— Ты — не-го-дяй! — со вкусом произнесла я так, что даже самой понравилось.
      — Увы, да, мне нет прощения! — Володька Степанов, мой бывший сокурсник по юрфаку, а сейчас заметный чин в ГУВД, состроил скорбную рожу и развел руками.
      Это меня раззадорило: получалось, что он еще и издевается!
      — Мерзавец! Мелкий пакостный засранец! — выпалила я и, поняв, что заговорила стихами, стушевалась: весь пафос пошел коту под хвост, а так хотелось продемонстрировать, что я рассердилась по-настоящему.
      Тут очень вовремя на кухне отщелкнулся электрический чайник, и я получила возможность скрыть свое поражение гордой походкой с независимым покачиванием бедрами — влево раз-два, вправо раз-два.
      Если делать это чаще, получается не так выразительно, как задумывается.
      Пусть посмотрит и пооблизывается, недостойный опер, поймет, чего он лишается на все время своего отпуска!
      Пока я готовила кофе — две чашки, я не мелочная! — из комнаты не донеслось ни единого звука.
      Меня это устраивало.
      Приятно было думать, что Володька так сильно переживает, что даже дышит через раз.
      Нужно будет еще с полчаса посохранять на личике ритуальную маску индейской недоступности, потом с презрительным выражением на вышеупомянутом личике нехотя уступить пошлым домогательствам, ну а затем выгнать Володьку к чертовой матери, принять душ и лечь спать.
      В конце концов, то, что Володька женат давно и, как он постоянно врет — женат счастливо, — удобно по существу, надо быть справедливой, обоим.
      Я взяла чашки в руки, напомнила себе выработанный план действий и посмотрела на стрелки настенных часов.
      «Стоять смирно! — молча рявкнула я. — Если потратить полчаса на разборку, времени остается совсем ничего. Этот затюканный женатик сваливает от меня с омерзительной пунктуальностью, а быть дважды пострадавшей в один день — это уже перебор!»
      Я помедлила, прикинув, что пятнадцати минут на ссору вполне хватит, если провести ее достаточно агрессивно и насыщенно.
      Главное — не переборщить, а то Володька испугается всерьез, и я получу жалкое подобие, а не полноценное излияние… мгм… чувств.
      В полном соответствии с продуманным тактическим планом я натянула на физиономию растерянное выражение и, скорбно глядя поверх всего, вошла в комнату.
      То, что я увидела, заставило меня замереть на месте и сделать над собою титаническое усилие, чтобы не расплескать кофе.
      Этот недостойный одевался! Причем делал он это быстро, суетливо, словно я его выгоняла!
      — Стоять смирно! — скомандовала я теперь уже вслух и более мягко спросила: — Вы куда это собрались, юноша, можно узнать?
      — Ну-у… — Володька разглядел, что в моих руках два кофе, а не два топора, и, смутившись, покраснел.
      — Извини, Татьяна, — забормотал он, не зная, как себя вести.
      Его форменные брюки, которые он не успел застегнуть, воспользовались паузой и свалились с него, сложившись гармошкой на полу.
      Мужчина в трусах и носках — жалкое зрелище, кто в этом усомнится!
      — Я думал, что ты… что мы… поругались и… — Володька продолжал нести какую-то ахинею, но я его не слушала.
      Отвернувшись, я поставила чашки на журнальный столик и, не поворачиваясь, объявила, что мы с ним еще не доругались, что он еще не до конца выслушал мое мнение о своей жалкой персоне и что вообще, в конце концов…
      В этот момент я повернулась и чуть не плюнула с досады: он опять разделся и уже залез под простыню.
      Ну, что это такое?! Никакого понимания момента и сплошной прагматизм! Ну как можно поругаться с таким дураком? Вот и я не знаю!
      Я села в кресло, заложила ногу на ногу, закурила и привела чувства в норму.
      Увидев, что я страдаю молча и в одиночестве, Володька тоже закурил и начал бубнить что-то успокаивающее, но я его прервала.
      — Ну и куда вы едете со своей благоверной? — жестко спросила я, беря чашку в руку.
      — К северным оленям, — печально ответил Володька и вздохнул два с половиной раза. — В город Архангельск, у нее там родители живут.
      — А ты себе на уме, майор! — съехидничала я. — Нашел себе жену из такой далекой Тмутаракани, чтобы тещу реже видеть? Стратег, блин!
      Видя, что гроза пронеслась мимо, Володька привычно закатил глазки и затянул свою любимую песню.
      — Я ее нашел, скажешь тоже! — хмыкнул он и вытер пальцем под носом. — Я еще не совсем сбрендил, Тань. Это она меня нашла, а я вовремя и не понял этого.
      — Перестань хныкать, опер! — прервала я его разглагольствования. — Ты виноват во всем! Я обижена, и тебе нет прощения. Ты спер, похитил, тиснул, умыкнул — короче, стибрил — у меня возможность полноценного отдыха. В тот самый момент, когда я собралась наконец-то по-человечески отдохнуть от забот, ты выдернул у меня мужчину, себя то есть, и жизнь стала пресной и бессодержательной. О, горе мне, несчастной!
      — А-а-а, — робко заблеял Володька и начал быстро дотягивать свою сигарету.
      Я с интересом посмотрела на него.
      — Что вам еще, юноша? — равнодушно спросила я. — Какое еще горе вы хотите мне причинить?
      — А не могу ли я хоть как-то загладить свою вину? — спросил Володька и загасил окурок в пепельнице.
      — Полностью исключено! — отрезала я, допила свой кофе и посмотрела на часы. — Прошло всего пять минут, а я подумала, что уже все двадцать.
      Володька посмотрел на свою потушенную сигарету, потом на пачку, лежащую на полу.
      — Что ты имеешь в виду, говоря про загладить? — с трагической горечью в голосе спросила я и со стуком поставила свою чашку на столик. — Можно ли загладить обиду от такого оскорбления?
      — Я попробую, Тань, — проникновенно сказал Володька и честно заморгал глазами.
      Грустно усмехнувшись, я безнадежно махнула рукой, встала, подошла и легла с ним рядом, отвернувшись носом в сторону.
      — Не мешай мне страдать, мерзавец, — тихо сказала я, хотя он еще и не начинал пытаться, и тяжело вздохнула.
      Володька тоже вздохнул и начал заниматься заглаживанием своей вины.
      У него это получилось, как всегда, неплохо, и через полтора часа я уже полусонно смотрела, как он снова начал одеваться, а мои мысли потекли уже совсем в ином русле и в более хорошем настроении.
      — Ты разве не проводишь меня до машины? — спросил Володька, застегивая пуговицы на рубашке.
      — Ни-ко-гда! — отчеканила я, гордо вскинув голову. — Никогда больше этого не будет! По крайней мере сегодня! И не надейся.
      — Как скажешь, Татьяна, — печально отозвался Володька и грустно продолжил застегивание.
      Я перевернулась на спину.
      — Тоже, что ли, мне уехать? — подумала я вслух, обращаясь к потолку. — Умотать бы куда-нибудь в сторону, противоположную от тебя.
      — В Мурманск? — попытался неуклюже догадаться Володька, но я уже увлеклась новой идеей.
      — А идите вы куда подальше со своим северным сиянием! Я поеду на юг. В Сочи или в Туапсе! А почему бы и нет?
      Я села на диване и вспушила волосы.
      — Действительно, а почему бы и нет? — повторила я еще раз и поняла, что мне понравилась идея!
      Блин! Точно: еду дикарем в жаркие страны, отдыхаю на полную катушку и громко смеюсь над пошлыми женатиками, гостящими у тещи! Чтоб тебе, Вовочка, пирогами обожраться у нее и растолстеть!
      Я вскочила с дивана и подошла к зеркалу, чтобы оценить свои внешние данные.
      А что зря бегать-то? И так ясно: фигура — отличная, лицо — слов нет, рост и тонус — высокие, и пока Володька отдыхает, мне самой нет смысла грустить в Тарасове.
      Я так увлеклась героическими планами, что даже притопнула несколько раз пяткой об пол.
      Завтра совершаю марш-бросок на своей «девятке» до…
      Я вспомнила, что прежде чем оговорить конечный пункт, нужно хотя бы взглянуть на карту и узнать, какие вообще существуют на свете пункты, кроме Сочи и Туапсе, Антальи и Канар.
      Володька в это время надвинул на затылок фуражку, взял в руки пустой «дипломат» и робко откашлялся.
      — Ну, мне пора, Тань, — сказал он, — уже очень поздно. Я… того… спешу.
      Мой взгляд был полон негодования.
      — И ты не хочешь, чтобы я тебя проводила?! — вполне искренне воскликнула я, потрясенная столь неслыханной человеческой черствостью, и почувствовала, как у меня повлажнели глаза.
      Я подошла к Володьке, клюнула его в щечку и тихонько проговорила, что через пять минуточек буду готова. Мы расстаемся надолго, нужно все обставить прилично.
      Не чужие же люди, честное слово!
      Ровно через тридцать восемь с половиной минут мы выходили из моей квартиры, и я старалась расшевелить Володьку, надувшегося словно индюк.
      Он никак не сдувался, и я опять принялась негодовать.
      Да видано ли такое?! — Не предупредив меня заранее, не подготовив, не подсластив тошнотворную пилюлю, вдруг объявляет, что завтра он, мол, уматывает на деревню к тещеньке, а потом еще вдруг преподносит, что и проститься не может по-людски!
      Я проводила его до машины, махнула вслед, медленно зашагала домой, глубоко засунув руки в карманы шорт и подумав, классная у меня появилась идея — поехать в жаркие страны на Черноморское побережье моего Отечества! И Володька так кстати тоже уезжает.
      …На следующее утро, ну не то чтобы очень уж утро, а так, нормально — часикам к пятнадцати, — я закончила свои спартанские сборы, взгромоздила на себя пару сумок и, похлопав по согревшемуся под тарасовским солнцем крылышку своей «девятки», выехала прочь — прочь из опостылевшего мне города по трассе Тарасов — Ставрополь.
      Впереди были две недели, полные солнечных шашлычно-соусных, винно-личностных впечатлений и удовольствий. Ну а если уж очень понравится, то две недели запросто растянутся до трех.
      Легко!
      Когда стольный град Тарасов скрылся за горизонтом, я остановила машину, вынула свой замшевый мешочек с гадальными косточками и, потряся их в ладонях, высыпала кости на правое сиденье.
      Эти паршивцы решили, что я как-то слишком привольно живу, и вежливо какнули мне в душу: 17+25+10.
      Это означало: «Эйфория счастья и успеха пройдет быстро».
      Я вздохнула, закурила и подумала о том, как хорошо, что эта эйфория еще и не думала наступать. Значит, у меня все впереди!
      Я мчалась резво и быстро, обдуманно нарушая правила дорожного движения только тогда, когда без этого было трудно обойтись, и почти без остановок к самому утру следующего дня добралась до аппетитного указателя, возвестившего, что на Туапсе — сюда, на город Сочи — туда.
      Здесь я остановила свою «девятку» и задумалась о перспективах. Выйдя из машины, надела темные очки и закурила, решая, куда направить протекторы своей «девятки».
      Выбор, конечно же, был небольшим — направо или налево, — но его нужно было сделать. А я никак не решалась: требовался какой-то толчок или даже пинок, и я задумчиво поискала, кто бы это мог сделать — сначала на небе, закатив глазки, потом на земле, опустив их.
      Однако ожидаемый «толчок» появился с третьей стороны и выглядел он совсем не так, как мечталось, — из-за ближайшего ко мне поворота на Сочи вывернулась небольшая колонна мотоциклистов самого неформального вида, с ревом и грохотом помчалась прямо на меня, громко сигналя и рыча движками мотоциклов.
      Судя по всему, это были заблудившиеся во времени байкеры. Обычно они разъезжают по ночам, но у этих, как видно, что-то перепуталось в головушках.
      Возглавлял колонну длинноволосый коренастый парень в темных очках, сидевший на огромном черном мотоцикле, который он вел на два корпуса впереди всех.
      Пять или шесть его спутников отставали, и, помимо сигналов, кто-то из них махнул мне рукой, будто, глядя на меня, можно было подумать, что я сейчас же прыгну за руль «девятки» и помчусь им наперерез в лобовую атаку.
      Максимум, что от меня можно было ожидать в такой ситуации, так это прижаться поплотнее к борту «девятки», что я и сделала.
      Вожак стаи приблизился ко мне на опасно маленькое расстояние, резко, по-пижонски затормозив, подкатил ко мне и почти наехал передним колесом своего мотоцикла.
      Он, не оглядываясь, махнул рукой, и его ребятки промчались мимо, остановившись метрах в десяти позади моей машины.
      Парень, наехавший на меня, не слез с мотоцикла, он только поднял свои затемненные очки на лоб, и его бегающие глазки остановились на моем лице.
      Парнишке оказалось навскидку лет сорок; нервно подергиваясь, он обшарил меня глазами и, глотая окончания слов, спросил:
      — Ты типа из Тарасова, что ли, мамочка?
      Я ничего не ответила, но немного удивилась его манере общения и информированности: не каждый по номеру определит, из какого региона машина.
      Пауза затягивалась, я кивнула, подождала продолжения странной беседы, и оно не замедлило появиться.
      — Я — Мандибуля! Ты меня хочешь! — на полном серьезе заявил байкер и вопросительно посмотрел на меня.
      Если он ожидал, что после этого признания я раз и навсегда упаду в обморок, то прорва его разочарования была бездонной: я всего лишь пожала плечами и спросила:
      — Кто над тобой так пошутил, сынок?
      Мандибуля нахмурился и удивленно, с подозрением посмотрел на меня, потом повертел головой в разные стороны.
      — Слышь, а ты, мамочка, веселая, — заговорил он уже совсем другим тоном. — Где ж твой мужик шляется? Поссать, что ли, побежал?
      Я решила не нарываться на приключения и — не соврала, нет, это для меня совершенно нехарактерно, — я применила военную хитрость.
      Полуотвернувшись, я пристально посмотрела направо и задумчиво произнесла:
      — А мои мужчины — оба, кстати, офицеры РУБОПа — сейчас подойдут, и вы с ними познакомитесь. Подождите минутку, пожалуйста.
      Мандибуля ухмыльнулся и, протянув вперед лапу, попытался хлопнуть меня по щеке, показывая этим, что он паренек смелый и горячий.
      Я рефлекторно отклонилась, отбила его руку и, не выпуская ее, дернула этого обнаглевшего байкера на себя, вывернув его руку вверх.
      Мандибуля взвизгнул, головка его нагнулась вперед и вниз, и он резко приложился физиономией прямо об руль своего мотоцикла, носом нажав на кнопку сигнала.
      Теперь уже завизжали оба: и мотоцикл, и его не в меру резвый хозяин.
      Не выпуская руку байкера, я наклонилась к самому его уху, чтобы не перекрикивать звуковой сигнал, и спокойно проговорила:
      — Если ты, козел, сейчас же не уберешься, я сделаю так, что при виде женщины ты будешь каждый раз писать в штанишки. Пошел вон!
      Отпустив своего пленника, я подалась назад и выдернула из машины свою сумку. Не доставая полностью, я показала Мандибуле свой пистолет.
      Секундная пауза пролетела мгновенно, и он принял единственно правильное решение: дернулся назад, вытаращил глазки, смерил меня презрительным взглядом, сплюнул себе под ноги, задрав переднее колесо мотоцикла, повернул его и, не сказав больше ни слова, покатил к своим товарищам.
      Я усмехнулась про себя, удивляясь местечковой помпезности сочинских неформалов.
      Было похоже, что их мания величия даже не предполагает, что за пределами этого микрорайона их может хоть кто-то не знать и не хотеть.
      Я не оборачивалась до тех пор, пока не услышала надвигающийся на меня сзади грохот мотоциклетных двигателей.
      Звук был настолько угрожающ, что сначала я нырнула в машину, захлопнула за собою дверцу и только потом оглянулась.
      Вся масса байкеров, за исключением Мандибули, который остался стоять в отдалении, неслась на меня с явным желанием протаранить мою «девятку», ну и меня, разумеется, вместе с нею.
      Собрав в кулак всю свою волю, я сделала вид, что ничего не заметила.
      Эти несколько секунд растянулись в минуты, и вскоре бешеная группа рокеров или байкеров — не знаю, как правильно обозвать этих доморощенных придурков, — пронеслась по дороге дальше моей машины, свернув влево, и исчезла из поля зрения.
      Последним, не торопясь и не обращая на меня никакого внимания, прокатил Мандибуля.
      Трасса опустела, но ехать я никуда была не в состоянии — предпочла покурить еще с полчасика и привести в порядок растрепанные чувства.
      Курила, стоя рядом со своей машиной, и шепотом материлась в пространство, и, когда немного успокоилась, на горизонте показалась темно-красная машина.
      Я просто из любопытства посмотрела в ее сторону и подумала, что, куда та повернет, туда, значит, и мне суждено.
      Машина, оказавшаяся тоже «жигуленком» девятой модели, как и моя жестянка, однако, никуда не поехала, а, мягко сбросив скорость, затормозила рядом со мною.
      С места водителя выглянул рыжеватый стильный мальчик и, улыбнувшись мне, спросил:
      — У вас проблемы, девушка?
      — Ментального характера, — рассеянно ответила я, оглядывая его и машину.
      Рядом с парнем сидела девушка, силуэт которой плохо просматривался через тонированные стекла.
      Получалось, что парень не фат и не хлыщ, а просто хороший человек, что, впрочем, не исключало и первого предположения.
      — Моментального характера? Это как же так? — радостно переспросил парень, открывая дверь «девятки» и выходя из нее.
      — А я вижу — землячка наша загорает, ну как, думаю, не остановиться! — сказал парень, подходя ко мне.
      Я бросила взгляд на номер его машины, тоже оказавшийся тарасовским, потом через распахнутую переднюю дверцу разглядела его спутницу — хрупкую женщину с великолепными пепельными волосами — и кивнула ей.
      Она дружелюбно взглянула на меня, тоже кивнула и закурила сигарету в длинном мундштуке.
      — Да вот, знаете ли, решаю, куда мне поехать отдохнуть, — объяснила я парню, делая шаг к нему. — Честно говоря, в городе жить не хочется, а ничего другого я здесь пока не знаю.
      — Вас как зовут, девушка? Меня — Валерий, а мою жену — Валерия, — еще раз улыбнулся парень.
      — А меня Татьяна, — представилась я.
      — У вас проблем, слава богу, нет, но, к сожалению, они появились у меня, — развел руками Валерий и открыл капот своей машины. — Свечи, что ли, барахлят или еще какая-то ерунда приключилась… — пробормотал он и залез в двигатель.
      Признаться, я в этом ничего не понимаю и понимать не желаю, поэтому и не заинтересовалась его деятельностью, продолжая стоять около своей «девятки». Валерий копошился в своей, и наконец через десять или пятнадцать минут первой не выдержала Валерия.
      — Боже мой! Ну почему так долго?! — С этими словами она вышла из машины и, не обращая внимания на начавшего было оправдываться мужа, подошла ко мне.
      — Скучно здесь, — сказала она, становясь рядом, — хоть бы проехал кто-нибудь.
      — Вы знаете, — доверительно ответила я, — пусть уж лучше никто не проедет. Как я поняла, на этой трассе нормальные люди встречаются через раз. После вашего приезда опять, видно, подошла очередь придурков.
      — Не поняла, о чем это вы? — Валерия удивленно посмотрела на меня.
      — За несколько минут до вашего приезда на меня налетела банда байкеров, — объяснила я. — Во главе с явным психопатом по кличке Мандибуля. Представляете, какое имечко?
      Валерия нахмурилась и оглянулась на Валерия, вынырнувшего из-под капота.
      — Мандибуля? — переспросил тот. — Мандибуля… Бред какой-то!
      — И я так же сначала подумала, — ответила я, — хорошо еще, что все кончилось без кровопролития. Эти ребятки тут пошумели немного, но пока укатили. А могут ведь и вернуться, — меланхолически вырвалось у меня.
      Валерий пожал плечами, улыбнулся и спрятался под крышку капота.
      Мы покурили с Валерией, поболтали еще о какой-то ерунде, и через полчаса, когда перешли с ней на «ты», Валерий сказал, что стоять больше нет смысла: он все сделал.
      — Ты уверен? — переспросила Валерия.
      — Ну, вроде так получается, — ответил он и подошел ко мне.
      — Вы говорили, что не знаете, куда бы вам отправиться, чтобы нормально отдохнуть? — спросил он.
      Я кивнула.
      — Есть отличное предложение, Татьяна. Поедемте с нами, — пригласил Валерий. — Здесь недалеко, примерно в двадцати километрах, есть кемпинг. Уютное местечко на берегу моря. Что еще нужно для отдыха? Тепло и тихо. Два моря: одно соленое, другое с градусами. Устраивает?
      — Еще как! — обрадовалась я неразумной возможности переложить решение на чужие плечи, и мы договорились, что я пристраиваюсь в хвост «девятке» и еду за ними следом.
      Вот так и решаются наши судьбы на неизвестных поворотах. Нужно только вовремя остановиться и обратить на себя внимание.
      Кемпинг «Большой ручей» располагался вовсе не на берегу ручья, как можно было предположить по его названию, и даже не вокруг этого самого ручья, а просто невдалеке от устья узкой речушки слева и широкого синего моря справа.
      Где ручей, какой ручей — я до сих пор так и не знаю и как-то не жалею об этом.
      На территории кемпинга, огороженной легкой оградой из сетки-рабицы, стояли четыре ряда деревянных домиков, летняя шашлычная под черепичной крышей на въезде и домик начальства — на выезде.
      Летнее кафе на трассе перед кемпингом и три небольшие деревни, выглядывающие из-за холмов в обозримом пространстве, но на приличном расстоянии от домиков, составляли пейзаж кемпинга.
      Оставив машины на местной стоянке, мы с Валерием и Валерией направились к домику с флюгером, на ступеньках которого сидели и смотрели на нас трое — полосатый жирный кот, нечесаный седой кабыздох с потертым ошейником и толстый потный мужчина лет сорока или около того, бултыхающий в толстой лапе полупустую бутылку пива.
      Это оказался директор кемпинга, представившийся нам как Петрович.
      Мы с ним зашли в домик.
      О формальностях договорились быстро.
      Мне даже показалось, что дело вовсе и не в них, а в наличности, но так как мои спутники дружно полезли за документами, пришлось и мне поддержать компанию.
      Валерий первым достал своей паспорт и протянул его усевшемуся за стол директору.
      Одного паспорта на двоих для семьи хватило, и после их оформления подошла и так же быстро прошла моя очередь.
      Мы с Валериями оказались соседями.
      Я согласилась на предложение потного Петровича подселить ко мне какую-нибудь девушку, если такая вдруг объявится, и отмахнулась на его шутку подселить ко мне мулата, сказав, что сижу на строгой патриотической диете и мулаты в нее не входят.
      Когда мы выходили от Петровича, то седой кабыздох уже сонно выглядывал из своей маленькой перекошенной будки, стоящей под домом. Он даже не дернулся в нашу сторону, только проворчал что-то невразумительное.
      Домик, доставшийся мне по административному жребию, был небольшим и миленьким.
      В нем я нашла все необходимое для нормальной жизни. Точнее, почти все: душа не обнаружила, это, очевидно, считалось пошлым излишеством.
      Зато стояли холодильник, телевизор, кровать, ну и стол с парой раскачанных стульев.
      Я принялась устраиваться и даже, задумчиво почесав голову, приняла — как бы это поизящнее выразиться — мини-душ под краном.
      Ничего не могу с собою поделать: перед тем, как переодеваться, всегда испытываю желание вымыться. Такая вот за мной водится дурная привычка.
      Ну да она не единственная.

      Как только я закончила с вечерним туалетом и задумчиво примерила новую широкую юбку, которая еще не видела ни света, ни полусвета, в мою дверь постучали.
      — Татьяна, ты дома? — послышался женский голос.
      — Кажется, дома, — ответила я, уже успев забыть обо всем, кроме покроя и цвета юбки, и удивленно открыла дверь.
      Пришла моя новая знакомая, Валерия, тоже успевшая переодеться: теперь на ней было прямое платье, расцвеченное гавайскими мотивами.
      Мой костюмчик, кстати, был ничуть не хуже, что она и поняла с первого же взгляда.
      Валерия пригласила меня составить компанию ей с мужем и сходить на пляж, пока не слишком жарко.
      Нужно ли говорить, что я сразу же согласилась. И, заметавшись по домику, быстренько сотворила все, что нужно; одевшись полегче, захватив с собою только пакетик с полотенцем и разными мелочами, я направилась к морю.
      Мои Валерии почему-то задерживались, и я пошла одна, рассчитывая, что они меня догонят.
      По дороге на пляж я нос к носу столкнулась с огромным подвыпившим парнем, который никак не хотел уступать мне дорогу и все спрашивал, как пройти в библиотеку. При этом он раскатисто смеялся и, очевидно, ожидал от меня того же, но почему-то так и не дождался.
      Как я поняла, начались южные будни: стал клевать косяком ходящий мужчинка, и мое настроение, честно признаться, не могло не улучшиться. Чуть-чуть.
      Я добралась до каменистого пляжа, разделась, расстелила полотенце, легла и стала настраивать себя на первый опыт знакомства с соленой водой.
      Она почему-то показалась прохладнее, чем должна была быть, и я решила пока посмотреть, как ведут себя другие люди.
      На пляже народу было немного, знакомых — никого. Да у меня их, можно сказать, что и не было, кроме Валерок да здоровенного парня, увиденного мною только что. Если его можно, конечно же, назвать знакомым.
      Но у меня было странное ощущение, что я обязательно должна вот-вот увидеть Володьку Степанова.
      Этот глюк навалился на меня, наверное, потому, что я слишком быстро рассталась с Володькой и слишком резко сменила обстановку: мозги уже привыкли к этому, а чувства еще нет.
      Я осмотрела пляж и поняла, что смотреть особенно не на кого.
      Две скучные супружеские пары средних лет возлежали на некотором расстоянии от меня. Да еще один парень на отдаленном бугорке — высокий, сутулый, противный, с прямыми нечесаными патлами, свисающими ниже плеч, и с мерзкими усиками застыл в позе, пародирующей Шварценеггера.
      Рядом с парнем на каменистой поверхности пляжа примостилась на полотенчике абсолютно невзрачная девушка самой дешевой и несерьезной внешности. Всем своим видом она демонстрировала принадлежность данной особи мужского пола и готовность выполнить любое его желание.
      Бросив на пару равнодушный взгляд и поняв, что это, скорее всего, неформальный искатель экзистенциальной истины, поклонник тантрической йоги и местной наркоты, приехавший сюда с миниатюрной группой поддержки, подобранной у ближайшего же ларька, я нацепила на нос темные очки и глубоко задумалась до такой степени, что даже, кажется, задремала.
      Говорят, Эдисон с Менделеевым решали самые сложные научные вопросы в полудреме, так что и я решила не отставать от корифеев.
      Мне было тепло и хорошо, но очнулась я внезапно, словно от толчка.
      Давно уже приученная не дергаться в непонятных ситуациях, да и лень было, честно-то говоря, я медленно приоткрыла правый глаз и покосилась в сторону возникшего ощущения неуютности.
      Рядом со мною на расстоянии шага сидел на корточках уже замеченный мною худющий неформал, не мигая, уставившийся на меня своими круглыми совиными глазками.
      Я перевернулась на живот, подставив солнцу спину, и подумала, что заявленное мною равнодушие должно объяснить кретину, что дама не желает с ним знакомиться.
      Я закрыла глаза, но прислушивалась на всякий случай.
      Сопение, обозначающее присутствие неформала, продолжалось. Больше никаких признаков его существования не ощущалось, и я попыталась смириться с происходящим.
      А что, может быть, этот йог-твою-мать почувствовал какие-то положительные флюиды, исходившие от меня, и сейчас подзаряжается? Вампи?рит, так сказать, в астральном плане?
      Да ради бога, лишь бы руками не трогал!
      Через несколько минут я все-таки не выдержала, и первая, приоткрыв глаза, покосилась на этого придурка.
      Он продолжал посматривать на меня, причем так откровенно, что мне стало не по себе и очень сильно захотелось встать, протянуть руку, приподнять его за лохмы и дать по морде.
      А что? Метод простой и действенный. Мало кто может предотвратить прямой удар кулаком в харю, особенно если имеет великолепное телосложение египетской мумии.
      Пока я концентрировала свои разложенные по теплому песку силы, этот визуальный насильник подкрался сам, преодолев разделяющие нас дюймы просто и решительно.
      Он лег рядом, и его рожа оказалась совсем близко от моего лица.
      Пришлось сделать вид, что я его не сразу заметила, а когда заметила, то не обратила внимания.
      Но и это не помогло: рамзесообразный хам оказался настырным.
      — Привет, подруга, — процедил он и ощерился в широкой улыбке, показав не только недостаток в воспитании, но и еще больший недостаток в зубах.
      Вместо ответа я отвернулась в другую сторону и посмотрела на подъехавших на пляж дружным строем уже виденных мною сегодня байкеров во главе с Мандибулей.
      Сейчас они были почему-то относительно спокойны — ни бурных припадков, ни нападок на людей, — зато в руках у каждого по бутылке сухого вина.
      Байкеры шумно расположились справа от меня и начали играть в нарды, запивая азарт винищем.
      Беззубый донжуан не поленился и в какой-то момент, встав и перешагнув через меня, прилег с правой стороны.
      — Ну, не надо хамить, малышка, — с обидой сказал он мне, хотя обижаться должна была бы я: он просто ловко спер мою реплику.
      Поэтому я промолчала и решила подождать продолжения речи.
      — Меня зовут Витя, я здесь бригадир. Даю постоянную работу, детка. Даже без обеда если протянешь, никто не тронет, забираю половину, — вдруг забормотал очевидную чушь неформальный донжуан, и я напряглась, переваривая его слова.
      Пристроившись ближе, он дыхнул на меня гнилью из пасти и продолжил:
      — Идет, что ли, или как? И учти — без меня здесь работать не удастся. Опасно будет для ливера.
      — Какого еще ливера? — не поняла я окончания его бреда, но, в общем, сообразив, что мне предлагается поработать проституткой.
      И это как раз во время моего отпуска! Да еще про ливер какой-то этот гад бормочет…
      — Какой там ливер? — еще раз переспросила я, хорошо понимая, что дать по морде ему все-таки придется.
      — Твоего, красавица, твоего ливера! Сисек, писек и прочего! — просто ответил Витя и снова улыбнулся.
      Я зажмурилась, потому что падать было некуда — уже лежала.
      — А зубы ты, лапочка, потерял в трудовых подвигах? — вежливо поинтересовалась я и залюбовалась изменением цвета его мерзкой рожи.