Машину я оставила за квартал до места на платной стоянке. До медсанчасти дошла пешком. Миновала проходную, не возбудив ни малейших подозрений, вошла во двор, вымощенный бетонными плитами. Больные в пижамах прогуливались между клумб с завядшими от жары цветами, сидели на лавочках под старыми молчаливыми в эту безветренную погоду тополями. Главная дорога, по которой подъезжали машины «Скорой помощи», шла через тополиную аллею и кольцом опоясывала главное пятиэтажное здание из белого кирпича. Перед главным корпусом за небольшой площадкой для «Скорых» располагалась маленькая аптека, а дальше за ней мрачное приземистое здание морга. Проверка окрестностей не выявила ничего подозрительного. Только на площадке у аптеки я заметила «Жигули»-«десятку» с милицейскими номерами. Внутри сидели два молодых парня в штатском. Шофер курил, стряхивая пепел в окно, а его сосед с озабоченным видом разговаривал по сотовому телефону.
      Я уверенно направилась к широкому крыльцу. Открыв массивные двери, вошла в вестибюль. Дежурившие у лестницы верзилы в синевато-серой пятнистой униформе охранников даже не взглянули в мою сторону. Прошествовав мимо них, я зашагала вверх по лестнице. Экстренная хирургия находилась на втором. Из кармана я достала марлевую повязку и намеревалась нацепить ее на лицо, как вдруг наткнулась взглядом на вывернувшего из тамбура второго этажа старшего следователя следственного управления УВД Земляного Вячеслава Юрьевича. В темных отглаженных брюках, светлой рубашке, подчеркнутой бордовым галстуком, он с папкой под мышкой топал вниз. Как обычно, грустный. Коротко остриженные волосы с проседью чуть взъерошены. За ним спускался следователь из УБОПа Петерсон, высокий плечистый блондин в светлом костюме, пиджак от которого он перекинул через плечо. У обоих портупея поверх рубашек, на боку пистолеты в кобуре.
      Я поспешно отвела глаза, но успела заметить, как голубые глаза Земляного скользнули по мне. Петерсон же, занятый своими мыслями, смотрел под ноги. Спокойно прилаживая на лицо марлевую повязку, я прошла мимо, повернула в тамбур, ведущий в правое крыло. В открытых стеклянных дверях мелькнуло отражение Земляного. Он стоял на лестнице и подозрительно смотрел мне вслед. Но вот я уже в коридоре с рядами палат по правую сторону. Слева пост дежурной. Медсестра на секунду оторвалась от кроссворда в журнале, глянула на меня и вернулась к своему занятию, не издав ни звука.
      У двери в палату клиента меня настиг Земляной. Он, как ему казалось, неслышно приблизился со спины и схватил меня за плечо со словами:
      — Одну минуточку, объясните-ка, с какой целью вы находитесь здесь.
      — Меня Евстюхов Всеволод Вячеславович отправил посмотреть, как чувствует себя больной в этой палате, — соврала я, меняя голос. Объясняться со следователем мне чертовски не хотелось.
      — Так, документы! — грозно потребовал Земляной, бесцеремонно сорвал повязку у меня с лица и воскликнул, приглядевшись: — Вот оно что! Евгения Максимовна, а я уж решил, что задержал киллера, преследующего Конюкова. Что за маскарад? Опять что-то замышляете?
      — Я тоже рада вас видеть, — пробормотала я невесело.
      — Рады, — жестко ухмыльнулся Земляной. — Оно и видно. Отвечайте, зачем вы здесь, или придется проехать, куда следует.
      — Я взялась охранять Конюкова, и он мне по телефону назначил встречу, — нехотя ответила я. — Если вы не против, то я пройду. — Я двинулась к двери, но следователь придержал меня рукой.
      — Евгения Максимовна, я попрошу вас не устраивать тут черт знает что! — сказал он, интимно понизив голос. — Чтобы никаких перестрелок, взрывов, газа. Не смейте его никуда вывозить без моего ведома, иначе я за себя не ручаюсь. Если что случится, мне за это дело головы не сносить. Вам тоже тогда несладко придется.
      — Что, Портняжный всех на уши поставил? — спросила я с пониманием. Земляной в ответ лишь сердито фыркнул и запыхтел. Из туалета вышел щуплый остроносый парень в милицейской форме с погонами младшего лейтенанта.
      — Почему не на посту? — рявкнул на него следователь.
      — Я это, в туалет ходил, — залепетал, оправдываясь, охранник. — Я же не могу целый день тут…
      — Где второй? — оборвал его следователь.
      — Он пошел сигарет купить, — пробормотал охранник.
      — Ну, еще раз такое случится, что вас двоих не будет на посту, — пеняйте на себя! Ваше начальство с вас шкуру снимет! Будьте уверены, я доложу в РОВД, — разом выпалил Земляной зло и посмотрел на меня. — Видите, что творится. Вот так и живем.
      — Вячеслав Юрьевич, можно у вас спросить кое-что? — вставила я осторожно.
      — По делу, — догадался он, кивнув в сторону палаты. Я кивнула. Он вздохнул и повлек меня за собой в маленький коридорчик перед операционной. Я объяснила, что меня интересуют подозреваемые, кого проверили, кого нет, и как идут поиски стрелка.
      — Если говорить о подозреваемых, то в первую очередь я подозревал самого Конюкова. — Видя мой удивленный взгляд, он пояснил: — Все началось же намного раньше покушения на вашего клиента. Сначала отравили Портняжного, владельца банка «Волжский». Сразу появилась версия, что это кто-то из своих. Отвечу почему: травили солью тяжелого металла и несколько раз. Раза три-четыре некто подсыпал яд в кофе. Человеку со стороны проникнуть в охраняемый офис и осуществить это практически невозможно. Портняжный в течение месяца чувствовал постепенное ухудшение состояния здоровья, а потом вырубился прямо в кабинете. В тот день в обед он отпустил секретаршу и кофе делал сам. Попил, сполоснул чашку и упал на пол у умывальника. Потом вернулась секретарша и обнаружила шефа, вызвала «Скорую» и милицию. Осмотр места преступления не выявил в кабинете Портняжного следов посторонних лиц, кроме отпечатков пальцев работников банка, ничего не обнаружили. На столе нашли несколько капель кофе, содержащих яд — сульфат кадмия. В банке кофе в шкафчике следов яда не нашли.
      — Преступник вернулся и подменил банку, — догадалась я.
      — Верно, — согласился Земляной, — на банке были отпечатки Портняжного, а отпечатков секретарши не было, хотя это была ее обязанность. Преступник вошел, достал подготовленную банку кофе и откатал на ней пальчики Портняжного, а затем заменил ею ту, что содержала яд, и вынес из офиса. Портняжный еле выкарабкался с того света, но стал инвалидом. Отказывают и почки, и печень, и с головой проблемы. Секретарша тоже отравилась, только в меньшей степени. Портняжный любил крепкий, а секретарша заодно заваривала кофе и себе, но послабее.
      — Но почему вы заподозрили Конюкова? — не удержалась я от вопроса.
      — Потому что смерть Портняжного была ему выгодна, — ответил Земляной. — Все просто. Портняжный умирает. Банк переходит к его жене, которая является сестрой небезызвестного вам господина Кравцова. А у Кравцова с Конюковым дружба не разлей вода. По совету брата госпожа Портняжная ставит управляющим банка Конюкова, и он в шоколаде.
      — Но что, если вдова Портняжного не станет прислушиваться к совету брата? — с сомнением спросила я. — Об этом вы не подумали?
      — Это была одна из наших версий, — недовольно поморщился следователь, — вскоре она отпала. Портняжный пришел в себя в больнице и сообщил, что сам намеревался в скором времени поставить Конюкова управляющим. Потом еще покушение на Конюкова. Портняжный, пока последний находится в больнице, назначает управляющим начальника департамента коммерческой безопасности господина Мясницкого. Я спросил у Портняжного о причинах. Он ответил, дескать, банк не должен оставаться без руководства, а Мясницкий старый проверенный работник.
      — Ну, а ваши действия, — поинтересовалась я, поглядывая на часы.
      — Стали искать дальше мотивы и подозреваемых, — ответил Земляной, — под прицел попал Мясницкий. Он вполне мог организовать покушения. Потом, в свое время, Портняжный подвинул некую Тыртышную, поставил на ее место Конюкова, а ее задвинул в департамент по работе с вкладами и денежными операциями. У них в банке это считается вроде как понижением. Таким образом, Тыртышная имела зуб на обоих пострадавших. Есть еще версия, что все организовал Кравцов из-за акций молочного комбината, держателем которых был Портняжный.
      — Вячеслав Юрьевич, версию с Кравцовым можете сразу отбросить, — посоветовала я следователю, пояснив, что Конюков нанял меня по совету директора молочного комбината.
      — Это не довод, — упрямо заявил Земляной, — вы так говорите потому, что он был вашим клиентом.
      — Вовсе нет, — возразила я, — если у вас есть лишнее время — валяйте, тратьте его на заведомо ложную версию. Мне все равно. Но на вашем месте я бы рассмотрела вариант с бандитским наездом. Кто-то хотел отмыть бабки, а в «Волжском» его обломали.
      — Эту версию я обязательно рассмотрю, когда появится время. Спасибо за совет. Сам бы ни в жизнь не догадался, — изображая голосом благодарность, проговорил Земляной.
      — Ладно, а что со снайпером, стрелявшим в Конюкова? Там могли быть свидетели. Кто-нибудь смог описать его лицо? — перешла я на другую тему.
      — Снайпер у нас приоритетное направление, — ответил следователь, открывая папку. Оттуда он вытащил распечатанный на принтере листок с изображением лица мужчины лет тридцати, в круглых очках на умном с тонкими правильными чертами лице. Длинные темные волосы, стриженные под каре.
      — Это фоторобот, составленный со слов жильцов подъезда, откуда работал снайпер. Свидетели утверждают, что киллер представлялся работником БТИ, говорил, что уточняет проектные размеры дома. Ружье он таскал в чехле вместе с треногой и длинной линейкой. Проверили БТИ — там о таком слыхом не слыхивали. Разослали ориентировки на него по всей области, трясем агентуру, шерстим притоны и подвалы. Проверяются снятые в этом месяце квартиры.
      — Странноватый немного убийца, — заметила я, рассматривая фоторобот.
      — В банке при входе есть камеры, — продолжал следователь, — думали, на них что-то будет, но там ноль, ничего. Десять раз пересмотрели. Наверное, ушел дворами на соседнюю улицу, поймал машину и был таков. Опрашивали таксистов — никто киллера не подвозил.
      — Сидите, значит, глухо, — кивнула я. — А в подъезде следы, отпечатки, гильзы, хоть что-нибудь нашли?
      — Нет, — понуро ответил следователь, — чистая работа. Из-за этого «Волжского», провались он пропадом, генерал с меня не слазит. Каждый день таскает в кабинет на разбор полетов, говорит, что ему все время из Москвы названивают и даже сам замминистра.
      — Да вы что! — Я комично округлила глаза.
      Земляной посмотрел на меня с трагическим видом и, махнув рукой, буркнул:
      — Кому я вообще рассказываю. Вам все по барабану. У меня недобрые предчувствия в связи с этим делом и с вами. — Он сердито сдвинул брови, насупился и, понизив голос, произнес: — Запомните, об этом разговоре никто не должен знать. Я рискую своим служебным положением.
      Я закивала согласно, стараясь показать, как за него переживаю. На самом же деле следователь делился со мной оперативной информацией вовсе не по доброте душевной. Он надеялся, не мараясь, моими руками решить свою проблему. В деле были замешаны слишком серьезные люди, и малейшая промашка для Земляного могла закончиться печально. Я, в отличие от следственных органов, действовала быстро и эффективно, без проволочек, бумажной волокиты и разборок с высокооплачиваемыми адвокатами подследственных.
      Если что, у Земляного всегда будет оправдание — это не он, а какие-то тайные силы вмешались в ход расследования и потревожили важных персон. Его, конечно, в этом случае взгреют, но не уволят, ведь не он лично сунулся к «священным коровам».
      — Ладно, идите к своему клиенту, мне некогда тут с вами лясы точить, — сварливо сказал Земляной, застегивая папку. Мы вместе дошли до дверей в палату Конюкова. Следователь, попрощавшись, двинулся дальше, а я вошла в палату.
      Типичная одноместная палата для VIP-персон: холодильник, телевизор, микроволновка плюс ванная комната с полным набором сантехники. С едва слышным гудением кондиционер нагнетал в комнату прохладный воздух. Из стереосистемы зазывно пели «Блестящие» под свои сказочные восточные танцы. Конюков в синей пижаме, сидевший на разобранной кровати и чистивший апельсин, при моем появлении вздрогнул, поднял голову и посмотрел по-детски испуганно. Лет тридцать, симпатичный, нормального телосложения — не громила, но и не задохлик. Его светло-русые волосы были аккуратно зачесаны на прямой пробор. Над серыми глазами густые черные брови. Овальной формы лицо — хорошо загорелая кожа. Треугольный, немного выдающийся вперед подбородок, поросший трехдневной щетиной. Четко очерченные нормальной полноты губы. Крупный прямой нос, заостренный на кончике. Одним взглядом оценив его, я подошла к окну и выглянула сквозь закрытые жалюзи на улицу.
      — Не открывайте окно, — нервно выкрикнул Конюков мне в спину. Я ответила, что не собираюсь, и тогда он настороженно спросил: — Вы вообще-то кто такая?
      — Я-то? — Повернувшись к нему, я улыбнулась и, не спрашивая, выключила стереосистему, чтобы музыка не мешала разговаривать: — А вы не догадываетесь?
      — Н-н-ет, — бледнея, вымолвил Конюков. В глазах его шевельнулся ужас, а тело напряглось. Не знаю, помнил ли он в тот момент о столовом ноже, зажатом в правой руке, но я решила не доводить до греха и призналась: — Вы мне звонили. Телохранитель, Охотникова Евгения Максимовна. Ну что, есть какие-нибудь проблески в сознании?
      — Помогите! — внезапно заорал Конюков, выставив вперед нож. — Охрана! Предупреждаю, не подходите ко мне — я ударю.
      — Да что на вас нашло? Я не собираюсь причинять вам вреда, — в доказательство я продемонстрировала клиенту пустые руки, — костюм медсестры — это чтобы разведать обстановку вокруг больницы. Успокойтесь. Мы договорились с вами о встрече.
      — Нет, врешь! — Клиент выхватил из кармана мобильный. — У меня есть фотография Охотниковой, и ты, стерва, на нее не похожа.
      В палату вломился дежуривший в коридоре лейтенант.
      — Так, что тут происходит? — Хмурясь, он тупо посмотрел на нас обоих. Рука — на кобуре с пистолетом.
      — Ничего особенного, — отозвалась я с обезоруживающей улыбкой, — больной отказывается мерить температуру в заднем проходе. Может, поможете мне, подержите его?
      — Что за бред, — зло буркнул Конюков. Его глаза перескакивали с моего лица на фотографию в экране мобильного телефона. — Она все врет! Это убийца.
      Посмотрев на столовый нож в руках подопечного, лейтенант неуверенно предложил:
      — Вы бы ножик-то опустили.
      Он видел меня со следователем, поэтому усомнился в словах Конюкова. Последний между тем хмурился все больше и больше, видно, подмечая сходство фотографии с оригиналом.
      — Идите, мы тут сами разберемся, — сказала я ласково переминавшемуся с ноги на ногу лейтенанту.
      — Вы волосы покрасили? — с сомнением спросил у меня Конюков, опуская нож. — И очки…
      — Читала в темноте, — пояснила я весело, — а зубы от конфет испортились.
      — Я тогда пойду, что ли? — спросил лейтенант.
      — Идите, — выдохнул Конюков с облегчением и, взглянув на меня, учтиво добавил: — А вам новая прическа очень даже идет. — Затем медленнее: — Помолодели лет на десять…
      Дверь за лейтенантом захлопнулась. Я стащила с головы парик и сурово спросила:
      — А так что, постарела на десятилетие? — Сняла очки, вынула изо рта зубные накладки.
      Клиент был в шоке.
      — Не будем переливать из пустого в порожнее и сразу перейдем к делу, — предложила я, присев в кресло для посетителей. — Для начала вздохните и расслабьтесь. Вы в безопасности. Я проверила местность, прошлась по больнице — ничего подозрительного. У дверей охрана. Снайпер вас здесь не достанет — позиция неудобная, соседние дома так расположены, что не прицелишься, да еще деревья перед окнами. Перед визитом мне удалось кое-что разузнать по вашему делу. Я уже наметила круг подозреваемых, но хотела услышать, кого вы считаете организатором покушения.
      — Извините. Что-то как-то все стремительно, — пробормотал Конюков, разглядывая апельсин в своей руке, — ладно, дайте собраться с мыслями. — Когда он двигался, халат немного распахнулся. Обнажилась забинтованная грудь. Неосознанным движением он запахнулся, вопросительно посмотрел на меня: — Думаете, меня действительно тут не достанут?
      — В конце концов, я же рядом, или вы мне не доверяете? — усмехнулась я. — Без взаимного доверия у нас ничего не выйдет.
      — Нет, я доверяю. — Пожав плечами, он разломил чищеный апельсин, предложил мне половину и, получив отказ, продолжал: — Говорите — кого я подозреваю? Кого тут можно подозревать, кроме каких-нибудь бандитов. Это же стиль мафиозных разборок.
      — Интересно, когда вы успели перейти дорогу мафии, — вежливо осведомилась я.
      Конюков сунул в рот дольку, пережевывая, задумчиво протянул:
      — Ну-у, точно не скажу. Знаете, как бывает, приходят люди, просят отмыть пару чемоданов наличных. Отказываешься — начинают угрожать. Слишком тупые и жадные, не могут понять, что их схемы слишком примитивны, легко просчитываются налоговой. Я старался объяснить. Думал, получается. И Портняжный, у него слишком влиятельные друзья, чтобы кто-то решил пойти дальше угроз.
      — А вот пошел все-таки, — напомнила я.
      — Неделю назад ко мне приперся Тимур Хикматов — владелец лакокрасочного завода, — хотел взять крупный кредит под залог оборудования. Документы в порядке. Только не учел одного — молочный комбинат там, рядом, и Кравцов прямо из своего кабинета ежедневно видит, как на лакокрасочном хозяйничают «металлисты». Пошли проверить оборудование, а его нет. Тимур стал мне деньги совать. Я послал его. Не матом, конечно, — вежливо. Вечером звонок домой. Он же, опять предлагает долю, но больше. Отказался, а он стал грозить. Намекал, что мне и кирпич на голову может внезапно свалиться, и преступность кругом такая, что не успеешь оглянуться, как сунут перо под ребра, напомнил, что у меня жена есть. — Конюков печально посмотрел на меня, сунув в рот очередную дольку апельсина, и пробормотал: — Представляете себе, слушать такое?
      — А вы что?
      — Я ему говорю: извините, рад бы помочь, но все кредиты на такие суммы проходят через председателя правления банка и без его согласия ничего не выйдет. Я бессилен, — ответил Конюков, довольный своей находчивостью. — Этот тупица поверил. Я слышал — он потом и к другим начальникам департаментов наведывался, не знаю, дошел ли до Портняжного, однако его в банке больше не видели.
      — Свалили всю ответственность на Генриха Августовича, — улыбнулась я.
      — А что ему сделается! — запальчиво ответил Конюков, запнулся, потом виновато: — Ну кто мог знать, что его отравят? Я думал — не посмеют.
      Я объяснила, что, каким бы крутым ни был человек, если он переходит дорогу даже мелкой преступной группе, которая готова действовать решительно, его непременно убьют. Спасти могут лишь принятые им превентивные меры. Портняжный уверовал в свою неуязвимость и поплатился. Затем я спросила, как относится клиент к версии следователя, что покушения организовал кто-то из своих.
      — Мне кажется, это бред, — заявил Конюков. — Никто из наших не мог. Все солидные, серьезные люди, работают уже лет по десять. Нет, я в это не верю. Они не могли.
      — Андрей Кондратьевич, сейчас время такое, что десятилетние ребятишки заказывают своих родителей, а уж коллеги по работе мочат друг друга на каждом шагу, — заверила я его. — Например, Тыртышную из-за вас Портняжный задвинул, Мясницкого вы почти подсидели, и если бы не ранение, то занимали бы вы сейчас кресло управляющего банком. Мне вот кажется, кто-то из них мог сильно обижаться, что молодого сотрудника так возносят.
      — Может, вы и правы, — пожал плечами Конюков, — Мясницкий чуть ли не открыто называл меня выскочкой, а Вера Давыдовна вообще на дух не переносила, но она женщина…
      — А для женщин травить врагов наиболее характерно, — парировала я. — В вашем случае она, естественно, кого-то наняла, сама не стреляла, а вот подсыпать яд в кофе мог только человек из офиса. Я согласна со следствием.
      — Тот же Хикматов мог заплатить уборщице или еще кому-нибудь, — предположил Конюков.
      — Согласна, однако версия слабоватая, — ответила я, размышляя над его словами. — Такое возможно, если у Тимура был свой человек в банке. Я это проверю. Кстати, почему Портняжный передумал и назначил на свое место Мясницкого, а не вас, как планировалось ранее? Его объяснение, что банк не должен оставаться ни на минуту без управления, не тянет. Коли так, то можно было временно, пока вы в больнице, Мясницкого назначить и. о. управляющего.
      — Это из-за раздрая Августовича с Кравцовым, — поморщился Конюков, — Аркадий заехал к Генриху Августовичу в больницу, и они тогда поссорились, наверное, как всегда, из-за денег. Последнее время у них натянутые отношения. Я же устроился в банк по рекомендации Кравцова. Делайте выводы сами.
      — Все ясно, Андрей Кондратьевич, будем решать вашу проблему, — бодро сказала я.
      — Евгения Максимовна, мы с вами почти одного возраста, может, перейдем на «ты», да оставим официальности? — предложил Конюков. — Зовите меня просто Андреем, а вас, если позволите…
      — Нет. — Мой голос прозвучал твердо и непреклонно. — Нам с вами лучше сохранять дистанцию. Это лучше для дела.
      Конюков безрадостно вздохнул, смирившись с моим решением.
      — Ну, тогда, Евгения Максимовна, позвольте вас чем-нибудь угостить. Вы как бы у меня в гостях. Мне, право, неловко. Могу предложить чай, кофе, фрукты, мороженое, есть еще какие-то конфеты и печенье.
      Он, встав с кровати, подошел к холодильнику, открыл дверцу, и я увидела, что камеры его забиты до отказа.
      — Жена натаскала всего, думает, я слон, — пояснил он, достал тарелку с мясной нарезкой. — Будете?
      Я отрицательно покачала головой.
      — Если можно, то бокал гранатового сока. Вижу, жена заботится о том, чтоб вы быстрее поправлялись.
      — Да, она такая, — кивнул он, наливая мне сок.
      — А что врачи говорят? Когда вы поправитесь? Пуля вроде бы прошла удачно.
      Он подал мне бокал, включил электрический чайник и ответил:
      — Да, мне повезло, немного левее — и хана. Врач сказал: еще неделя или даже раньше. На мне вообще все заживает как на собаке. Буду, если что, долечиваться дома. В квартире, мне кажется, побезопаснее, чем здесь.
      Пока Конюков возился у столика, готовя себе бутерброд, я размышляла над полученной информацией. Она не очень отличалась от слов следователя. Главным подозреваемым, безусловно, был Мясницкий. Почему преступник не добил своих жертв? Конюков находился без сознания, в больнице, где так легко устроить несчастный случай, и милицейский пост тут ни при чем. Профессионала подобными мелочами не испугать. Дело в том, что преступник уже добился, чего хотел. Мясницкий целил в председатели правления, и он им стал. Если он не при делах, тогда следует приглядеться к госпоже Тыртышной. Ей также могло хватить того, что Портняжный стал инвалидом, а мой клиент, отправившись в больницу, лишился кресла.
      Исчерпав эти версии, я бы перешла к Хикматову. Парень, похоже, бесцеремонный. Конюков прокатил его с кредитом, и тот, естественно, затаил обиду. Нормальный бы человек плюнул на это, но вдруг Хикматов не из таких? Кликнул своих знакомых урок, и готово. А что дальше? Конкуренты? Возможны ли такие разборки в среде банкиров? Я попросила клиента ответить на этот вопрос.
      — Нет, мне кажется, таких диких банков у нас в области нет. У «Волжского» устойчивое положение. Конечно, конкуренция в последнее время усилилась, особенно в области потребительского кредитования населения. Эту услугу сейчас предлагают почти все банки, так как она наиболее востребована и приносит наибольшую прибыль при минимальном риске. У нас сейчас четвертая часть кредитного портфеля банка — кредиты физическим лицам. Просроченная задолженность два с небольшим процента. Просто сказка! И темпы роста — тридцать один раз за год. Пока всем хватает. По другим традиционным операциям: ведение расчетных и валютных счетов, осуществление расчетов, привлечение и размещение денежных средств — у нашего банка давно сложился круг постоянных серьезных клиентов. Это крупные промышленные предприятия, организации и бизнесмены. Трения с другим банком могли возникнуть, если бы мы переманили кого-нибудь из их клиентов или хапнули выгодный инвестиционный проект, но такого вроде бы не было. Я не слышал, по крайней мере.
      — Что, неужели никаких проблем? — восхитилась я. — Мне что-то не верится.
      — Ну, у Портняжного личная неприязнь к Муфтахетдинову, хозяину ЗАО «Поволжский Кредит-Банк», — вспомнил Конюков, заваривая себе кофе из пакетика. — У них там что-то личное, и на работе банка это никак не отражалось.
      «Если упрусь в стену, проверю и это», — сказала я себе мысленно, а вслух попросила у клиента мобильник, посмотреть свою фотографию.
      — Когда Аркадий прислал ее, я не поверил своим глазам, — сообщил Конюков, протягивая телефон. — Подумал, что он пошутил, взял кадр из какого-то фильма, а мне причесывает — вот, мол, у меня была такая телохранительница, что закачаешься.
      Я взглянула на цветной экран сотового и почувствовала легкое беспокойство от увиденного. Кравцов, наверное, снимал меня на камеру в своем телефоне, а я даже и не заметила в этот момент, занимаясь спасением его жизни. На фото я во всей красе: в костюме с юбкой выше колена; ноги расставлены, в руке револьвер, обращенный дулом кверху; готова в любой момент сорваться с места. На заднем плане обстановка офиса директора молочного комбината. Зная тщеславность Кравцова, я предположила, что такие фотографии, или еще почище, уже находятся в мобильных телефонах всех его коллег по бизнесу. Надо срочно что-то делать, пока меня не начали узнавать на улице. Известность, как у фотомодели, в моем деле совершенно излишня. Вернув Конюкову сотовый, я ядовито спросила:
      — А Аркадий Никифорович случайно не рассказывал, как мы с ним ходили в сауну, или другие интимные подробности?
      — Нет, нет, ничего такого, — поспешно ответил клиент, и глаза его метнулись в сторону, прочь от моего горящего взгляда. По его поведению я поняла, что даже в самых жутких фантазиях не смогу представить того, что обо мне и о себе рассказывал всем болтун Кравцов. Вот подонок! При случае он жестоко поплатится за свои фантазии. Глядя на Конюкова, я ледяным голосом произнесла:
      — Если у вас, Андрей Кондратьевич, были на меня какие-то виды, то советую выбросить это из головы. Я занимаюсь защитой и расследованиями. Ничем кроме этого. За любое домогательство без предупреждения ломаю руку.
      — Да я, я бы никогда… я ведь женат, — запинаясь, заговорил Конюков, — у меня счастливый брак, мне нужна только защита от бандитов. В меня же стреляли.
      — Хорошо, поверю, — пошла я на попятную. — Как мы с вами поступим с оплатой? Я бы предпочла не оформлять официальный договор. Если же вы настаиваете на договоре, то плюсуйте к сумме тринадцать процентов.
      — Обойдемся без договора, — мгновенно ответил Конюков. Он заварил кофе, размешал и, приблизив чашку к губам, с наслаждением втянул кофейный аромат. Мои уши уловили быстрые шаги в коридоре. Шаги смолкли у двери в палату. Послышались едва слышные голоса, незнакомый — женский — и голос охранника. Когда следом распахнулась дверь, моя рука нырнула в сумочку к револьверу. Конюков от неожиданности подпрыгнул и расплескал кофе на пол. Вид вошедшей молодой женщины в небрежно накинутом на плечи халате говорил о том, что к медперсоналу она не имеет никакого отношения. Платиновая блондинка, длинные прямые волосы ниже плеч идеально уложены. Гладкое, почти кукольное, без морщинок лицо, напоминающее красавиц из модных журналов: большие карие глаза, правильной формы маленький, чуть вздернутый нос, невероятно пухлые губы, приятный оливковый цвет кожи, но все какое-то ненастоящее. От ее красоты веяло холодом. Под халатом блузка с эффектным декольте. Грудь, наверное, пятого размера, напоминала два грейпфрута, которые запихали под кожу. Белые облегающие «бермуды» и туфли с высокой шнуровкой.
      — Здравствуйте, — коротко бросила она, равнодушно скользнув по мне взглядом, потом положила принесенный пакет на тумбочку.
      — Евгения Максимовна, познакомьтесь — это моя жена Анжела, — расплылся в блаженной улыбке Конюков. Анжела, приблизившись, вырвала у него из рук чашку и выплеснула содержимое в раковину, строго отчитав при этом:
      — Андрей, врач же сказал, что тебе нельзя кофе. Откуда ты его взял? — Мое присутствие ее нисколько не смущало. Конюков промычал что-то о соседе, который оставил пакетик в тумбочке. Да и запрет на кофе, по его мнению, глупость несусветная.
      — От кофе и от чая садится сердце, ты разве не слышал, что сейчас инфаркты встречаются уже у двадцатипятилетних, — назидательным тоном продекламировала она. Глаза ее, устремленные на мужа, подозрительно сузились. — Андрей, а ты не слишком ли расходился? Тебе надо лежать, набираться сил.