Визит очередной клиентки показался мне делом будничным, обычным. Конечно, я привыкла уже к своей работе и сейчас ловила себя на том, что слушаю посетительницу вполуха, словно догадываюсь о том, что она скажет в следующий момент. Я уже научилась отделять главное от второстепенного. А те, кто приходит ко мне и просит о расследовании, очень, очень много говорят лишнего. И понять их можно. Но начинающий детектив слушал бы все подряд, я же, пользуясь, что называется, внутренним маркером, отмечала детали, могущие оказаться особенно полезными.
      — Понимаете, да не могла она, просто не могла так поступить! — эмоционально восклицала крепенькая лет двадцать пяти блондинка с острым носиком. — Я знаю Дину очень давно. Она, конечно, странная, но чтобы так вот… Нет, вот, например, в шестом классе, у нас тогда уроки отменили, ну и знаете, как бывает…
      Очередная ретроспектива свалилась на меня как снежная лавина. И все это происходило под никотиновым прессом, которым меня окутала клиентка. Она курила, не переставая, вот уже полчаса, тягая из пачки одну сигарету за другой. И даже я, дама курящая, уже с трудом переносила эту атмосферу. А Лера, именно так звали женщину, которая пришла ко мне с уверениями, что ее подруга Дина не могла сама отравиться, а ее непременно убили, словно нарочно, хотела мне досадить. Наконец посетительница покончила с рассказом о школьном детстве и вернулась к настоящему времени. Правда, рассказ ее так и не стал более информативным.
      — Дина была странной, да. Всегда так говорили, все, кто ее знал. У нее мама такая тоже… чудная. Ну и что! Динка — она всегда хотела жить, этого у нее нельзя было отнять ни в коем случае. Она жила, как могла, как умела. Немногие понимали ее, многие говорили — да как же так можно, некоторые вообще крутили пальцем у виска… Но вы понимаете, это все ерунда, когда речь идет о жизни и смерти, все чудачества оказываются именно чудачествами. Сколько я видела клиентов на своем веку! Я ведь риэлтерской фирмой заведую!.. Иной и выпендривается, и рожу строит, и крутым себя изображает, а потом как увидит реальность, что вот эта «двушка» — и все, на большее он претендовать не может, сразу начинается обратный ход. Он и лапонька, он и паинька… Так что Динка не могла этого сделать, вы уж поверьте мне! А у меня с ней старая дружба, с детства. Я хоть и не очень богатая, — Лера вздохнула, — но заплатить за вашу работу могу. Потому что просто не верю! Поэтому вы уж, пожалуйста, займитесь этим делом. Давайте, я вам расскажу все, что знаю.
      — Да, кстати, а что вы знаете? — вступила я. — Когда ее обнаружили мертвой? Кто именно обнаружил? Каковы результаты вскрытия?
      Лера слегка замешкалась. Она даже немного растерялась. Видимо, потому, что почувствовала — сейчас от голой эмоциональности и воспоминаний о шестом классе средней школы она должна перейти к сухой конкретике.
      — Ну… обнаружили ее мертвой, — запнулась слегка риэлтер Валерия Павлова, как она официально мне представилась, — короче говоря, в прошлый вторник. Живет она одна, значит… То есть жила. И она звонила в «Скорую», понимаете?! Она не хотела умирать!
      — Дина звонила в «Скорую»? — уточнила я.
      — Да. Но она уже поздно позвонила. «Скорая» приехала, а она уже умерла, — ответила Лера. — Теперь вы понимаете, что она не сама покончила с собой?
      — Пока не понимаю.
      — Зачем бы тогда она стала звонить в «Скорую», если хотела добровольно отправиться на тот свет? — горячо возразила Лера.
      Ну, этот довод меня не совсем убеждал. Психология многих самоубийц такова, что сначала они решаются на свой отчаянный шаг, а потом, когда, как говорится, запахнет уж совсем жареным, ужасаются и всеми ногами, руками и остальными частями тела цепляются за жизнь. Естественно, первым позывом бывает набрать две заветных цифры «03» на телефоне, вверив свою почти уже решенную судьбу в руки врачей.
      — И что за причину смерти поставили в заключении врачи? — спросила я.
      — Смерть наступила от отравления, так они потом сказали. Да! Но главное не в этом, Татьяна! — воскликнула Лера. — Главное в том, что вскрытие показало еще и то, что она была беременна!
      Последние слова были произнесены с выброшенным вверх указательным пальцем и с таким архимедовским восторгом, что «эврика» можно было бы и не добавлять.
      — Да, действительно, факт интересный, — вслух отметила я. — А известно ли, от кого?
      Валерия взяла паузу на раскуривание очередной сигареты. Я не выдержала, встала и открыла окно.
      — Был у нее один, — торопливо заговорила она, глотая дым. — Витей его зовут. Ох, не нравился он мне. Он ее и довел до всего этого. Или скорее всего сам отравил.
      Последнее утверждение было воспринято мной скептически. Ну кто так делает? Каким бы ни был этот Витя, проще отправить женщину на аборт или в конце концов вообще послать ее подальше, если его отношения с ней не зарегистрированы.
      — В общем, вам надо встретиться с этим Витей и расколоть его. Вот, в сущности, в этом и есть ваша задача.
      Валерия говорила с такой убежденностью, будто она являлась профессором кафедры криминалистики, а я получала сейчас от нее практическое задание.
      — Я вам адрес сейчас скажу, — и риэлтерша полезла в блокнот. — Ага, пожалуйста…
      Я тут же записала данные к себе в блокнот и спросила:
      — Ну, а врачи что говорят? Может быть, предположения какие-нибудь звучали…
      — А что они? — махнула рукой Лера. — Они так это… Им все равно. Говорили, что, мол, девчонка отравилась, дело обычное. Вернее, не то чтобы совсем обычное, но, мол, травятся достаточно часто, только не всегда до смерти. Вот этот случай — смертельный, потому что средство было выбрано, что называется, удачно.
      — То есть неудачно?
      — Ну да, — согласилась тут же Валерия. — Так ведь тут как раз и проблема!
      — Почему?
      — А потому что Динка не разбиралась в лекарствах! Значит, ей кто-то это средство посоветовал. Витька наверняка и посоветовал.
      — А она такая дура, ваша подруга: когда решила отравиться, у Вити стала совета спрашивать, чем лучше это сделать, каким лекарством? — не выдержала и съехидничала я.
      Валерия немного осеклась, потом затушила сигарету в пепельнице, развела руками вокруг себя дым и покачала головой:
      — Ну, зачем вы так? Хотя… А кстати, она могла. Могла! — неожиданно снова оживилась она. — Я же говорила — чудная она. Правда, я не знаю детали всякие… что и как там было.
      — Да, вы правы, это моя работа, — поддержала я клиентку. — Ну, а вы часто общались с Диной?
      — Довольно часто, — быстро ответила Валерия и только потом задумалась. — Ну, может, в последнее время не слишком часто… Просто потому, что фирма у меня, дела. А она все по тусовкам моталась разным… Нет, я совсем не против тусовок, нет! — неожиданно прижала она руки к груди, как будто я бросила какое-то ей обвинение в лицо. — Я девушка веселая, люблю компании… Но дело не в этом. Просто у Дины уж как-то все без меры было. То без удержу веселится, а то вдруг сядет у окна и сидит, не разговаривает, вялая вся такая…
      «Маниакально-депрессивный психоз, похоже», — вздохнула я, поставив предварительный психиатрический диагноз погибшей подруге клиентки, неизвестной мне Дине.
      — Она работала где-то? — спросила я, прервав Валерию, которая снова углубилась в воспоминания и бросилась рассказывать теперь о выпускном вечере, в течение которого Дина вела себя как классический бирюк.
      — Да… То есть нет, — снова быстро ответила Лера и снова тут же опровергла свой ответ. — Работала она… в кукольном театре, распространителем билетов. Это что, работа, что ли, по-вашему? — скептически воззрилась она на меня. — Тысяча с небольшим у нее выходила, да и то не всегда.
      — И что, на жизнь ей хватало?
      Лера задумалась, вытащив очередную сигарету. Затем пожала плечами и медленно протянула:
      — Как вам сказать? С одной стороны, ей не больно много было надо. Она питалась всегда как птичка. Я порой удивлялась, что она вообще ест? Когда я приходила к ней, холодильник вечно пуст был. Если не принесешь чего с собой, придется пустой чай пить, без сахара даже. А одевалась она хоть и не роскошно, но и не сказать, чтобы плохо. Я даже спрашивала ее иногда — где это ты, Динка, такой прикид себе отхватила? А она мне — почаще нужно в секонд-хэнд ходить! Прикид, правда, бывал не шикарный, — тут же оговорилась Лера, — но в своей неформальной тусовке она должна была выглядеть очень модно. Я как-то видела у нее одну девицу, так она вся замызганная была, в свитерке и джинсах потертых.
      — А дорогие, то есть действительно дорогие вещи у Дины были?
      — Нет, — подумав, ответила Лера.
      — Ну, так может быть, — продолжала я развивать свою мысль, — это все и явилось причиной, по которой она решила покончить с собой?
      — То есть? — не поняла Лера, недоуменно уставившись на меня.
      — Нет, конечно, не из-за того, что она не в состоянии была покупать дорогие вещи. Но посудите сами: она беременна от некоего Вити, а он, по вашему мнению, скорее всего о ребенке и слышать не хотел. Перспективы у Дины вырисовывались невеселые — как одной, с мизерной зарплатой поднимать ребенка?
      — Но она могла сделать аборт! — перебила меня Лера.
      — Конечно, могла, — согласилась я. — А, кстати, вы не знаете, почему она его не сделала?
      — Да я вообще не знала, что она беременна! — почти что закричала Лера. — Динка — она же скрытная такая! Но я уверена, что она просто не успела этого сделать. Не успела, потому что ее убили!
      — Что, убил Витя из-за того, что она забеременела? — скептически произнесла я, вздохнув.
      — Не знаю я, — раздраженно отвернулась Валерия, почувствовав, как рушится логика ее рассуждений. — Знаю только, что не могла она с собой покончить. И вся эта ситуация с беременностью — не причина, чтобы вот так накладывать на себя руки.
      В принципе если здраво рассуждать, то Валерия была права. Ситуация у покойной ныне Дины Черемисиной была банальной: ну, залетела девчонка, с кем не бывает. Но проблема-то исправима. Даже обладая столь невысоким окладом, деньги на операцию можно было бы найти. Версию о смерти из-за позора беременности я вообще не рассматривала ввиду полной ее смехотворности. К тому же, учитывая неформальный менталитет Дины и ее окружения — совсем не вяжется. Да и возраст — двадцать пять лет. Было бы ей шестнадцать — возраст, когда у девчонок одна глупость в голове, — еще как-то можно было зацепиться. А тут…
      Упорная настойчивость Леры меня немного смущала. Почему она так твердо стоит на своем? Может быть, просто дело в сильно негативном ее отношении к некоему Вите? Но если даже она так желает насолить Вите, нужно иметь очень вескую причину для этого — ведь Лере предстояло довольно сильно потратиться. Может, она и хочет засадить того Витю за решетку, но ведь деньги могут оказаться потраченными впустую — если в конце концов выяснится, что парень не при делах. Нет скорее всего Лера хорошо знала Дину как человека, составила о ней прямо-таки железобетонное мнение и потому не хотела ни на йоту отступать от него. Такая дружеская преданность в наше время встречается редко.
      Словно почувствовав, о чем я думаю, Валерия снова заговорила о Вите:
      — И когда он узнал обо всем, то повел себя очень странно. Я после этого и начала его всерьез подозревать. Сами подумайте — что это такое? Он узнал, что Дина умерла, да еще будучи беременной, и даже не сделал вид, что сильно этим расстроен! На кладбище явился с такой физиономией, словно его туда силком приволокли. Отстоял, сколько положено, у могилы и ушел восвояси. Даже на поминки не поехал.
      — А кто он, этот Витя?
      — Да журналист какой-то, — презрительно скривилась Лера. — О культуре писал. Вот в театре с ней и познакомился. Он, между прочим, женат был.
      — Ну и что? — удивилась я.
      — А то, что от нормального мужика женщина просто так не уйдет! А раз бросила, значит, было за что, — все с той же категоричностью заявила Лера.
      — А вы знаете его жену?
      — Да, знаю, совсем чуть-чуть. Мы случайно познакомились. Но Витька должен, наверное, знать, где она живет.
      — Да я пока и не интересуюсь, где она живет, — слегка усмехнулась я. — И вообще не уверена, понадобится ли мне это.
      — Напрасно! — назидательно подняла палец вверх Павлова. — Уж она вам наверняка про бывшего мужа сможет все очень подробно рассказать.
      «Мало кто из бывших супругов может предоставить о своей половине объективную информацию, — скептически подумала я. — Гораздо более полезной будет личная встреча с этим журналистом Виктором». А попытки учить меня сыскному делу, со стороны Валерии, вызывали у меня пока что даже не раздражение, а просто улыбку. Наверное, она заметила это, несколько смутилась и нервно спросила:
      — Ну так что, вы беретесь за это дело? У меня все при себе, — она показала на сумочку. — Аванс ведь положен, я так понимаю.
      — А откуда вы вообще узнали о моем существовании? — неожиданно спросила я.
      Лера растерянно заморгала ресницами.
      — Ну… А что, разве вы скрываете, чем занимаетесь? — неуверенно спросила она.
      — Да вовсе нет, иначе мне было бы сложно обзаводиться клиентами, — усмехнулась я. — Просто любопытно. Так откуда?
      — Да мне просто человек один рассказал, он к нам в фирму обращался, чтобы квартиру отыскать. Ну, и пока мы с ним по адресам ездили — много о чем болтали, вот он про вас и упомянул. Я тогда и не думала, что мне эта информация может пригодиться. Просто подивилась: надо же, частный детектив в нашем городе, к тому же женщина, да еще молодая… А потом, когда Динка умерла, я про того человека вспомнила, отыскала номер его телефона и позвонила ему, а уж он мне ваши координаты сообщил. Похвалил еще вас за профессионализм, — решила польстить мне Валерия и снова вопросительно посмотрела на меня.
      Я уже решила, что возьмусь за это дело. Посетительница же русским языком заверяет, что заплатит. Ну, а раз заплатит — что волноваться? Работы тут всего ничего — просто убедиться, что подруга клиентки действительно покончила с собой. Потом представлю Валерии Павловой доказательства этого, получу оставшийся гонорар, и на этом мы с ней разойдемся. Не знаю, как она, а я скорее всего — вполне удовлетворенной. Так что к чему отказываться? Дело не представлялось мне особенно сложным и затяжным, я рассчитывала управиться с ним дня за два. А может, и вообще за один завтрашний день.
      — Так вы возьметесь? — повторила свой вопрос Валерия, видимо, уже решившая, что я намерена отказаться.
      — Да, возьмусь, — ответила я, и Лера срочно полезла в свою сумочку.
      Я остановила ее жестом.
      — Я хочу вас предупредить сразу: если вы рассчитываете, что я стану искать доказательства вины Виктора, то вы неверно себе представляете специфику моей работы. Я буду искать истинную причину смерти вашей подруги. И вполне может оказаться, что имело место самоубийство и Виктор здесь ни при чем.
      Лера нервно пожала плечами.
      — Да, конечно… Я просто хочу во всем разобраться.
      — Насчет денег пока подождите. Давайте встретимся с вами послезавтра. Возможно, у меня уже будет результат, тогда и расплатитесь. А если расследование затянется, то тогда заплатите аванс, и я продолжу работу.
      Валерия послушно закивала в такт моим словам.
      — Да, имейте в виду, что я беру деньги на текущие расходы.
      — И сколько это? — растерянно спросила Павлова.
      — Об этом я вам тоже скажу послезавтра. Но думаю, что речь не пойдет о сколько-нибудь серьезных суммах. Поэтому я и не беру с вас деньги заранее.
      Валерия вздохнула и, намереваясь обкурить меня еще раз, напоследок, потянулась за очередной сигаретой, но я решительно заявила, вставая со своего места:
      — Что ж, тогда не станем терять время. Давайте распрощаемся с вами на этом, и я приступлю к работе.
      Лера убрала сигареты и поспешила в прихожую. Как только дверь за ней захлопнулась, я открыла настежь окна в комнате и пошла на кухню варить кофе.

* * *

      Начало расследования не отличалось особой оригинальностью. Предстояло выполнить ряд формальностей, связанных с официальными организациями, так или иначе причастными к факту смерти человека. Одним словом, предстояло связаться с милицией и станцией «Cкорой помощи».
      Я позвонила по известному мне телефону и спросила Андрея Мельникова. Вскоре знакомый голос ответил мне, и я тут же представилась. Мельников прежде всего выразил удивление моим звонком:
      — По-моему, ничего такого страшного за последнюю неделю в городе не случилось, что могло бы подключить тебя к делу. За исключением того, что я уже два месяца как принимаю сигналы от мужиков, жалующихся на некую клофелинщицу. Или ты просто так звонишь?
      Я никогда не звонила ему просто так, и Мельников прекрасно об этом помнил. Видимо, к делу о смерти Дины Черемисиной в милиции не относились серьезно, считая его не заслуживающим вдумчивых следственных усилий. И действительно — Мельников удивился еще сильнее, когда узнал, что я беспокою его по поводу отравления какой-то девушки, он даже растерялся, поскольку не знал, о чем я веду речь.
      — Черемисина? А кто это такая? Я что-то не помню…
      Я подробно изложила ему то, что стало известно мне самой со слов Леры.
      — А-а-а… — протянул Мельников, и по его тону я поняла, что мои слова ни о чем ему так и не сказали.
      — А какой район-то? — уточнил он.
      — Кировский.
      Мельников пару раз неопределенно промычал в трубку, а потом буркнул «подожди». Ждать пришлось около минуты, и наконец Мельников снова возник на противоположном конце провода.
      — Ну да, — откашлявшись, проговорил он. — Есть такая… Но там же явное самоубийство! Чего вдруг ты-то беспокоишься? Ездили наши оперативники туда. Но там — обычная история: девчонка траванулась, потом перепугалась, «Скорую» вызвала, да поздно уже…
      — А ваши проверяли хоть что-нибудь?
      — А как же! — обиженно ответил Мельников. — Только чего проверять-то? Ну, соседей опросили, и те ничего похожего на криминал не указали. Родители тоже. Да, она беременна была, та девушка, как потом выяснилось. Два месяца…
      — Это я знаю, — отмахнулась я, отметив, однако, в голове срок беременности Дины. — А что врачи говорят? Со «Скорой» и ваши эксперты?
      — Сейчас, подожди… — Мельников, видимо, полез в папку с материалами дела.
      — Вот, значит, — вновь вскоре послышался в трубке его голос. — Эксперт засвидетельствовал смерть от отравления… Сейчас, подожди — сосредоточусь и прочитаю, — вздохнув, по слогам прочитал Мельников сложное слово названия лекарства. — Вот, тут дальше объясняется, что препарат этот гормональный, его астматикам назначают. Сперва надо его таблетки на частички делить — я уж не буду тебе все дозы перечислять, ладно? — а потом прием доводится до нескольких таблеток в день. Но если вот так, ни с того ни с сего таблеток пятнадцать хлобыстнуть, то смерть практически гарантирована. А эта Черемисина как раз примерно столько и приняла.
      — Так, а достать его трудно, это лекарство? — поинтересовалась я.
      — Да нет, в любой аптеке продается, — сказал Андрей. — Ну вот, а врачи со «Скорой» ничего интересного не сообщили, только то, что поступил к ним звонок, и все.
      — А что сказала сама погибшая?
      — Сама погибшая ничего не сказала, потому что погибла, — хмыкнул в трубку Андрей, чем порядком разозлил меня.
      — Что она сказала перед тем, как погибнуть? — с нажимом уточнила я. — То есть как звучала формулировка ее просьбы врачам?
      — Этого я не знаю. Ну, знаешь, ты такие вопросы задаешь… И уж таким правильным русским языком ты заговорила, что я даже теряюсь, что и сказать в ответ, — озадаченно произнес Мельников, и я была уверена, что при этом он почесал себе лоб. — Обратись в «Скорую», если тебя это так интересует. А что, заплатить, что ли, крупно обещали, если ты там криминал откопаешь?
      — Заплатить обещали, как обычно. Причем за расследование, а не за откапывание криминала, — холодно поправила своего милицейского друга я. — Ладно, пойду отрабатывать собственные методы, но, возможно, еще обращусь к тебе. Если мне материалы понадобятся, рассчитывать можно?
      — Да, конечно, — зевнул Мельников. — Только там ничего интересного. Скулы сведет со скуки.
      — Ничего, в ожидании гонорара скука обычно рассеивается, — решила я поддразнить приятеля и повесила трубку.
      Что ж, придется отыскать врачей, принявших вызов Черемисиной. Надо пообщаться и с ними, и затем с соседями девушки, а также с женихом — или уж кем он Дине приходится, тот Витя — и с родителями… И если все они убедят меня, что ничего подозрительного в смерти Дины не было, значит, так оно и есть. Думаю, что уже завтра я смогу уведомить об этом Валерию Павлову, мою новую клиентку.
      Впрочем, есть и еще один барометр для определения правильности выбранного мной курса мыслей и действий. Это — гадальные кости. Вот с ними-то как раз и пора мне пообщаться. Даже в первую очередь надо было, а я что-то отвлеклась. Думая об этом, я достала черный замшевый мешочек и высыпала три двенадцатигранника на столик, на котором стоял телефонный аппарат. Комбинация выпала следующая:
      4+21+25 — «Позор и бесчестье падут на Ваш дом, если Вы не сумеете критично оценить положение вещей».
      Оба-на! Вот это «косточки» мои сказанули! Давно не было таких движений наотмашь с их стороны. Надо же — не как-нибудь, а прямо — «позор и бесчестье»! Ладно, завернули они так наверняка просто для того, чтобы я обратила внимание на предостережение, не более того. Ну что ж, во внимание примем, будем более осмотрительны и критичны. Или «косточки» хотели сказать — самокритичны?
      И все-таки расследование я начну, как и намечала — с разговора с врачами «Скорой помощи». Только анализировать все данные нужно будет очень и очень тщательно. Проблема заключалась в том, что я не знала, куда мне обращаться, где искать этих самых врачей. Поэтому, быстро прикинув в уме варианты их поиска, я набрала ноль-три. Девушка, готовая принять вызов, была озадачена моим первым вопросом. И пока она удивленно молчала, не успев отключиться, я быстро и четко проговорила, что занимаюсь расследованием смерти девушки, совершившей звонок в «Скорую» двадцать третьего марта.
      — Фамилия, адрес, — проникнувшись наконец моей проблемой, спросила диспетчер.
      Я назвала фамилию и адрес Дины Черемисиной.
      — Да, был такой вызов, — подтвердили мне на том конце провода. — Дина Владимировна Черемисина, двадцать три года, улица Краевая. Что еще вам нужно узнать?
      — Кто из врачей принял вызов и как можно с ними встретиться… — с готовностью выдала я свой главный к диспетчеру вопрос.
      И через некоторое время девушка сообщила, что бригада, выезжавшая по вызову на Краевую, заступит на смену сегодня в восемнадцать ноль-ноль.
      Ну, и славно! Значит, сегодня вечером будет чем заняться. А пока нужная мне бригада еще не вышла на работу, можно наведаться на Краевую и самой поговорить с соседями Дины Черемисиной. Облачившись в тонкий темно-голубой свитер и длинную юбку, я надела пальто, собрала волосы в хвост и двинулась к выходу.
      Конец марта в нынешнем году выдался холодным и практически ничем не отличался от февраля. Разве что он был еще более сырым, и я сейчас пожалела, что обула легкие ботинки. Да и в демисезонном пальто было холодновато. Видно, рано я в этом году обрадовалась весне… Но возвращаться и переодеваться совсем не хотелось, и я, утешая себя тем, что большую часть времени мне придется проводить либо в машине, либо в квартире, быстренько вывела свою «девятку» из гаража и отправилась на улицу Краевую.
      Нужный мне дом шестнадцать я отыскала почти сразу, хотя внешне он был самым обычным, мало чем отличавшимся от множества других, точно таких же домов — типичная панельная пятиэтажка. Просто число «шестнадцать» было густо, хотя и кривовато, намалевано на его стенах черной краской аж в трех местах — видимо, местная детвора постаралась. Завернув во двор, я увидела перед домом большую спортивную площадку, на которой эта самая детвора гоняла в хоккей. Вместе с ними развлекался и взрослый — высокий мужчина, одетый в дорогую спортивную куртку фирмы «Найк». В руках у него также была клюшка, и он с не меньшим азартом, чем мальчишки, бегал по ледяному полю. Каток на этой площадке почему-то не был залит, и ребята-игроки бегали по ней не в коньках, а просто в ботинках. Мужчина, кстати, тоже.
      «Надо же, как сильны у взрослых ребяческие инстинкты», — усмехнулась я про себя, выходя из машины и включая сигнализацию. Квартира Дины Черемисиной находилась, по моим подсчетам, на третьем этаже, куда я и направилась. Только позвонила, естественно, не в ее опечатанное жилище, а в соседнюю дверь. Вскоре послышался традиционный вопрос:
      — Кто там?
      — Простите, вы были понятыми в деле о смерти вашей соседки? — как можно вежливее, поинтересовалась я.
      Дверь приоткрылась, и я увидела худощавую женщину лет сорока пяти, одетую в домашний халат.
      — Да, мы с мужем были, — чуть испуганно подтвердила она, оглядывая меня. — А что… Что еще нужно?
      — Мне просто нужно поговорить с вами о Дине, выяснить ряд деталей, — деловым тоном поведала я, и дверь открылась шире.
      — Проходите, — пригласила женщина. — Только мужа сейчас нет. Или он вам не нужен?
      — Может быть, мы и без него обойдемся, — разуваясь, ответила я и прошла в комнату.
      Кресел в этом доме не было, и мы с женщиной, которая представилась как Ольга Тимофеевна, расположились на диване. Она смотрела на меня вопросительно, с готовностью во взгляде, и я начала с того, что попросила вспомнить подробности того злополучного дня, когда Дины не стало.
      — Да ничего особенного в тот день не было, — заговорила женщина, поминутно поправляя жиденькие волосы. — Мы даже и не слышали ничего, не знали, дома ли Дина вообще. Тихо у нее было. Потом уже шаги на лестнице услыхали и голоса громкие — это «Скорая» приехала. Они звонили-звонили, но им никто не открыл, и они позвонили к нам. А мы… что мы могли сделать? У нас ключей от ее квартиры нет, мы так врачам сразу и сказали. Они плечами пожали и говорят — делать нечего, придется дверь ломать. Я сначала вообще-то против была… ну, чтобы дверь-то ломать, а потом, как в квартиру зашли…
      Женщина замолчала, покачав головой, и нахмурилась. Видно, перед ее глазами встала увиденная двадцать третьего марта картина.
      — Ольга Тимофеевна, — поторопила я ее. — Расскажите, пожалуйста, что же вы увидели?
      — Она лежала на полу, Дина то есть, — тихо продолжала женщина. — Между коридором и комнатой, на боку. Мы в комнату и пройти-то не могли, на лестнице стояли, пока милиция на приехала, а потом уже в кухню нас провели.
      — А саму комнату вы видели? Как она выглядела? Может быть, что-то указывало на то, что там кто-то был перед смертью Дины?
      Эти вопросы, ответы на которые я могла получить из материалов дела, я задавала на тот случай, если оперативники сработали халтурно, не став тщательно фиксировать обстановку.
      — Да нет, — растерялась соседка. — Как обычно, все было… Потом милиция там все осмотрела, все записала… Да я и не обращала внимания, чего там где лежит.
      — Но вы бы заметили, скажем, если бы на столе оставались следы обеда или чаепития нескольких человек?
      — Да, конечно, — кивнула Ольга Тимофеевна. — Но я не заметила, ничего такого там не было. Чашка одна там стояла. Да и таблетки эти… Ну, которых она наглоталась. И все. Чисто, пусто… У нее вообще обстановка небогатая. Брать нечего, если вы об этом, — красноречиво посмотрела она на меня.
      Я вообще-то говорила не совсем об этом. Кстати, если бы у Дины и имелось «что брать», то есть что-то ценное, то Ольге Тимофеевне вряд ли было об этом известно. Я со слов Леры, клиентки своей, знала: Дина была девушкой скрытной, мало общавшейся с соседями.
      — Значит, ничего подозрительного вы не заметили… — уточнила я, и Ольга Тимофеевна согласно кивнула.
      — Хорошо, тогда постарайтесь, пожалуйста, охарактеризовать мне вашу соседку. Как она жила, кто к ней приходил… Вы же должны были это знать, хотя бы поверхностно?
      — В общем-то, она тихо жила, — подумав, пожала плечами женщина. — С соседями только «здрасьте» да «до свидания», и все. У меня дочка, считай, ей ровесница, так они и не дружили совсем. Скромная она была, незаметная. Добрая, можно сказать. Только… Чересчур уж мягкотелая.
      — Это в каком смысле? — заинтересовалась я.
      — Не умела она жить твердо. Все вечно ей на шею садились да погоняли, а она улыбалась только.
      — Это кто же «все»?
      — Ну, не все, — оговорилась Ольга Тимофеевна. — Только, сами знаете, возле таких людей, безотказных да тихих, всегда шушера всякая вьется. Вот и к Дине стали захаживать… подружки. Не подходили они ей совсем, я же видела. Какие-то грязные, шумные, наглые… Придут, накурят, поедят-выпьют все, галдят на балконе… Шум от них был вечно. Один раз я не выдержала, позвонила в дверь, а мне одна… такая… открыла. Я Дину спросила, а она и говорит: нету ее, на работе. Выходит, она их к себе пускала, даже когда на работу уходила! А они и рады…
      «Видимо, речь идет о персонажах с тусовки неформалов, которую посещала Дина, — отметила я про себя. — Значит, они бывали здесь и в отсутствие хозяйки… Да, с этой компанией тоже предстоит встретиться, прежде чем „списывать дело в архив“.»
      — А еще кто-то ходил к ней?
      — Подружка у нее была давнишняя, Лера. Ну, та приличная девушка, серьезная. Они, еще когда с Диной в школе учились, вместе сюда приходили, пока бабушка Динина жива была. И выросли вот — не раздружились. Хорошая девушка, ничего плохого сказать не могу. Ну, и Виктор, конечно, приходил.
      — Виктор — это ее парень, да?
      — Ну да, — согласилась Ольга Тимофеевна. — Мне он тоже нравился, вежливый всегда, культурный. Я у Дины спрашивала еще — пожениться, мол, собираетесь?
      — А она что? — поинтересовалась я.
      — Улыбается да молчит, — всплеснула руками Ольга Тимофеевна. — У ней часто так бывало: спросишь о чем-нибудь, а она только улыбается в ответ да молчит. И не поймешь, о чем думает, чего улыбается… Странненькая она была немного.
      Я нахмурилась. Может быть, Дина была не просто «странненькая», а с конкретным медицинским диагнозом, чем и объясняется ее самоубийство? Может, стоит в первую очередь поездить по психоневрологическим диспансерам да больницам — благо их немного в городе, — чем опрашивать друзей-подруг погибшей?