Музычка, вечерочек, изысканная еда, классная выпивка. Все как в лучших домах Лондона и Парижа. Мы сидим в одном из известных тарасовских ресторанов, а именно в ресторане «Русь», с моим теперь уже бывшим клиентом, дело которого я успешно раскрутила. Он — банкир, владелец контрольного пакета акций довольно крупного банка «Стинко».
      Задача моя была не из легких — выявить сотрудника, который занимался махинациями со счетами клиентов… Дело принимало дурной оборот. Банку грозило бесчестье и банкротство.
      Вот тогда-то Константин Федорович и обратился ко мне.
      Мое серое вещество успешно переварило всю имеющуюся информацию, а недостающую я раздобыла традиционными и нетрадиционными методами. И вот все уже позади. С Костей мы теперь на «ты» — с нынешнего вечера. Он счастлив, а я довольна, что некоторое время безбедного существования или несколько дней сказочного богатства — альтернативный способ траты денег — мне обеспечены. Вот по такому случаю мы и пировали в ресторане.
      Костя — респектабельный мужчина приятной наружности, тридцати пяти—тридцати семи лет от роду, высокого роста, что всегда меня радует в мужчине, с которым приходится общаться, поскольку мой рост отнюдь не адекватен росту Дюймовочки.
      — Ну, что, Танечка, может, коньячку повторим?
      — Против коньячка ничего не имею, а еще я не против сменить место дислокации, — отвечаю я и загадочно улыбаюсь, глядя прямо в глаза собеседнику. Во мне по каким-то таинственным причинам проснулось вдруг чисто женское любопытство: «А во что это выльется?» В конце-то концов, могу же я хоть иногда позволить себе побыть просто женщиной, а не наемным частным детективом, пусть даже и лучшим в городе Тарасове.
      — Тебе тут не понравилось, Танюша?
      — Ну что ты! Все было восхитительно… Просто есть одно уютное местечко, где мы смогли бы с помощью гадания познать тайны будущего.
      — Какая загадочность! В том, что ты классно разбираешься в настоящем, я уже убедился. И потому готов попытаться проникнуть в тайны будущего с твоей, разумеется, помощью.
      Он улыбнулся своей ослепительной улыбкой и, знаком подозвав официанта, попросил счет.
      — И еще, будьте так добры: принесите бутылку коньяка и коробку конфет. Мы возьмем это с собой.
      Костя уложил покупки в кейс.
      Одевшись, мы вышли на улицу. Погода сказочная, соответствующая настроению. Тишина — и снег валит огромными хлопьями. На душе безмятежность, по телу приятно разливается тепло от принятого и всосавшегося в кровь высокоградусного напитка, от изысканной пищи. Костин комфортабельный «Ягуар», припаркованный в десяти шагах от ресторана, уже изрядно припорошило снегом.
      Костя постучал в стекло.
      — Василий, спишь, что ли?
      — Да прикорнул немного, Константин Федорович, — сказал водитель, открыв нам дверцы.
      Он вышел смахнуть снег с машины, а я, плюхнувшись на заднее сиденье, устроилась поудобнее.
      — Куда везти, шеф? — сев за руль, спросил водитель, оценивая меня, вероятно, с мужской точки зрения, при помощи зеркала заднего вида.
      Я назвала адрес.
      — Нам с госпожой Ивановой надо обсудить еще один производственный вопрос.
      — Понятно, — лукаво улыбнулся Василий.
      Машина плавно тронулась. Приятный запах кожи, исходивший от сидений, тихая музыка, всякие электронные прибамбасы плавно навели меня на мысль о том, что красиво жить — дело весьма балдежное. Идея, конечно, далеко не нова, но, увы, абсолютно верна.
      Через двадцать минут мы были уже у меня дома, а Костин сверкающий «Ягуар» скромно прижался в темном уголке двора с Василием внутри. Ему, бедолаге, сегодня, вероятно, уже не попасть в свою теплую «люлю».

* * *

      — Местечко и впрямь уютное. Познавать тайны будущего в таких условиях, я думаю, будет приятно, — осмотревшись, заметил гость.
      — Ну, я, конечно, далеко не рассчитываю на то, что мои скромные апартаменты произвели на тебя неизгладимое впечатление, — парировала я и добавила: — Одежду можно оставить здесь, — и ткнула пальцем на шкаф в прихожей.
      Костя помог мне снять шубу.
      — Устраивайся, как дома, — предложила я, включив магнитофон, — а я кофе сварю.
      — И будем гадать на кофейной гуще?
      — На кофейной гуще не пробовала. У меня свой способ, и, на мой взгляд, весьма эффективный. Сам убедишься.
      Я сварила кофе, разлила по красным фарфоровым чашечкам из мейсенского сервиза производства бывшей ГДР. Все должно быть красиво. Красота создает хорошее настроение, которое сегодня у нас, конечно, и без этого пасмурным не было.
      Несу кофе на черном, расписанном красными розами подносе, ставлю на журнальный столик, где уже призывно поблескивает распечатанная бутылка старого французского коньяка. Рядом с ней раскрыла свои заманчивые недра коробка конфет самарской фабрики «Россия».
      — О, я вижу, ты хозяйственный.
      — Да, вот такой я положительный во всех отношениях мужчина. С тебя рюмки и… уборка территории.
      — Какой еще территории?! — изумилась я.
      — А вот обертка от конфет на столике валяется, — захохотал Костя. — Один — ноль в мою пользу.
      — Да, похоже, я упустила из виду, что с юмором у тебя все в порядке. Вот рюмки.
      Я отнесла обертку в мусорное ведро и, вернувшись, вновь опустилась в кресло.
      Костя разлил коньяк.
      — Прекрасно, — отхлебнув чуть-чуть, оценила я. — Но вернемся к нашим баранам, говоря словами классика. Ароматный коньяк отвлек нас от главного — от тайны будущего. Это же главная цель твоего визита в столь неурочное время.
      — Да уж, просвети, Танюша.
      Я достала мешочек с магическими костями, высыпала их на столик.
      — Итак, суть в следующем: задаешь волнующий тебя в данный момент вопрос. Бросаешь кости… На них, как видишь, цифры. Их сочетания и приоткроют завесу будущего.
      — А вопрос вслух задавать?
      — Как душе угодно, можно и мысленно.
      — Моей душе угодно вслух.
      — Валяй.
      — Что ждет нас с Танюшей в ближайшие пять часов? — с улыбкой изрек Костя, прижав «косточки» к сердцу обеими руками.
      Я рассмеялась.
      — Это и есть самый волнующий тебя вопрос?
      — Ну, на данном этапе — да.
      Бросок. 31 + 9 + 20.
      Толкования выпадающих комбинаций я, конечно, помнила наизусть благодаря частым гаданиям и своей феноменальной памяти, но Костя должен сам прочитать их, чтобы не подумал, что я сочиняю. Тем более что предсказание-то выпало, мягко говоря, не из приятных.
      — Вот, читай сам. Только уж постарайся воспринять спокойно…
      — Так, что тут у нас? А, вот. «Вы получите печальное известие о близком вам человеке, который в данный момент отсутствует». Какой кошмар. Надеюсь, что этого не будет. Врут твои кости. И вообще, все это ерунда.
      — Ну не скажи. Я часто в своей работе обращаюсь к гаданию — помогает.
      — А по-моему, тебе больше помогают твоя светлая голова и яркая, неординарная внешность.
      С этим я спорить, конечно, не стала. Мелочь, а приятно.
      Кончилась кассета. Я поставила другую. Из динамиков чуть слышно полились мелодии Марриконэ. Попыталась вернуться в кресло, но сильная рука Кости не позволила мне сделать это. Я упала к нему на колени.
      — Давай, Танюша, попытаемся воспротивиться жестокой судьбе.
      Его рука нежно погладила мои колени. Он притянул меня к себе и поцеловал так, что по спине побежали предательские мурашки, а по телу разлилась приятная истома.
      — Пожалуй, я тоже наплюю сегодня на предсказания. Не хочешь потанцевать?
      — Ну, если такая блондинистая зеленоглазая очаровашка предлагает слиться… в ритме танца, то я согласен.
      Мы поднялись с кресла и плавно задвигались в такт музыке по ворсистому ковру, приятно ласкающему стопы ног. Наши движения чередовались с поцелуями. Костя нежно поглаживал меня по спине.
      — Ох, сейчас замурлыкаю.
      — Вот чертовка.
      — «Стервь», — уточнила я. — Но это лучше, чем дура. Если у меня будет повод досадить тебе и ты разъяришься, лучше называй меня «стервой». За «дуру» я сразу голову отгрызу. А если иногда я и кажусь кому-то глуповатой, то лишь тогда, когда дело того требует. Оружие у меня такое. Чисто женское.
      — Придется не выпускать твои очаровательные губки из своих, а то ты слишком многословна, — засмеялся Костя.
      Дойти до дивана и плавно «придиваниться» мы еще успели. Но с судьбой все же спорить бесполезно. С нашими планами она явно не считалась.
      Едва слышный звонок в прихожей — я даже не сообразила, что это звонок, — и Костя поднял голову.
      — Сотовый. Ну, не дай бог, твои предсказания начнут сбываться. Придется тебя убить, закопать и осиновый кол вбить, очаровательная ты моя ведьма. Пойду узнаю, кому я понадобился в столь поздний или, может быть, — он взглянул на часы, — столь ранний час. — Константин вышел в прихожую, достал сотовый телефон из нагрудного кармана своего добротного кашемирового пальто. Я стала в дверях, молча наблюдая.
      — Слушаю вас. Валя?! Что случилось? Да успокойся ты, говори толком, что случилось, и перестань реветь!
      Вдруг взгляд Кости потемнел. Побелели костяшки пальцев, все крепче сжимавшие телефон.
      — Что?! Сейчас еду. Да-да. Выезжаю. Где ты? В больнице? Понял, еду.
      Костя убрал телефон. Надел пальто.
      — Вот так, Таня, извини. Правы оказались твои косточки. Несчастье с сыном. Он в больнице. Еду туда.
      — Он жив?
      — Да, слава богу. Надеюсь, увидимся.
      — Я тоже надеюсь. И еще я думаю, что все обойдется. Успокойся.
      — Хорошо бы. Пока.
      — Пока.
      Закрываю за ним дверь и иду в зал. Отключаю музыку, наливаю себе коньяку. Пью его с чувством, с толком, с расстановкой, а заодно и размышляю о ситуации. Кости были правы, как и всегда. Кину-ка для себя.
      — Что ждет меня в ближайшем будущем?
      13 + 30 + 4 — «Вы раздосадованы невозможностью схватить то, что было так близко от вас и что неожиданно отдалилось от вас».
      — Вот это верно, дорогие мои косточки. Тут, как говорится, в самую десятку. Сим откровением успокоимся и отправимся в объятия Морфея, поскольку других особей мужеска полу сегодня, увы, не предвидится…
      Но и эти самые объятия пришлось покинуть гораздо раньше, чем задумано было по плану.
      Звонок выволок меня из-под одеяла в девять утра. И кого принесло в такую рань? Иду открывать, попутно глянув на себя в зеркало и кое-как пригладив свою весьма роскошную после сна прическу.
      В дверь настойчиво звонили.
      — Да иду же, иду.
      Набрасываю халат. Открываю дверь. Константин.
      — Доброе утро, Танечка.
      — Господи, ну как у тебя?.. С сыном все в порядке? Проходи, садись. Замучился, наверное. Слушай, если хочешь, коньяк у меня еще не кончился. Конфеты тоже. А кофе сварим.
      Костя снял пальто и повесил его в шкаф. Прошел в зал и сел в кресло, в котором всего несколько часов назад он пытался искушать судьбу.
      — Вот по поводу сына я к тебе в такую рань и приехал. Ты уж извини. Все расскажу, хотя даже и не знаю, с чего начать.
      — С чего угодно, хоть с конца. Только позволь хоть немного привести себя в порядок.
      — Хорошо, но побыстрее.
      Я зашла в ванную: пятнадцати минут мне вполне хватило, чтобы выйти оттуда вполне готовой к серьезному разговору, за которым — в этом я уже не сомневалась — последует новая работа.
      — Дай еще минуточку — приготовить кофе и тосты, за завтраком и поговорим.
      — Спасибо, Таня, я уже завтракал, мне — только кофе.
      Я кинулась на кухню, где постаралась максимально быстро организовать завтрак.
      И вот ароматный кофе в окружении того же джентльменского набора, что и ночью. Натюрморт на подносе дополняли лишь тосты. Я присела к столу.
      — Ну вот, теперь и слушать готова. Рассказывай, что случилось, чем смогу помочь?
      — У меня несчастье с сыном. Очень рассчитываю на твою помощь.
      — В чем именно? Давай-ка рассказывай поподробнее. На него напали?
      — Нет, он отравиться пытался.
      — Как отравиться?! Почему?!
      Костя отхлебнул кофе.
      — Понимаешь, я могу сейчас показаться тебе слишком многословным, но наберись терпения и выслушай, не перебивая. Хорошо?
      Я промолчала в знак согласия.
      — У нас с Валей есть сын, Артур. Ему шестнадцать лет. В детстве он у нас часто болел. Мы, соответственно, жалели его, ни в чем ему не отказывали.
      — Одним словом, баловали?
      — Есть немного, конечно. В садик он, разумеется, не ходил: всякие там бабки, няньки — Валя сама об этом заботилась. Я ей полностью в этом доверял. Ей хотелось, чтобы он был разносторонне развит, поэтому с ним куча разных учителей занималась. Учили Артура и французскому, и английскому, и музыке.
      В итоге из нашего малыша вырос нервный, капризный подросток, который умеет иногда добиваться того, чего он страстно желает. И вот год назад он пришел к такому мнению, что музыка и есть его жизнь, его призвание, его будущее.
      Несмотря на мои возражения, он поступил в училище искусств на фортепианное отделение.
      — То есть он на втором курсе?
      — Да, так. А в этом году в их группу пришла новая девочка — Анюта. Она приехала с родителями из другого города, какого именно — не знаю. Ей тоже шестнадцать лет. Так вот, наш Артур безумно, прямо-таки патологически влюбился в эту Анюту. Все разговоры день и ночь только о ней. И друзья, и увлечения разные — все побоку. Она, конечно, симпатичная, славная девочка, но совершенно не нашего круга. Родители — простые рабочие. Отец, по-моему, даже выпивает. И я бы не удивился, если б узнал, что он и супругу поколачивает.
      — А ты сноб, Костя. Вот уж не могла бы подумать.
      — Да нет, я в общем-то ничего против их отношений не имел. Просто даже не вникал. Слишком занят всегда. А жена, конечно, истерики закатывала. Но Артур, как я уже говорил, иногда умеет стоять на своем. И вот теперь — главное: три дня назад Анюта пропала.
      — Как это пропала?
      — Так, как это часто бывает. Ушла из дома в училище и не вернулась. Родители, конечно, в милицию обратились. Но ты сама знаешь, как наши менты работают.
      — То есть ты предлагаешь мне найти девочку?
      — Именно так. Родители Ани вчера, когда он к ним пришел, наговорили Артуру всякой ерунды: «Из-за вас, мол, „новых русских“, в стране такой бардак. Если бы с тобой, мол, не связалась, ничего бы и не случилось». По словам жены, он пришел вечером домой сам не свой, рассказал ей все. А Валя по глупости возьми да ляпни: «Что бог ни делает — все к лучшему». Зря, конечно, но эта любовь сына к простолюдинке — она так говорит — всегда просто бесила ее.
      Ну, Артур потряс домашнюю аптечку, набрал Валиных таблеток, тех, что она порой от бессонницы принимает, и проглотил все разом.
      Хорошо, что она вовремя поняла. А у него глаза стали бешеные, зрачки расширились. В общем, вызвала «Скорую». Сделали ему промывание желудка, еще что-то. Короче, спасли, слава богу. Я был у него ночью в больнице. Врачи говорят: «Нервное потрясение». Я пообещал сыну, что найду Анюту.
      — То есть пообещал ты, а искать придется мне. Так получается? А ты знаешь, что киднеппинг — не мой профиль… Пока, во всяком случае.
      — Ты — частный детектив, черт побери! А я клиент. Желание клиента — закон!
      Тут клиент с силой хрястнул кулаком себя по коленке и тут же, поморщившись, потер ее. Вероятно, слегка переборщил.
      — Собирайся, Таня, поехали, — уже более миролюбиво добавил мой старый и опять же новый клиент. Он достал кожаный, уже знакомый мне по завершенному делу бумажник, отсчитал тысячу долларов.
      — Это аванс. С твоими условиями я знаком. Ну что, договорились? Поехали?
      — Что поделаешь! Видать, скоро я стану твоим личным детективом. Едем, конечно, к родителям девочки?
      — Разумеется. Я тебя представлю. Могу машину свою в твое распоряжение предоставить. Сегодня у меня выходной.
      — Хорошо, сегодня я попользуюсь твоей бескорыстной помощью. А дальше буду работать одна. Не люблю, когда у меня под ногами путаются. Иди в машину. Мне переодеться надо.
      — Идет. Только поторопись.
      — Спущусь через пятнадцать минут.
      Закрыв за Костей дверь, я принялась за дело. Только не подумай, дорогой читатель, что я стала судорожно перебирать свой гардероб: облачаться в джинсы и свитер я научилась за сорок пять секунд. Как курсант полковой школы.
      Остальные четырнадцать минут с секундами я потрачу на обдумывание ситуации и направления, в котором следует двигаться. Только одно мне сейчас способно помочь в этом — гадание.
      Беру свой заветный мешочек с магическими костями, который все еще лежит на журнальном столике, концентрирую мысли (хотя концентрировать пока нечего) и задаю самый главный для меня в данный момент вопрос: «Что предпринять в ходе расследования?»
      Бросок. Выпало 20 + 25 + 8 — «Не позволяйте себе забыть прошлое, этим вы еще раз совершите ошибку».
      И хоть ошибок в этом деле я насовершать не успела, для себя все же решила, что в этом точно есть рациональное зерно. Вот это, может быть, как раз и есть та подсказка, которой я так ждала от своих милых магических косточек. Я сложила их, с чувством чмокая все по очереди, в мешочек.
      Итак, свои мысли и поиски мне надо нацелить на прошлое, хотя сомневаюсь, что оно может быть столь уж богатым у шестнадцатилетней девочки.
      На улице меня встречает солнечная, морозная погода и призывно распахнутая дверца «Ягуара».
      Усаживаюсь поудобнее, вновь искренне посочувствовав бедолаге Василию. Для него и воскресенье — рабочий день. Костя называет адрес: «Курская, девять». Это в Трубном районе, который всегда считался в Тарасове одним из самых криминогенных. Костин «Ягуар», иной раз весьма неучтиво обгоняя другие автомобили, помчал нас к цели.

      Улица Курская — вереница пятиэтажных кирпичных «хрущоб», если не считать двух «сталинок» со школой напротив них и одной девятиэтажки с солидным автомобильным магазином и вновь открывшейся аптекой. Дом номер девять располагался как раз напротив этой девятиэтажки. Машина, свернув во двор, плавно притормозила у подъезда.
      Несколько старушек, явно обсуждавших последние известия двора и политику государства, разом повернулись в нашу сторону. Свежая тема для разговора явно их обрадовала. Да и немудрено. Такие автомобили, вероятно, здесь не столь уж частые гости, мягко говоря. Проследовав сквозь строй любопытных старушек, открыв перекошенную, на одной петле дверь, мы вошли в подъезд.
      Гадюшник, пожалуй, даже сверх ожидаемого. Слева за дверью в углу — благоухающая лужа. Лестница, сплошь усеянная обертками от конфет, обрывками туалетной бумаги, окурками, лузгой от семечек, наверно, давно уже забыла о прикосновениях тряпки, на худой конец веника.
      На третьем этаже резкий запах самогона. Видно, одна из старух, не присутствующая на дневной сессии дворового «парламента», активно готовилась к подпольному бизнесу. На подоконниках бутылки всех мастей, а на площадке между четвертым и пятым этажами клочки ваты и использованные одноразовые шприцы. Сверху доносился специфический запах, свидетельствующий об еще одной подпольной торговой точке, сбывающей товар совсем иного рода. Квартира Ани под номером пятьдесят пять была на четвертом этаже.
      — Да-а, обстановочка, — заметил Костя, нажимая на кнопку звонка. В ответ раздалась какая-то очень знакомая мелодия.
      Дверь открыла заплаканная женщина тридцати с небольшим лет, в ситцевом, изрядно потрепанном халате.
      — Здравствуйте! Калинины здесь проживают?
      — Да, здесь, входите, пожалуйста. — Женщина отступила в глубь прихожей, освобождая нам пространство. В довольно длинном, но очень узком, уменьшенном наличием одежного шкафа помещении стало тесно, как в трамвае.
      — Вера Ивановна, я — Курбатов Константин Федорович, а моя спутница — лучший детектив города Тарасова — Иванова Татьяна Александровна.
      — Один из лучших, — уточнила я, справедливо решив, что скромность украшает женщину.
      — Мы по поводу Ани.
      — У вас есть какие-нибудь новости?! — с мольбой в глазах воскликнула женщина.
      — Новостей пока нет, но они обязательно будут, если за дело взялась Татьяна Александровна. Это я вам обещаю.
      — Можно просто Таня.
      — Ой, что ж мы стоим, вешайте пальто да проходите в зал.
      Мы прошли.
      Тесная двухкомнатная «хрущоба», переделанная в трехкомнатную, со стандартным для рядовых обывателей набором мебели: стенка, диван, два кресла, несколько стульев, старенький цветной телевизор «Альфа» на журнальном столике в углу у балкона. Напротив двери, на самом виду — старое, очевидно, ленинградской сборки, пианино «Саратов». Справа и слева от него двери: одна — в светлую, как потом выяснилось, Анину комнату, другая — в темную спальню, грузовое купе родителей. На одном из кресел стопка неглаженого белья. На диване спал, по всей видимости, горем убитый отец. И даже на расстоянии двух метров по запаху ощущалось, что горе свое он топил явно не во французском коньяке, а скорее всего в том самом напитке, который в данный момент изготавливали этажом ниже.
      — Садитесь, пожалуйста, в кресла, — сказала Вера Ивановна, убирая белье.
      Она вынесла его в свою комнату и вернулась. Сама села на стул у пианино.
      — Может, чайку поставить?
      — Спасибо, Вера Ивановна, мы уже завтракали. Давайте поговорим о случившемся. Расскажите поподробнее, как все произошло, — спросила я.
      На глаза женщины вновь навернулись слезы:
      — Да что рассказывать-то. Не знаю даже. Ушла, как обычно, в училище на занятия. Должна была вернуться в шесть вечера. До семи мы ее дома ждали. Потом пошли с отцом на остановку, там до девяти простояли. Решили домой вернуться, думали, может, разминулись. И дома нет… Подождали еще с полчаса и поехали в училище. Там, конечно, никого, кроме сторожа. В милицию обратились. А дежурный нам говорит: «Может, она у подружки или у приятеля ночевать осталась. Подождите дня три. А уж потом заявление примем». Только ведь такого быть не могло. Она у нас без разрешения — никуда. Если только с Артуром на концерт какой или в кино, так заранее предупредит, чтоб не волновались.
      С дивана полились трели храпящего хозяина. Выводил он их старательно, с чувством.
      Вера Ивановна взглянула в его сторону и, смущаясь, спросила:
      — Может, нам на кухню пойти? Чайку поставлю…
      — Ничего, продолжайте, пожалуйста. Мне не мешает, — сказала я, борясь с острым желанием хрястнуть многострадального отца по физиономии.
      — Ну, в общем, предупреждала всегда. А чаще они с Артуром у нас дома занимались: пели, на пианино играли. Я не возражала: пусть себе. Подружек у нее нет. Только приятельницы в группе, и все. Она вообще у нас не от мира сего. Да к тому же мы всего полгода назад сюда переехали.
      — А до этого где жили? — спросила я, вспомнив наказ костей о прошлом.
      — Вообще-то Коля — тарасовский. Он был единственным поздним ребенком в семье. Отец у него военный был. В сорок пять лет на пенсию вышел. Николаю тогда пятнадцать лет было. Вот тогда-то их родственники к нам в поселок Краснодонский и сманили. Это в Казахстане, в Кустанайской области. У нас там совхоз тогда хороший был и конезавод. И хозяйство у каждой семьи крепкое.
      Вот родственники им и наобещали райских кущей. А ведь не все к земле приспособлены. Короче, не очень-то родителям Николая понравилось хозяйством заниматься. Они через три года вернулись в Тарасов, в свою квартиру, которую все это время сдавали знакомым, а мы с Колей поженились, и он остался жить у нас. Там и Анечка родилась.
      В этом году бабушка Колина умерла, квартиру ему оставила. А в Казахстане жизнь совсем невозможная пошла. Мне вот тут, в Тарасове, и вспоминать сейчас страшно. Вы даже представить не можете, Танечка, как там люди живут. Про зарплату уже много лет не вспоминают. У колодцев многочасовые очереди за питьевой водой. Фляги набирают и пользуются.
      Здесь все-таки полегче. И училище в городе есть. Анечка рядом с нами. А там она к нам только два раза в месяц приезжала.
      Анюта — славная девочка, совсем не такая, как сейчас девчонки пошли. Вот у них в группе все курят, пьют, с парнями кружатся. И Артур ваш — славный мальчик, — спохватившись, обратилась Вера Ивановна к Косте.
      Костя, до сих пор молчавший, спросил:
      — А что же вы его, Вера Ивановна, так несправедливо отчихвостили? До нервного срыва мальчишку довели — в больницу попал.
      — Да вы что! Ой, вы простите, Константин Федорович, ради бога. Это все Николай. Он, как Аня пропала, запил. А во хмелю он порой ох каким недобрым бывает.
      Храп на диване, достигнув апогея, резко оборвался с нецензурными комментариями. Диван жалобно заскрипел под объектом «тарасовской недвижимости».
      Мы услышали охрипший со сна и перебора спиртного голос Николая:
      — Ишь, добрая выискалась. Все у нее хорошие, один я плохой.
      Поразительное свойство хозяина не терять контроль над происходящим во время сна произвело на меня впечатление.
      — Проснулся, Коля?
      — А я и не спал. Слушал все, как ты за жизнь нашу непонятно кому рассказываешь. Толк-то какой?
      — Таня — очень хороший детектив. Я просто уверен, что она найдет вашу Аню, — спокойно возразил Костя.
      — Вы не слушайте его, Константин Федорович. Не со зла он. От горя.
      — А ты помолчи, пока по репе не схлопотала.
      Николай поднялся и сел на диване, взял стоящую рядом с диваном литровую банку с водой, жадно попил. Встал, пошел на кухню за сигаретами.
      Несмотря на то, что, по словам хозяйки, Николай сильно горевал, тем не менее этот агрессивный детина под два метра, с трехдневной щетиной на щеках и подбородке, со всклоченной русой с проседью шевелюрой почему-то не вызывал во мне ни малейшего сочувствия.
      Он закурил на кухне и, взяв пепельницу, вернулся, на ходу продолжая свое выступление:
      — Милиция вон отказывается. А тут баба какая-то, детектив, вишь ли, горы золотые наобещала. А ты и сопли развесила. Обдерут как липку, еще и квартиру продать придется.
      — Услуги детектива я оплачу. — Сжатые Костины кулаки, неподвижно пока что лежащие на коленях, свидетельствовали о его нарастающем раздражении.
      — Ох, какие мы добренькие и богатенькие. С чего бы это! Да вы, б… эти «новые русские», всю страну развалили. Из-за вас, дерьмократов хреновых, такой бардак. Добро народное по карманам распихали, и они, вишь, — «новые русские», а мы — старые нищие. Никакой справедливости. Обобрали народ.
      — Ну, вы, Николай Андреевич, любезнейший, не бушуйте. Мы к вам не на именины пришли, а помощь свою предложить. Вон Новодворская, к примеру, вчера по радио сказала, что социальное равенство гнусно, вредно и никому не нужно. А кто печется о неправильном распределении народного добра, тот пусть книжку Чубайса о при— ватизации читает. Там все написано, — отразила я выпад хозяина против Кости. — И вообще, давайте к делу вернемся. Покажите мне лучше фотографии Ани.
      — Сейчас-сейчас. — Вера Ивановна вскочила со стула, пододвинула его к стенке, достала с антресоли альбом. На первой странице голубоглазая малышка, казавшаяся игрушкой в огромных руках отца, рядом улыбающаяся мать.
      Листая страницу за страницей, слушая комментарии Веры Ивановны, мы наблюдали возрастные этапы Ани: Аня в садике, в школе.
      С последней фотографии на нас, улыбаясь, смотрела очаровательная голубоглазая девушка с длинными пшеничными волосами, в белом костюмчике, с букетом сирени в руках.
      — Красивая у вас девочка, глаза такие огромные, — сказала я, очень понимая чувства Артура.
      — Да, красавица, — с гордостью ответила Вера Ивановна.
      — Не могли бы вы на время дать мне эту фотографию?
      — Конечно, конечно.
      — Лишь бы толк был, — добавил Николай, гася сигарету.
      — Сделаю все, что смогу. Разрешите мне только еще комнату Анину осмотреть: книги, тетради. Может, хоть какую-то зацепку найду.
      — Пожалуйста, вот ее комната. Проходите, смотрите, что надо.
      Я поднялась с кресла.
      — А ты, Костя, пока с хозяином о формировании рыночных отношений потолкуй.
      Костя, улыбнувшись, махнул рукой.
      — Побеседуем.
      Осмотр комнаты ничего не дал. Тайное никак не желало становиться явным. Никакого намека на случившееся. Аня была аккуратной девочкой: в книгах, тетрадях, одежде — всюду порядок.
      Мы вернулись в зал.
      — Ну, все, Костя, поехали в училище, там поспрашиваем.
      Вдруг раздался звонок в дверь.
      — Коля, открой.
      Николай вышел в прихожую, открыл дверь.
      — Эй, парень, погодь! Да стой же ты! Кто хоть передал эту штуку?
      Мы все втроем вышли в прихожую. Николай стоял в проеме двери, держа в руках видеокассету.
      — Кто это принес, Коля?
      — Кто знает?.. Я дверь открыл — она на коврике лежит. А он на лестнице ждал. Увидел меня — и бежать.
      — Как он выглядел? Быстрее говорите.
      — Куртка кожаная, шапка норковая. И, по-моему, угри у него на лице.
      — Пустите, я быстро.
      Я выскочила в подъезд, птицей слетела вниз, раздувая потоками воздуха конфетные обертки. Выскочила из подъезда, осмотрелась — никого. Только старушки, разом повернувшие головы в мою сторону.
      — Бабули, вы не видели сейчас парня в кожаной куртке и шапке норковой?
      — Это с лицом таким прыщавым, что ли? — спросила одна.
      — Да-да.
      — А они на машине красной приехали. Один зашел, а другой в машине остался. Потом прыщавый этот выскочил как ошпаренный, и они уехали.
      — А марка машины какая?
      — Чего-чего?
      — Ну, машина какая — «Жигули», «Москвич»?
      — Ой, кто их, дочка, разберет. Вроде «Жигули».
      — Спасибо, бабули.
      Я вернулась в квартиру.
      — Ну что? — спросила Вера Ивановна.
      — Уехали, конечно, ждать не стали. Вера Ивановна, эту кассету надо посмотреть. У кого из соседей есть видеомагнитофон?
      — Да кто ж его знает. У нас тут вроде ни у кого нет.
      — У этих, новеньких с пятого этажа, может, и есть. Они вон, только квартиру купили, сразу евроремонт затеяли, — вмешался Николай. — Только кто ж нам даст?
      — Я сам поговорю с ними. Заплачу — дадут часа на два, — бросил свое веское слово Константин.
      — Давай, Костя, удачи тебе.