— Вы и не представляете, как я рада вас видеть, — лично встретив меня у порога, взволнованно произнесла Анна Николаевна. — Я тут вся измучилась, пока вы ехали, боялась, что передумаете.
      — Я же обещала, а свои обещания я всегда выполняю, — слегка улыбнувшись, ответила я ей, а сама между тем быстро окинула взглядом комнату у нее за спиной, выискивая там того самого типа, который испортил мне так хорошо начавшийся день.
      Эдуарда нигде не наблюдалось, чему я была искренне рада.
      — Да вы входите, — торопила меня хозяйка. — Я сейчас чайку согрею. Или вы, может, кофе предпочитаете?
      — Лучше кофе, — согласилась я, присаживаясь на диван и рассматривая совершенно изменившуюся со дня трагического события гостиную.
      Все, что хоть как-то говорило о праздности и веселье, было из нее убрано, на стенах не было картин и гобелена, отчего пустота слегка давила на психику. Из мебели в комнате остались только несколько диванов, рядком стоявших у стен, и маленький столик на колесиках, сегодня заваленный не сувенирами, а таблетками и пузырьками с лекарствами.
      Осмотревшись, я вздохнула. Теперь «табачная империя» наверняка начнет рушиться. Так всегда бывает, если компания теряет держащего ее в своих руках человека. Его, конечно, всегда можно заменить, но пока этот кандидат привыкает к новому месту и начинает понимать, что к чему, проворные компаньоны успевают сделать свое грязное дело и разорить компанию, прибрав к рукам немалые денежки. То же самое, видимо, грозило теперь и фирме убитой Россовой.
      Появилась Анна Николаевна с подносом, на котором стояли две чашки кофе и вазочка то ли с плюшками, то ли с булочками, и произнесла:
      — Вот и наш кофе. Я его сама приготовила, вам понравится. А прислуги в доме сейчас мало — я распустила всех, чтоб перед глазами не маячили да душу не травили. А то ведь знаете, как меня увидят, плакать начинают, — она смахнула носовым платком появившуюся на глазах слезинку и натянуто улыбнулась. — Я вообще-то сильная, да только не могу видеть, когда другие на меня жалостливо смотрят — сразу расклеиваюсь. Вот и дочка моя, она тоже сильная была…
      Я решила прервать старушку, понимая, что если она сейчас погрузится в воспоминания, то именно слезной рекой все и закончится.
      — Так о чем вы хотели со мной поговорить? — напрямую спросила я, принимая у нее кофе.
      Мать Инны Россовой вздохнула, села напротив меня и, немного помявшись, начала:
      — Об убийстве дочери, конечно. Это сейчас единственное, что меня хоть как-то тревожит. На днях ко мне приезжал Эдуард, выразил свои соболезнования, а потом сказал, что знает, как ускорить процесс поиска и поимки преступника…
      — И указал на меня, — довершила я фразу за нее.
      — Да. Хотя я и сама про вас вспоминала, вы ведь тогда сказали, что работаете частным детективом, но милиция мне совсем времени свободного не оставляла — то одно выспрашивала, то другое. Да и в себя мне прийти нужно было.
      Анна Николаевна умолкла и задумалась. А потом, глубоко вздохнув, продолжила:
      — Эдик уверен, что вы справитесь с расследованием, тем более что были здесь, когда все это произошло. А насчет оплаты не беспокойтесь, деньги у меня есть, и ради такого дела я их не пожалею.
      Я открыла было рот, чтобы возразить, так как не желала заниматься расследованием по наводке Эдика, но старушка не дала мне и слова вставить — тут же затараторила дальше:
      — Подождите, не отказывайтесь. Я понимаю, что вы не обязаны браться за это дело, но милиция не в состоянии до чего-то докопаться, тем более что они не очень и стараются, выполнив лишь то, что положено, и ничего более. Они даже если и найдут преступника, то не скоро, а позволять убийце гулять на свободе безнаказанно я не хочу. Прошу вас, возьмитесь за расследование.
      Анна Николаевна закончила речь и, взяв мою руку, пристально посмотрела мне в глаза, ожидая ответа. Я же молчала. Не в силах ждать, она добавила:
      — Если дело кажется вам сложным, я могу попросить вашего кавалера, и он непременно поможет. Он, конечно, тот еще тип, но все-таки журналист и тоже умеет докапываться до истины.
      Если бы Анна Николаевна не произнесла последней фразы, я бы, наверное, отказала в ее просьбе, сославшись на то, что давно мечтала о заслуженном отдыхе. Но теперь, задумав как следует досадить Эдуарду, твердо решила, что возьмусь за расследование. И не столько важны мне были деньги — в них последнее время я не очень-то нуждалась, — сколько желала оставить с носом этого нахала, умудрившегося заговорить мне зубы и заставить думать, что я ему и в самом деле нравлюсь как женщина, а не как объект для новой статьи.
      — Хорошо, я берусь за ваше дело. Но с одним условием, — начала я и пояснила: — Эдуард не должен вмешиваться. Я не очень люблю, когда у меня под ногами кто-то вертится.
      — Да, конечно, если вы так хотите, — обрадовалась Анна Николаевна, — я его попрошу, чтобы он не мешал. Вы даже и не представляете, как обнадежили меня. Честно сказать, я даже не верила, что смогу вас уговорить, ведь Эдик сказал, что вы не желаете браться за столь сложное дело.
      Затем она переключилась на разговор об оплате, несколько раз повторив, что заплатит даже больше, чем я запросила. Я же погрузилась в раздумья, с чего начать раскручивать это действительно, судя по всему, совсем не пустяковое дело.
      Учитывая, что находилась я в том самом доме, где и произошло убийство, целесообразнее всего было проверить всех, кто в нем находился в данный момент, а уж затем переключаться на гостей. Тем более что гостей еще нужно разыскать, а это не так-то просто. Так я и решила сделать.
      — Я могу еще раз осмотреть место преступления? — прервала я затянувшуюся речь благодарности в свой адрес. — Мне бы хотелось более внимательно изучить здесь все.
      — Да, конечно! Могли бы и не спрашивать — весь дом к вашим услугам, — вскочив с кресла, затараторила старушка. — Я ни в чем не стану вам препятствовать, можете делать все, что сочтете нужным.
      — В таком случае я ненадолго покину вас, — произнесла я, предположив, что мать убитой вряд ли захочет лишний раз заходить туда, где произошло преступление.
      Предположение оказалось верным — Анна Николаевна даже не попыталась мне возразить или напроситься сопровождать меня, а лишь, протянув из кармана ключ от комнаты, добавила:
      — Мы там ничего не трогали, даже на ключ закрыли, чтоб, если что, милиция могла все еще раз осмотреть и проверить.
      Это было очень даже кстати. Я давно убедилась, что после уборок на месте преступления, если оно произошло в комнатах, обычно остается мало улик, способных оказать хоть какую-то помощь делу.
      Взяв ключ, я направилась наверх. Попав на красивую лестницу, я вспомнила все, что случилось в день презентации, прерванной убийством хозяйки дома и фирмы, как будто перенеслась во времени.
      «А ведь такого трагического конца праздника совершенно ничего не предвещало. И даже моя интуиция почему-то крепко спала в тот момент», — пронеслась у меня в голове мысль, и настроение мое резко испортилось.
      Оказавшись на втором этаже, я быстро нашла ту спальню, возле которой не так давно приводила в сознание мать хозяйки дома, и на пару минут замерла возле нее, вспомнив свои тогдашние ощущения. Затем вставила ключ в замочную скважину, легко повернула его и, открыв дверь, вошла внутрь. Вот теперь я наконец-то смогла рассмотреть место убийства как следует.
      Спальня хозяйки оказалась очень уютной, оформленной в розовых тонах. Вся мебель в ней была выполнена из розового дерева, причем вполне возможно, что вручную, настолько изящной и красивой она выглядела. На розоватых обоях красовались картины тарасовских художников, колорит которых также соответствовал общему стилю.
      Рядом с окном стояли два мягких кресла, обтянутых светлой тканью, а у двери на туалетном столике стояло множество флакончиков с духами, ваза с большим букетом уже увядающих цветов и небольшая фарфоровая шкатулка. Я опустила взгляд на пол и увидела, что на пастельного цвета паласе был очерчен силуэт тела убитой, а в области ее руки до сих пор валялись осколки фужера.
      Я пробежала глазами по комнате, но самой бутылки шампанского не обнаружила. Ее, если она тут вообще была, конечно, забрали в участок. Если же нет, то найти бутылку все равно уже не удастся, убийца наверняка об этом позаботился сразу.
      Затем я прошла в глубь комнаты и стала внимательно осматриваться по сторонам, еще не совсем представляя, что именно ищу. Решив, что единственное, что могло остаться в комнате после убийцы, это какая-нибудь случайно оброненная мелочь: окурок от сигареты, волос с головы, возможно, даже пуговица или что-то еще. Все остальное он наверняка бы забрал.
      Чтобы эту самую мелочь обнаружить, я присела и стала внимательно изучать ковровое покрытие. На полу валялись только осыпавшиеся с цветов лепестки да осколки рокового бокала. Впрочем, была еще оставленная на постели салфетка для губ, но ею пользовалась только женщина — она вся была в губной помаде. На всякий случай я заглянула еще и под кровать, но и там ничего не обнаружила.
      Да, кажется, никаких улик найти не удастся. Это осложняет дело, ведь об убийце совершенно ничего не известно.
      Выйдя в коридор и закрыв комнату, я вновь спустилась в гостиную и принялась расспрашивать Анну Николаевну о том, как жила ее дочь, были ли у нее враги и кого она может подозревать сама.
      В конце концов я узнала, что Инна Андреевна несколько раз выходила замуж, причем все ее браки сложились неудачно. Первый муж был богат, но оказался ловеласом и бабником. Второй, ужасный пройдоха, едва не пустил все состояние с молотка. С остальными дело тоже обстояло не лучшим образом.
      Что касается работы, то тут, конечно, без конкурентов не обходилось. Были и ссоры, и зависть, но чтоб кто-то открыто угрожал Россовой, такого вроде не наблюдалось. Врагов среди знакомых тоже, кажется, не было. По крайней мере, так считала мать.
      Получалось, что зацепиться, даже после подробного разговора с Анной Николаевной, мне все еще было не за что. Тогда я попросила у Анны Николаевны список гостей, приглашенных на презентацию, и та почти сразу же нашла его.
      — Мы списки почти никогда не выкидывали, чтоб в следующий раз можно было особо голову не ломать, а просто внести нужные изменения, — пояснила она, протягивая мне исписанный фамилиями листок. — Вот и этот оставили. Кстати, милиция им почему-то не заинтересовалась. По крайней мере, у меня они о нем ничего не спрашивали.
      — А прислуга и охрана? Она у вас в доме одна и та же, или в тот день вы нанимали людей дополнительно? — задала я интересующий меня вопрос, даже не отрывая глаз от листа.
      — В общем-то, они у нас постоянные. Но когда устраивались какие-то мероприятия, то всегда вызывали еще пять-шесть человек из соответствующих фирм. В тот раз посторонних было шестеро: четыре официанта и два охранника, — словно угадав мой следующий вопрос, тут же пояснила хозяйка. — Имена и фамилии их у меня тоже есть. Если нужно, я принесу.
      Я кивнула, и после того, как все списки были собраны, мы с Анной Николаевной занялись подсчетом присутствовавших в тот день в доме людей. О ком могла, она мне кратко рассказывала, чтобы я имела хоть какое-то представление, с кем общалась и работала ее дочь. Я слушала внимательно, делая для себя кое-какие пометки в блокноте.
      В результате наших с Анной Николаевной подсчетов выяснилось, что в доме в день презентации находилось сорок два человека: тридцать приглашенных, а остальные — прислуга и охрана. Членов семьи мы в общее число не внесли, да их и было-то всего трое: две дочери и сама Анна Николаевна. Вот такое количество людей мне и предстояло теперь проверить. И начала я опрос с тех работников по дому, которые в нем на данный момент присутствовали.
      Поговорив с ними, я ничего особенного не выяснила, кроме, пожалуй, одного: напитки разносили двое из нанятых ребят. Но это ничего не давало, так как для того, чтобы подсыпать в шампанское отраву, преступнику совершенно не обязательно было наниматься в официанты лично. Более того — это было для него даже опасно, если учитывать, что всех официантов все равно будут тщательно проверять.
      Оказалось, что работников пригласили буквально накануне, и фирма по обслуживанию торжеств была выбрана случайно, что тоже отметало возможность заранее спланированного убийства таким путем. В целом версия о том, что виновника нужно искать среди слуг, была довольно хлипкой, а потому я не очень придала ей значение и сразу переключилась на проверку гостей.
      На мой вопрос, кого чаще всего видели рядом с хозяйкой в день презентации, работники отвечали расплывчато: мол, не обращали внимания, у них и без того дел хватало. Ничего конкретного не выяснилось и после беседы с охранниками, в тот день ничего особенного не заметившими. Ни на один мой вопрос они не могли дать ни единого вразумительного ответа, кроме как: «да, вроде», «ну, не знаю», «может быть».
      В конце концов, проведя целый день в доме Россовой, я так ничего конкретного и не откопала, хоть и успела переговорить со всеми, кто тут жил и давно работал. Правда, с дочерьми мне пока встретиться и побеседовать не удалось — обе весь день отсутствовали, занимаясь оформлением каких-то бумаг в компании матери.
      Вполне возможно, что они-то как раз могли прояснить гораздо больше, но дожидаться их возвращения я была уже не в силах, а потому, распрощавшись с хозяйкой и взяв у нее номер домашнего телефона, отправилась домой.

* * *

      На следующий день рано утром меня разбудил телефонный звонок. Ничего еще практически не соображая спросонья, я сняла трубку и вяло протянула в нее привычное: «Слушаю». В ответ донеслось бодрое:
      — Доброе утро, Танюша.
      Услышав ненавистный мне голос, я сразу же проснулась:
      — Ну, теперь начинаю сомневаться, что оно такое уж доброе, Эдуард Владимирович, — съязвила я в ответ, протирая одной рукой глаза.
      Эдик сделал вид, что не услышал моего ответа, и сразу продолжил:
      — До меня дошли вести, что ты все же согласилась заняться этим делом. Стало быть, я был прав!
      — В чем? — недовольно буркнула я.
      — Ну как же, — вроде бы удивился он моей недогадливости. — В том, что это весьма выгодное дельце. Кстати, тебе помощник не требуется? А то у меня сейчас как раз дел нет, мог бы и помочь.
      — К вашему сведению, Эдуард Владимирович, я привыкла работать в одиночестве, — намеренно официально произнесла я. — Так что извольте более не беспокоить: время сегодня — деньги.
      После последней фразы на том конце трубки раздалось какое-то недовольное бурчание, но ответить что-либо Эдик уже не успел, так как я повесила трубку и тут же отключила телефон, зная, что он обязательно перезвонит, как было уже не раз.
      — Вот зануда-то! И как только таких людей земля носит? — невольно вырвалось у меня.
      Немного поворчав, я слезла с кровати, понимая, что теперь уже уснуть не удастся — утро началось. Сладко потянувшись, я вялым шагом поплелась на кухню. Сварив, а затем выпив там чашечку ароматного кофе и выкурив первую за день сигарету, я почувствовала в себе прилив сил и теперь была полностью готова к трудовому дню.
      Начать же этот день я планировала с беседы с дочерьми Россовой, дождаться которых мне вчера так и не удалось. Чтобы зря не терять время, я набрала номер телефона, оставленный мне Анной Николаевной, и поинтересовалась у прислуги, дома ли домочадцы. Приятный женский голосок пояснил, что молодых хозяек сейчас нет, но они непременно будут к обеду.
      Стало быть, до обеда я полностью свободна и успею еще наведаться в ту самую фирму, которая прислала официантов и охранников. Мало ли, что нет доказательств, а проверить все равно никогда не помешает.
      Быстро облачившись в легкую блузку с откидным воротником и коротенькую серую юбочку, я села в свою машину и покатила по тому адресу, что был записан у меня в блокноте. Его я вчера узнала у матери Инны Андреевны, поэтому теперь твердо знала, куда держать путь.
      Добравшись до компании «Помощник», в которой и заказывался персонал для обслуживания праздника, я очень быстро отыскала там тех, кто в тот день присутствовал на презентации, благо фамилии их у меня были. Это оказались две пышные блондинки, одну из которых я хорошо помнила, потому что та все время мельтешила в кухне, пока мы с Анной Николаевной беседовали, а также четверо мужчин: двое из них официанты, еще двое — охранники. Всего шесть человек, как и сказала Анна Николаевна.
      Побеседовав с каждым, я, к сожалению, ничего нового не выяснила. Все утверждали, что никто их для убийства не нанимал и ничего добавить в еду и напитки не просил. В доме все были впервые, кто хозяйка, даже и не знали, так как вызывала их одна из сотрудниц ее фирмы. Она же потом со всеми и расплатилась.
      Впрочем, было бы странно, если бы они говорили обратное, даже если бы все оказались убийцами. Этого я ожидала с самого начала. Но сообщение относительно того, что хозяйку никто из них не знал, мне показалось странным, а потому я сразу спросила всех:
      — Ну, так уж и не знали? Вы что, все неместные, газет не читаете и не интересуетесь у начальства, в чей дом вас посылают?
      Ребята дружно замялись, а потом пояснили, что, сказав так, имели в виду личное знакомство с Россовой. Слышать-то о «табачной императрице» они все, конечно, слышали.
      Получалось, что обслуга и в самом деле ни при чем. Это в некотором роде сокращало круг моих подозреваемых и избавляло меня от необходимости мотаться по городу и следить еще и за каждым из официантов и охранников.
      Кстати, я не заподозрила никакого подвоха в их ответах еще и потому, что здесь, в фирме, подтвердился факт: фирма была выбрана случайно, и официантам сообщили о предстоящей работе буквально накануне. В этом меня заверил сам директор, показав журнал с вносимыми в него звонками и временем оформления заказа.
      Глава «Помощника» весьма сильно переживал за репутацию своей компании, а потому все то время, пока я находилась в его владениях, твердил, что если среди его людей есть преступники, то моя святая обязанность его от них избавить как можно быстрее. Пришлось клятвенно пообещать ему, что как только я кого-то заподозрю, то тут же сообщу ему об этом.
      Закончив беседы в «Помощнике», я поехала в особняк Инны Андреевны, куда уже давно должны были прибыть из офиса дочери Россовой — Катерина и Светлана. Они и в самом деле уже были дома, вместе с бабушкой, а их общество дополнял мой ненаглядный кавалер с сияющей улыбкой на устах. Впрочем, и по лицам девушек было сложно сказать, что только пару дней назад умерла их мать: лишь легкая печаль в глазах, а более ничего не выдавало их волнений и переживаний. Я невольно насторожилась такой реакции дочерей на смерть матери, но пока решила не сильно забивать этим голову.
      Завидев меня, все четверо замолкли. Анна Николаевна же, напротив, немного оживилась и поспешила отдать приказание, чтобы и мне тоже принесли десерт, который остальные в это время уже доедали.
      — Мы как раз говорили о вас, — поймав на себе мой недовольный взгляд, произнес Эдик. — Я рассказывал дамам, что вы великолепная женщина и такая же прекрасная сыщица. Вернее, детектив.
      — Премного благодарна вам, но в рекомендациях я уже давно не нуждаюсь, — парировала я и поспешила поздороваться с дочками Россовой.
      Они сделали то же самое, с интересом рассматривая меня. Потом старшая произнесла:
      — Бабушка сказала, что вы опрашивали прислугу и охрану. Удалось что-то узнать у этих сплетников?
      — Нет, никто ничего не видел, — без всяких предисловий ответила я. — Поэтому, прежде чем перейти к опросу остальных гостей, я бы хотела побеседовать с вами, — и, поймав заинтересованный взгляд Эдика, добавила: — Наедине.
      На его лице появилось нескрываемое удивление, и тогда я, что называется, добила его:
      — В присутствии журналиста не все решаются поведать что-то личное и не предназначенное для чужих ушей. А для расследования любого дела это очень важно.
      На лицах девушек появилась легкая усмешка, а вот физиономия Эдуарда то ли от расстройства, то ли от злости на меня покрылась красными пятнами. Но он стерпел и ничего не ответил, сделав вид, что ему то, о чем я буду беседовать с дочерьми убитой, не особо интересно.
      Радуясь своей первой победе над ним, я предложила Светлане и Катерине куда-нибудь удалиться. Они молча встали, и старшая жестом попросила следовать за ней. Мы пересекли коридор, который я уже успела хорошо изучить, и вышли в сад. Там и остановились, расположившись в небольшой беседке с двумя покачивающимися лавочками-качелями. Я не стала тянуть время и, сев на одну из них, сразу приступила к расспросам:
      — У вас есть какие-нибудь предположения по поводу того, кому было выгодно убийство вашей мамы?
      Обе девочки, усевшиеся на противоположные качели, отрицательно покачали головой. А потом старшая, Катерина, сообщила:
      — Даже если и были, то мама о них вряд ли бы что-то нам сказала: в ее дела никто из семьи не лез.
      Девушка была явно очень решительной и, как я заметила, старалась не демонстрировать окружающим свою скорбь и печаль. При пристальном наблюдении за ней было видно, что она переживает смерть матери, но ее поведение на это никак не указывало. Девушка со всеми держалась одинаково высокомерно, никому не желала демонстрировать свою слабость, тем самым как бы отбивая у окружающих желание ее пожалеть. Впрочем, если я правильно поняла ее тактику, Катерина просто сразу поняла, что теперь именно она осталась за главную, и моментально дала об этом знать. Очень целеустремленная девушка. Такие точно знают, чего хотят от жизни.
      А вот сестра ее была совершенно другой, полной противоположностью Катерине. Скромная, нерешительная, близко принимающая все к сердцу и добрая, она почему-то напомнила мне маленького ангелочка, которого и обидеть-то невозможно — жаль. Для нее смерть матери была настоящим горем, хотя девочка тоже держалась, старательно скрывая свои чувства.
      — И все же, может, она случайно как-то проговорилась, что с кем-то в ссоре или кто-то ей угрожает? — после легкого анализа новых хозяек особняка предприняла я еще одну попытку выяснить хоть какие-нибудь нюансы жизни их матери, совершенно не удовлетворившись ранее данным мне ответом.
      — Да кто ей мог угрожать, кроме муженька ее последнего? — на этот раз ответила Света, хлюпнув носом. — Он только и делал, что ныл. Она, мол, его без гроша бросила, а он этого так не оставит.
      — Мы года три слушали его нытье и дурацкие угрозы, — добавила старшая, бросив не совсем одобрительный взгляд в сторону сестры, будто та ляпнула что-то лишнее. А потом продолжила, уже повернувшись ко мне: — Вряд ли бы он на убийство решился — слабак. А больше, так чтоб в открытую, маме никто вроде и не угрожал. Да вы лучше с бабкой поговорите, она больше знает. А мы в материны дела не лезли, своих хватало. То с учебы, но на учебу, то в спортзал или еще куда.
      Последнее предложение было сказано Катериной таким тоном, что у меня невольно создалось впечатление, что между матерью и дочерью не все ладилось. Но утверждать это я не могла. Хотя то, как Катерина восприняла произошедшее, все же настораживало.
      Задав девушкам еще по паре вопросов, я поняла, что ничего от них не добьюсь: они не слишком раскрывались передо мной, то и дело повторяя почти одинаковыми словами, что в дела матери нос не совали. Пришлось вернуться в дом, где Эдуард уже буквально выскакивал из собственной шкуры.
      — Ну что вы так долго? — увидев нас, затараторил он. — Я уж думал, уехали куда, а меня, такого хорошего, и не взяли с собой.
      — Без вас уедешь, как же, — добавила Анна Николаевна, вернувшись из кухни, куда она относила посуду. — Ну что, есть уже версии? — обратилась она ко мне.
      Я отрицательно замотала головой и направилась к ней, оставив сестер на попечение «такого хорошего» кавалера. Анна Николаевна, словно поняв мое желание, сразу же развернулась в обратную сторону к комнате, из которой только что пришла, и у нас с ней появилось время спокойно поговорить.
      — Внучки ваши что-то не очень дружелюбно ко мне отнеслись. Все время жались, будто чего-то боятся, — ответила я на молчаливый вопрос хозяйки, когда мы оказались вне пределов слышимости. — Может, и знают чего, да только все равно не скажут.
      — У, настырные бесята, ничего ради матери сделать не хотят.
      — Это почему? — удивившись, поинтересовалась я. — Разве они не ладили с ней?
      — Да как вам сказать… Собственно, как и в любой семье: то ладили, то не ладили. Боялись они ее скорее да злились, что шататься со всякой швалью запрещала. А молодые-то, сами знаете, какие — считают, что все знают и безо всех обойдутся. Ну из-за этого и выходили у них иногда с матерью перепалки. А так все мирно было. Что ж, они вам совсем ничего не рассказали?
      — Ну не то чтобы ничего, просто предположили, что убить мать мог какой-то ее последний муж. Вам о нем что-нибудь известно?
      — Известно ли? Да я этого паразита сама не раз из дому выгоняла, когда он к Инне шастал денег просить. Работать не хотел, а жить по-царски любил, вот и грозил ей вечно, что найдет на нее управу и тогда она раскается в том, что не отдала ему его контору.
      — Какую контору? — сразу полюбопытствовала я.
      — Да это старое: еще когда они вместе были, открыла дочка для него конторку по ремонту машин. Ну, он в ней бароном и хаживал. А как разбежались, она его и уволила, прекрасно зная, что он там пальцем о палец не ударил. После того и начались склоки.
      — А на презентации этот человек был? — не дав еще старушке как следует вздохнуть, моментально спросила я.
      — Был, ирод несчастный. Он на все ее вечеринки хаживал, а она и против не была. Уж очень у него рожа смазливая, вот и надеялась Инночка, что он кого-нибудь на ее вечеринках себе подцепит да от нее и отстанет.
      — А как он выглядел, опишите его, пожалуйста. Да и зовут-то его как? — продолжала я засыпать свою собеседницу вопросами, решив, что вот этого типа в самом деле не помешает проверить.
      — Звать-то его Евгением Валерьевичем Остапенко. Из себя высокий такой, стройный. Черные волосы, такие же глаза. Нос с горбинкой. Страстный, как выражаются женщины, рот. Ну что еще? Белое любит носить и в будни, и в праздники — говорит, что так сразу солидного человека видно. Ну а больше ничего примечательного в нем и нет. Разве что лодырь отменный — для него работа хуже атомной войны.
      Я попыталась вспомнить, кто из присутствующих на банкете хоть немного подпадает под данное описание. Таких мужчин было двое: оба и в самом деле были одеты в белое. А вот насчет цвета глаз точно ничего утверждать не могу, тогда не вглядывалась. Чтобы окончательно выяснить, который из них Остапенко, я вновь поинтересовалась у Анны Николаевны:
      — А он курит?
      — Евгений-то? Да нет, он за своим здоровьем, как за кладом, следит. Спортом занимается, пьет только по редким случаям, да и то немного.
      «Ага, значит, второй», — сделала я для себя вывод, вспомнив, что видела одного с сигаретой. А Евгений, если я вычислила его правильно, и в самом деле смазлив. Такое аккуратное у него лицо, делает его похожим на мальчика с обложки модного журнала. Неудивительно, что он этим умело пользуется.
      — А вы не знаете, как я могу его найти? — поинтересовалась я у старушки, заметив в проеме коридора приближающегося к кухне Эдуарда.
      Он, по всей видимости, решил, что слишком надолго оставил меня без присмотра и я могла уже что-то да откопать: он-то желал быть в курсе всего.
      Насколько могла, я быстро достала свой блокнот и принялась записывать адрес Остапенко. Анна Николаевна как раз заканчивала диктовать его мне, когда Эдик появился в дверях. Я же сразу поспешила удалиться, предупредив хозяйку прямо при нем, чтобы она никому ни слова о нашей беседе не говорила. Естественно, Эдуард это услышал, а потому защебетал, едва не хватая меня за руку, чтобы остановить:
      — Куда вы так торопитесь, Танечка? Все в бегах, в бегах, так и утомиться можно…
      Наигранность и слащавость Эдика с каждым часом раздражали меня все больше и больше, и я, кажется, готова была убить его собственноручно. Но сдержала себя и спокойно ответила:
      — Работа у детективов такая бешеная, знаете ли. Это ведь не статейки катать, сидя за столом. До свидания, Анна Николаевна, — обратилась я к хозяйке, а затем направилась к выходу, не глядя на него и даже как бы не замечая.