…Итак, Михайленко предложил мне произвести самостоятельное расследование.
Разумеется, милиция вполне могла бы справиться с этим сама, не прибегая к моей скромной помощи. Но хитрый следователь прекрасно знал, как велика цена взгляда на ситуацию изнутри, да еще если человек умеет правильно смотреть и правильно видеть.
В том, что именно я была этим человеком, Михайленко не сомневался.
— Мы собрали кой-какую информацию, — говорил он мне, стоя возле наглухо закрытой балконной двери, — мы ее, разумеется, обработаем. Но…
Тут он поднял вверх палец.
— Но временной фактор, дорогая Евгения Максимовна, в данном случае требует куда более спешных действий. Дело в том, что «наверху» обсуждается возможность перепрофилировать «Отраду» в специальный пансионат, в котором могли бы отдыхать от забот насущных работники областной администрации. Вопрос должен быть решен в следующем месяце, понимаете, какая штука…
Ежу понятно, что район, в котором находился пансионат, был крайне заинтересован в подобной передаче своего имущества под крыло области.
Это значительно подымало статус района и обещало приток немалых средств, не говоря уже о личном интересе местных чиновников.
А тут, понимаешь, возникла такая незапланированная неприятность. И не просто ерунда какая-нибудь, а самое настоящее убийство!
Вдруг областное начальство передумает? Покривит носом какая-нибудь шишка и «прикроет перспективу». Останется лишь кусать локти и пить горькую, сожалея об упущенных возможностях.
Так что районные власти были крайне заинтересованы в скорейшем расследовании происшествия. Местному руководству предстояло сгладить неприятный эффект от инцидента быстротой принятых мер — иначе Михайленко не приперся бы сюда и не стал со мной беседовать.
А проявленная оперативность, в свою очередь, должна была убедить вышестоящее начальство в четкости и слаженности работы правоохранительных органов на местах и вселить в души больших людей уверенность в том, что тут умеют справляться с самыми сложными задачами.
И Михайленко понял, что за меня надо хвататься обеими руками.
Мне в этой игре предлагалась особая роль: ни у одной из сторон как бы не предполагалось никаких обязательств… и все же…
— Просто вы сумеете узнать больше, — внушал мне Михайленко. — Пока мы будем поднимать дела, наводить справки, вы успеете тут все разнюхать и составить свое мнение о том, что же здесь произошло.
— Разнюхать… — скривилась я. — Я что вам, сеттер какой-нибудь?
— А потом мы сопоставим факты с нашей стороны и анализ ситуации с вашей, — Михайленко не обращал внимания на мои ворчливые реплики. — И думаю, что это значительно упростит работу.
— Хорошо, — решилась я. — Но вы тоже должны будете оказать мне услугу.
— Да, пожалуйста, — кивнул Михайленко. — Излагайте ваши условия.
Этот человек привык торговаться. Работа следователя предполагает наличие такого ценного качества, и Михайленко обладал им в полной мере.
Я захотела того, что мне и так полагалось. Не по закону, но по здравому смыслу.
Если уж я занимаюсь таким бизнесом, как охрана и расследования, то хочу иметь в своем распоряжении несколько большую свободу, нежели человек, обладающий обыкновенной лицензией на такой род деятельности. Короче, я захотела «крышу».
— Ситуации возникают самые разные, вы должны хорошо это понимать, — объясняла я.
— Да, мне в принципе известно о затруднениях, с которыми сталкиваются люди вашей… э-э… специализации, — подтвердил Михайленко.
— Лицензия у меня есть, само собой, налоги я плачу, — заверила я собеседника. — Но я хочу иметь возможность нормально и продуктивно работать, а не находиться в такой ситуации, когда из-за несовершенства законов я не могу помочь людям, — а помощь эта подчас заключается в спасении их жизни. Пока я буду думать, не уклоняюсь ли я от буквы закона, все может решиться самым неприятным для моего клиента образом. Вот мне бы и хотелось немного расширить поле моих действий, получить больше свободы. В разумных, как вы сами прекрасно понимаете, пределах.
— Продолжайте, продолжайте, — кивал Михайленко, — я вас внимательно слушаю.
— Работать в такой обстановке, когда шаг вправо, шаг влево считается преступным превышением полномочий, я не могу, — заявила я непререкаемым тоном. — Разве нельзя пойти мне навстречу? Ведь, прошу это особо заметить, за все время моей деятельности на меня не было никаких нареканий. Я чиста перед органами, как ангел!
— Насчет этого я тоже в курсе, — снова и снова кивал Михайленко, едва двигая при этом головой.
— Более того, — продолжала я, — с моей стороны имел место ряд весьма ценных услуг. Помните, наверное, дело Рифмача? Или дело Штайнера?
— Да, разумеется, — подтвердил Михайленко. — Знаете что, я думаю, этот вопрос можно решить. Скажем, в случае успеха нашего с вами совместного предприятия можно было бы выйти прямо наверх с бумагой, где органами обосновывалось бы предоставление вам, Евгения Максимовна, некоторых расширенных полномочий.
— Этого мало, — заявила я. — Нужна еще «горячая линия».
— То есть?
— Понимаете, мне приходится бывать в разных местах, где случаются различные события. Иногда мои объяснения с милицией занимают чересчур много времени, — пояснила я. — Так вот, мне нужен телефон, позвонив по которому я могла бы урегулировать подобного рода проблемы за считанные минуты. На другом конце провода должны очень хорошо знать — кто я и что из себя представляю. Вы можете предоставить мне такую возможность?
— Безусловно, — заверил меня Михайленко. — Я думаю, мы сработаемся.
— Итак, я приступаю к делу с этой минуты, — констатировала я. — Будем считать, что в вашем лице меня наняло государство.
— Н-ну, можно сказать и так, — улыбнулся Михайленко. — Считайте, что Российская Федерация находится теперь в числе ваших клиентов.
— Пока что я хочу от вас только одного, — продолжала я. — Сохраняйте полное статус-кво. Никакой информации в газетах и по телевидению.
— Разумеется, — согласился со мной Михайленко. — Убийца должен думать, что он в безопасности. Пусть все продолжают считать, что жертва скончалась в результате несчастного случая.
— И тогда никто не станет спешно уезжать, и я смогу повариться с постояльцами корпуса в одном котле. Кстати, какую официальную версию вы предложите обществу? Может быть, не несчастный случай, а что-нибудь более рядовое. Скажем, сердечный приступ?
— Да, пожалуй, это сойдет, — согласился Михайленко. — Такой банальностью, как инфаркт, сейчас никого не удивишь. Но будьте осторожны, Женя, убийца очень хитер и коварен. Если он смог провернуть такой трюк, то, заподозрив опасность… Кто знает, что он придумает в следующий раз? А мне бы очень не хотелось, чтобы следующей жертвой оказались вы, госпожа Охотникова, поверьте!
* * *
Из широкого окна спальни мне было хорошо видно, как служебная машина с Михайленко уезжала с территории «Отрады», быстро пропадая из виду в перспективе центральной аллеи пансионата.
Я осталась одна в номере. Вечерняя прохлада уже понемногу подступала, и, закутавшись в шаль, я вышла на балкон покурить.
Высокий сосновый лес на горизонте в закатных лучах солнца казался слегка красноватым, как будто на каждое дерево вылили сверху ведро крови.
«Кровь на сосновых иглах, — усмехнулась я про себя. — Вот тебе и отдых, Евгения Максимовна, вот тебе и родные просторы».
Как там кричал этот мальчишка после ужина в первый день? «Пятница, тринадцатое! Мертвецы выходят из гробов! Сегодня ночь ужаса!»
Забавно, но впоследствии оказалось, что ребенок был совершенно прав…
Что ж, придется начинать работу. Для начала неплохо бы восстановить картину тех двух с половиной дней, которые прошли со времени моего приезда в «Отраду» до утра понедельника.
Хм, вот ведь что интересно — когда я сейчас начинаю вспоминать события этих выходных, мне совершенно четко видно, что за это время произошло очень много странных вещей.
Ведь не случись в пансионате убийство, я бы не стала так внимательно присматриваться к незначительным вроде бы происшествиям…
Но теперь, так сказать, «задним числом», я видела все в новом свете. Смерть бросала свой кровавый отблеск на любые мелочи, многие из которых сейчас казались мне зловещими и исполненными тайного смысла.
Такой прием частенько используют в кино. Сначала идет обыкновенное действие, а потом происходит нечто из ряда вон выходящее. И режиссер снова прокручивает перед настороженным зрителем начало ленты, дабы он убедился в том, что событие, перевернувшее привычный ход вещей, исподволь готовилось с первых же кадров.
Потрясенный зритель давится леденцом и теперь — уже во второй раз — видит все в новом свете: в свете обратной перспективы.
Глава 4
Суббота, 14 сентября
Эту ночь я спала как убитая. Странно, почему в русском языке такое блаженное состояние отдыха сравнивается со смертью, да еще и с насильственной? Загадка русской души, право слово…
Впрочем, под утро, начиная часов с пяти, сквозь сон до меня то и дело доносились какие-то звуки снаружи — щебет птиц, шуршание сосновой хвои.
Я плавала в этих звуках, включая их в свой сон, не желая просыпаться вместе с пробуждающейся ни свет ни заря природой, как вдруг…
Меня словно подбросило на кровати — такой силы был этот женский крик.
В одном громком и протяжном звуке слились боль и ненависть, ужас и отчаяние. Так можно кричать, лишь глядя в глаза смерти…
Я второпях набросила легкий халатик, на ощупь сунула ноги в шлепанцы и выбежала из своего номера. Судя по хлопающим на всех этажах дверям, был потревожен не только мой утренний сон.
— Что случилось? — высунулось из-за двери заспанное лицо Артема.
— Еще не знаю, сейчас посмотрю… — быстро проговорила я, сбегая вниз по лестнице.
Вслед за мной стал медленно спускаться майор Голубец в синей полосатой пижаме. Он тяжело шагал со ступеньки на ступеньку, то и дело останавливаясь и вытирая пот — очевидно, раздавшийся крик вклинился в какой-нибудь дурной сон отставного военного. А может, и сердечко у Голубца временами пошаливало…
Судя по высыпавшим в холл обитателям второго этажа, которые в недоумении переглядывались, источник звука располагался этажом ниже.
Чета Волковых, до смерти перепуганная, жалась возле двери своего номера. Бритоголовый Сема, казалось бы, должен был привыкнуть ко всякого рода крикам и воплям — наверняка ему приходилось отжимать деньги с непокорных должников и, кто знает, может быть, и применять к ним соответствующие меры устрашения. Растрепанная Милена выглядывала из-за квадратных плеч мужа, и ее бледные тонкие губы заметно подрагивали.
Что касается Капустиных, то Максим и Дора отнюдь не были напуганы. Капустин скорее был заинтригован случившимся и уже намеревался спуститься вниз. А Вячик… Вячик, наверное, продолжал мирно спать — ребенок проводил дни в таком бешеном ритме, что его вряд ли смог бы разбудить и пушечный выстрел.
Когда я наконец добралась до первого этажа, то увидела беспомощно раскинувшуюся на кожаном диване холла комендантшу корпуса.
Старушка с трудом дышала, испуская хрипы, а стоявший рядом профессор обмахивал ее иллюстрированным дамским журналом. Увидев меня, он облегченно вздохнул и указал на сидящую женщину:
— Вот… я проснулся от крика, постучал в ее комнату. Она сидела на кровати с расширенными глазами, как будто увидела призрак.
Профессор раздраженно пожал плечами — мол, возраст, конечно, что тут скажешь. И все-таки мы же приехали сюда отдыхать…
— С вами все в порядке? — нагнулась я над старушкой. — Может быть, «Скорую»?
— Нет-нет, — едва слышно проговорила комендантша. — не беспокойтесь, ради бога, мне уже лучше. Просто… очень душно…
— Это сердце? — склонилась над комендантшей с другой стороны невесть откуда появившаяся Меньшикова. — Принести вам валидола?
Но старушка отрицательно замахала руками. Она уже окончательно пришла в себя и была явно смущена тем обстоятельством, что из-за нее произошло столько беспокойства для постояльцев.
— Я пойду к себе, — твердо сказала она. — Проводите меня до кровати, а больше ничего не надо. Я посижу еще немного, и все пройдет.
Все восприняли такой вариант с облегчением, особенно профессор. Он тут же скрылся в своей комнате, оставив комендантшу на мое попечение.
Я взяла старушку под руку, и мы прошли в ее каморку. Комендантша осторожно опустилась в кресло напротив окна и виновато улыбнулась.
— Ох, я ведь даже не попросила прощения, — проговорила она. — Как неловко…
В ответ я только развела руками — с кем, мол, не бывает, ничего страшного…
— Дурной сон, — продолжала оправдываться старушка. — Слишком дурной, чтобы быть просто сном… Впрочем, это все пустое…
— Ну и славно, — согласилась я. — Постарайтесь снова заснуть и хорошенько выспаться. А с утра сходите в лес на прогулку.
Старушка закивала, но продолжала сидеть в кресле, с отчаянием глядя в окно.
Я тихонько прикрыла за собой дверь и вернулась в коридор. Меньшиковой там уже не было, а дверь номера профессора была закрыта.
«Интересно, а откуда взялась на первом этаже Меньшикова?» — машинально подумала я.
Я была уверена, что моя соседка — наши номера располагались дверь в дверь — не могла спуститься сюда раньше меня.
А когда я уже находилась на первом этаже, лестница была у меня перед глазами, и Антонина Платоновна не могла по ней спуститься так, чтобы я ее не заметила. Выходит, она уже находилась здесь, когда мы с профессором хлопотали возле комендантши.
Но в холле ее тоже не было, я могла бы дать голову на отсечение. Значит, она находилась в одном из двух номеров — в комнате старушки или в комнате профессора, ведь доступа в остальные помещения в ночное время не было — отсек запирался.
На лестнице я встретилась с Капустиным и поведала ему о том, что произошло.
— Оказывается, нашу Олю по ночам мучают кошмары! — улыбнулся Максим.
— Олю?
— Ну да, — пояснил он, — так все зовут комендантшу. Просто Оля. Интересно, а старушка не говорила, что именно ей привиделось?
— Вы спрашиваете просто так? — удивилась я его веселой улыбке.
— Конечно, — так же беззаботно ответил Максим. — Просто любопытно знать, какие нынче в моде фобии и кошмары у наших дорогих сограждан — исключительно для общего развития.
Капустин пожелал мне спокойной ночи и вернулся к себе в номер.
А майор Голубец так и не рискнул спуститься вниз. Осторожный военный благоразумно остался стоять на площадке, не дойдя даже до второго этажа, — наверное, поджидал моего возвращения.
— Что там стряслось? — неуверенно спросил он. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Если не считать серьезным возрастной фактор, то действительно ничего не стряслось, — ответила я. — Просто нашей комендантше приснился дурной сон. Она очень извиняется за беспокойство…
Услышав приемлемое объяснение события, которое прервало его отдых, майор Голубец тотчас же успокоился, повеселел и поднялся в свой номер в обычном режиме — без кряхтений и остановок.
Весь остаток сна мне мерещились падающие деревья и летящие с неба камни — наподобие града. Только это были не льдинки, а самые настоящие увесистые булыжники. И все постояльцы моего корпуса бежали по открытой местности, прикрыв голову руками.
Я твердо знала, что камень упадет на кого-то из нас, но кому проломит голову метеорит, так и осталось для меня в то утро загадкой — я проснулась, так и не узнав, кто стал жертвой камнепада.
После утренней пробежки и купания в озере, — там я встретила Максима Капустина с сыном, которые катались на лодочке, — я вернулась в номер и постучала в дверь к Погодину, чтобы узнать, во сколько обычно подают завтрак. Но мне никто не открыл.
Странно, ведь, поднимаясь по лестнице, я отчетливо слышала в номере его голос, а пока я была у себя — буквально пять минут переодевалась после прогулки, — по лестнице вниз никто не спускался.
Я-то думала, что приехала его жена, которую он вчера с таким нетерпением ожидал, но за завтраком стул возле нашего столика по-прежнему оставался пустым. Хм, с кем же он тогда разговаривал? И почему не открыл? Впрочем, какое мне до этого дело?..
Утром все собрались в столовой. Комендантша Оля сочла своим долгом выйти к отдыхающим и присоединиться к общей трапезе — ее столик стоял сбоку возле раздаточной, там, где питались работники пансионата.
— Оля-то наша оклемалась, — кивнул в ее сторону Максим, обращаясь к нам из-за соседнего столика. — Наверное, профессор ее утешил. Как вы думаете, Антонина Платоновна?
Меньшикова улыбнулась уголками губ и едва пожала плечами — похоже, эта шутка показалась ей не очень пристойной. Или вопрос Капустина таил в себе двойной смысл? Может быть, он тоже знал, что Меньшикова провела эту ночь вместе с профессором?
— Утешение? — медленно проговорила она. — Может быть, это то, чего нам так не хватает в жизни. Как вы думаете, Дора?
Дора никак не думала. Вопрос Меньшиковой застал ее врасплох, и, пока она размышляла, требует ли он серьезного ответа, нить беседы перехватил Сема Волков. Шумный постоялец, как обычно, стал зудеть на свою излюбленную тему. Широко размахивая вилкой с насаженным на зубчики кружочком салями, Волков вещал:
— И ночью тут одно беспокойство, и днем. Вот вчера, скажем, взяли лодочку прокатиться. На час, как полагается. И чуток задержались. Так на станции говорят, что возьмут как за два часа. А у нас — полтора без пяти минут. Ну?! Разве это сервис?
— У них просто нет секундомера, — спокойно заметил Капустин.
— Секундомера? — не понял иронии Волков. — Зачем им секундомер?
— Да так, — пожал плечами Максим. — Для точности. Слушайте, коллега, а чего это вас сюда понесло, если тут все так погано?
— Погано? — переспросил Волков. — Я не говорю, что погано, просто…
— Здесь очень тихо и спокойно, — вклинилась в разговор его жена. — Мы тут очень хорошо отдыхаем. Тут намного лучше, чем в городе…
Поскольку на слова Милены никто не прореагировал, она решила немного заострить тему.
— Хотя вот в Германии…
Волков поперхнулся и, отложив вилку в сторону, с неудовольствием посмотрел на жену.
— В Германии все было по-другому, — твердо сказала Милена, выдержав взгляд супруга.
— Вы отдыхали в Германии? — осведомилась Дора. — Там действительно чудесно…
— Да-да, в прошлом году, — быстро заговорила Милена. — В Дрездене. Там такие замечательные гостиницы, такие чистые озера…
Она полезла в сумочку и, достав оттуда фотографии, протянула их Капустину.
Тот с интересом просмотрел снимки и, поблагодарив, вернул их Милене.
— Это вид отеля с улицы, — пояснила Волкова, — а на другой — номер, в котором мы останавливались. Очень изысканно, правда?
— О да! — с грустью кивнул Максим. — Хотелось бы там побывать…
— Подкопим денежек и съездим, милый, — дотронулась до его локтя Дора. — Тебе вроде обещали повысить оклад, правда?
— Обещать-то обещали, — неуверенно проронил Максим. — Кто их знает…
Славик все это время молчал, так как его рот был занят ванильным пудингом. Но, едва десерт был уничтожен, мальчик соскочил со стула и, увидев кошку, которая нежилась на солнышке в коридоре, стремглав подскочил к животному и стал дергать ее за хвост.
Не привыкшая к такому фривольному отношению, Мурка дико взвыла и пустилась улепетывать вдоль по коридору. Бедняжка ожидала, наверное, что ей почешут шейку или ласково погладят, а тут такое безобразие! Славик, довольный произведенным эффектом, с воинственными криками стал преследовать кошку и загнал ее в угол.
Мурка, прижавшись к ребристой батарее, выгнула спину и принялась злобно шипеть, обнажив мелкие зубы. Славик бухнулся на четвереньки и, имитируя ее движения, тоже оскалил пасть, рискуя получить лапой по носу. При этом он рычал, зверски выпучив глаза.
Дверь в коридоре приоткрылась, и оттуда выглянул профессор. С невыразимой тоской посмотрев на беснующегося Славика, он отыскал взглядом за столом Капустиных и попытался безмолвно, одним своим видом привлечь внимание к поведению их сына.
Безрезультатно. И Максим и Дора внимательно слушали рассказ Милены о германском уровне сервиса, и до сына им не было никакого дела.
Я заметила, что Капустины позволяют своему чаду делать все, что он захочет, и практически не ругают его, что бы он ни творил.
Скажем прямо — довольно редкая воспитательная метода, но и она имеет некоторое право на существование. Правда, от нее страдают окружающие, но педагогический принцип есть педагогический принцип…
Поняв, что помощи от Капустиных он не дождется, профессор окликнул комендантшу:
— Оленька! Распорядитесь, чтобы у меня убрали посуду и принесли какао!
— Иду-иду, Алексей Данилыч! — засуетилась старушка. — Валя, обслужи!
Толстая раздатчица поспешила с тележкой к номеру профессора.
— Как трогательно! — заметил Артем Погодин. — Прямо сердце сжимается…
— Трогательно? — переспросила я. — Что вы имеете в виду?
— Вы обратили внимание, как наш старикан позвал комендантшу? «Оленька»! — с улыбкой проговорил Артем. — Когда очень пожилые люди называют друг друга по именам, они как бы снова обретают молодость.
— Вы полагаете?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
