С тех пор как чудовищный соседский полукрокодил-полубегемот, только по вопиющему недоразумению именуемый собакой породы ротвейлер, растерзал мою сумочку своими жуткими зубищами, а потом издох в конвульсиях, благо раскусил баллончик с мощнейшим нервно-паралитическим снадобьем, я окончательно возненавидела собак.
      Оно, конечно: собака — друг человека, но, как известно, друг познается в беде. А мне все эти беды и приносили представители собачьего рода. Так что я не причисляла собак к своим друзьям, а замечательное дог-шоу «Я и моя собака», демонстрируемое на канале НТВ, могла смотреть не более одной секунды — до первого лая и первого появления волосатой клыкастой морды на экране.
      Впрочем, судя по последним событиям, собаки приносили беспокойство не только тем, кто явно их недолюбливал. Мой сосед (не тот, который держал полукрокодила-полубегемота, а другой, живший в коттедже справа от моего) едва не угодил в психушку из-за своей собаки.
      И это несмотря на то, что обладал железобетонной нервной системой, и всякому, кто взглянул бы на его квадратную физиономию с широкими скулами и массивными надбровными дугами, которым позавидовал бы любой неандерталец, показалось бы странным, что этого человека вообще что-то может волновать.
      А тут…
      Возле коттеджа этого замечательного новорусского индивидуума стоял дом, где жила довольно приличная и отнюдь не бандитская семья Кульковых. Муж Дима и жена Юля, моя тезка. Их жилище еще не успели снести, чтобы поставить на освободившемся земельном участке очередную роскошную виллу.
      Эти люди жили весьма скромно и тихо, но тем не менее их доходов вполне хватало на то, чтобы содержать огромного лохматого пса с на редкость миролюбивым нравом и со столь же редким и откровенно идиотским сионистским прозвищем Либерзон.
      Пес по кличке Либерзон в самом деле мухи не обидел бы — в отличие от псов упомянутого выше соседа с квадратным лицом. У последнего проживали две собаки, и если громадный лабрадор мог свободно расхаживать по всему дому, то второй, щенок добермана, обладал таким свирепым нравом, что его держали в клетке, прутья которой он постоянно грыз.
      Кульковы все время слышали вой и рев этого представителя подрастающего собачьего племени.
      Нет надобности говорить, что хозяин этого исчадия ада был безмерно горд злобностью своего пса.
      И вот — в один отнюдь не прекрасный вечер! — вернувшаяся с прогулки собака Кульковых принесла в зубах грязный, перепачканный в земле ком, в котором был с ужасом опознан щенок добермана соседа-бандита. Разумеется, двух мнений быть не могло: добродушный пес Кульковых просто-напросто задушил злобного малявку, выйдя из себя один-единственный раз за всю свою тихую и мирную жизнь.
      Один-единственный. Но кому от этого легче? Если сосед узнает о безвременной кончине своего свирепого любимца, то он пристрелит пса Либерзона немедленно, а если что, то под горячую руку могут попасть и сами хозяева.
      Пристрелит, закопает где-нибудь в овраге — и поминай как звали.
      Кульковы развили бурную деятельность. Грязный трупик добермана-недоросля был извлечен из пасти лохматой громадины Либерзона, отмыт от грязи и заботливо высушен феном. Ему придали максимально жизнеспособный облик, и ночью глава семейства Кульковых перелез через соседский забор, прокрался к клетке, в которой содержался доберман, и положил туда чистенького, тихонького и спокойненького песика.
      И закрыл дверцу.
      …Наутро ко мне пришел сосед — хозяин добермана. Он был явно ошеломлен, на квадратной физиономии застыло смешанное с досадой недоумение.
      В руке он держал бутылку виски, что для него было неслыханным отступлением от собственных норм жизни.
      — Вот что, Юлька… это… Сергевна, — запинаясь, выговорил он. — Ты это… давай со мной выпьем. Что-то… не того.
      — С утра, Борисыч? — недоуменно спросила я. — Что случилось-то? Налоговая наехала, и не можешь спокойно спать, а?
      — Да не, — махнул рукой он. — Какое там… Тут, понимаешь, еще похлеще будет. Ты моего Лорда помнишь?
      — Это который?
      — Который типа в клетке жил. Ну, он еще напал на ручного крокодила Вована из восемнадцатого коттеджа и откусил тому хвост.
      — Кому — Вовану? — тупо спросила я.
      — Да не… у Вована нет хвоста. Крокодилу. Так вот, — сосед поставил бутылку виски на пол, оглянулся по сторонам, а потом приблизил ко мне свое широченное лицо и продолжил: — Вчера Лорд сдох.
      — Да ну? — равнодушно спросила я. — Подрался, что ли? Или крокодил вендетту организовал?
      Насчет «вендетты» сосед пропустил мимо ушей. Он поднял к потолку короткий толстый палец и произнес:
      — Да не… обожрался чего-то. И ласты склеил. Жалко, конечно. Я хотел ему памятник поставить… типа из гранита. Ну, как вот Толян Рыжий… который из султановских бойцов. У него макака сдохла, так он в трауре ходил неделю. А потом памятник поставил. Скульптуру этой макаки типа. И главное — так эта макака скульптурная на Толяна походит, ё-моё! Как одна мама рожала.
      По всей видимости, сосед Борисыч уже изрядно принял на грудь, поскольку в нормальном состоянии с трудом выдавливал из себя больше двух или трех слов в минуту.
      — А при чем тут Лорд? — спросила я.
      — А я же сказал: сдох он вчера. Я его закопал у забора, место пометил, чтобы потом, значит, туда памятник всунуть. А сегодня утром… — Сосед понизил голос и, взяв с пола виски, отхлебнул здоровенный глоток, — а сегодня утром прохожу мимо клетки, где Лорд жил… а он там!
      — Живой?
      — Мертвый! В том-то вся и фишка, что полный мертвяк! И главное, чистенький весь, как будто и в земле не лежал! Ведь… ведь никто и не знал, куда я его закопал. Значит… значит, он сам. Вот скажи, Юлька… ты типа грамотная, у губернатора этим… юрисконсультом работаешь… скажи, может такое быть?
      — Чтобы мертвый пес выкопался, вычистился и лег в клетку как ни в чем не бывало?
      — Ну да!
      — Конечно, не может, — ответила я, едва удерживаясь от смеха при виде взбаламученной «непонятками» широкоформатной рожи соседа. — Тоже мне… пес-зомби. Призрак… собаки Баскервилей.
      — Чья-чья?
      — Это книга такая есть, — уже с досадой проговорила я. — Конан Дойл написал. Про такую милую собаку, которая своих м-м-м… владельцев вот так же, как Лорд тебя, в непонятки кидала.
      — Какой такой Конан Дойл? — продолжал выспрашивать Борисыч.
      — Писатель, — ответила я.

* * *

      Глупейшая ситуация с воскресшей собакой объяснилась в тот же день: я просто-напросто пришла взглянуть на разрытую могилу Лорда и по следам определила, что усопший доберман никак не причастен к своему «восстанию из мертвых»: был еще один пес, который зачем-то раскопал могильный холмик и выволок из земли своего помершего собрата.
      Еще через полчаса я хохотала во дворе Кульковых, которые как на духу выложили мне всю эту анекдотическую историю, не забыв, впрочем, предупредить меня:
      — Вы не говорите соседу. А то он нас самих закопает в эту яму. Только разве что памятник ставить не будет.
      — Это понятно, — сказала я, отсмеявшись. — Борисыч у нас человек спонтанный.
      После чего я направилась домой, где меня поджидало послание по электронной почте. Оно содержало следующее: «Вице-губернатор…ской области Клейменов В.С. 25 декабря, 19.00. Избирательная кампания».
      Вне всякого сомнения, послание было из Центра. От Грома. Даже сервер проверять не стоило.
      Я тяжело вздохнула: по всей видимости, и в этот год Рождество справить не удастся. Опять выезд в эту самую губернию, где завершается предвыборная кампания, и там — наверняка! — какие-то несанкционированные завихрения с Клейменовым. Иначе бы меня не вызвали.
      Я протянула руку к телефону, намереваясь позвонить в Москву своему непосредственному начальству, но потом отдернула ее, как будто обожглась.
      Начальник спецотдела, к которому была приписана я, Андрей Леонидович Суров, он же Гром, не любил, когда его беспокоили по пустякам.
      Осталось только предупредить канцелярию губернатора, что числящаяся в штате Максимова Юлия Сергеевна, юрисконсульт губернатора, уезжает в деловую поездку в соседнюю губернию.
      Я сняла трубку…

* * *

      На самом деле мои функции юрисконсульта были чистой фикцией.
      Юрисконсульт Максимова — в определенных кругах известная как секретный агент Багира. Чем больше проходило времени, тем меньше я отличала две мои ипостаси — человеческую, так сказать, паспортно-визовую, в которой я значилась как Юлия Сергеевна Максимова, деловая женщина, состоящая в должности юрисконсульта губернатора Тарасовской области. И вторую, функциональную, — спецагент, работающий на засекреченный отдел, созданный в недрах Федеральной службы безопасности.
      Мой старый товарищ и шеф Андрей Леонидович Суров возглавил этот отдел при ФСБ, призванный бороться с оргпреступностью и терроризмом.
      Я безболезненно и органично влилась в сеть агентов отдела и тут же получила на свою голову такой ворох проблем, что все мои предыдущие дела показались детскими задачками.
      Уровень секретности был весьма высок.
      Центром были созданы все условия для того, чтобы я успешно выполняла возложенные на меня поручения и даже порой координировала те или иные операции местного РУБОПа. Можно также отметить, что я была помещена в условия, максимально приближенные к тем, в которых жили мои потенциальные противники, то бишь криминальные структуры.
      Чтобы почувствовать, так сказать, вкус их жизни и рамки их «понятий». Ну еще бы… пообщавшись с такими типами, как собаковладелец Борисыч, не попасть в тонус новорусской жизни невозможно.
      …Кроме того, мне был дан фактически карт-бланш на выбор методов действия. Пусть даже из числа тех, что не предусмотрены законом.
      Как сказал бы Андрей Леонидович Суров: с волками жить — по-волчьи выть.
      Жила я, конечно, не с волками, но в жилище одного из таких волков.
      По всей видимости, тот особняк, в который меня вселили по распоряжению губернатора, раньше и принадлежал какому-то «волку», безвременно почившему. Хозяина закопали, дом конфисковали — и Юлия Сергеевна Максимова получила в полное свое распоряжение замечательный особняк в удобном месте на выезде из города. Окруженный высоким забором, снабженный бассейном, джакузи, подземным гаражом и с прекрасным видом на Волгу.
      А также по соседству с замечательными представителями криминального мира и их четвероногими любимцами.
      Мои тарасовские «работодатели» (фиктивные) и московские руководители искренне — и совершенно справедливо, на мой взгляд, — полагали, что достойно противостоять преступности может лишь человек с равными или почти равными финансовыми возможностями.
      Их бы устами да мед пить, сказало бы немало моих знакомых из числа простых ментов, сидящих на скромном жалованье и не на кожаном сиденье в салоне «Ягуара», как я, а в раздолбанных служебных «Волгах» и «Жигулях», которые по уставу обязаны догнать и перегнать престижную иномарку.
      И ведь догоняли.
      У меня таких проблем не было, спасибо дорогим работодателям. В служебной «Волге» и премии в пятьсот рублей я не нуждалась, потому как в солидном тарасовском банке на мое имя был открыт счет, своевременно пополняющийся вне зависимости от того, на сколько он «похудел».
      …Но я не уставала помнить одно: человек, наделенный большими полномочиями, получивший в свое распоряжение значительные финансовые и функциональные активы… такой человек несет высокую ответственность за каждое свое действие. И если тот же самый мент на раздолбанном «жигуленке» мог упустить бритоголового лихача на «мерине», а потом получить нагоняй от начальства да еще и лишиться годовой премии, то я не могла позволить себе даже незначительный прокол.
      Хотя бы потому, что на мое место было много желающих: высокопрофессиональных, проверенных, знающих себе цену и вполне сознающих опасность моего привилегированного положения.
      Я — как сапер — могла ошибиться только один раз.

* * *

      От Тарасова до центра…ской области было около пятисот километров. Так что я решила доехать туда на своем «Ягуаре». Благо проехать на нем полтысячи километров — это все равно что бросить голодному тигру килограммовый кусок говядины: и расстояние, и мясо пожирались с равным успехом и неотвратимостью.
      По мере того как таяли километры, я размышляла о возможных причинах моего вызова в соседнюю область. В принципе особо гадать не приходилось: здесь назревал крупный предвыборный скандал. Нынешний губернатор, Владимир Александрович Сухоруков, идущий на второй срок, был отстранен от участия в выборной гонке по обвинению в злоупотреблении служебным положением.
      Интрига осложнялась тем, что вице-губернатор области, Клейменов, вместо того чтобы продолжать свою политическую карьеру, фактически отошел от дел.
      Хотя должен был исполнять функции вице-губернатора еще три недели.
      И вот теперь меня направляли к Клейменову. Именно к Клейменову, а не к губернатору Сухорукову.

      Я остановила «Ягуар» у высокой ограды, увенчанной остриями в виде наконечников стрел, и, выйдя из машины, через узкую калитку (возле которой торчал верзила, пропустивший меня только после минутного созерцания моего удостоверения) направилась по просторному двору к зданию областной администрации.
      Как я заметила, охрана здесь была еще более жесткой, чем в Тарасове, хотя у нашего губернатора был бзик по вопросу безопасности.
      С собой я взяла только ноутбук и сотовый телефон — и тут же пожалела об этом, потому что на входе в здание (на фасаде которого метровыми золотыми буквами было написано: «Правительство…ской области») меня досматривали не хуже, чем на таможне на российско-украинской границе.
      — Григорьев, проводи, — невозмутимо произнес один охранник другому — молчаливому детине с маленькими глазками и массивным подбородком.
      Молчаливый охранник провел меня по пустым коридорам, залитым светом, несмотря на то что рабочий день уже закончился.
      Вот гниды, лениво проскользнуло в голове… а на электроэнергию небось денег нет, как докладывают ежеквартально в соответствующих инстанциях и бедствующих коммунальных службах.
      Охранник довел меня до большой металлической двери, оклеенной пленкой под дерево (на двери была черная табличка с красивой, золотом, надписью: «Первый вице-губернатор В.С. Клейменов»), и вежливо распахнул ее. За ней оказалась просторная приемная с дорогущей кожаной мебелью и огромным телевизором «Сони» в углу.
      Здесь сидели два парня и хорошенькая секретарша, разговаривающая по телефону и при этом готовящая кофе.
      Помимо своих основных функций она еще и успевала строить глазки парням (по всей видимости, сотрудникам службы безопасности Клейменова) и коситься в большое, от пола до потолка, зеркало: ну хороша!
      При моем появлении бравые секьюрити не замедлили воззриться на меня.
      — Добрый вечер, — произнесла я. — Мне нужен господин Клейменов.
      — Всем нужен господин Клейменов, — сказал один из охранников, подмигивая своему напарнику. — А вы, собственно, по какому поводу?
      — Я из ФСБ, — быстро ответила я. — У меня назначена встреча на девятнадцать ноль-ноль.
      Лица парней вытянулись, по всей видимости, их босс ожидал визита человека из спецслужб и предупредил свою охрану, но ребята не ожидали, что человеком из спецслужб окажется молодая дама в довольно короткой юбке, кокетливо накинутой на плечи норковой шубке и в изящных сапожках.
      — Вы — из ФСБ?.. — наконец протянул один из охранников.
      Я безмолвно развернула перед его носом свое удостоверение, и он, несколько раз кивнув, посторонился.
      Секретарша немедленно закончила разговор по телефону и, связавшись с шефом по селекторной связи, произнесла, почему-то поправляя прическу:
      — Виктор Сергеевич, к вам пришли. — Потом повернула ко мне голову и, взмахнув ресницами, проговорила: — Виктор Сергеевич ждет вас.

* * *

      Вице-губернатор Виктор Сергеевич Клейменов оказался высоким мужчиной лет сорока пяти — пятидесяти, с породистым лицом и приветливо поблескивающими серыми глазами за стеклами очков в дорогой стильной оправе. Обращали на себя внимание его холеные, аккуратно подстриженные черные усы, делавшие его массивное лицо еще более основательным.
      Надо сказать, я всегда ассоциировала нового для меня человека с каким-либо животным, которого он мне более всего напоминал, и уже многократно убеждалась, что такой метод дает возможность лучше понять характер человека. А это при моей работе незаменимо.
      Виктор Сергеевич Клейменов напомнил мне большого, усатого, вальяжного кота, снисходительно посматривающего большими и круглыми неподвижными глазами и изредка сыто мурлычащего что-то самодовольно: вот, мол, какой я красивый, толстый и важный.
      На всем облике этого кота лежала печать благополучия и обеспеченности, упорно не оставляющая представителей наших властных структур даже в самые тяжелые, кризисные дни.
      — Добрый вечер, Юлия Сергеевна, — приветствовал меня вице-губернатор, вежливо приподнимаясь навстречу и протягивая пухлую розовую ладонь с аккуратными ногтями. — Добрый вечер, Юлия Сергеевна, — повторил он, уже выходя из-за стола. — Присаживайтесь, прошу вас. Я только что говорил о вас с генералом Суровым, вашим непосредственным начальником.
      — В самом деле?
      — Да. Позвольте мне взглянуть на вас… — Он обошел меня сбоку, так что я была видна в профиль. — Ну что ж, — подвел итог своим наблюдениям господин Клейменов. — Рад с вами познакомиться. Очень хорошо. Юлия Сергеевна, я думаю, что рекомендации высокочтимого Андрея Леонидовича более чем достаточно для того, чтобы вы полностью оправдали мои надежды. Я слышал от него весьма лестные слова о вас и вашем профессионализме. Впрочем, о чем я? Непрофессионала и не взяли бы в ваш отдел.
      Много болтает, подумала я. Слишком много слов. Да и эти «лестные слова» о моем «профессионализме»… Лично мне не приходилось слышать от Грома похвалы, исполненной большего одобрения и экспрессии, нежели короткое:
      — Хорошо. Все нормально. Ты свободна. Двое суток на отдых.
      Тем временем Виктор Сергеевич энергично прошелся по комнате, а потом повернулся на каблуках и произнес:
      — Я думаю, вам известно, Юлия Сергеевна, что губернатор нашей области Сухоруков Владимир Александрович, мой непосредственный начальник, снят с выборов областной избирательной комиссией на основе обвинения в злоупотреблении служебным положением?
      — Да, конечно.
      — Прекрасно. Так вот, вне всякого сомнения, это известно не только вам, но и всем людям в стране, которые хоть раз в день смотрят новости по телевизору. Но вы же понимаете, что в новости выносится далеко не вся информация. Информация — это духовная пища эпохи, и если ею перекормить, то можно отравиться. Не так ли?
      — Совершенно верно, Виктор Сергеевич, — в тон ему ответила я. — Все это замечательно, Виктор Сергеевич, и вы, без сомнения, прекрасный ритор, но не могли бы вы поконкретнее сказать, что именно не вошло в выпуски новостей?
      Клейменов кивнул:
      — Дело в том, что на избирательную комиссию было оказано существенное давление. Есть основания полагать, что это давление исходило от другого кандидата на пост губернатора — Зубарева.
      — Зубарев — это, случайно, не глава местного управления ФСБ?
      — Совершенно верно. Кроме того, он, по сути, кандидат от местного отделения КПРФ. Чекист и коммунист в одном флаконе — не правда ли, неожиданный коктейль? Нынешняя власть считает неблагоразумным афишировать свои отношения с коммунистами. Это еще ельцинская традиция.
      — Ну, сейчас многое поменялось, — сказала я. — Можно работать в спецслужбах и тем не менее сохранять ортодоксальные коммунистические воззрения. Как вот ваш Зубарев.
      — Наш? — На холеном лице Клейменова появилась ироничная улыбка. — Скорее уж ваш, Юлия Сергеевна. Ведь вы тоже из органов. Но не будем отвлекаться. Итак, на пост губернатора рассматривались три основных кандидата, — сказал Виктор Сергеевич. — Во-первых, нынешний губернатор — Сухоруков Владимир Саныч. Во-вторых, уже упомянутый мной генерал Зубарев, а в-третьих…
      Он сделал паузу, к чему так тяготеют не в меру велеречивые ораторы, и я не удержалась от того, чтобы не заполнить ее:
      — А в-третьих?
      — …местный олигарх Никита Бурмистров. Милейший человек. Некоторые уверяют, что он является вором в законе, но Зубарев наводил справки по своим каналам в преступном мире: ничего подобного. Просто выскочка. Нувориш с дурным вкусом и не в меру пухлым лопатником.
      Я слышала о Бурмистрове много. Этот человек возглавлял структуру, которую он гордо именовал медиахолдингом.
      По провинциальным меркам это была довольно крупная структура, включающая в себя охранное агентство, банк, разветвленную сеть дочерних фирм, магазинов и торговых баз. Никита Никитович Бурмистров имел активные контакты с тарасовскими предпринимателями, подвизавшимися на поприще металлургии. Он держал акции ряда довольно крупных предприятий и контрольный пакет знаменитого металлургического комбината, являвшегося крупнейшим в…ской области и третьим в России. Кроме того, Никита Никитович Бурмистров был депутатом областной Думы.
      Одним словом, фигура значительная: бизнесмен, политик, меценат, акционер ряда компаний, фактический владелец громадного металлургического комбината.
      — Да, мне знакома фамилия Бурмистров, — сказала я. — Только, откровенно говоря, я не знала, что он намерен баллотироваться в губернаторы.
      — Так вот, — продолжал Клейменов, — Зубарев и Бурмистров после отстранения от выборов Владимира Александровича и разыграют между собой кресло губернатора. Другие кандидаты слишком малозначимы, чтобы принимать их во внимание. А теперь, — он поднял палец, — теперь, Юлия Сергеевна, переходим к тому, ради чего, собственно, мы и встретились с вами в этом кабинете. Дело в том, что в последнюю неделю на меня было совершено два покушения. Первое произошло на следующий день после того, как Владимира Александровича сняли с выборов за якобы имеющие место злоупотребления служебным положением. Мы ехали на машине в сопровождении автомобиля охраны, и по нас был произведен выстрел из гранатомета. Рвануло точно между машинами, водителя второй госпитализировали, остальные отделались царапинами и испугом.
      — Почему вы подумали, Виктор Сергеевич, что покушение было именно на вас? — быстро спросила я. — Ведь в машине вместе с вами был и Владимир Александрович, не так ли?
      — Это верно, — отозвался Виктор Сергеевич, — но все дело в том, что еще было и второе покушение. Взорвали мой джип. Четыре дня назад. Я хотел сесть в него, но меня окликнул мой телохранитель сказать, что моя дочь отвезена в зимний пансионат в Сочи… я повернулся, и только это спасло мне жизнь. Да еще то, что я успел сгруппироваться и отпрыгнуть в сторону. В свое время я служил в десанте, — пояснил он.
      — Значит, в тот момент, когда вы собрались сесть в ваш джип, машина взорвалась? — уточнила я.
      — Совершенно верно. Судя по всему, заряд был довольно приличный. По крайней мере, от моего джипа остались рожки да ножки.
      — Когда, вы говорите, это было?
      — Четыре дня назад.
      — И сразу после этого вы решили прибегнуть к моим услугам… то есть к услугам специалиста из отдела генерала Сурова?
      — Нет. Не после этого. Дело в том, что нам удалось вычислить, когда и где на меня будет предпринято третье покушение.

* * *

      При этих словах вице-губернатора я невольно привстала — так торжественно он это произнес. Как будто говорил не о готовящемся на него покушении, а о прижизненной установке памятника славному деятелю российской политики, мыслителю и реформатору В.С. Клейменову.
      — И когда же? — быстро спросила я.
      — Послезавтра. В час дня.
      — И где?
      — Естественно, здесь, в городе. Возле офиса охранной фирмы «Центурион». Надо сказать, что место лучше этого подобрать сложно. Я думаю, вы согласитесь со мной, когда сами осмотрите тамошние окрестности.
      — По каким каналам прошла такая информация, Виктор Сергеевич?
      Он замялся. Посмотрел на меня с тяжелым сомнением, и я поспешила подхлестнуть его мудреной и не менее тяжеловесной, чем взгляд Клейменова, фразой:
      — Я думаю, вы понимаете, что невозможно работать, не зная источника сведений, на основе которых придется выстраивать схему действий.
      — Ну хорошо, — выдохнул он, — эта информация получена от некоего Шеремета. Директора небольшой компьютерной фирмы, занимающейся программным обеспечением. Он внедрял компьютерную систему внутреннего пользования в банк «Ахернар». По всей видимости, Шеремет преследовал не совсем чистые… э-э-э… цели, если при монтировке системы внедрил в нее файл «троян»…
      — Простите?
      — Это компьютерная программа-паразит. «Троян» — это от названия знаменитого троянского коня. Я думаю, вы сведущи в античной истории, Юлия Сергеевна?
      — Немного. И, конечно, при внедрении этого паразита в систему результат столь же плачевен, как при внедрении троянского коня в стан защитников Илиона?
      — Вот именно. Паразит дублирует все файлы, которыми оперирует внутренняя система банка. Равно как калькирует и электронные сообщения, и… в общем, вы понимаете?
      — Да.
      — Так вот, не далее как позавчера в компьютер Шеремета было переведено послание по электронной почте. В котором честь честью расписан заказ на мое физическое устранение. Заказ был отправлен с сервера банка и принят на одноразовый почтовый ящик в сети, который сразу же после принятия сообщения ликвидировался. Так любят поступать киллеры, использующие последние достижения прогресса — все эти Интернеты, «Емели» и так далее. — Клейменов озабоченно постучал полусогнутым пальцем по столу и добавил: — Шеремет тут же прибежал ко мне. Хоть хлопец и нечист на руку, в свое время я помог ему встать на ноги. Он показал мне это сообщение. Я распечатал его для вас. Вот, пожалуйста, взгляните.
      И он протянул мне лист бумаги:
      МОМЕНТ ВЫДАВИТЬ СТРУЙКОЙ. ОФИС ФИРМЫ «ЦЕНТУРИОН», 27 ДЕКАБРЯ, 13.00. АВАНС НА УСЛОВЛЕННОМ МЕСТЕ.
      Я подняла глаза на недобро ухмыляющегося Клейменова, которому явно было не по себе при виде того, как пристально я изучаю этот замечательный документ, и спросила:
      — Я так понимаю, что Момент, которого надлежит выдавить струйкой, — это вы?
      Виктор Сергеевич картинно поклонился.
      — Момент — это, конечно, не промежуток времени, а клей «Момент», — продолжала я рассуждения вслух. — Клей «Мо…» Клейменов. Понятно. Производная от фамилии.
      — Вы на редкость догадливы, — усмехнулся вице-губернатор.
      — Работа обязывает. А вот ваши заказчики на редкость образно выражаются. Это надо же такое завернуть: «…Момент выдавить струйкой».
      — Уголовная романтика, — сказал Клейменов. — У этих милых ребят особое отношение к образности. Например, в прошлом году у нас в городе убили авторитета, не поверите… Байрона. Прозвище у него было такое: Байрон.
      — За что же ему такая честь? — улыбнулась я. — Или его любимую собаку звали Чайльд-Гарольд?
      — Откуда мне знать, — пожал плечами Клейменов. — Да, чуть не забыл… странно, что можно хотя бы на секунду запамятовать о таком.
      — О чем — о таком?
      — Да вот, что все тому же Шеремету удалось скачать информацию о том, что из депозитария была удалена весьма значительная сумма денег.
      — То есть как — удалена? — переспросила я, смущенная не свойственным финансовой сфере термином.
      — Снята… истрачена… переведена. Что-то такое. В общем, была сумма, а теперь ее нет.
      — И какова сумма?
      — Триста тысяч долларов.
      — Недурно! И вы полагаете, что эти деньги могли быть использованы на оплату услуг киллера?
      — Если бы я думал иначе, я и не упоминал бы об этих трехстах тысячах. Откровенно говоря, я не силен в финансах, но, мне кажется, что то, что в один и тот же день прошла информация об этом заказе по «электронке» и информация о такой значительной сумме, по всей видимости, не может быть случайностью.
      — Понятно. Возможно, вы и правы. Теперь дело за малым, Виктор Сергеевич. Мне осталось спросить у вас, кто учредитель банка «Ахернар» и кто владеет фирмой «Центурион», близ которой вас назначено уничтожить. Кстати, вы действительно намеревались ехать туда в час дня послезавтра?
      — Действительно, — мрачно ответил Клейменов. — Действительно, я собирался туда ехать. Я редко туда езжу, а если езжу, то заранее обговариваю срок.
      — Значит, утечка информации могла произойти оттуда? — настороженно спросила я.
      — Мне не хотелось бы так думать.
      — Почему?
      — Потому что директор этого охранного бюро моя жена.
      — Вот как? — скорее утвердительно, чем вопросительно выдохнула я. — Женщина во главе охранной фирмы? Это интересно.
      — И еще более интересно то, что она вполне справляется со своими обязанностями и подобрала себе прекрасный штат. Люди все проверенные, надежные, и заподозрить одного из них в том, что он слил информацию о посещении мною «Центуриона», — значит кровно обидеть Милу.
      — Милу?
      — Мою жену, Людмилу Александровну Савину. Савина — это она по первому мужу, — пояснил Клейменов. — В принципе, она одна знала о том, что я собираюсь проведать ее бюро, но так как мы говорили об этом дома во время небольшой вечеринки, то это мог слышать кто угодно. А присутствовали на этой вечеринке в основном люди с ее работы.
      — Понятно, — сказала я. — А кто учредитель банка «Ахернар»?
      Клейменов помрачнел:
      — А учредитель этого банка — не кто иной, как господин Бурмистров. Никита Никитич Бурмистров, кандидат в губернаторы собственной персоной.
      — Вот это уже теплее, — сказала я, машинально складывая лист с распечаткой e-mail сначала вдвое, потом вчетверо. — Судя по тому, что я слышала об этом законопослушном гражданине, он может решиться на все, что угодно. В том числе на политическую «заказуху». Только непонятно, зачем ему убирать именно вас, а не, скажем, Сухорукова или, уж тем более, самого реального его нынешнего конкурента, генерала Зубарева?
      — А вот это то, зачем вас, собственно, и откомандировали сюда, — сказал Клейменов. — Так что работайте, Юлия Сергеевна. Любая информация, находящаяся в моем распоряжении, к вашим услугам.