Вытяжка не справлялась с обилием пара, валившего от четырех посудин на плите. Каждая из них издавала свой звук — кастрюля с пельменями зловеще дрожала, позвякивая крышкой; в жаровне булькали голубцы; сковорода с луком недобро шкварчала, будто обижаясь, что ей недостаточно уделяют внимания; а яйца в кастрюльке поменьше вообще устроили восстание в бурлящей воде, настойчиво барабаня в стенки. Вся эта какофония наводила на меня тоску, и чем дальше, тем сильнее. На душе было неспокойно в преддверии окончания кулинарного марафона, навязанного мне тетей Милой. Задыхаясь во влажных испарениях и обливаясь потом, я распахнула окно и высунулась на улицу, чтобы охладиться, но оттуда ударило такое злое солнце, что я отшатнулась, проклиная все на свете. Нет, я не сдамся! Обратного пути нет. Лучше смерть от удушья, чем насмешки тети. Чтобы как-то себя поддержать, я стала вспоминать учебу в «Ворошиловке» — вузе КГБ, где из молодых людей чеканили высокопрофессиональных бойцов элитных спецподразделений для заброски в тыл врага. Вспомнились тренировки на сверхизнурение. Выброски в непролазные джунгли Камбоджи, болота, кишащие всякой нечистью, когда в глазах все плывет от ядовитых испарений, а тело покрыто язвами и пиявками. Не намного лучше мне пришлось на Кавказе — пули снайперов, засады на нескончаемых горных тропах, холодные перевалы, обвалы, предательские обломки скалы, выскальзывающие из-под ноги, ищущей опоры, и улетающие с грохотом в бездонные пропасти…
      — Женя, ты тут как, жива? — ехидно осведомилась тетя Мила, заглянув на кухню. Принюхавшись, она заметила: — У тебя, кажется, лук подгорает.
      Я сделала вид, что полностью контролирую процесс:
      — Ничего у меня не подгорает. Все так и задумано. Я просто предпочитаю лук поподжаристей. Знаешь, такая золотистая корочка чтоб… — Говоря, я заслонила собой сковородку, незаметно убавила газ и стала яростно отдирать прижарившиеся к металлу колечки. Голос мой был все таким же спокойным и уверенным. — Можешь не беспокоиться, я со всем справлюсь. Иди и посмотри телевизор пока.
      — Я-то пойду, — усмехнулась тетя, — но ты бы сделала огонь поменьше, а то у тебя тут не продохнуть. Все кипит и бурлит. Вон какие испарения, даже вытяжка не помогает.
      — Значит, плохая вытяжка, — буркнула я в ответ.
      — Ты упрямая, как твой отец, — вздохнула тетя Мила печально.
      — Вот про отца не надо, — попросила я. Воспоминание о родителе больно резануло по сердцу, бередя старую рану.
      После смерти матери мой дорогой родитель, мягко говоря, предал ее память, женившись на соседке, которую я терпеть не могла. И сделал он это так, словно только и ждал, когда мама умрет. Мои возражения для него ничего не значили. Генерал до мозга костей, он всегда сам принимал решения, и мне оставалось лишь одно — уехать из Владивостока, чтобы не мешать их счастью. Связи отца помогли мне выскользнуть из цепких лап спецслужб. На тот момент я не успела еще увязнуть достаточно глубоко в шпионских делах и обагрить свои руки кровью невинных жертв, которых волею судьбы втянуло в невидимую для глаза простого обывателя войну держав за господство над миром.
      Покончив со старой жизнью, я переехала в Тарасов, к тете Миле. Тетя жила одна и была несказанно рада моему приезду. Она отнеслась ко мне как к дочери, позволив без стеснения обитать в ее квартире, пока я не устроюсь и не куплю собственное жилье. Однако процесс устройства здорово затянулся, благодаря галопирующим ценам на квартиры, инфляции и отсутствию в провинции приличной работы.
      Вначале я пыталась устроиться по специальности, записанной в выданном в «Ворошиловке» дипломе, — преподаватель иностранных языков. Но зарплаты преподавателей и всякого рода переводчиков повергли меня в уныние. В спешном порядке подняв кое-каких людей, я обзавелась хорошими рекомендациями и переквалифицировалась в телохранители, благо соответствующий опыт имелся. Деньги, конечно, тоже небольшие, однако, по меркам Тарасова, неплохо, на жизнь хватает, и главное — работаешь на себя без указки из центра.
      В общем, я прижилась в квартире у тетушки, мы сдружились, хотя с ней порой бывает не так просто найти общий язык. Тетя Мила по неизвестным причинам полагает, что сможет распорядиться моей жизнью лучше, чем я сама. Я же постоянно доказываю ей, что способна позаботиться о себе самостоятельно. Вот и мои кулинарные потуги призваны служить этой цели. Тетя твердила мне, что женщина обязана уметь готовить. Мои заверения, что если надо, то я приготовлю что угодно, не принимались на веру. Вооружившись кулинарной книгой, мне пришлось вступить с тетей в поединок. Пусть знает, что настоящий профессионал — он во всем профессионал.
      Тетя молча постояла за моей спиной некоторое время, потом грустно сказала:
      — Извини, Женя, я не хотела тебя расстраивать. Просто…
      Я, не дав ей договорить, спокойно произнесла, помешивая пельмени ложкой:
      — Не забивай себе голову, ну сказала и сказала. Он мой отец и всегда будет им, я всего лишь не хочу говорить на эту тему.
      Тетя молча вышла, а я кинулась убавлять огонь под кастрюлями. Часть лука отправилась со сковороды в мусорное ведро. Я тщательно замаскировала огарки в мусоре. Остатков лука должно было хватить для соуса. Я нарезала с запасом. Раскрытая кулинарная книга лежала на столе. Выловив из кастрюли пельмешку, я, старательно дуя на нее, заглянула в книгу, сверяясь с рецептом. Шаг за шагом я восстановила в памяти все свои действия, начиная с приготовления фарша. Рецептура была полностью соблюдена, компоненты в необходимых количествах на месте. Вздохнув, я отправила пельмень в рот и разжевала. Получилось очень даже неплохо для первого раза. Воодушевленная своим успехом, я сняла кастрюлю с плиты, решив слить бульон непосредственно перед подачей на стол.
      В жарившийся лук добавила томатной пасты, специй, перемешала и вылила все в жаровню с голубцами. Следом пришел черед яиц. Остальные компоненты салата я подготовила заранее. Предстояло их нарезать и смешать. Я внимательно посмотрела на стойку с ножами. Вытянула один, посолиднее, проверила остроту лезвия. Чего-чего, а способностей в нарезании у меня никому не отнять.
      Наконец настал момент истины. Одну за другой я расставила тарелки на столе перед тетей Милой. Она напустила на себя серьезный вид, нацепила очки, пояснив, что для начала внимательнейшим образом должна изучить внешний вид блюд. Привлекательный, аппетитный внешний вид, по ее словам, — это половина успеха повара.
      Так я не волновалась даже на своем первом разминировании, когда нечаянно перерезала не тот проводок и едва не взлетела на воздух. У тети Милы нашлось много нареканий: здесь веточка зелени как-то косо лежит, там недостаточно соуса и тому подобное. Я стойко переносила все придирки, пыталась объяснять, отшучиваться, но настроение все ухудшалось и ухудшалось. Если бы тетя Мила принимала выпускные экзамены в «Ворошиловке», то сто процентов выпускников пошли бы на пересдачу.
      — Ладно, попробуем, что ты тут наготовила, — зловеще проговорила она, хитро улыбаясь. Я смахнула полотенцем выступившую на лице испарину. Жар, вошедший в меня на кухне, так и пер изнутри, будто из печки. Не спеша, тетя взяла пельмень и, игнорируя кетчуп, майонез и горчицу, тщательно разжевала, пояснив, что приправы только помешают ей оценить истинный вкус блюда.
      — С майонезом и кетчупом можно съесть все, что угодно, а вот без них…
      Потом тетя нахмурилась, грозно посмотрела на меня, но все же не выплюнула результат моего труда, а проглотила.
      — Что, что не так? — спросила я, не в силах скрыть волнения.
      — Женя, на мой взгляд, слишком много соли и перца и тесто несколько жестковато, — ответила тетя Мила, — на фоне пельменей из магазина твои сойдут, а как настоящие домашние… Если готовишь сибирские, то мясо измельчают не на мясорубке, а рубят. Причем берется три вида мяса: свинина, говядина и мясо птицы или баранина. И после приготовления пельмени варят не сразу, а предварительно замораживают…
      — Но в рецепте ничего такого нет! — возмутилась я.
      — Да кто вообще эти рецепты читает, — пожала плечами тетя Мила, — надо было меня слушать. Но нет, мы же сами с усами! — И, повысив голос, она спародировала меня: — Я возьму книгу и приготовлю что угодно.
      — Это нечестно, — буркнула я, чувствуя жгучую обиду за свой непосильный труд, вылетевший коту под хвост. — Мы договаривались, что я буду готовить по книге, вот и суди меня по ней.
      — Надо уметь читать между строк и, зная свойства продуктов, моделировать блюдо в уме, — неуступчиво сказала тетя Мила, — хорошо, я оценю тебя по книжке: три с большим минусом.
      У меня на глаза навернулись слезы. Если бы передо мной был враг, то ему бы пришлось несладко — куча переломов, тройное сотрясение и несколько месяцев в больнице. Но тетя — другое дело, и, чувствуя свою безнаказанность, она вдоволь глумилась над моими кулинарными способностями.
      Как ни в чем не бывало тетя Мила попробовала голубцы.
      — А эти недосолены, и соус отдает горелым.
      Не услышав ни слова в ответ, она повернулась ко мне и, заметив нечто такое в моем лице, поспешно добавила:
      — Ну ты, Женя, не расстраивайся, уверена, в будущем у тебя все получится. Вряд ли кто другой способен вот так, с первого раза. — Она зачерпнула ложкой салат, отправила в рот и замычала от удовольствия, качая головой: — М-м-м-м, салат превосходный. Только майонез в нем какой-то подозрительный, старый, что ли. Твоя проблема, Женя, в том, что ты недостаточно серьезно относишься к выбору продуктов. Надо брать те, что стоят подальше. Продавцы в супермаркетах вперед ставят все просроченное…
      Я не смогла сдержать стона, сорвавшегося с губ. Иногда тетя так доставала со своими поучениями, что не помогала и шпионская выучка. Проще найти общий язык с бандой головорезов. Однако я понимала, что действия тети продиктованы заботой обо мне. Все из лучших побуждений.
      — Представляешь, вот ты выйдешь замуж и во время медового месяца накормишь мужа старым майонезом, — продолжала тетя, перескочив на тему, волновавшую ее больше других, а именно на мою личную жизнь, — он поест майонезика и просидит весь ваш медовый месяц в туалете.
      — Я буду выбирать мужа с крепким желудком, — заверила я ее и, развивая тему, погрузила ложку в салат, — а вообще, муж мой будет сам готовить. Все, решено — выйду замуж за повара.
      — Так тебе твой повар и будет дома готовить, — скептически заметила тетя Мила, — он придет и скажет, что наготовился на работе, потребует еды, а ты его траванешь чем-нибудь застарелым.
      — Прям уж и травану, — обиженно буркнула я, принюхиваясь к салату. — Салат как салат…
      — Может, ты просто не ощущаешь этого привкуса, — пожала плечами тетя Мила.
      Я молча прошла на кухню, разыскала в мусорном ведре крышку от майонеза и убедилась, что срок его годности истек три дня назад. Что с ним за три дня случится? Тетя помогала разбирать мне покупки, видела дату на крышке, а теперь разыгрывает из себя тут супердегустатора. Лежавший на кухонном столе телефон пропел музыку из «Смертельной битвы». Глядя на высветившийся незнакомый номер, я вошла в гостиную и обомлела. Тетя с аппетитом поглощала мой салат, не смущаясь просроченным майонезом.
      — А ты не боишься отравиться, тетя? — ехидно спросила я. — Застарелые продукты — помнишь, или у тебя мгновенный склероз?
      — Детка, я просто не хочу, чтобы твои старания пропали даром, — пояснила тетя, сглотнув, — к тому же майонез не достиг еще степени, когда можно отравиться.
      — Вот, значит, как, — окинула я тетю долгим взглядом.
      — Складывается впечатление, что ты меня в чем-то обвиняешь, — проворчала она, собирая вилкой остатки салата с тарелки. Пообещав, что с ней я разберусь позже, я ответила на звонок. Приятный мужской голос осведомился:
      — Имею ли я честь разговаривать с Евгенией Максимовной Охотниковой?
      — Да, это я. — Мне хотелось, чтобы в голосе не чувствовалось расстройства, причиненного мне тетиными придирками. Поэтому я добавила бодро: — А вот насчет того, имеете ли вы честь, не скажу, так как лично с вами не знакома.
      Собеседник замолчал, раздумывая над моим ответом. Я первой нарушила молчание:
      — У вас ко мне какое-то дело?
      — Да, конечно. Вас мне посоветовал Кравцов, директор «Молочных рек», — медленно заговорил незнакомец и, спохватившись, представился: — Меня зовут Андреем Кондратьевичем. Кравцов рассказывал, что вы буквально чудеса творите: спасли и его самого, и его предприятие.
      — Было дело, — уклончиво ответила я, — а у вас, Андрей Кондратьевич, что за проблема?
      — Меня хотят убить, — понизив голос, сказал мужчина, — снайпер выстрелил прямо через окно. Я сидел в кабинете, а потом как удар такой… Чувствую — лечу, и темнота. Очнулся только в больнице. Прострелено легкое. Пуля прошла недалеко от сердца. Как оклемался, сразу вам звонить. Я сейчас еще в больнице.
      — Да, вижу, дела у вас нешуточные, — поддакнула я, — только предупреждаю сразу: я во всяких криминальных разборках не участвую, по заказу людей не устраняю, долги не выбиваю.
      — Нет, что вы, я не из этих, — поспешно перебил меня Андрей, — я работаю в банке начальником департамента инвестиционной политики и кредитования. Дела у нас ведутся строго в рамках существующего законодательства. Ко мне неоднократно обращались со всякими сомнительными предложениями, но я всегда отказывался.
      — В этом, наверное, и была ваша ошибка, ну, что отказывались, — усмехнулась я.
      — А по-другому сейчас нельзя, — заверил он, — между банками существует жесткая конкуренция. Сунешься в мутную воду, и тут же куда следует сольют компромат, потом жди отзыва лицензий, проверок. Да вот буквально недавно была тотальная проверка банковских структур. Многие ее не пережили.
      — Хорошо, мне все ясно, — сказала я и напомнила свои расценки: — Я беру за работу две тысячи в сутки — выплата не реже раза в неделю. Плюс к этому затраты: на различную спецаппаратуру; наем дополнительных людей, скажем, для слежки или иных поручений. А также на оплату услуг осведомителей и возмещение ущерба в результате пожаров, взрывов, затоплений, автомобильных аварий и техногенных катастроф.
      — Чего-чего? — переспросил пораженный банкир.
      — Про техногенные катастрофы я пошутила, а остальное происходит с завидной регулярностью, — ответила я, — в особенности аварии. Защищая клиентов, я трижды лишалась своей машины, и они приобретали мне взамен новую. Вы как, потянете? А то мне не хочется потом слушать жалобы, что дешевле было бы нанять батальон ОМОНа.
      — Думаю, финансовую сторону вопроса я решу без проблем, — поразмыслив, ответил Андрей, — больше того, я могу помочь со спецаппаратурой и людьми. У нас есть хорошо оснащенная служба безопасности…
      — Дело в том, Андрей Кондратьевич, что я бы не хотела вмешивать в дело службу безопасности вашего банка, — ответила я с расстановкой. — Чем меньше людей знает, кто я такая, тем лучше. В некоторых вопросах мне волей-неволей придется обращаться к вашим из безопасности, но пусть они лучше считают меня вашим помощником или заместителем. Придумайте для меня какую-нибудь должность. Вы можете это сделать?
      — Да, в принципе могу, — задумчиво пробормотал он, — вы что же, думаете, что к покушению приложила руку наша служба безопасности? Уверяю, Евгения Максимовна, вы ошибаетесь.
      — Пока я ничего не утверждаю, — ответила я сухо, — нам надо встретиться, все обговорить, а только потом я начну делать свои выводы.
      Клиент предложил мне приехать к нему прямо в больницу. Он опасался, что убийцы захотят достать его на больничной койке. На милицейский пост он не надеялся. Днем еще ладно, а ночью, по его словам, уснуть вообще невозможно. Он несколько раз выглядывал в коридор и видел, что охранники дремлют или их вообще нет на посту. Кто угодно мог проникнуть в палату. Один запор на двери убийцу не остановит.
      В этом Андрей Кондратьевич был, пожалуй, прав, с одной маленькой поправкой: если бы его хотели достать в больнице, то уже воспользовались бы моментом, когда он находился без сознания, однако вслух я эту мысль не высказала. Напротив, я пообещала приехать как можно быстрее. Дальше уточнила ряд интересовавших меня моментов. В частности, фамилию Андрея Кондратьевича и название банка, где он работает.
      Фамилия Конюков ничего не сказала, а вот банк «Волжский» уже не единожды возникал у меня на горизонте. Его владелец, Генрих Августович Портняжный, являлся родственником директора «Молочных рек» по линии жены и при встрече непременно узнал бы меня, так что инкогнито сохранить не удастся.
      — А как поживает Генрих Августович, — справилась я у Андрея, стремясь понять, в каких отношениях с ним мой будущий клиент.
      — Неважно он поживает, — мрачно ответил Конюков, — но это не телефонный разговор. Приезжайте.
      — Ладно, часика через два подъеду, — сказала я. Мы попрощались. Отключив сотовый, я посмотрела на тетю, замершую передо мной с подносом в руках. На подносе стояли высокие бокалы, источающие кофейный аромат, а в тарелке, подле них, были сложены маленькие кексики, испеченные ею накануне.
      — Это в знак примирения, — кивнула тетя на поднос, — кофе по особому рецепту и кексы, чтобы ты на меня не дулась.
      — Я не имею такой привычки, — ответила я подчеркнуто сурово. Пусть тетя острее почувствует всю степень нанесенной мне обиды. Надо же, так поносить мои кулинарные способности!
      — Ну, прости меня, прости, — жалостливо попросила тетя Мила, — в конце концов, в том, что ты не умеешь готовить, нет твоей вины.
      — Я не не умею готовить, — взвилась я, растеряв остатки самообладания, — у меня просто нет на это времени. Сама-то практикуешься каждый день! Нет, дорогая тетя, твое примирение провалилось. Придется тебе придумать что-то посерьезнее кофе с кексами, чтобы я тебя простила. — С видом смертельно обиженной я отобрала у нее поднос, сердито бросив: — Это я забираю, — и гордо пошла в свою комнату.
      — Но, Женя, — заикнулась было тетя. Однако я грубо оборвала ее: — Все, никаких Жень!
      Она не видела, но в этот момент мои губы кривила улыбка, которую я всячески силилась сдержать. Пусть тетя думает, что я серьезно на нее обиделась. Глядишь, чувство вины сподвигнет ее помыть гору посуды, накопившуюся благодаря моим экспериментам на кухне. Да еще приготовит мне чего-нибудь вкусненького. Про иной вариант с посудой мне не хотелось и думать. Свое коварство по отношению к близкому человеку я оправдывала тем, что мне предстояло важное дело, некогда тут заниматься ерундой.
      — Ах, вот, значит, ты как! — воскликнула тетя Мила растерянно. — Ну тогда… тогда, как проголодаешься, вари себе сама. И не спрашивай у меня ничего больше.
      — Да легко, — буркнула я и закрыла за собой в комнату дверь. Похоже, тетя купилась. Водрузив поднос на стол, я бухнулась в кресло, включила компьютер и, пока он «разогревался», занялась кексами. Кофе, приготовленный тетей, имел слабый привкус спиртного, отчего, на мой взгляд, сильно проигрывал перед другими замысловатыми рецептами этого напитка. Тетя вечно экспериментировала, выискивала что-то новое и необычное. Этот эксперимент ей не удался.
      Отставив бокал в сторону, я погрузилась в виртуальный мир Интернета. Первое, что я сделала, это поискала упоминания о банке «Волжский» в прессе. Я рассчитывала обнаружить что-нибудь скандальное, например, заказные статейки конкурентов, но просчиталась. Несколько крохотных заметок — и все хвалебные. В одной сообщалось, что банк «Волжский» выступил спонсором праздничного концерта в День города. В другой — банк спонсировал проведение художественной выставки. В третьей — организовал боксерский поединок. В четвертой — оснастил компьютерный класс в деревенской школе.
      Единственным темным облачком на лазурном небосклоне для «Волжского» была статья про покушение на Конюкова — краткая, изложенная сухим языком милицейских сводок:
      «Такого-то числа, в десять часов неизвестный, находясь в подъезде дома по улице Чекистов, тридцать пять, через окно второго этажа произвел выстрел предположительно из снайперской винтовки в окно дома напротив, где располагался офис банка „Волжский“. Выстрелом был ранен руководящий работник этого банка. Преступник с места преступления скрылся. Ведутся его поиски. По словам сотрудника правоохранительных органов, покушение связано с профессиональной деятельностью потерпевшего. Раненый доставлен в медсанчасть. Медики оценивают его состояние как стабильное. Угрозы для жизни нет. Наверное, в Тарасове начинается очередной передел собственности».
      И все! Очевидно, руководство банка, не нуждавшегося в подобного рода рекламе, замяло дело в прессе.
      Я по памяти восстановила местность этого участка улицы Чекистов. Банк «Волжский», как мне помнилось, занимал два первых этажа новой четырнадцатиэтажки. Перед банком — стоянка для служебного транспорта. Напротив, через узкую улицу, — девятиэтажный дом. Из его подъезда и стрелял киллер. На первом этаже — кафе «Чеширский кот», где я встречалась с хозяином «Волжского». Место для покушения почти идеальное. Хороший обзор. Перед кафе у игровых автоматов всегда толпится народ. У убийцы было два варианта: снять жертву при входе в здание или дождаться, пока тот откроет окно в своем кабинете. Через стеклопакет пластикового окна из снайперской винтовки ни один профессионал стрелять не стал бы — велика вероятность промахнуться. Сделав дело, убийца спокойно выходит из дома. Тут же у кафе ловит такси и уезжает.
      Минусов этого места два. Первый — в подъезде жилого дома ходят люди, и снайперу, поджидая удобного момента, пришлось бы дежурить без маски, чтобы не вызывать подозрений жильцов. Собранное ружье он маскировал, вероятнее всего, в каком-нибудь футляре для музыкальных инструментов или какого-либо оборудования. Маскировка под работника коммунальных служб, геодезиста, связиста — самая безопасная.
      Но проблема вся в том, что если преступник не загримировался, то найдутся свидетели, способные описать его лицо. Одна зацепка для меня есть.
      Вторая причина, почему место не совсем подходящее для снайпера, — у входа в банк обычно устанавливаются камеры. А улица достаточно узкая, и при отходе снайпер непременно попал бы в объектив одной из них. Это вторая зацепка. Я решила сначала переговорить с Конюковым, а уж затем проверять зацепки через знакомых в милиции. Если же милиция ничего не нашла, то придется докапываться до всего самой. Посмотрев на часы, я позвонила Кравцову, директору «Молочных рек», и справилась у него, действительно ли он советовал некоему Конюкову обратиться ко мне. Кравцов был страшно рад моему звонку. Он сразу предложил встретиться и вспомнить старые времена. Вспоминать мне те времена особо не хотелось. Они больше смахивали на страшный сон. Поэтому я вежливо отказалась и повторила свой вопрос.
      — Конечно, я вас посоветовал, — радостно забасил в трубку Кравцов, видать, уже не раз успевший приложиться к своим запасам коньяка в кабинете. — Евгения Максимовна, мое предприятие тесно связано с «Волжским», а Андрея я знаю чуть ли не с пеленок. Жили в одном дворе. Я, как вся эта кутерьма завертелась, сразу сказал Генриху, к кому надо обращаться, а он: «Служба безопасности у меня на что!» Вот и допрыгались.
      — И до чего они там допрыгались? — спросила я как бы невзначай.
      — Ну, Генрих дома лежит, его прямо на работе отравили каким-то дерьмом, Андрея подстрелили, — ответил Кравцов все так же жизнерадостно. — Подробностей я не знаю. Эти чудики от меня все скрывают, а Генрих, лопух, меня подозревает. Вроде я руку приложил из-за акций молочного комбината. Мы же совладельцы.
      — Я в курсе. — Сделав паузу, я спросила: — Так, значит, вы ни при чем?
      — Побойтесь бога, Евгения Максимовна! — воскликнул Кравцов изумленно. — Стал бы я тогда Андрею советовать нанять вас. Я же знаю, на что вы способны.
      Интуиция подсказывала, что он не врет. Директор «Молочных рек» не был способен на столь хитроумные планы. Мне удалось его изучить достаточно хорошо за две недели, что я его охраняла. Попрощавшись с ним, я стала готовиться к визиту в больницу. Несмотря на то что информация Конюкова подтвердилась, там меня все равно могли ждать сюрпризы. Существовала большая вероятность того, что за больницей наблюдают не только сотрудники милиции. По какой-то причине неизвестные, организовавшие покушение, не доводят дело до логического конца, но это не значит, что они отступились. У них есть план, которого мне пока не понять — маловато информации.
      С размышлений над делом Конюкова я переключилась на создание образа, способного обмануть «наружку» вокруг больницы. Чтобы не изобретать велосипед, вытащила из стенного шкафа костюм медсестры. Стерла с лица остатки косметики, затем из тайника в спинке кровати вытащила студенческий билет Тарасовского медицинского университета. Взяв за основу свою подкорректированную фотографию, вклеенную в билет, я стала менять внешность.
      От природы у меня темно-каштановые волосы средней длины — в данной ситуации слишком ухоженные и привлекательные. С некоторым сожалением я спрятала их под светлый парик из длинных пожухлых, словно солома, волос, собранных на затылке синей резинкой в конский хвост. На зубы поставила желтоватые накладки, имитирующие их кривизну, а выразительные голубые глаза скрыла под безобразными очками в роговой оправе. Пригляделась — вроде неплохо. Из оперативников если кто меня и помнил, то смутно, преступники же, по идее, вообще не должны были меня знать. Чтобы никто не взглянул на меня дважды, я с помощью грима быстро придала лицу измученный вид, изобразила под глазами синяки. Теперь одежда. В «Ворошиловке» нам, студенткам, сотни раз говорили, что агент, маскируясь, должен уделять внимание мелочам. Строгое следование этому совету не раз спасало мне жизнь. Поэтому острыми концами кусачек из косметического набора я поцарапала маникюр. В процессе готовки он и так пострадал, но я не успокоилась, пока не сделала еще хуже. Часы сменила на более дешевые, видавшие виды, с обшарпанным корпусом. Надела бордовую блузку, темно-серую юбку чуть ли не до пят, а поверх нацепила белый медицинский халат, на голову — белую шапочку. Из зеркала на меня смотрела практикантка-неумеха. Я несколько раз улыбнулась разными способами, сказала своему отражению пару фраз, подбирая соответствующий образу голос:
      — Я от Бердянского, из меда, меня направили сюда для прохождения практики. Я от Бердянского, из универа, практикантка.
      Присев к компьютеру, в два счета выписала себе направление на практику, распечатала, подписалась за ректора и, сложив вчетверо, присовокупила его к студенческому. Из шкафа достала рыжую потертую сумочку, сунула в нее косметичку, два сотовых и другие необходимые для любой девушки мелочи, включая набор отмычек, электрошокер, газовый баллончик с нервно-паралитическим газом и револьвер. Конечно, таскать оружие в сумочке не дело, но кобура под медицинским халатом слишком заметна. Я немного потренировалась перед зеркалом, выхватывая револьвер из сумочки. Дважды он зацеплялся.
      Вздохнув, я для страховки укрепила на внутренней стороне бедра кобуру с миниатюрным пятизарядным пистолетом «малыш», предназначенным для скрытого ношения. На запястье защелкнула браслет с замаскированными в нем метательными лезвиями. В памяти были еще свежи воспоминания о таком же невинном визите в больницу к клиенту, который закончился боем с бандой убийц, бегством и длительной погоней.
      Мои глаза вновь обратились к часам. Я дала себе еще десять минут на подготовку, съела на дорожку тетин кекс, запила его кофе, закурила и с сигаретой в зубах потянула к себе коробку с обувью из-под кровати. Из всего многообразия мне по вкусу пришлись белые туфли, больше похожие на тапочки. Они отлично подходили ко всему остальному. Напялив их, я прошлась по комнате, еще раз посмотрела на себя в зеркало и, повесив на плечо сумку, вышла из комнаты.
      На шорох из кухни выглянула тетя Мила.
      — Женя, ты что, уходишь? — В голосе ее звучало беспокойство. Заметив мой наряд, она занервничала еще больше: — Опять дело, да? Господи, когда же это кончится? Ты там осторожнее.
      Обычная песня. Я вздохнула, сняла в коридоре с крючка ключи от входной двери. Тетя подозрительно взглянула на меня и со страхом спросила:
      — А ты вернешься? То есть я имею в виду, когда ты вернешься?
      — Не знаю когда, — буркнула я в ответ, так как действительно не знала. Случиться могло все, что угодно.
      — Но ты же вернешься? — не отставала тетя Мила, цепляясь за мой халат. — Если ты обиделась из-за салата, то я не хотела плохого.
      — Ай, забудь, — махнула я рукой и, притянув ее к себе, обняла. — Тетя, разве я могу обижаться на тебя из-за какого-то салата. Да это просто ерунда!
      — Ой, Женя, а я подумала, что ты обиделась и решила уйти, — всхлипнула тетя Мила.
      — На что ж обижаться? — проговорила я ласково. — Ну не получился у меня салат, так не получился — с каждым может быть. Ты честно высказала свое мнение. Я тоже буду с тобой честной и признаюсь, что кофе у тебя неудачный вышел из-за водки. Паленую, наверное, подсунули. Привкус противный.
      — Что?! — пораженно прошептала тетя Мила, отстраняясь. — Я делала все по рецепту.
      — Да кто на эти рецепты смотрит, — пожала я плечами, копируя тетю.
      — А, я все поняла, — сузив глаза, прошептала тетя Мила, глядя мне в лицо. — Это месть. Ты мне мстишь.
      — Да разве я способна на такое, — усмехнулась я. Не дав тете развить тему, чмокнула ее в щеку и выскочила за дверь, на прощанье обещая звонить, если что.
      — Будь осторожнее и не связывайся со всякими мерзавцами! — кричала мне вдогонку тетя. Оказавшись на улице, я прошлась немного пешком до стоянки, где стоял мой темно-вишневый «Фольксваген». Солнце успело пройти зенит и уже клонилось к закату, растеряв большую часть жгучих лучей, что поливали Тарасов с половины десятого утра. Жаркие волны теперь исходили снизу от раскаленного за день асфальта. По моим прикидкам, его температуры вполне хватит, чтобы пожарить яичницу. И это конец августа. А на Кубани вообще сорок девять в тени. Тарасову еще повезло — всего каких-то тридцать семь несчастных градусов.
      На стоянке от блестевших на солнце машин исходил жар. Из-под «Волги», припаркованной у въезда, на меня глянул серый дымчатый кот и тоненько, жалобно мяукнул, сетуя на свое невыносимое существование. Сторожевые собаки, валявшиеся по другую сторону в тени сторожевой будки, на его мяуканье лениво гавкнули несколько раз, проводили меня мутными глазами и уронили головы на землю, измотанные жарой.