Люблю свою работу.
      Именно с этой мыслью я переступила порог конспиративной квартиры, где должна была встретиться с генералом Громом — моим единственным, бессменным и горячо обожаемым начальником. «В миру» генерала звали Андреем Леонидовичем Суровым, но мне как-то привычнее было называть его рабочим именем Гром.
      Задания я получала только от Грома. Отчитывалась тоже лично ему, правда, все больше в письменном, разумеется, зашифрованном виде. Лицом к лицу, особенно в последние годы, мы встречались довольно редко. Выезд генерала из столицы для личной встречи означал, как правило, особую деликатность очередного задания.
      Я поздоровалась, под пристальным генеральским взглядом пересекла кабинет, заняла жестом предложенное место. Гадать, что меня ожидает на этот раз, было бессмысленно. Да и зачем, если через несколько минут и так узнаю все, что мне положено знать для задания.
      Вечно занятой Гром, однако, сейчас разговор начинать не торопился. Некоторое время он продолжал внимательно меня разглядывать, потом встал, выложил на стол стопку документов из кейса и только тогда сказал:
      — Здравствуй, Юлия Сергеевна.
      Я ждала продолжения. Обещанный мне после выполнения последнего задания недельный отпуск успел продлиться ровно тридцать шесть часов, и теперь мне не терпелось узнать, чем же сие было вызвано. Однако, как и полагается секретным агентам, я старательно изображала невозмутимость. В общем, «ни один мускул не дрогнул на ее лице».
      Гром перетасовал документы, выудил два паспорта — российский и заграничный, бросил передо мной на стол.
      — Парамонова Светлана Валерьевна, — сообщил он с унылой гримасой, — недавно вернулась из Балакова, где пела в местной поп-группе, а также пыталась заниматься бизнесом. И то, и другое — неудачно.
      — А почему меня потянуло в Балаково? — Я неторопливо развернула свои новые документы.
      — Поехала с приятелем. Связь тоже оказалась неудачной. В Тарасов вернулась две недели назад. Подробности своей жизни, а также другую необходимую информацию найдешь здесь. Да, кстати, с днем рождения.
      Генерал подтолкнул ко мне тощую папку, которую я тут же отложила в сторону. Это успеется. Пока меня интересовали паспорта. Российский выглядел так, как ему и положено, если все время таскать его с собой, — в меру потрепанный, в потертой на углах обложке. Я полистала страницы. Через три дня Светлане исполнялось двадцать семь лет. Итак, меня «омолодили» на два года. Нормально, было бы хуже, если бы состарили.
      Заграничный паспорт был совсем новенький.
      — Я еду за границу? — небрежно поинтересовалась я, все-таки не удержавшись от вопроса. — Люблю свою работу. Сегодня здесь, завтра — там, послезавтра…
      Генерал сделал губы трубочкой, помрачнел еще больше, с расстановкой произнес:
      — Надеюсь, что нет. — Он тяжело поднялся, прошелся к окну и обратно. — Дело непростое. Рассказываю по порядку.
      Ну и выразился! Мои брови непроизвольно дрогнули. Да у нас две трети дел можно смело назвать непростыми. А оставшуюся треть — сложными.
      Я положила паспорта на папку и преданно уставилась на шефа, для порядка слегка нахмурившись. Гром, очевидно, заметив произошедшие на моем лице метаморфозы, слегка улыбнулся, но тут же снова посерьезнел.
      Он вынул из незапечатанного конверта несколько черно-белых фотографий, разложил веером на столе. На снимках в разных ракурсах был изображен один и тот же человек, лежащий навзничь на полу в луже крови. На трупе было только полосатое полотенце, обернутое вокруг бедер. В правой руке пострадавший сжимал телефонную трубку. Сам телефон валялся рядом, упав, очевидно, со столика. На нескольких снимках крупным планом была запечатлена шея, перерезанная с правой стороны, начиная от трахеи. Вероятно, убийца находился сзади и слева.
      — Обрати внимание на характер раны, положение тела. Возможно, пригодится. — Гром ткнул пальцем в фотографии. — Семенов Юрий Константинович, сотрудник одного тарасовского завода, работающего на оборонку. Собирался в Москву, докладывать о результатах испытаний… э-э-э… опытного образца. Разработка на сегодняшний день не имеет аналогов ни в одной стране мира. По пути… м-м-м… заехал домой… Часть документов похищена, с остальных, вероятно, сделали копию. Чемоданчик, в котором хранились материалы, не взломан, замки были открыты чисто, а затем снова закрыты. Из чего можно сделать вывод, что либо Семенов собственноручно открывал чемоданчик, либо злоумышленник имел доступ к ключу и знал код.
      Гром сделал паузу, взял одну из фотографий, укоризненно покачал головой и швырнул ее обратно на стол.
      — Есть подозрения, что либо с завода, либо с московского НИИ, работающего с вышеупомянутым заводом в одной, так сказать, упряжке, периодически происходила утечка информации. Сложно сказать наверняка, но не исключено, что утечка каким-то образом была связана именно с командировками Семенова. В Москву он ездил, надо сказать, часто…
      Разглядывая фотографии, я обнаружила, что мои брови опять удивленно ползут вверх. Ну хорошо, допустим, что Семенов лично мотался с секретными документами в Москву и обратно. Почему бы и нет? Вероятно, это входило в его компетенцию. Но, вместо того чтобы ехать прямиком в аэропорт, он прется с «секреткой» домой, а там занимается черт знает чем — ведь, судя по некоторым деталям, попавшим в объектив, покойный занимался именно черт знает чем, — это, пардон, верх безалаберности.
      — Это не его квартира, — как бы в ответ на мои мысли сказал Гром. — То есть не его собственная. Уважаемое семейство Семеновых в количестве трех человек, не считая покойного, проживает в другом конце города, недалеко от завода. А эту Юрий Константинович арендовал, так сказать, для интимных встреч. Знал об этом только штатный водитель Семенова да те, с кем происходили, хм, встречи. Шофер отвозил Семенова в аэропорт и возвращался только после того, как самолет благополучно поднимался в воздух. Так он всегда и делал. Но только после того, как Семенов два-три часа проводил в этом уютном гнездышке. Возвращение из Москвы в Тарасов происходило по тому же сценарию, но в обратном порядке: водитель встречал шефа в аэропорту, привозил сюда, а сам дожидался внизу в машине.
      — И долго продолжался этот водевиль?
      — Долго. Если кое у кого на заводе и возникали сомнения в отношении Семенова, то рот ему затыкали прежде, чем сомневающийся успевал поделиться хоть с кем-нибудь своими соображениями. Видишь ли, покойный имел очень влиятельного покровителя… — Гром выразительно посмотрел в потолок и на некоторое время замолчал. — В принципе шофер мог и не торчать у подъезда, — прежде чем покинуть любовное гнездышко, Семенов всегда предварительно созванивался с ним. Однако водитель предпочитал не покидать свой пост, потому что, как он сам утверждает, понимал, что, какие бы деньги шеф ни платил ему за молчание, если бы что-то пошло не так, по головке бы его, шофера то есть, не погладили. Иногда он все же ненадолго отлучался, как, например, вчера. Поехал в ближайший киоск за сигаретами. Именно в это время и позвонил Семенов, чтобы сообщить о краже документов.
      Я с сомнением посмотрела на перерезанное горло любвеобильного душки Семенова. С такой раной особенно не поговоришь. Значит, сначала он обнаружил пропажу документов, успел позвонить и только после этого подвергся нападению.
      — Следовательно, — высказала я вслух свои домыслы, — убили его не сразу?
      — Удивительная сила ума! — язвительно воскликнул Гром.
      Я почувствовала, что краснею, и поспешила поправиться:
      — Я имею в виду, что убили его не для того, чтобы заполучить документы, а чтобы заставить замолчать?
      Генерал закатил глаза и несколько секунд стоял так, покачиваясь на носках. Наверное, считал до десяти и обратно.
      — Привожу дословно показания водителя, касающиеся его последнего разговора с Семеновым. — Он открыл кожаную папку, монотонным голосом зачитал: «Юрий Константинович был очень взволнован. Убедившись, что я на проводе, он сразу же закричал: „Документы… Эта поганая сука… Несчастная любовь“. — Несколько матерных выражений. — „А я доверял, как себе“. — Дальше пошел продолжительный отборный мат. Затем: „Переправит за границу. Фирма „Радуга“. Попробуй перехватить. Татуировка на…“ Все. Эта фраза была последней, потом послышался звук, как будто что-то упало. Я развернулся и помчался обратно. Ехать надо было всего квартал, поэтому через пару минут я уже был у подъезда. Сразу же поднялся в квартиру, по пути никого не встретил. Дверь была заперта. Я звонил, стучал, а потом связался с директором завода. До приезда службы безопасности из квартиры никто не выходил».
      — Не густо, — заметила я. — А что там было про радугу?
      Гром захлопнул папку, бросил ее на стол, задумчиво повторил:
      — Из квартиры никто не выходил… «Радуга» — это совместное предприятие, фирма по трудоустройству за рубежом. Специализируется на подготовке и поставке девушек, иногда юношей в танцевальные шоу. Работают с тремя странами: Голландией, Швецией и Германией. Основной офис «Радуги» находится в Амстердаме. Российский филиал — в Тарасове. Исходим из версии, что данные, полученные от водителя господина Семенова, достоверные. Твоя задача — выявить, кто из «Радуги» и каким боком причастен к похищению или переправке секретных материалов за рубеж, установить личности, местонахождение документов и их копий. На все про все — три недели. Двадцатого ноября — день отъезда очередной партии «трудоустроенных» на рабочие места.
      Я недовольно поморщилась. Терпеть не могу работать дома. Руководство, правда, тоже старается не использовать агентов в местах постоянного проживания. Если можно назвать постоянным проживанием одно —, двухдневные налеты в родимый дом.
      — Понимаю, — сурово сказал Гром, сверля меня взглядом. — Я бы тоже предпочел в данной ситуации задействовать другого сотрудника. Но, к сожалению, на сегодняшний день ты единственная из подходящих кандидатур свободна.
      Вот так. А ведь мог бы сказать, хотя бы для поднятия боевого духа, что я, например, единственная, кто в состоянии справиться с заданием, от выполнения которого зависит безопасность и благосостояние родной страны. По крайней мере, становилась понятной высказанная вслух надежда Грома по поводу того, что за границу мне ехать не придется.
      — Теперь главное, агент Багира. Установив местонахождение секретных материалов, ничего не изымать, вообще нос туда совать не рекомендую, себя не обнаруживать. А немедленно выйти на связь по варианту «В» и ожидать дальнейших указаний. Вопросы?
      — Кого предпочитал Семенов: мальчиков или девочек?
      Этот вопрос крутился у меня на языке уже с минуту. Судя по всему, с «Радугой» был связан именно любовник Семенова. Причем их связь должна была быть достаточно продолжительной, едва ли убитый мог «доверять, как самому себе» малознакомому человеку. Из «особых примет» предполагаемого злоумышленника пока имелась только татуировка, да и та неизвестно что изображала и на какой части тела. Однако, зная предпочтения Семенова, можно было значительно сузить круг поисков.
      Ответ оказался наихудшим из возможных:
      — И тех и других. Покойный был бисексуалом. Еще вопросы есть?
      — Никак нет, товарищ генерал! — рявкнула я, поднимаясь. — Секретный агент Багира к выполнению задания готова!
      Гром мученически поморщился.
      — Тише ты! И так голова раскалывается. Нет вопросов, так валяй, выполняй.
      Домой я отправилась в приподнятом настроении. Так всегда бывает после получения очередного задания. Все-таки по натуре я авантюристка. Если бы несколько лет назад я не попала в учебку Минобороны СССР, неизвестно, какими кривыми тропками-дорожками пошла бы моя судьба. Как истинная авантюристка, я с трудом переносила монотонность существования и в любой момент была готова сорваться куда угодно, если впереди ждали риск и приключения. Никогда не понимала людей, предпочитающих просиживать сутками у телевизора и довольствоваться приключениями не собственными, а киношных героев.
      Вернувшись домой, я перво-наперво нашла в газете номер телефона и позвонила в фирму, занимающуюся квартирными вопросами. На ближайшие три недели мне необходимо было сменить жилище. Дождавшись соединения, я медовым голоском потребовала подыскать мне в аренду скромную, но хорошую квартиру в центральной части города, с мебелью и непременно с телефоном, и чтобы вселиться в нее я смогла сегодня же. Интересующая меня квартира отыскалась уже через пятнадцать минут, я договорилась о встрече и с чувством частично выполненного долга погрузилась в бассейн — не единственное, но самое замечательное достоинство коттеджа, некоторое время назад предоставленного чутким руководством в мое полное распоряжение. Люблю свою работу!
      Из бассейна я выбралась только после того, как наплавалась до приятной тяжести в мышцах, приготовила кофе и, устроившись на диване, с воодушевлением раскрыла полученную от Грома папку. Но чем больше я вникала в ее содержимое, тем паршивее становилось на душе. Сначала я просмотрела и отложила в сторону листки с описанием ничем не примечательной жизни Парамоновой Светланы Валерьевны. Через минуту туда же отправились сопутствующие документы — видавшая виды трудовая книжка, водительское удостоверение, полученное в городе Балакове четыре года назад, прилагавшаяся к удостоверению медицинская справка, выданная в хозрасчетной поликлинике номер три города Балакова, еще одна медицинская справка, из которой следовало, что обладательница оной ни венерическими, ни иными заболеваниями не страдает, зато имеет все предусмотренные Минздравом прививки.
      Куцее досье на СП «Радуга» и сотрудников тарасовского филиала фирмы носило характер скорее справочный и никаких сведений, способных мне помочь, не содержало. Из досье следовало, что фирма была организована пять лет назад, все это время добросовестно придерживалась заявленного направления деятельности, ничем противозаконным не занималась, а если и занималась, то так искусно, что поводов усомниться в своей кристальной чистоте перед государством и честными гражданами не давала. Штатные сотрудники филиала были сплошь мужчины в количестве четырех человек — директор, заместитель директора, водитель «с личным автомобилем» и худрук, в обязанности которого входили отбор, а также последующая танцевальная подготовка в трехнедельный срок желающих трудоустроиться.
      Женщина фигурировала только одна — внештатный бухгалтер филиала, она же совладелец СП, при этом фамилия ее была такая же, как и у директора, что наводило на мысль о старом добром семейном подряде. Все как один сотрудники «не состояли», «не привлекались», «нет», «замечены не были», «нет». «Да» стояло только в графах, информирующих о фактах выезда за границу.
      Содержимое папки с каждой минутой таяло, а я ничего более существенного, чем татуировку на теле подозреваемого, пока не имела. Наконец все бумаги из папки благополучно перекочевали на диван. Что ж, будем исходить из того, что имеем.
      Итак, танцподготовка трудоустраивающихся осуществляется в трехнедельный срок, а начинается она после формирования партии выезжающих и заключения с ними трехсторонних контрактов — с фирмой-посредником, зарубежным работодателем и самими субъектами. Гром сказал, что очередная партия желающих танцевать на подмостках заграничных заведений отправляется в путь через три недели. Из этого следует, что данная группа танцоров уже сформирована, документы, необходимые для выезда с целью работы, находятся, вероятно, в процессе оформления, а худрук уже приступил к своим обязанностям. Интересно, есть ли у меня шанс попасть в число счастливчиков?
      Сейчас узнаем. Минут пять я покрутилась перед зеркалом, «примеривая» на себя новую личность — певичку-неудачницу Светлану Парамонову. Удовлетворившись результатом, плеснула в чашку остатки кофе и набрала номер телефона «Радуги».
      — Алло?
      Голос в трубке звучал с претензией на сексуальность, при этом было совершенно непонятно, кому он принадлежит — мужчине или женщине.
      — Добрый день, — я сделала паузу, давая возможность собеседнику произнести ответное приветствие. — Меня интересует трудоустройство за рубежом. Я правильно попала?
      — В самую точку. Сколько вам лет, простите за нескромность?
      — Двадцать шесть, — я огорченно вздохнула. — Но вот-вот стукнет двадцать семь. Старушкой, я надеюсь, еще не считаюсь?
      — Ну что вы! Разумеется, нет! Лично мне тридцать, — понизив голос, зачем-то сообщила трубка. — Танцевать умеете?
      — Немного, — смущенно призналась я. — Зато у меня есть музыкальный слух, хорошее чувство ритма и большое желание поскорее трудоустроиться. Где-нибудь в Голландии.
      — Можно и в Голландии, — рассмеялся собеседник кокетливо. — Если вы нам подойдете, а вас устроят наши условия, будете там уже через два месяца.
      — Через два месяца — это много, — заявила я решительно. — Забыла сказать, кроме большого желания, у меня также имеются загранпаспорт, все документы, которые могут потребоваться, а также некоторая сумма на текущие расходы.
      — Одну секундочку! — торопливо воскликнул собеседник.
      Секундочка растянулась в минуточку, во время которой я строила догадки, что именно так заинтересовало сексуально настроенное существо на другом конце провода — наличие загранпаспорта или упоминание о «некоторой сумме», и с любопытством прислушивалась к доносившимся обрывочным фразам: «Вот видишь, еще одна… А ты волновался… Вот и посмотрим…»
      — Э… голубушка! — ожила наконец трубка.
      — Светлана, — подсказала я.
      — Светочка! Голубушка! Вы можете сегодня подъехать на собеседование?
      Я посмотрела на часы. Время близилось к двенадцати, в два у меня встреча с агентом по недвижимости Михаилом, от которого вряд ли удастся отделаться раньше трех.
      — Думаю, смогу выкроить время, — сообщила я, томно вздохнув. — Скажем, часа в четыре вас устроит?
      — Лучше в пять. В шесть начинаются занятия для основной группы, так что прихватите подходящий для танцев костюм, трико там, юбочку, маечку… — слово «костюм» он произнес с тщательным проговариванием буквы «о». — И учтите, если из числа претенденток выберут вас, подготовка к работе для вас, Светочка, начнется сегодня же, потому что через три недели вы уже будете упаковывать чемоданы. Но за это время вам необходимо освоить…
      Что именно мне предстояло освоить — знаем мы эти «танцы»: раздеваемся под музыку, одеваться не спешим, — я слушала вполуха, до глубины души возмущенная тем, что меня, Светлану Парамонову, еще собираются подвергнуть конкурсному отбору! Подумать только, какова наглость! Кроме того, меня начало не на шутку раздражать то обстоятельство, что я до сих пор так и не смогла определить половую принадлежность собеседника.
      — Думаю, подробности мы сможем обсудить при личной встрече, — перебила я бесцеремонно и довольно холодно. — С кем, простите, имею честь?
      — А-а… — существо на несколько мгновений растерялось, а в голосе появились оскорбленные нотки. — Реснин Павел Анатольевич, художественный руководитель коллектива.
      «Коллектив», как и «костюм», был манерно-театрально выговорен по буквам.
      Не выдержав, я рассмеялась и поспешила сказать со всей нежностью, на которую была способна:
      — Очень приятно. Парамонова Светлана Валерьевна. Для вас просто Светлана. До встречи, Паша.
      — Адрес, адрес запишите!.. — воскликнул Паша, но я уже отключила связь.
      Надоел он мне до чертиков. А как еще успеет надоесть! Ведь придется взять его на особую заметку, с такими-то манерами…
      На продумывание гардероба и сборы ушел целый час. Сюда я больше возвращаться не собиралась, а образу Светланы, учитывая обстоятельства, должна была соответствовать каждая мелочь. Еще минут пятнадцать ушло на косметические процедуры. Так что окончательно собралась я только к половине второго. Между делом, правда, еще успела сделать прощальный скоростной заплыв в бассейне.
      Застегнув отделанную мехом умопомрачительную куртку и натянув перчатки, я внимательно изучила собственную особу в зеркале. Теперь меня с одинаковым успехом можно было принять как за владелицу небольшого банка, так и за дорогую проститутку. То, что требовалось.
      Весело подмигнув отражению, я подхватила сумку и отправилась на поиски татуированного засранца, рискнувшего покуситься на государственные тайны.
      Чем дальше я уходила от коттеджа, тем меньше во мне оставалось от Юли. Когда я вышла на обочину дороги, то чувствовала себя Светланой Парамоновой на девяносто процентов. Оставшимися десятью безоговорочно распоряжалась секретный агент Багира.

      Пропустив несколько машин, в которых, кроме водителя, угадывались силуэты пассажиров, я раздраженно отмахнулась от собиравшегося было притормозить потрепанного «жигуленка» с не менее потрепанным хозяином за рулем, но тут узрела приближающуюся приличного вида иномарку, мило улыбнулась и вытянула руку.
      Водитель иномарки оказался очаровашкой. Представился он Гошей, потом я узнала, что на самом деле его зовут Игорем, а Гошей называют только близкие друзья, но так же он представляется и девушкам, к которым с первого взгляда начинает испытывать симпатию.
      Он наотрез отказался взять плату за проезд, вручил мне визитку, которую я благосклонно приняла и на всякий случай — мало ли, как дело обернется, — вложила в кармашек куртки, и напоследок еще раз посетовал, что я занята, чтобы встретиться с ним сегодня же.
      Может быть, Светлана и нашла бы время, особенно учитывая то обстоятельство, что приглашал меня Гоша не в какую-нибудь кафешку или холостяцкую квартиру, а в загородный то ли дом отдыха, то ли оздоровительный комплекс, но в любом случае там можно было отдохнуть и душой и телом, сняв комплекс целиком хоть на сутки и не беспокоясь, что в самый интересный момент кончится оплаченное время или завалится кто-то посторонний.
      В загородном заведении имелись бар, сауна с бассейном, двухместные комнаты для желающих прилечь, столовая, способная без труда вместить человек тридцать голодных и жаждущих, а также помещение побольше, в котором стояли бильярдные столы и где устраивали танцы. Поэтому нет ничего удивительного, что Светлану данное предложение заинтересовало и заинтриговало. Однако десять процентов Багиры перевесили, и увеселительную прогулку пришлось отложить на более удачное время, которое когда-нибудь, но должно было наступить.
      На встречу с Михаилом я прибыла с запасом в целых три минуты. Он по телефону подробно описал свою внешность, особые приметы — торчащие уши и плешь на макушке, а также место, где будет меня ожидать. В отношении себя я смогла сообщить лишь то, что чертовски привлекательна, стройна, но заверила, что его опознаю в любом случае.
      Определила я его действительно безо всякого труда — он держал в руках вязаную шапочку, демонстрируя и правда торчащие, сейчас красные от холода уши и внушительную, не менее красную, лысину каждой проходящей мимо особе женского пола. Я поспешила навстречу к Михаилу, пока его уши не отпали совсем.
      Квартира, которую мы отправились смотреть сразу же, как только шапочка была водружена на место, а Михаила удалось немного отогреть в близлежащем магазине, в котором я, пользуясь случаем, приобрела коробку чая в пакетиках, сахар и несколько пирожных, вполне отвечала всем предъявленным мною требованиям. И хотя цену за ее аренду запросили немалую, от просмотра других имеющихся вариантов я отказалась, подписала договор аренды на месяц и сразу же расплатилась, предварительно, правда, поторговавшись. В средствах, в том числе материальных, руководство меня никогда не стесняло, но поторговаться в данном случае я считала своим долгом, ведь по легенде я была Светланой, а эта девица за аренду квартиры деньги выкладывала свои кровные, предположительно тяжким трудом заработанные.
      Когда с формальностями было покончено, я, уже на правах хозяйки, хотя и временной, напоила лопоухого Михаила чаем с заварными пирожными, спустя полчаса выставила засидевшегося гостя за дверь, а сама вытянулась на диване и предалась размышлениям, то и дело погружаясь в полудремотное состояние.
      Моя новая личность меня пока устраивала, — в меру образованная, без перебора, а ровно настолько, чтобы чувствовалась эдакая «изюминка», вульгарная, без комплексов, с большими амбициями и солидным жизненным опытом, который вполне компенсировал недостаток образования и избыток легкомыслия. Короче, характер очень даже подходящий, учитывая маячившую впереди задачу, — раздевать каждого, имеющего мало-мальское отношение к филиалу фирмы по трудоустройству за рубежом, и делать это до тех пор, пока на чьей-нибудь ягодице не обнаружится искомая татуировка. Почему-то мне казалось, что татуировка должна украшать именно ягодицу или иную интимную часть тела. Очевидно, такой ход мысли приняли под влиянием информации о бисексуальности покойного Семенова, не сумевшего сохранить ни государственные тайны, ни собственную жизнь.
      Конечно, не факт, что пришил его любовник, может, документы взял кто-то другой. Также возможно, что один взял документы, а другой… Впрочем, какое это имеет значение? Любопытно, что Семенов при сообщении такой важной информации не забыл пожаловаться на несчастную любовь. Ерунда какая-то. Неужели вероломство любовницы (или любовника) Семенова так огорчило, что он решил между делом излить душу своему водителю? Или «любовь» каким-то образом связана с татуировкой? Что-нибудь типа сердца, пронзенного стрелой.
      Я перебрала в памяти все когда-либо виденные татуировки, символизирующие несчастную любовь. Как правило, подобные картинки, а иногда и надписи украшали тела бывших заключенных, геев, дешевых «жриц любви», реже — особо чувствительных, романтически настроенных девиц и временно ошалевших от избытка бушующих гормонов подростков. К тому же последние, по мере своего взросления, предпочитали от подобных глупостей всяческими путями избавиться. Едва ли Семенов, учитывая его возможности и избалованность неизвестным мне покровителем, водил бы дружбу с уличной дешевкой.
      Значит, если «несчастная любовь» все-таки связана с татуировкой, внимание следует сконцентрировать на геях и чувствительных девицах. Остальных тем не менее тоже не следует сбрасывать со счетов. В жизни всякое бывает, взять того же Семенова: тут он голубой, а там — примерный семьянин. Был.
      Итого, раздевать все-таки придется всех подряд. Остается открытым вопрос, как именно это делать. «Трудоустраивались» в основном девушки. Хорошо, это еще куда ни шло. Часть можно было незаметно рассмотреть в процессе «танцзанятий», кого-то — в раздевалке или в душе.
      Но как быть с мужчинами? Кого-то, вероятно, придется соблазнить. На что только не пойдешь ради дела.
      Кроме того, за границу мог отправиться сообщник, а сам татуированный преступник… — от такого предположения я вздрогнула и села на диване, — вполне мог иметь лишь косвенное отношение к «Радуге» и обнаружиться среди многочисленных мужей, жен, братьев, сестер, иных родственников или друзей и знакомых «трудоустроенных» за пределами необъятной родины.
      Перспектива, которая вырисовывалась передо мной в этом случае, была столь безрадостной, что я поспешила прекратить пугать себя всякими домыслами. Возможно, реальность окажется не столь ужасной, и я не погрязну в этом задании до конца дней своих. Как там выразился Гром, «дело непростое»? Ха-ха! Представляю себе, как он там ухмыляется втихомолку на мой счет. А может, и не ухмыляется вовсе, а, напротив, жалеет. Или даже завидует.
      Последняя мысль меня не на шутку развеселила, так что в контору по трудоустройству я отправилась уже не в таком подавленном настроении, как можно было ожидать.
      Приехала я не к пяти, а гораздо раньше, намереваясь перед собеседованием с Пашей и прочими представителями «Радуги» пошататься по округе, присмотреться и, может быть, раздобыть какую-нибудь заслуживающую внимания информацию.
      Такая возможность мне представилась сразу же, и я ее не упустила. Около дверей конторы, переминаясь с ноги на ногу от холода, смолила сигаретку худенькая девчонка, у которой на лбу большими буквами было выведено: «Надоело тут все до чертиков. Хочу трудоустроиться за рубежом». Собственно, было не очень холодно, во всяком случае, не ниже плюс семи-восьми градусов по Цельсию, но дул премерзкий, насквозь пронизывающий ветер, а девчонка была одета не по сезону — в джинсы, ботиночки и короткую, явно ничем не утепленную курточку. Сигаретка у нее торчала во рту, а руки были спрятаны в карманах джинсов. Она все время шмыгала носом и вынимала попеременно то одну, то другую руку только для того, чтобы стряхнуть пепел.
      Прямо за ее спиной висела вывеска, уведомлявшая, что интересующая меня контора находится непосредственно за отделанной деревом дверью, но я, не моргнув глазом, спросила, не знает ли девушка, где тут находится фирма под названием «Радуга».
      Девчонка, щурясь от едкого дыма, то и дело попадавшего в глаза, с завистью осмотрела мой ультрамодный и теплый прикид, покосилась на дорогую кожаную сумку, бока которой раздулись от танцевального «костюма», — не зная, в чем тут принято ходить на занятия, я напихала в сумку половину отобранного гардероба, — и мотнула головой в сторону вывески, отчего с кончика сигареты слетел накопившийся пепел.
      — Ой! — сказала я. — И вправду. А че, там закрыто?
      Девчонка вынула сигарету изо рта, шмыгнула носом, стараясь не стучать зубами, пробормотала:
      — Открыто.
      — А че, там курить нельзя?
      Не снимая перчаток, я вынула пачку легких дорогих сигарет, закурила, но пачку обратно в сумку класть не стала. Вообще-то я курить не люблю и никогда этого не делаю, если имею такую возможность, но иногда по долгу службы курить была просто обязана. Причем не всегда могла позволить себе сигареты хорошего класса, так что со Светланой Парамоновой, по крайней мере, в этом отношении мне повезло.
      — Можно, — просипела девчонка, стукнула пальцем, таким же красным, как и лак на ногтях, по сигарете и сунула в рот запачканный губной помадой фильтр.
      «Разговоришься у меня как миленькая», — подумала я и поинтересовалась:
      — А чего ты здесь тогда, из принципа мерзнешь?
      Девчонка глянула на меня с недоумением — вот, мол, привязалась, — и неохотно пояснила:
      — Да там и так Серж, директор наш, дымит как паровоз. А нам же потом дышать. Тяжело, знаешь, три часа подряд ногами махать, когда вокруг дым коромыслом.