порцию сладости, — у меня большой опыт работы в прессе, но в газете «Горовск сегодня» я новичок, нахожусь на испытательном сроке. Страх как хочется выполнить первое задание классно. Я очень, очень хорошо пишу! А в редакции на меня все смотрят, как на красивую куклу. Вот скажите, если девушка блондинка и весьма недурна собой, то разве она не может быть толковым профессионалом? Мне так хочется всем им доказать! Вы, как мужчина, мне поможете?
Конечно, он не смог отказать в маленькой просьбе девушке. И чего это немолодые мужики так падки на блондинок? Наверное, во внешности этих представительниц прекрасного пола меньше признаков агрессивности, чем во внешности брюнеток. Я представила, как шарахнулся бы от меня Синдяков, явись я перед ним в прикиде Эллы-гота, и постаралась на славу: алое легкое платье, золотые босоножки на шпильках, платиновый парик, броский макияж в голубовато-розовых тонах. Безвкусно и мило. Особо выделила брови и добавила линзы с густым карим оттенком. Пусть думает, что я крашенная в блондинку южаночка. В какой-то момент мне показалось, что я больше похожа на девицу легкого поведения, чем на журналистку, но потом вспомнила, что мой враг никогда не гнушался общением с подобного рода персонами, и успокоилась. Если так можно назвать состояние, в котором я ехала на эту встречу.
На всякий случай я прихватила редакционное удостоверение моего приятеля Антона Ярцева, корреспондента этой газеты. Когда-то давно Ярцев потерял удостоверение, сделал новое, а спустя время старое нашлось у меня в гостиной за диваном. Не задумываясь особо о том, как оно туда попало, я скрыла сей факт от друзей — шуток не оберешься. Сейчас я рискнула и взяла удостоверение с собой. В нужный момент можно будет помахать корочками. Правда, если Синдяков захочет на него посмотреть вблизи, ни мне, ни Ярцеву не поздоровится. Но это «если». В крайнем случае уроним его в кетчуп. Удостоверение, конечно, а не прокурора.
Машину, как всегда, пришлось бросить за пару кварталов и взять такси. В ресторан я специально опоздала на десять минут — будет о чем потрещать в самом начале встречи. Синдякова увидела сразу. Натянула на лицо улыбку и на негнущихся ногах подошла к столику.
— Я — Элла.
— Владимир Михайлович, — представился он, — можно просто Володя.
При первых звуках его голоса меня замутило. Телефон несколько искажает голос, поэтому предварительный разговор дался мне легче. Чтобы скрыть свое замешательство, я раскрыла сумочку и опустила голову:
— Ой, сейчас удостоверение покажу, в этой сумочке сроду все теряется!
— Не утруждайтесь, — смилостивился он, — я вам верю.
— Да как же! А вдруг я какая-нибудь прощелыга. Заманю вас в западню и ограблю. Сейчас знаете каким надо быть осторожным? Одних клофелинщиц развелось тьма. Я даже про них статью писала. А, вот же оно.
Я помахала в воздухе раскрытым удостоверением. Слава богу, он смотрел не на него, а на мое откровенное декольте.
— Простите, что опоздала, машины своей нет, а попутки ловить боюсь, водители разные бывают, могут и завезти куда-нибудь. Сейчас я быстренько возьму у вас интервью, и вы больше никогда меня не увидите!
— Напротив, у меня есть к вам одна просьба, — сообщил прокурор, — когда статья будет готова, вы покажете ее мне. И если она мне не понравится, мы не будем ее публиковать.
— Да как же так, — «растерялась» я, — я уже похвалилась в редакции, что с вами встречаюсь. Они же требовать будут.
— А вы заранее пожалуйтесь, что я на встречу не явился. Если все будет хорошо, то готовое интервью станет для них сюрпризом. А если нет — вы не виноваты. Я, в свою очередь, обещаю не соглашаться на встречу с другим корреспондентом. В знак возмещения возможного морального ущерба обязуюсь вкусно накормить вас сегодня.
Подстраховывается, гад. Видит, что таланта у интервьюера кот наплакал. И лексикончик еще тот. Значит, заранее решил, что разрешения на публикацию интервью не даст. А вот пообщаться с простецкой девицей можно. И следующую встречу запланировать. Якобы для оценки готового текста.
От злости волнение схлынуло, и я смогла наконец посмотреть ему в лицо. Обычный ухоженный пожилой человек. Дорого одет, гладко выбрит, благородная седина, легкий шлейф недешевого парфюма. Только откуда это ощущение слизи? Кажется, коснешься его, и от руки потянется вязкая мерзкая нить. «Он слизняк, — сказала я себе, — не злодей, не негодяй, просто тупой бесформенный кусок животного белка. Существо из другого мира, убивающее без эмоций. И уничтожить его надо так же — без эмоций. Потому что так надо».
Небольшой аутотренинг помог. Я смогла вернуться в роль недалекой журналистки, положила на стол диктофон и стала засыпать сидящего напротив меня человека незатейливыми вопросами. О работе, о семье, о его вкладе в борьбу с организованной преступностью. Он с удовольствием отвечал. Обстоятельно, подробно, с барским снисхождением. В какой-то момент я не удержалась:
— Вы так хорошо выглядите. Наверное, даже занимаетесь спортом? Я слышала, что лет десять назад вы попали в автомобильную катастрофу. Не повлияла ли она на ваше здоровье?
— Это очень неприятная история, — вздохнул он, — и мне не хотелось бы вспоминать о ней.
— А не для прессы? — состроила я заинтересованную рожицу. — Вы не сильно пострадали? Страшно, наверное, было?
— Бог уберег меня. В тот день я допоздна работал. Как всегда, на самые важные дела времени в течение рабочего дня не хватает. Спешил домой, жена лежала с высокой температурой. А тут на красный свет и вылетели эти недоумки. Мой водитель хоть и ехал с невысокой скоростью, увильнуть не успел. Если бы за рулем той машины сидел адекватный человек, они бы спаслись. Но, как потом выяснилось, и водитель, и пассажирка находились в крайней степени опьянения. Законченные алкоголики, отбросы общества. Наверное, в том, что они погибли, заключался божий промысел.
— Машину угнали, поди-ка? — подыграла я.
— Почему угнали? — не понял он.
— Ну, если они отбросы и законченные алкоголики, откуда у них своя машина?
— Угнали, — не утрудил себя правдоподобным ответом Синдяков, обгрызая ножку цыпленка табака.
— Вот молодежь! Ни о себе не думают, ни о других, а ведь все равно жалко. Погибли во цвете лет, — пригорюнилась я.
— Да нет, они немолодые уже были, — отмахнулся Синдяков, — у них даже ребенок был. Я перечислил ему крупную сумму денег. Хоть и не было моей вины в аварии, видит бог, но сын не должен страдать из-за дури родителей.
— Вы — благородный человек, — выдавила я из себя, — так легко простили жертв аварии.
— Жертвы! Это я жертва! Нормальному человеку уже по своему городу проехать нельзя, чтобы какой-нибудь говнюк не подвернулся. Ни днем ни ночью покоя нет. Учить их надо. И давайте закончим о грустном. Я вам лучше расскажу, как я удостоился чести…
Дальнейшее я воспринимала с трудом. Последние слова Синдякова. Именно их я слышала в ту ночь у холодной кирпичной стены. В ушах звенело. Ничего не изменилось. Даже капли раскаяния не звучало в его голосе, напротив, он будто убедил сам себя, что так все и было. Он, законопослушный гражданин, ехал с черепашьей скоростью, а мама и папа… Он даже не помнил пол ребенка, которого ограбил после убийства его родителей! Или не удосужился узнать. Словно китайский болванчик кивала я, создавая видимость заинтересованности его речью. Глупая натянутая улыбка прочно прилипла к лицу. Ладони взмокли. В себя я пришла, только когда почувствовала его руку у себя на колене.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
