— Что, меня не хотят впускать? — спросила я себя и набрала номер телефона Агеевой. — Здравствуйте, Алиса Юрьевна. Это Евгения Максимовна Охотникова, мы договаривались с вами о встрече.
      — Здравствуйте, — проговорила Агеева каким-то измученным голосом. — Да, да, я помню, сейчас открою.
      — Жду. — Я захлопнула телефон и убрала его в сумочку. Ворота не шелохнулись ни через минуту, ни через две. Я нахмурилась. В голове сразу родились две зловещие идеи, почему мне не открывают: или дом захвачен, или я разговаривала не с Агеевой, а с кем-то другим, скажем, с киллером, проникшим в дом и укокошившим хозяйку. Идеи идиотские, и я их прогнала из мыслей, посмеявшись над своей подозрительностью.
      — Евгения Максимовна, — позвал меня голос откуда-то сбоку. Я повернулась на его звук и увидела женщину, выглядывающую из двери, ведущей с улицы прямо в дом. На вид ей было лет сорок пять. Ухоженная, с модной прической, в кремовой блузке и черной юбке. На шее и в ушах женщины сверкали драгоценные камни, и я поняла, что это не прислуга, а, скорее всего, сама Агеева.
      — Евгения Максимовна, — позвала меня женщина вновь, — идите сюда. Машину можете оставить перед домом. У нас спокойный район.
      Я пожала плечами. Ладно, мой «Фольксваген» все равно так просто не угонишь. Я выбралась из машины, захлопнула дверцу, включила сигнализацию и пошла навстречу своей будущей работодательнице.
      — Извините, что заставила вас ждать, но у управляющего хозяйством возникли некоторые проблемы, и он не смог подойти открыть дверь, — извинилась Агеева, краснея, словно школьница на уроке анатомии. Она пропустила меня внутрь, а потом закрыла оба замка на двери.
      — Ничего страшного, не стоит извинений, — произнесла я с достоинством, осматривая огромную прихожую, обставленную кованой мебелью. Прихожая больше напоминала навес, поддерживаемый массивными прямоугольными колоннами. По решеткам между колоннами вился виноград, создавая приятную прохладу и тень, а через большую арку можно было пройти в сад. В глубине сада возвышался небольшой аккуратный домик из красного кирпича. К нему вела дорожка из округлых отесанных камней, и я подумала, что это, скорее всего, домик для гостей либо что-то подобное.
      — Проходите, проходите в дом, — поторопила меня Агеева, — сейчас велю подать чай.
      В этот момент из домика в глубине сада вышел невысокий полный мужчина, что-то прокричал хрипло, ни к кому конкретно не обращаясь, затем, пошатываясь, побрел по дорожке, не удержался на ногах и упал.
      — Это управляющий. Он неважно себя чувствует сегодня с самого утра, — выдавила из себя улыбку Агеева и почти силой втащила меня в дом.
      — Может, вашему управляющему требуется медицинская помощь? Он, кажется, упал и не шевелится, — сделав серьезное лицо, спросила я.
      — Ничего ему не требуется, — вспылила Агеева, сбросив на секунду свою маску светской дамы, потом овладела собой и спокойно пояснила: — После смерти мужа управляющий совсем распустился. Никакого с ним сладу. Трезвым за последнюю неделю я его ни разу не видела. Просто кошмар какой-то!
      — Так увольте его. В чем проблема? — бросила я, поднимаясь вслед за Агеевой по лестнице.
      — Тащить в дом нового человека? — переспросила она. — Нет. Антон Иванович работает у нас уже много лет. За все время он не имел нареканий. А новый еще неизвестно, как себя проявит.
      — Вы босс, вам видней, — покорно согласилась я.
      Мы вошли в просторную гостиную, стены которой украшали голубоватые гобелены со сценами из жизни древнегреческих богов. Мебель — сплошь антиквариат, красное дерево и шелк. На полу — огромных размеров персидский ковер.
      — Присаживайтесь, — Агеева указала мне на жесткий диван, надавила на кнопку, скрытую в нише на стене, затем села рядом со мной на диван и предложила открытый позолоченный портсигар. Я взяла сигарету, уловив исходящий от нее ментоловый запах. Агеева свою сигарету вставила в мундштук, по виду сделанный из слоновой кости, инкрустированной золотом, протянула мне зажигалку, изящно прикурила сама и, выпустив дым, произнесла: — Итак, Евгения Максимовна, вы подумали над моим предложением?
      — Да, подумала, — ответила я, — но чтобы дать окончательное согласие, я должна узнать вашу историю подробнее. У меня есть некоторые правила, которым я следую в своей работе.
      В комнату вошла домработница, смуглая темноволосая женщина лет тридцати в белом переднике.
      — Алиса Юрьевна, вы чего-то хотели?
      — Да, Юля, принесите нам чай, — сказала Агеева, даже не глядя на прислугу, — и как там Александр?
      — Он обедает, — ответила домработница.
      — Хорошо, можете идти, — жестом Агеева отпустила домработницу и спросила у меня: — Что конкретно вы хотите узнать, Евгения Максимовна?
      — Во-первых, я беру полторы тысячи в день плюс дополнительные расходы, если требуется какая-либо специальная аппаратура или дополнительно нанять кого-нибудь, скажем, для слежки за объектом либо выполнения поручения. — Я затянулась, выпустила дым и продолжала: — Также потребуются средства для возмещения возможного ущерба, например, разбитые машины, сожженные дома. Конечно, думаю, до домов дело дойти не должно.
      — Знаете, вы меня уже пугаете, — проговорила Агеева, не спуская с меня зеленых с поволокой глаз. — Капустин вообще-то говорил мне только о тысяче рублей в день. А тут, оказывается, придется оплачивать массовые разрушения и поджоги.
      — Тысяча была год тому назад, а сейчас, в результате инфляции, полторы, — улыбнулась я доброжелательно. — Про остальное — это я готовлю вас к худшему. Произойти может все, что угодно. Я буду прикладывать все силы, чтобы предотвратить неприятные моменты, свести к минимуму ущерб, а также постараюсь устранить угрозу для вашего племянника еще до того, как против него будут предприняты какие-либо действия со стороны противника. Для того чтобы устранить угрозу, сначала следует обнаружить ее источник. Для этого надо вести расследование, что повлечет за собой дополнительные затраты. Поэтому, Алиса Юрьевна, подумайте, готовы ли вы к этому.
      Агеева задумалась. Дым из сигареты в мундштуке, зажатом между ее пальцами, лениво поднимался к сводам гостиной.
      — А вот скажите, какая получалась сумма за расследование и работу в самых сложных ваших случаях? — спросила она после минутного молчания.
      Настал мой черед задуматься. Думала я, впрочем, недолго. Решив не ломать голову, я загасила в серебряной пепельнице, отделанной малахитом, докуренную сигарету и назвала первую понравившуюся мне сумму — двадцать тысяч долларов, упомянув, что были большие дополнительные затраты.
      — Ого, не слабо! — вскинула брови Агеева. — Вижу, вы не бедствуете.
      Домработница прикатила в гостиную чайный столик. Подкатив его к нам, она принялась разливать чай в чашки.
      — Ну, с голоду не пухну, однако и не шикую, — ответила я на реплику Агеевой и попросила домработницу положить мне две ложки сахара.
      — Юля, а почему без лимона? — поинтересовалась с обидой в голосе Агеева. — Чай всегда подают с лимоном.
      — Я знаю, — пробормотала домработница, — только лимоны закончились.
      — Так почему ты не купила?! — возмутилась Агеева, заливаясь краской. — Надо же регулярно пополнять запасы.
      — Я же подходила к вам… — начала было домработница, но Агеева ее резко перебила:
      — Все, вы свободны, Юля, идите.
      Поджав губы, домработница вышла, а Агеева обратилась ко мне, сетуя, как трудно нынче найти хорошую прислугу:
      — Представляете, мне приходится учить их элементарным вещам!
      Наблюдая за тем, как она нервно сцепляет и расцепляет пальцы, я спросила:
      — Если у вас финансовые трудности и вы не в состоянии оплатить мои услуги, то лучше признайтесь в этом сразу.
      — С чего вы решили, что у меня трудности? — вскинулась Агеева. — Просто после смерти мужа я никак не могу прийти в себя, вот все и распустились. Насчет денег не волнуйтесь. Я как раз ожидаю крупную сумму за… — она запнулась, — мне должен один человек.
      — Понятно, — кивнула я, подумав, что, скорее всего, дела Агеевой настолько плохи, что она продала часть вещей из дома или какие-нибудь драгоценности. Всеми делами наверняка занимался муж, и теперь Агеевой приходится туго. Деньги на счетах подошли к концу. В доме повсюду следы запустения, несмотря на остатки прошлой роскоши. Управляющий пьет.
      — Александр сейчас пообедает, и вы с ним познакомитесь, — сказала Агеева, меняя тему разговора.
      — Ничего, я никуда не тороплюсь. — Я взяла чашку и сделала глоток, затем продолжила: — Алиса Юрьевна, расскажите, пожалуйста, все поподробнее с самого начала, обстоятельства, при которых ваш племянник получил наследство, что за этим последовало. Постарайтесь ничего не упустить, так как каждая мелочь может оказаться важной.
      — Хорошо, — Агеева согласно кивнула. — Это началось почти восемнадцать лет назад. Мой брат Всеволод, бросив жену и сына Александра, сошелся с дочкой бразильского посла и уехал с ней в Бразилию. Там он начал свой бизнес, кажется, разводил скот. Разбогател. А месяц назад пришло известие о его смерти. Все свои деньги по завещанию он оставил Александру. Мне кажется, что именно из-за этого начались все проблемы. У меня был еще второй брат, Глеб. Он погиб еще до отъезда Всеволода в Бразилию. Так вот, у него остался сын, Иван, подлец редкостный, и он очень недоволен положением дел, хочет прибрать денежки себе. Александр мешает, поэтому он решил его убить и нанял кого-то.
      — Алиса Юрьевна, давайте не будем делать поспешных выводов, — попросила я.
      — Какие они поспешные? — с недовольством спросила Агеева. — Думаете, это простое стечение обстоятельств, что мать Александра повесилась через неделю после известия о свалившемся на нее состоянии? Тут надо радоваться, а не вешаться. У нее не было причин расставаться с жизнью.
      — А что сказали в милиции по этому поводу? Проводились же какие-то следственные действия, — поинтересовалась я.
      — В милиции сказали, что Ирина допилась до чертиков и в невменяемом состоянии залезла в петлю, — ответила Агеева с налетом брезгливости на лице.
      — Так, и для этого были основания? Она что, пила? — заинтересовалась я, ставя чашку на поднос. По лицу Агеевой было видно, что данная тема ей крайне неприятна.
      — Да, Ирина хорошо закладывала за воротник, — произнесла она после короткого колебания. — Всеволод присылал им с сыном какие-то деньги, и она могла себе позволить нигде не работать и вести разгульный образ жизни.
      — Конечно, она обрадовалась наследству и наверняка отмечала это дело, — предположила я, уже представляя себе, как все происходило в реальности.
      — Соседи сказали, что музыка у нее гремела каждый день до поздней ночи, — нехотя призналась Агеева. — На квартире были какие-то приятели ее нового сожителя, тоже алкаши. Людям приходилось вызывать милицию, чтобы утихомирить их.
      — Что ж, тогда версия следствия имеет право на жизнь. Люди в пьяном виде кончают с собой на каждом шагу, — подвела я итог. — Сожителя и его приятелей допрашивали?
      — Да, но в тот день, когда Ирина повесилась, никого из них не было поблизости. Рашид, ее сожитель, вообще уезжал в соседний город, закупал товар и заночевал там в гостинице. Машины, что ли, не смог найти, точно не знаю. — Агеева с сосредоточенным видом изучала содержимое своей чашки, будто хотела в чае разглядеть свое будущее, как гадают на кофейной гуще.
      — С одной стороны, действия сожителя выглядят так, словно он хотел обеспечить себе алиби, — сказала я и добавила: — С другой стороны, все сходится. Ирина осталась наедине со своим похмельем. Депрессия и, как следствие, суицид.
      — Может, вы и правы, — согласилась с неохотой Агеева, — однако в другом случае места для сомнений нет. Я с Александром сидела в кафе. К нам подсела Екатерина, дочь Ивана. Решила пообщаться с родственниками, так сказать. А раньше-то на Александра плевала. Видно, сорок миллионов здорово смягчили ее сердце.
      — Сорок миллионов долларов? — спросила я, внезапно охрипнув.
      Агеева замолчала, шокированная тем, что проговорилась. Я догадалась, что в ее планы не входило посвящать меня в информацию о размерах наследства.
      — Алиса Юрьевна, поймите, что если вы нанимаете меня, то должны полностью мне доверять, — прервала я неловкую паузу. — Прежде всего, чтобы понять степень опасности для Александра, я должна владеть сведениями о величине наследства. Чем оно больше, тем выше степень опасности и тем более изощренные средства может применять противник. Я должна буду отвечать на его действия адекватно.
      — Всеволод оставил Александру сорок миллионов долларов в акциях и банковских депозитах. Кроме того, примерно столько же стоит его предприятие, плюс большой дом и квартира в центре Буэнос-Айреса.
      — В целом неплохо, — кивнула я, ощущая легкий холодок в позвоночном столбе. За гораздо меньшие деньги людей пачками отправляют на тот свет, а тут — более ста миллионов!
      — Я расскажу дальше про кафе, вы не против? — спросила Агеева. Не услышав возражений, она продолжила: — Мы с Александром сидим в кафе. Подсаживается Екатерина. В этот момент официантка приносит стакан апельсинового сока, который заказал племянник. Екатерина сказала, что ей очень жарко, и, выхватив стакан буквально из рук Александра, выпила часть. Потом мы все вместе заказали мороженое. Екатерина допила остатки сока и упала замертво. Я позвонила «ноль-два».
      — Надеюсь, в милиции не сказали, что это самоубийство? — поинтересовалась я с иронией.
      — Нет, сказали, что у нее было слабое сердце, — с горечью сказала Агеева. — Представляете, слабое сердце у здоровой двадцатилетней девушки! Да, признаю, что на улице тогда было жарко, но я же не упала там от сердечного приступа, хотя мне по возрасту положено, я на тридцать лет старше ее.
      — Когда девушка к вам подошла, она не выглядела больной или перевозбужденной? — стала расспрашивать я клиентку. — Может, она хотя бы вскользь пожаловалась на недомогание?
      — Нет, ничего такого не было, — возразила Агеева решительно, — выглядела отлично, живая, жизнерадостная.
      — Ясно, — протянула я и уточнила: — А сколько времени прошло с момента, когда она попила сока, до предполагаемого сердечного приступа?
      — Минут десять-пятнадцать, не больше. Разве сейчас вспомнишь? — пожала плечами Агеева. — Мы ели мороженое, разговаривали, и вдруг раз — и все… — Она замолчала.
      Я же подумала, что случившееся с родственницей Агеевой сильно напоминает отравление курарином. Через десять-пятнадцать минут после приема наступает паралич всей мускулатуры, в том числе и сердечной мышцы. При вскрытии яд не обнаруживается, а доктор пишет, что причина смерти — остановка сердца. Чистая работа!
      — Насчет смерти Екатерины надо еще кое-что выяснить, но по первому впечатлению у меня рождаются тревожные предчувствия, — сказала я вслух, — по-видимому, работают профессионалы. Как вы думаете, кто их мог нанять?
      — Хм, тут и думать нечего, — хмыкнула Агеева, — мой племянничек Иван, конечно же.
      — Это сын Глеба, вашего брата. — Я достала из портсигара сигарету и закурила.
      — Да, он, — подтвердила Агеева, — очень нехороший человек, связан с бандитами, с их помощью пролез во власть, теперь — первый заместитель мэра города, отвечает за транспорт и дорожное строительство. Посмотрите, в каком состоянии в нашем городе транспорт и дороги, и все станет ясно. Про него уже сколько в газетах писали, собирались снять, а ему все нипочем. В октябре на выборы собирается идти, хочет пройти в областную думу. Он копия своего папаши. Глеб, пока его не сожгли на даче какие-то бандиты, держал в страхе весь город. Его банда такое творила, что просто держись! Потом он обнаглел настолько, что обокрал своих же. Глеба за это пристукнули, но денег не нашли. Из-за этого всякие уголовники терроризировали нашу семью еще около года. Несколько раз врывались ночью, обыскивали. Ужас, что было! Его сын Иван — такой же отморозок, якшается с урками, хоть сам в правительстве.
      — Так, с ним все понятно. А больше у вас подозреваемых нет? — оборвала я ее тираду. — Скажем, дети Всеволода от бразильянки, да и сама бразильянка может подать в суд, чтобы оспорить завещание, а чтобы подстраховаться — нанять убийц.
      — Нет, — покачала головой Агеева. — Вторая жена Всеволода умерла при родах, а других детей у него не было.
      «С этим еще можно поспорить, что других детей не было», — подумала я, но вслух ничего не сказала.
      — Я долго размышляла, кто бы, кроме Ивана, мог желать смерти Александру, но таковых не нашла, — сказала Агеева, тяжело вздохнув.
      — Теперь решим другой вопрос, — предложила я. — Как вы хотите, чтобы я охраняла вашего племянника? Я имею в виду, находиться ли мне рядом с ним постоянно, или лишь сопровождать его на улице, при посещении каких-либо заведений, при встречах с кем-либо.
      — Конечно же, я хотела бы, чтобы вы всегда находились рядом с ним, — ответила Агеева с легким раздражением, — убийцы могут проникнуть и в дом, и куда угодно.
      — Значит, я буду жить здесь, у вас, — предположила я, но ошиблась. Агеева отрицательно затрясла головой, при этом в лице ее отразился испуг.
      — Нет, нет, вы будете жить не здесь, а на квартире, где Александр жил с матерью. Я же в это время буду заниматься оформлением документов.
      В комнату вошла домработница. Я подняла на нее глаза и увидела, кого она привела с собой. Наконец передо мной предстал Александр, двухметровый верзила с каким-то детским лицом и глупой улыбкой. За доли секунды я поняла, что у Александра не все в порядке с головой. В глазах светилось бесконечное удивление, а на шее болталась салфетка, перепачканная едой.
      — Ой, — обернулась домработница и сорвала «слюнявчик» с шеи Александра. В ответ он сердито буркнул: «Отстань» — и легонько толкнул Юлю в грудь. Его тетя ахнула и вскочила с места. Судя по габаритам, парень обладал недюжинной силой, поэтому от его легкого толчка домработница полетела на пол и взвыла от боли. Падение домработницы испугало Александра больше, чем саму женщину. С побледневшим, перекошенным от ужаса лицом Александр бросился к Юлии, едва ли не рыдая:
      — Тетя Юля, я не хотел, прости меня, пожалуйста! Я больше не буду.
      — Саша, ну ты как медведь, — пожурила его Агеева. Верзилу замечание тети расстроило еще больше. Простирая руки к своей жертве, он всхлипнул, громко потянув носом.
      — Саша, да все в порядке, уже не болит, — улыбнулась домработница через силу, только чтобы прекратить истерику великовозрастного малыша. Александр помог Юлии подняться, а Агеева, обращаясь ко мне, представила племянника:
      — Это наш Саша, Евгения Максимовна. Он обычно не хулиганит и ведет себя послушно.
      Чтобы показать, какой он послушный, Александр встал по стойке «смирно», спрятал мощные руки за спину и, опустив глаза, судорожно вздохнул, подавляя всхлип.
      — А это Евгения Максимовна, Саша, она будет за тобой присматривать, — ласково обратилась Агеева к племяннику.
      — Я особенный, — улыбаясь во весь рот, сообщил мне Саша, — так тетя говорит.
      — А можно мы останемся с твоей тетей наедине? — сладким голосом, улыбаясь, сказала я Александру. — Пойди, Саша, погуляй, а тетя Юля покажет тебе что-то интересное.
      Глаза домработницы удивленно распахнулись.
      — Тетя Юля, быстренько покажите ребенку интересное, — сказала я все так же сладко, но зыркнула на домработницу так, что она мгновенно все поняла и вывела Александра из комнаты.
      — Вы что, чем-то недовольны? — с невинным видом поинтересовалась Агеева, усаживаясь на диван. Я присела напротив и деловым тоном с примесью сарказма сказала:
      — Да, легкое недовольство у меня вызывает умственное состояние вашего племянника. Кроме телохранителя, ему нужна сиделка и парочка санитаров, чтобы успокаивать, когда он разбушуется.
      — Ну, не надо так драматизировать ситуацию, — отмахнулась от моих слов Агеева. — Подумаешь, случайно толкнул на ваших глазах домработницу. Вы же видели, как он раскаивался. Саша и мухи не обидит.
      — Ладно, попытаюсь еще раз до вас достучаться, — произнесла я с нажимом. — Вот мы будем жить с ним вдвоем в квартире его матери, а кто будет нам готовить, стирать? Не проще ли мне поселиться здесь?
      — Нет, Евгения Максимовна, на это я никогда не соглашусь, — непреклонно сказала Агеева и хлопнула в доказательство своей серьезности по дивану рукой. — Я, конечно, люблю Сашу, как родного сына, детей-то у меня никогда не было. Но я не хочу, чтобы меня прихлопнули из-за его наследства только потому, что я буду находиться поблизости. Понимаете, я просто боюсь, — в полных отчаяния глазах хозяйки появилось молящее выражение, — я боюсь смерти. Вы разве не боитесь?
      — Боюсь, — подтвердила я, — иначе бы давно кормила червей.
      — Саша рос по большей части у меня на глазах. Пока его мамаша пила, он приходил сюда, и мы играли, ходили в парк. Я даже учила его читать и писать. — Рассказывая, Агеева сдерживала слезы, стоявшие в ее глазах. — Но страх — такая вещь, что порой пересиливает любые чувства. То, как умерла Екатерина, до сих пор стоит у меня перед глазами. У нее было такое испуганное лицо! Оно каждую ночь преследует меня в кошмарах, и тогда я просыпаюсь и кричу посреди ночи. Когда Саша здесь, мне все время кажется, что по коридору крадется убийца или что кто-то затаился под лестницей…
      Я слушала Агееву и думала, что помощь психиатра требуется ей даже больше, чем ее племяннику. Смертельно испуганная женщина на грани нервного срыва.
      — Я оформляю бумаги на усыновление, — продолжала рассказ Агеева. — Я считаю, что смогу позаботиться о Саше намного лучше его родной матери. Договорилась с органами опеки, чтобы пока оставили его со мной. Но Иван, у него же повсюду связи! Он сказал, что оформит усыновление Александра на себя, чтобы я даже не совалась, иначе обещал меня урыть. Ему же нужны лишь Сашины деньги.
      — А вы что же, от денег откажетесь? — съязвила я.
      — Нет, конечно, но при чем тут это? — нахмурилась она.
      — Ни при чем. — Я сделала вид, что изучаю огромную люстру из богемского стекла под потолком. Точно такая же была у одного знакомого антиквара, которого мне как-то пришлось охранять. За время работы с ним я узнала некоторые хитрости этого бизнеса и могла отличить подлинную вещь от грубой подделки.
      Агеева проследила за моим взглядом и сказала:
      — Красивая, правда? Муж привез из Чехословакии, когда служил. Потом начал свой бизнес. Выкупил ткацкую фабрику и отправлял в Европу ткани, хлопок, лен.
      — Так как же мы будем жить с вашим племянником? — вернула я Агееву к интересующей меня теме.
      — Юлия будет приходить к вам каждый день, готовить и забирать в стирку белье, — спокойно сказала Агеева. — Вот увидите, Александр не доставит вам особых проблем.
      В комнату резко вбежала Юлия. Выравнивая сбившееся дыхание, она произнесла:
      — Это что же, я буду работать на два дома за те же деньги? — Немного опомнившись, она добавила: — Я проходила мимо и случайно услышала, как вы про это говорили.
      — Ты подслушивала! — выкрикнула Агеева с расширенными глазами, становясь в обвиняющую позу. — Да как ты посмела!
      — Ой, перестаньте! Подумаешь, как будто конец света. — Со сверкающими праведным гневом глазами Юлия уперла руки в бока. — Я не какая-нибудь рабыня!
      — Какая же ты все-таки наглая, — покачала головой Агеева, потрясенная происшедшим. Перед ней словно открылась великая истина. — Как ты можешь так себя вести?
      — Ну, увольте меня, если моя работа вас не устраивает, — равнодушно бросила домработница и отвернулась, чтобы уйти.
      — Подождите, Юлия, — позвала ее Агеева, — не уходите. Вы же ничего не узнали как следует, а устраиваете скандал. За работу на квартире Ирины я буду доплачивать вам пятьдесят процентов месячного жалованья.
      — Хорошо, я согласна, — Юлия скромно опустила глаза, опять превратившись в покорную домработницу.
      — А где Александр? Что он сейчас делает? — строго спросила Агеева, входя в роль хозяйки.
      — Он на кухне, мух бьет, — ответила Юлия быстро. Мне вспомнились слова Агеевой, что он и мухи не обидит, и я не смогла сдержать улыбку.
      Когда она ушла, Агеева беспомощно посмотрела на меня.
      — Видите, что мне приходится терпеть от нее, а уволить нельзя, потому что на ее место придет какая-нибудь неумеха или, того хуже, наркоманка, которая будет все из дома тащить.
      — Да, могу только посочувствовать вашим проблемам, — с притворным сочувствием сказала я, — мне-то прислугу выслушивать не приходится — за неимением таковой. Счастливый я все-таки человек!
      — Вы надо мной издеваетесь, что ли? — настороженно спросила Агеева.
      — Самую малость, — честно призналась я, — из зависти.
      — А-а, — озадаченно протянула Агеева, не зная, что добавить.
      — Теперь подведем итог, — предложила я, — самая меньшая из ваших проблем — это прислуга. Оформляя документы на усыновление, вы подставляете себя под удар, даже не находясь рядом с Александром. Бесплатный вам совет — наймите еще одного телохранителя для себя. Кроме того, бегло осмотрев дом, я убедилась, что он не отвечает элементарным мерам безопасности. Камера над воротами — хорошо. Но вы открыли мне, не потребовав предъявить никаких документов, а вдруг я бы оказалась киллером?
      — Но мы же договорились о встрече. Я вас ждала… — попыталась возразить Агеева.
      — Что, если ваши переговоры подслушиваются? — спросила я, прищурившись, изучая ее ошарашенное лицо. — Услышав ваш разговор со мной, эти люди подсылают к вам женщину-киллершу. Как вам такая перспектива?
      — Я даже не могла предположить такое, — выдохнула Агеева, ужаснувшись.
      — Впредь будьте осторожнее, — посоветовала я назидательным тоном. — Еще неплохо бы установить на входные двери засовы, а на окна первого этажа — решетки, чтобы они открывались изнутри. Кроме этого, ваш дом на сигнализации, но не помешали бы как дополнение сирена и специальное освещение во дворе, чтобы оно включалось и освещало двор при проникновении злоумышленников. Один яркий свет может отпугнуть убийц лучше любой сигнализации.
      — Все это, наверно, дорого стоит, — с унынием проговорила Агеева.
      — Не так, как вы себе воображаете, — сказала я в ответ, — несколько прожекторов, датчики движения и пульт. Засовы — вообще элементарщина, тысячи три, не более.
      — Если это возможно, то я обязательно выполню ваши советы, — проговорила Агеева с серьезным видом.
      Я записала ей телефоны фирм, где ей смогут помочь в этом. Она поблагодарила, убирая бумажку, вырванную из блокнота. Для ознакомления со своей семьей Агеева показала мне большущий альбом с фотографиями. Листая его, я отметила практически полное отсутствие фотографий Глеба, только детские да подростковые до двенадцати лет. После двенадцати Глеба, по словам Агеевой, как подменили. Он практически не появлялся дома, пропадая то в подпольных — в советские времена — секциях карате, то в сомнительных компаниях. Родителей постоянно таскали в милицию. Кражи, разбои, и, как результат, его посадили в колонию, как только подошел необходимый возраст. Разглядывая фотографии отца и деда Агеевой, я заметила, что все мужчины в их роду были рослые, широкоплечие. Мы выпили еще по чашке чая. Затем Агеева дала мне ключи от квартиры погибшей Ирины, сказав:
      — Там живет этот, сожитель матери Александра, Рашид — наглый, мерзкий тип. Было бы просто замечательно, если б вы его выгнали оттуда!
      — Опять двадцать пять, — проговорила я разочарованно, — проблемы множатся на глазах, как кролики.
      — Евгения Максимовна, Рашид нагло влез в квартиру Ирины и не хочет уходить. Я подала в суд, но дело тянется и тянется, а вы могли бы решить его раз и навсегда. — Агеева красноречиво посмотрела на мою кобуру, выглядывающую из-под пиджака. — Покажете ему пистолет, и он сам убежит.
      — Или вызовет милицию и скажет, что я хотела его убить. Зачем мне такая головная боль? — поинтересовалась я.
      — Я просто предположила, — пошла на попятную Агеева. — За изгнание этого подлеца из квартиры вы могли бы получить неплохую премию.
      — Обещаю подумать, — бросила я, поднимаясь. — Где там ваш «особенный» мальчик?

Глава 3