— Это вам, — проговорил он, передавая коробку. — Нора просила…
      — Обойдемся без подробностей, — сухо произнес Василий Иванович, грубо вырывая у него из рук сине-черную пачку «Гранады».
      Человек удивленно посмотрел на Довженко, но не стал спорить.
      — Тогда все, — развел он руками. — Приятного, так сказать, аппетита.
      Владелец печенья, не попрощавшись, нырнул в скрытое от посторонних глаз пространство потайной комнаты. Дверь, тихо скользнув, вернулась в пазы.
      — Работнички… — недовольно покачал головой Василий Иванович. — Ходишь тут, орешь… А вдруг какой-нибудь левый кадр появится? Никакого контроля. Будь моя воля, я бы… Да ладно, теперь уже все равно.
      Похоже, Довженко изрядно переволновался. С его лица стекали на воротник крупные капли пота. Но удачно прошедший первый этап операции вернул ему бодрость. Василий Иванович расправил плечи и, сделав мне знак следовать за ним, направился к выходу в коридор.
      Насчет «никакого контроля» Довженко явно преувеличивал, вернее, преуменьшал.
      В комнате, которую мы только что покинули, я заметила аж четыре прибора наблюдения, фиксирующих каждый наш шаг. Наверняка в коридоре тоже были установлены соответствующие механизмы ночного видения.
      В таком случае полутьма в этом аппендиксе была на руку таинственному владельцу здания — непрошеный гость движется в потемках, в то время как за его перемещениями зорко следят чуткие приборы.
      Мы покинули загадочный дом без особых приключений. Разве что входная дверь, когда мы вышли на крыльцо, сама захлопнулась за нами, как будто на ставке дворецкого в этом здании работал призрак.
      Подойдя к «Мазде», Довженко обнаружил, что левый «дворник» прижимает к лобовому стеклу розовую бумажку — в западных кинофильмах на таком месте обычно оставляют квитанции со штрафом за неправильную парковку. Вырвав записку из-под резиновой полоски, Василий Иванович прочитал ее, на секунду задумался, потом скомкал в шарик и запульнул его щелчком в кусты.
      — Все, поехали, — скомандовал он. — У нас еще впереди много чего интересного…
      Когда «Мазда» Довженко выезжала за ворота, ей уступил дорогу белый «шестисотый» «Мерседес», явно продвигавшийся в том же направлении.
      Василий Иванович не обратил на машину никакого внимания, разве что сбавил скорость, стараясь не задеть столь неприспособленного к нашим дорогам «крокодила». Я заметила, что стекла «мерса» задернуты занавесочками, одну из которых осторожно раздвигает рука с платиновой змейкой, увенчанной изумрудной короной, на безымянном пальце.
      Лица мне разглядеть не удалось. «Мазда», аккуратно вывернувшись, рванула по щебенке, как будто за нами устремилась погоня, а выехав на шоссе, Довженко выжал скорость до ста километров.
      — Нас оштрафуют, — меланхолично произнесла я, высматривая на подъезде к городу высокую будку ГАИ. — У вас права сколько раз отбирали?
      Довженко только хмыкнул и, за несколько метров до поста сбавив темп, прокатил мимо будки с черепашьей скоростью. Как только миновал ее, он снова нажал на газ и не отрывал ногу от педали, пока мы не выскочили на центральные улицы с оживленным движением.
      Еще несколько минут петляния по магистралям, и вот впереди блеснула полоска реки.
      Сосредоточенный Довженко смотрел прямо перед собой, изредка бросая взгляд в зеркальце — нет ли «хвоста». Но если хвост и был, то наблюдатели меняли машины несколько раз. Я заметила, что сначала за нами трусил мотоцикл, потом дважды мелькнула на поворотах «Волга». Вроде бы все. Во всяком случае, явного преследования не было. Если нас кто-то и вел, то делал это очень тактично и аккуратно, не привлекая к себе внимания.
      Строение в районе набережной — объект номер три — оказалось обыкновенной гостиницей. Ну, не совсем, конечно, обыкновенной, по меркам провинциального города. Две-две с половиной звездочки как минимум. Но выстроенный недавно турками отель в зеленой зоне недалеко от центра быстро стал серьезным конкурентом. Отсюда неизбежно пустовавшие номера и сдача таковых в аренду.
      Довженко не стал отгонять автомобиль на стоянку, он бросил свою «Мазду» возле входа и, протянув сотенную купюру подскочившему швейцару, сквозь зубы попросил «окатить свою малышку теплым душем».
      Швейцар вопросительно посмотрел на меня, кумекая, что бы могла значить фраза клиента, но, когда я ткнула недогадливому служителю пальцем в автомобиль, он весело закивал и начал тотчас же вызванивать парней с парковки.
      В холле гостиницы толкались какие-то подозрительные кавказские личности с чемоданами.
      Возле лифта в холле тоже толпился народ, окружавший пару молодоженов — прыщавую беременную девицу с огромным букетом красных роз и сосредоточенного парня с татуировками на правой руке.
      Я решила, что нам безопаснее будет пройти по лестнице, и, не без труда продравшись сквозь вспышки фотоаппаратов и шумную компанию, распивавшую шампанское пополам с водкой прямо в холле, мы быстро поднялись по мраморным ступеням на третий этаж.
      Довженко все это время, словно месячного младенца, прижимал к груди коробку из-под испанского печенья, держа сей предмет обеими руками. Даже нашаривая в кармане ключ, он не выпускал из рук свою «Гранаду».
      Быстро войдя в номер, он сразу же подбежал к сейфу — тайник был спрятан за картиной над искусственным камином — и, только лишь заперев свой сверхценный груз, рухнул в кресло и тяжело выдохнул:
      — Все-е-е…
      Нацедив в стакан из сифона газировки, он выпил содержимое одним глотком, а потом окатил себя струей шипучей воды и весело рассмеялся.
      — Господи, как все просто… Ну, Женя, ты была молодцом. Хотя…
      «Неужели не заплатит?» — мрачно подумала я, стоя возле его кресла.
      — …в общем-то, ничего не произошло, — поджав губы, продолжил Довженко.
      «Сейчас произойдет, жадюга, — мысленно пообещала я, нашаривая незаметно в сумочке флакончик из-под „Шанели“. — Хорошая доза нервно-паралитического аэрозоля, вот что ты у меня получишь!»
      — Но, — снова словно бы прочитав мои мысли, спохватился Довженко, — наверняка ничего не произошло именно потому, что вы были рядом.
      Он достал из кармана пачку стодолларовых, стянутую резинкой, и протянул мне.
      — А сейчас вам пора, — проговорил он, глянув на часы. — О, да вам давным-давно пора! Ну-ка быстренько выметайтесь! Я звякну как-нибудь…
      Последнюю фразу он произнес уже вполне отсутствующим голосом. Его мысли теперь были явно направлены на предстоящую встречу с кем-то.
      Я даже слегка обрадовалась, что рябой Василий Иванович не стал сразу же клеиться ко мне, и, забрав деньги, вышла из номера.
      Лифта долго не было, и я снова воспользовалась лестницей. Когда я спустилась на один пролет, до меня донесся звук разъезжающихся створок лифта на третьем этаже, а потом тихие шаги по коридору.
      Я невольно остановилась и прислушалась. Впрочем, какое мне дело до проблем Василия Ивановича Довженко с его испанским печеньем?!
      Ведь он ясно сказал мне: «Ваша работа будет закончена, когда груз уляжется в сейф». Так что я могу тратить полученный гонорар с чистой совестью.
      Что я и принялась делать с удвоенной энергией весь остаток дня.

* * *

      Едва я зашла домой, с трудом втискивая в дверь коробки с новыми видеокассетами, свертки с одеждой и кое-каким оборудованием (пришлось прикупить биперы новой модели, позволяющие «читать» чужие разговоры с расстояния до пяти километров), как сразу же зазвонил телефон. Казалось, аппарат поджидал, когда я открою дверь.
      Но нет, кто-то меня разыскивал всю вторую половину дня! Любопытно…
      — Каждые полчаса звонил приятный мужской голос, — успела сообщить мне тетя, пока я, свалив свою поклажу в прихожей, бежала к «Панасонику».
      Звонил Симбирцев — я поняла это еще до того, как сняла трубку — на табло высветился номер моего бывшего босса, а теперь — просто приятеля.
      — Алло?
      — Господи, ты жива! — выдохнул Симбирцев. — Я уж думал, что и тебя…
      — Что значит «и тебя»?
      — Ну как же, вместе с Довженко! — как нечто само собой разумеющееся, пояснил Симбирцев. — А трупа нет. Я прямо и не знал, что думать…
      — Чьего трупа? — рявкнула я в трубку. — Что с Довженко?
      — Как чьего? Твоего, разумеется, — уже успокоившись, втолковывал мне Симбирцев. — А Васю того… Двумя выстрелами. В грудь и в голову.
      Я сжала губы и пододвинула к себе ногой табурет. Усевшись у телефона, включила записывающее устройство и попросила Симбирцева повторить все, что он только что произнес, внятно и четко.
      — Ну какая же ты непонятливая! — зудел Симбирцев. — Васю убили в гостиничном номере. Какой-то тип вошел в абонируемый им люкс и пальнул в Васю из «браунинга». В правое легкое и в лоб для верности.
      Пленка медленно крутилась, а я вспоминала звук раздвигающихся дверей лифта и тихие шаги, доносящиеся до меня, спускавшейся в это время по лестнице. Выходит, задержись я немного у лифта, столкнулась бы лицом к лицу с убийцей. Жаль, что я так поспешила!
      — Что еще? — хрипло спросила я. — Какие-нибудь подробности известны?
      — Да нет, ничего особенного, — теперь уже совсем обычным, спокойным голосом произнес Симбирцев. — Никаких свидетелей. Коридорная, само собой, никого не видела. Да и трудновато засекать посетителей, сейчас же гостиницы, сама знаешь — проходной двор.
      Я вспомнила сутолоку в холле, брачующихся, водку с шампанским и утвердительно хмыкнула в трубку. Меня, однако, интересовала судьба коробки с печеньем «Гранада». Осталась ли она лежать в сейфе?
      — Так что я за тебя ох как переволновался, — меланхолично продолжал Симбирцев. — Надеюсь, ты ни при чем во всей этой истории…
      — Как ты мог подумать?!
      — А что такого?! — цинично усмехнулся Симбирцев. — Всякое бывает, иной раз сам себя не узнаешь. Смотришь в зеркало и думаешь: разве ты способен на такое? И ничего, выясняется, что способен…
      — Я честно выполнила свою работу, получила гонорар, и мы расстались!
      — Н-да? — недоверчиво отозвался Симбирцев. — А я, грешным делом, подумал, что ты сплоховала и Васю пришили, несмотря на то, что ты сопровождала его.
      — Что-что?!!
      — Ты знаешь, это… Не переживай особенно. С кем не бывает… — подавил зевок Симбирцев. — Ну оплошала, ну не уберегла… Главное — что у самой руки-ноги целы. Так что не бери в голову.
      — Я тебе русским языком повторяю, — начала я нервничать. — Я провела с Довженко первую половину дня и рассталась с ним только после…
      А что это я, собственно, разоткровенничалась? Не верит Симбирцев — и не надо. В конце концов, какое мне дело до того, что он подумает?
      Ба, Женечка! Да откуда у тебя такие жлобские мысли? А как же честь фирмы? Как же честь мундира? В переносном смысле, конечно, но все же мундира! Нет уж, я должна доказать свою правоту.
      Но посвящать Симбирцева в подробности мне не очень-то хотелось. Лучше пусть поможет мне выйти на нужных людей. Раз Васю убили, так его должны и похоронить, правильно? Значит, я должна попасть на это скорбное мероприятие. И неплохо бы вместе с Симбирцевым.
      — Слушай, голубчик, — сменила я тон, — мне очень неприятно, что все так произошло. По-моему, тут какая-то темная история…
      — Только давай ты не будешь мне ничего рассказывать, хорошо? — попросил Симбирцев. — Знаешь, у меня от своих проблем голова пухнет.
      — А я и не собираюсь ничего рассказывать, — тут же успокоила я его. — Просто давай как-нибудь пересечемся. Скажем, на похоронах Василия Ивановича. Идет?