Вот почему я взирала на стоявшую передо мною девушку с фиалковыми глазами с особенным интересом. Одно дело узнавать о потрясшем город преступлении из газет, и совсем другое — воочию видеть жену погибшего, которой, как утверждалось, достанется все его состояние.
      — Я понимаю, ты можешь мне не верить, я и сама бы на твоем месте не поверила, — говорила тем временем Марина, забавно потряхивая кукольными кудряшками. — Но я в самом деле жена… то есть вдова Максима Гонопольского! И в скором времени вступаю в права наследства. Кое-кому это не нравится, потому что я всем им сразу заявила, что намерена сама вести дела. Они засомневались сначала, потом стали отговаривать, а этот, которой с лысиной и пузом, даже грозил… Но ничего у них не получится! Я хочу возглавить банк и возглавлю!
      Последние слова Марина произнесла, топнув ножкой, словно молодая лошадка. «Однако девочка еще не наигралась в богатство и не вникла в положение дел», — подумала я. Скорее всего, насмотрелась западных фильмов про эмансипированных бизнес-леди и захотела им подражать. Ничего удивительного, что кто-то этим недоволен. Вряд ли такая кукла даже примерно представляет себе, что такое управлять банком!
      — Детка, скажи-ка мне вот что: а зачем ты пришла на квартиру шофера, как, ты сказала, его зовут, Стас? Да? Так вот — зачем он тебе понадобился? Богатые вдовы не навещают скромное жилище водителей. И к тому же ты пришла к нему без охраны. Это тоже странно!
      — Я всегда хожу без охраны, — дернула плечиком Марина. — Зачем мне охрана? В наследство я вступаю только на этой неделе, а до тех пор что с меня было взять? За полгода, что прошло со смерти Макса, я весь наш общий счет опустошила и в долги залезла, потому что дом, прислуга, машина — за все надо было платить, да и одни похороны мне тоже обошлись в круглую сумму! И охранник в этом положении был бы ненужной роскошью. А вот теперь — другое дело. На этой неделе я по закону вступаю в наследство, и охранник мне будет необходим. И им будешь ты!
      — Я не охранник, а телохранитель. И «да» я пока еще не сказала.
      — Почему?
      — Потому что ты не ответила на первый вопрос. Зачем ты пришла к Стасу?
      Марина нахмурилась, села на кровать и уставилась на меня, наклонив голову. Пальчики нервно перебегали по пуговицам рубашки, словно выплясывали какой-то свой, известный только им танец.
      — Тебе кажется, что тем самым я предала Макса? Но ведь прошло уже целых полгода! А Стас…
      — Да-да, я слышала, «секс он выдавал обалденный» и всякое такое. То есть вы были любовниками.
      — Ну да. Только я…
      — Что?
      — Только я никогда не обещала ему большего. Мальчик для секса — и не более того! Так что он не убивал Макса, если ты об этом. Да у него и возможности не было… Муза Стаса даже в кабинет не пускала, всегда звонила ему, когда было нужно, предупреждала, во сколько выезжать.
      — Я извиняюсь, но из твоих слов следует, что ваша со Стасом любовная связь началась еще до убийства Гонопольского?
      — Да… — Марина запнулась. — Очень задолго. Дело в том, что он… Он вообще был моим первым мужчиной.
      — Вот как? Друг детства?
      — Ну почти что. Одноклассник.
      — Так у вас была любовь?
      — Ну да. В последнем классе. А потом его в армию забрали, и я… В общем, так получилась, что… Хотя вообще-то я не хотела, и когда клялась, что дождусь его, то, честное слово, думала, что так все и будет… А оказалось… Да что говорить! — махнула Марина рукой. — Цинично звучит, конечно, но все к лучшему оказалось. Ну дождалась бы я Стаса из армии, кем бы я сейчас была? Женой шофера? Очень надо! — И нижняя губка, капризно выдвинувшись вперед, придала круглому лицу выражение презрительного превосходства.
      — Ну, судя по последним событиям, ты была бы сейчас не женой, а вдовой шофера.
      — Тоже ничего хорошего, — быстро возразила Марина. — И потом, это неправда. Ведь стреляли-то в меня! Снайпер этот — он же просто промахнулся!
      — Не хочу тебя огорчать, но настоящий снайпер промахивается раз в сто лет.
      — Значит, вчера закончилось ровно сто лет с последнего раза!
      — Ладно, допустим. Так что со Стасом — это у тебя когда возобновилось? Я не из любопытства спрашиваю, пойми, — пояснила я, заметив, как снова насупилась Марина. — Если бы ты не нанимала меня на работу, мне бы вообще не было дела до ваших отношений! А теперь, раз ты доверяешь мне свою жизнь, то я должна знать об этой жизни все! А вдруг ты не права и убийца метил именно в Стаса? Вдруг он убил из ревности?
      — Ну-у-у, всякой девушке, конечно, приятно, когда ее ревнуют, — снова тряхнула кудряшками Марина. — Но все же не до такой степени! Со Стасом у нас началось снова… В общем, как только он вернулся из армии и меня встретил, так и началось. Мне просто устоять было трудно, такой мачо! Его в десантных войсках знаешь как накачали, мускулы были — во. Положит мне руку на спину, так голова кружится и все плывет… Нет, чего ни говори, а в постели он из всех самым лучшим был.
      — Из всех?
      — Женя, я что, похожа на монашку? Да, из всех! В конце концов, я знаю мужчин.
      В этом можно было не сомневаться. Даже сейчас, одетая в грубые джинсы и ковбойку, непричесанная и неумытая, Марина была чудо как хороша. В ней непостижимым для меня образом сочетались трогательная беззащитность и кошачья грация. Если учесть, что и личико у нее было миленькое, одни только фиалковые глаза чего стоили, — ну ангел, а не девушка. Ясно было — мужчины слетались на маленькую женщину с пухлыми щеками как мухи на мед.
      — Итак, вы встретились со Стасом?..
      — Вот привязалась! — топнула ножкой Марина. — Ну да, снова встретились года два назад или немножко меньше, словом, я уже замужем за Максом была. Вот просто так на улице столкнулись, представляешь? Я из солярия выходила, раз в две недели езжу загорать, мне бронзовый оттенок очень идет, а Стас шел мимо, ну просто как в кино… Ну, узнали друг дуга, обнялись. Я даже расплакалась, — она улыбнулась и прикрыла глаза, пряча интимность воспоминания. — В кафе пошли. Он сначала не хотел, давай просто так, погуляем, говорит… Еле затащила. И только потом догадалась, почему он сопротивлялся: ему платить нечем было! Сам признался. И что без работы третий месяц, потому что после армии он еще служить остался, по контракту, а потом ранение в Чечне получил, и комиссовали его, и что мама больна — у него мама долго астмой болела. Смотрел на меня при этом, как… как на Мадонну! За руку взять боялся, представляешь? — а ведь хотел, я это очень хорошо видела. Ну помучила я его немножко, а сама горю вся, как вспомню, как мы с ним… — Марина запнулась и вновь подняла на меня молящие глаза. — Женя, ты не думай, что я развратная или нимфоманка какая… Просто мне опять вспомнить захотелось его, до дрожи! Даже голова закружилась!
      — И вы поехали?
      — Ну да, к нему. Можно было, конечно, в гостиницу, но мне захотелось к нему, как раньше. Маму его как раз в больницу увезли накануне, так что все удачно так сложилось. Вот. Ну а потом, когда все кончилось, я ему так сразу и объявила: что замужем, что многое могу себе позволить, что и ему помогу по мере возможности, но содержать его не буду. На работу устрою, говорю, Максу как раз шофер был нужен, и маме в больницу на лечение немного денег переведу. Но не более того. Никаких жиголо я никогда содержать не буду — это мой принцип.
      — А он что?
      — Обиделся почему-то. Лицом так потемнел. Даже не хотел, чтобы я его к мужу устраивала, но я настояла. Я всегда, если мне надо, на своем могу настоять, да… Ну вот и все, собственно! А вчера его убили.
      — Все это время Стас продолжал оставаться твоим любовником?
      — Да, но это не то, что ты подумала. Мы нечасто встречались. Может быть, раз в месяц, не больше. Так, молодость вспомнить.
      — И всегда на его территории?
      — Ну разумеется, иначе что же это были бы за воспоминания!
      Аргумент был сильный. Я глянула на часы — однако мы проговорили добрый час.
      — Жень, ну так что? Ты поступаешь ко мне на работу?
      — Поступаю. — Я поднялась со стула и протянула ей руку. — Поступаю, но с тремя условиями.
      — Зарплату я не задерживаю.
      — Это прекрасно, но дело не в этом. Итак, условие первое: сейчас ты завтракаешь с нами, со мною и тетей Милой, потому что она смертельно обидится, если мы уйдем не позавтракав. И второе: за завтраком никаких разговоров об убийстве и так далее, потому что тетя Мила смертельно напугается, даже если слово «труп» будет произнесено шепотом.
      — А третье условие?
      — Оно такое: сразу после завтрака ты звонишь в милицию и рассказываешь им о том, что вчера произошло на квартире Стаса.
      — Же-ня-а-а…
      — Вынуждена настаивать на этом, и по очень простым причинам: во-первых, если в квартире убитого остались твои вещи, документы, тебя все равно очень быстро вычислят, а во-вторых, если ты скроешь от органов информацию о готовящемся или уже совершенном преступлении, неприятности будут и у меня — просто отберут лицензию. А без лицензии я не смогу быть твоим телохранителем.
      — Ладно, — вздохнула Марина. — Но только, когда они все сюда понаедут и начнут меня терзать, ты будешь рядом.
      — Разумеется. Теперь я буду рядом всегда.
      После завтрака в тети-Милином вкусе (после которого всегда страшно подумать, что на свете существуют еще обед и ужин) Марина с выражением героической решимости на лице набрала ненавистный ей милицейский номер.
      И следующие часа три мы с клиенткой провели в аду перекрестных допросов и подозрительных взглядов. Причем меня, как персону, не имеющую отношения к убийству (дело, конечно же, происходило на квартире убитого шофера), хотели сразу же выставить из комнаты, но Марина устроила настоящий скандал.
      — Я не буду отвечать на ваши вопросы без своего адвоката! — кричала она, сжимая мою руку. (Пожатие ее оказалось на удивление крепким и жестким.) — Или нет, я вообще не буду ничего рассказывать! Имею, между прочим, такое право — не свидетельствовать против самой себя! Так что встретимся в суде, и ни минутой раньше, понятно?
      — Дорогая Марина Георгиевна, а ведь я легко могу вас арестовать как подозреваемую, — медовым голосом уговаривал Гонопольскую ужасно противный следователь в мятой рубашке. — Ведь нигде и никем не доказано, что это не вы стреляли в своего любовника!
      — Арестуйте! — скалила на него зубы моя клиентка. — И если вы это сделаете, то не услышите от меня ни одного слова до самого суда, а пресса поднимет такой скандал, после которого вам вряд ли удастся удержаться на рабочем месте!
      — Ну почему же, Марина Георгиевна, милая…
      — Да потому, что даже самый тупой журналист в сто раз дотошнее самого умного следователя! — язвила Гонопольская. — И он, представьте себе, легко догадается, что одновременно находиться в комнате с любовником и стрелять в него с расстояния в несколько десятков метров — невозможно!
      Пока они препирались, я разглядывала более чем скромную обстановку квартиры потерпевшего. Труп потерпевшего уже увезли, и о том, что совсем недавно в этой комнате произошло убийство, почти ничего не говорило, за исключением скомканной окровавленной простыни, которую не успели убрать с кровати.
      Да еще разбитое окно.
      Я подошла к нему. Стекло все в паутинках трещин — на внешней стороне, а по центру — входное отверстие с неровными краями, диаметром около пяти сантиметров. Я прикинула на глаз — отверстие приходится примерно на уровень грудной клетки или головы сидящего на кровати человека.
      — Пулю нашли? — спросила я у следователя.
      — Нет пока. Но сто шансов из ста, что судмедэксперт извлечет ее из тела убитого, — машинально ответил он, не повернув в мою сторону головы.
      Я кивнула. Итак, похоже, стреляли из пневматического оружия. Убийца находился в жилом доме напротив — в квартире или на крыше, думала я. Именно из пневматики, потому что выстрел из огнестрельного оружия прошил бы оконное стекло не так деликатно — оно дождем осыпалось бы на подоконник. Современные же пневматические ружья, снабженные баллончиком со сжатым воздухом, позволяют стрелять с достаточно большого расстояния.
      Я взглянула на следователя в мятой рубашке с сожалением. Для него нет ничего хуже, чем убийца с пневматическим оружием — ведь, в отличие от нарезного, такое ружье или винтовка не оставляет на вылетающих из ствола пулях характерных следов, а это значит, что восстановить по «почерку», из какого именно пневматического ствола был сделан выстрел, будет практически невозможно.
      — А соседний дом осмотрели? — снова спросила я, разглядывая сквозь сетку трещин ничем не примечательную пятиэтажку напротив.
      Нет никакого сомнения, что убийца прятался там. Окна квартиры шофера Гонопольского расположены ровнехонько напротив окон этого дома. Другого места для прицельной стрельбы просто не могло быть.
      — Осмотрели, — все так же машинально ответил мне следователь. — И обнаружили на чердаке снайперскую винтовку с оптическим прицелом иностранного производства. Очень дорогая штучка, стоит никак не меньше двадцати «кусков», не наших, конечно, а империалистических. Очень редкая модель. Чтобы уметь обращаться с такой винтовкой, нужны определенные навыки… Но позвольте! — наконец спохватился он и уставился на меня, как какой-то особенно непонятливый баран на какие-то потрясающе новые ворота. — Но позвольте! А с какой стати вы устраиваете мне этот допрос, хотел бы я знать?!
      — Да просто спросила.
      — «Просто спросила»? Ну, знаете ли, это уже черт знает что. Это нарушает всякие границы! Вы же не имеете к делу никакого отношения! Выйдите из комнаты… нет! Вообще покиньте квартиру!
      — Женя уйдет отсюда только со мной! — с видимым наслаждением сообщила следователю Марина Гонопольская.
      — Это еще почему?
      — Потому что она — мой телохранитель. Телохранитель не покидает своего клиента!
      Следователь выругался и отвернулся.
      Поверх его головы Марина взглянула на меня победоносно. Я не понимала, чему она так радуется, — в конце концов, бедняга просто выполняет свою работу. Марина же разговаривала и вообще обращалась с ним так, словно он был ее личным врагом, и в этой своей ненависти даже переигрывала.
      — Господин Курочкин, мы уходим отсюда, — сказала она, снова беря меня за руку. — Вы достаточно промучили нас, а я деловая женщина и не могу позволить себе терять по три часа в день на пустые разговоры.
      — Нет, вы останетесь! Я еще не закончил!
      — Нет, мы уходим. И если не хотите скандала — а я могу поднять его в два счета! — вы отойдете в сторону и освободите нам проход. Далее попрошу вас обращаться к моим адвокатам. Я не хочу вас больше видеть!
      Задрав подбородок, Марина схватила меня за руку и пошла к двери.
      — У тебя есть на чем доехать? — спросила Марина, сбегая по ступенькам подъезда.
      — Куда?
      — Ко мне! Я безлошадная — меня вчера Стас привез. На чем ты обычно ездишь?
      — На «Фольксвагене». Он на стоянке.
      — Чудненько! Побежали на стоянку!
      Уж не знаю, что ее так торопило — наверное, вполне объяснимое желание как можно быстрее покинуть комнату, в которой она пережила столько неприятных минут. Но мы действительно побежали и, достигнув стоянки, нырнули в машину.
      — Куда ехать? — спросила я, выводя «Фольксваген» на главную дорогу.
      Марина назвала адрес элитного дома на набережной — своего рода архитектурная достопримечательность, жить в которой могли себе позволить только очень состоятельные люди вроде банкира Гонопольского. Чтобы добраться туда, нам понадобилось немногим более получаса.
      Выпрыгнув из машины, Марина снова схватила меня за руку и повела. Странная привычка! Придется поговорить с клиенткой.
      — Марина! Телохранитель — это не подруга, — зашептала я. — Ты не должна хватать меня за руку. Дай мне возможность идти впереди или позади.
      Марина искренне удивилась:
      — Почему? А если мы и вправду подружимся?
      А вот это вряд ли. Эмоции сильно сказываются на выполнении обязанностей охранника, причем, как правило, отрицательно. Хорошие отношения с клиентом, конечно, идут только на пользу работе, но лучше держать дистанцию. Дружба может вылиться в то, что у клиента появятся личные просьбы, например, придержать дверцу машины или поднести чемодан. Это мелочь, но у людей нашей профессии всегда должны быть свободны руки, чтобы можно было в любой момент быть готовым к действиям.
      — Клавдия Васильевна, познакомьтесь! — Мы поравнялись с окошечком консьержки. Милая женщина с реденькими, но тщательно уложенными седыми волосами подняла на нас взгляд, с трудом оторвавшись от кроссворда.
      — Это — Женя. То есть Евгения Максимовна Охотникова. Она будет у меня работать в должности… ммм… помощницы и секретаря одновременно. И может быть, выполнять всякие мелкие поручения, так что, если что — вы открывайте ей дверь и пускайте наверх, хорошо? А ключи от квартиры у Жени будут.
      Ни слова не говоря, консьержка кивнула и продолжила разгадывать кроссворд.
      Гонопольская схватила меня за руку (опять!), затащила в лифт и остановила кабину на пятом этаже.
      — Черт, а у самой-то у меня нет ключей, только сейчас вспомнила! Оставила сумку с ключами и пудреницей у этого дурака Курочкина. Но ничего. Шура откроет.
      — Кто это — Шура?
      — Домработница. — Марина позвонила, а потом начала стучать — сразу ногами.
      Дверь была очень добротная, вся из кованого железа, с какими-то загогулинами под старину и массивная — такую не вскроешь ни ломиком, ни фомкой. Но, к моему удивлению, из-под низу пробивалась полоска света. Неужели домработница оставила дверь открытой? Однако! Уши ей надрать — терпеть не могу рассеянной прислуги!
      — Марина, подожди. Дверь открыта, — указала я клиентке на узкий клин света.
      — Да? Странно… Вот дрянь! Уволю! — с этими словами Марина рванула на себя дверь и буквально ворвалась в прихожую.
      Нам в уши сразу ударила гнетущая, какая-то настороженная тишина. Интересно, что сначала обе мы обратили внимание именно на это и лишь затем увидели, какой кавардак творится вокруг.
      В коридоре огромной, отделанной панелями из красного дерева квартиры все было перевернуто. Размах этого беспорядка отдаленно напоминал ералаш, который время от времени устраивала в нашей квартире тетя Мила, когда с ней случался приступ хозяйственной горячки и она вытряхивала из всех шкафов и тумбочек наши вещи. То же творилось и в квартире клиентки: гардероб и телефонная тумбочка в прихожей были бесцеремонно выпотрошены. Такая же картина царила и в остальных комнатах.
      Первой мыслью было — Марину обокрали! Но через секунду мне стало ясно: неизвестные просто что-то искали в доме клиентки, и искали так тщательно, что даже поскидывали книги со стеллажей и разворотили набивку дивана и кресел. Вынутая из шкафов одежда вперемешку с постельным бельем и разными мелочами валялась посреди комнаты. Под нашими ногами жалобно похрустывали осколки зеркал и посуды из серванта. Большой ковер в гостиной был сдвинут к стене и наспех свернут.
      — Кошмар какой, — пробормотала Марина, останавливаясь посреди комнаты и пугливо озираясь.
      — Кто это сделал — есть у тебя какие-нибудь предположения?
      — Нет… Но не Шурка, это точно.
      — А где же тогда она?! — вскричала я. — Где домработница?!
      Мы снова кинулись в комнаты, то есть Марина только хотела кинуться, но, повинуясь моему жесту, осталась стоять у стены. Я же, выхватив из бокового кармана брюк пистолет, по стенке прокралась в спальню… пусто… в третью комнату, которую можно было назвать кабинетом или комнатой-студией из-за множества расставленных вдоль стен незаконченных картин в деревянных рамах… тоже пусто…
      Пусто было в туалете, ванной комнате, просторном чуланчике, именуемом кладовкой. А в кухне…
      Там, возле самого стола, головой к двери, лежала женщина лет сорока — сорока пяти. Она была мертва, причем смерть ее наступила недавно — кровь на виске еще не успела засохнуть.
      Я опустилась возле домработницы на колени и осмотрела. Пуля попала в висок, женщина совсем не мучилась — умерла мгновенно.
      — Женя! — слабо позвала Марина из коридора.
      — Стой на месте!
      Стараясь ни к чему не прикасаться, я огляделась вокруг: в кухне царил такой же беспорядок, как и в других комнатах. Я тронула руку домработницы; труп уже начал остывать. Кровь тоже перестала идти. Под коротко стриженной головой образовалась внушительная лужа.
      Мысленно произведя кое-какие вычисления, я сделала вывод, что стреляли опять-таки с дальнего расстояния. На коротких волосах и возле раны не было следов пороха. И, оглянувшись, я увидела приоткрытую створку окна, от которой откололась большая щепка — теперь она валялась на полу. Итак — снова снайпер!
      Я вышла в коридор. Ни слова не говоря, теперь уже я сама схватила Марину за руку и повела за собой — обратно вниз, но не лифтом, а по ступеням. Клиентка не задала мне ни одного вопроса — наверное, догадалась, что произошло.
      Мы дошли до окошка консьержки.
      — Клавдия Васильевна! — окликнула я склонившуюся над кроссвордом седовласую голову женщины.
      — А? Сейчас…
      Консьержка подняла на меня глаза, в которых еще стояла мука неразрешенного вопроса.
      — Клавдия Васильевна! Кто недавно побывал в квартире Гонопольских? Отвечайте по возможности быстро и не раздумывая!
      — А?
      Я повторила вопрос.
      — Так кто же?
      — Вооруженный грабитель, разбойник… — словно размышляя, пробормотала она.
      — То есть вы хотите сказать, что сами впустили в квартиру жильцов постороннего человека? Бандита? — сдерживаясь, чтобы не закричать, уточнила я.
      — Точно! — обрадовалась моим словам Клавдия Васильевна. — Ну конечно, бандит! Вы правы, правы совершенно!
      — В чем?!
      — Ну вот в этом! — она ткнула карандашом в лежащий перед нею кроссворд. — Конечно же, «вооруженный грабитель, разбойник», шесть букв — это бандит!
      Воспрянув, она записала найденное слово в пустующие клетки кроссворда.
      Во мне поднялась волна раздражения.
      — Дайте-ка! — протянув руку в окошечко, я вырвала из рук Клавдии Васильевны газету и, свернув в трубочку, легонько стукнула по отделявшему нас барьерчику. — Вы что же, моя дорогая, работы хотите лишиться? И под суд пойти? «Халатность» — такую статью в Уголовном кодексе еще никто не отменял! До двух лет, между прочим!
      — Не понимаю, — консьержка смотрела на меня опешив и, кажется, действительно не понимая, чего от нее хотят. — Кто вы? Что вам нужно? Отдайте мне газету!
      — Я спрашиваю — кто, какой человек вышел отсюда некоторое время назад? Кто это был? Тот, кого вы сами пропустили в квартиру Гонопольских — и не отпирайтесь, мимо вашей будки этот тип проскочить просто не мог!
      — Не понимаю, о чем вы… Марина Георгиевна! — увидев мою клиентку, женщина как будто начала оживать и в глазах ее появилась уже осмысленная тревога. — Марина Георгиевна, скажите своей подруге, или кто она у вас там — коллеге, что я не понимаю, чего она от меня хочет! Вы же сами велели мне пропустить…
      — Кого?
      — Ну этого молодого человека, друга вашего мужа! Вы сказали, что он ненадолго зайдет, заберет папку с бумагами, которую дома забыли, а на работе она нужна…
      — Я так сказала? Вам? — нахмурилась Марина.
      — Ну да! По телефону, конечно. А что, вы поправились уже? — наивно спросила она. — Голос-то в трубке у вас хрипловатый был… Я еще настойкой календулы посоветовала горлышко прополоскать, помните!
      — Не помню! — отрезала Марина. — Сколько ни напрягаю память — не помню, и все! Поэтому попрошу вас тоже поднапрячься! Когда это он… то есть я, вам позвонила?
      — Я же говорю — недавно! Ну может, с полчасика!
      — И вы вот так сразу меня узнали? Хотя я и была простужена?
      — Не сразу, конечно, не сразу! Я два раза переспросила, кто звонит. Ну вы и представились. А потом сказали — пропустите, Клавдия Васильевна, ко мне в дом молодого человека, он сейчас подойдет документы важные забрать, которые мне на работе нужны! Я еще спросила — а как же он их найдет у вас в доме? А вы сказали — там Шура в курсе. А я еще сказала — знаете, мол, Мариночка Георгиевна, не по инструкции это. Не имею права впускать в дом посторонних в отсутствие хозяев! А вы сказали — в виде исключения, дорогая, я в долгу не останусь…
      На этих словах консьержка замолчала и уставилась на Марину в надежде получить на чай.
      — Не останавливайтесь, пожалуйста, — попросила я, отвлекая внимание клуши (иначе Клавдию и не назовешь!) на себя. — Итак, вам позвонили, а потом пришел этот молодой человек. Так?
      Она кивнула.
      — Отлично. И как же он выглядел?
      — Ну как… Обыкновенно, как… А что же вы, Мариночка Георгиевна, не знали, какой он из себя, ваш посланец?
      — Отвечайте на вопрос! — прошипела Марина. — Я вам потом… расскажу… как он выглядел.
      — Ну, что же. Человек как человек. Худой, правда. В куртке черной, воротник поднят, и в шарфе… И еще шапочка у него такая круглая черненькая была на лоб натянута, я еще удивилась, ведь хоть и сентябрь, а рано еще шапки-то носить… Кивнул мне, сказал — к Гонопольским, и в лифт. А я еще ему вслед прокричала, что сорок седьмая, мол, квартира, вдруг, думаю, не знает иль забыл…
      — Больше о нем ничего не вспомните?
      — Нет… Да и не разглядывала я. Занята была! — она покосилась на газету в моей руке. — А что такое? Случилось что?
      — Случилось, — отрезала я. — Такое случилось, что вам на вопросы об этом типе как минимум еще с месяц в различных кабинетах отвечать придется. У Гонопольских в квартире человека убили!
      Обе они — и Марина, и консьержка — вскрикнули и прикрыли рты ладошками.
      — Звоните в милицию, Клавдия Васильевна. И все им расскажите. Ордена за эти воспоминания я вам не обещаю, но посильную помощь следствию оказать сможете.
      — Как же это… Прямо сейчас звонить?
      — Прямо сейчас. А если спросят, куда теперь хозяйка подевалась, скажите — исчезла в неизвестном направлении в сопровождении девицы подозрительной наружности.
      Маринина рука вновь вползла в мою ладонь. И, не оборачиваясь к клиентке, я и так почувствовала, как она дрожит, я потянула ее за собой.
      Мы буквально выскочили на улицу и короткими перебежками добрались до «Фольксвагена».
      — Женя! Ты что говоришь?! Шурку нашу — убили?! — набросилась на меня Марина, когда мы отъехали на некоторое расстояние и я остановила машину, чтобы допросить клиентку.
      — Скажи, как выглядела твоя домработница?
      — Ну, высокая такая, худая… нет, даже тощая, можно сказать, кости торчали… Стриглась под мальчика… Всегда в брюках ходила…
      — Все! Ошибка исключена. Ее убили. Вчера, может быть, незадолго до того, как прицелились в твоего Стаса! И опять из снайперской винтовки! Наверное, снова из окна соседнего дома!
      Машинально обернувшись на дом напротив, Гонопольская затеребила меня за рукав:
      — Из окна? То есть опять с большого расстояния? А как же тот, ну, который подделался под мой голос? Которого впустила консьержка?
      — А черт его знает! Может, он приходил убедиться, что жертва мертва?
      — А вдруг это был вовсе не убийца?
      — Может быть и это, но слишком маловероятно. Ты заметила, он сделал все, чтобы твоя Клавдия Васильевна не разглядела его? Шапочку на лоб натянул, черная куртка с поднятым воротником, шарф… Как хочешь, это подозрительно! Кто так одевается в сентябре и при такой погоде?
      — Жень… А что он у меня искал, как ты думаешь? Квартира-то как раскурочена… Просто погром какой-то.
      — Ты у меняспрашиваешь, что этот тип искал в твоем доме? — поразилась я. — Это ты должна мне сказать! Что ты прятала в доме? Сейф, тайник, драгоценности, крупные суммы денег, компрометирующие документы на кого-нибудь? Отвечай быстро! И только не ври — дороже выйдет.
      Марина моргнула. Всего одну какую-то долю секунды в ее чудных глазах мелькнул расчет: сказать — не сказать? «Скажу», — прочитала я за мгновение до того, как клиентка открыла рот:
      — Я… Жень, ну… За несколько месяцев до смерти Макс мне и вправду передал какую-то папку и сказал, что этой папкой можно Попову — это второй соучредитель банка, тоже член совета директоров, что этой папкой можно Попову так нос прищемить, что у него насморк на всю жизнь останется… Они в последнее время сильно между собой не ладили. Макс хотел откупить у Гоги его долю, а Попов на это не шел. Тогда Макс нанял кого-то и…
      — Где эта папка? Куда ты ее положила?
      — Ну в тайник, конечно.
      — Какой тайник, где он находится? Быстро говори, Марина!
      — Ой да слушай! Сказать смешно просто! Я этим сейфам, будь они там хоть какими супернавороченными, никогда не верила! Раз кто-то придумал такой сейф со всеми его замками, то найдется и тот, кто эти замки при желании в два счета вскроет, так ведь? Ну или взять тайник: ведь грабитель в первую очередь станет стены простукивать и опять же наткнется на любую пустоту, а это значит, что тайник тоже ненадежно…
      — Не тяни.
      — Ну короче, все самое ценное я еще по бабушкиному способу прятала, меня мама научила! Видела у нас в гостиной шторы такие парчовые, тяжелые? С бахромой и золотой вышивкой?
      — Дальше! — Я смутно припомнила, что именно такие шторы, перехваченные с боков широкими лентами, в самом деле закрывали окна в большой комнате.
      — Ну так вот, с обратной стороны я к левой шторине аккуратно так пришила большой карман, из такой же ткани! Незаметно совсем, а между тем туда годовой бюджет России положить можно! И никакой ворюга не догадается.
      — Короче! Папка с компроматом — в этом кармане?
      — Да, и мои драгоценности, кредитки, кое-какие документы и денег тысяч тридцать, наверное, в валюте… Слушай, Женя! — всполошилась Марина. — Это же все надо немедленно забрать! Сейчас консьержка вызовет милицию, они станут обыскивать квартиру, еще раз перевернут все вверх дном и найдут!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.