— Если мы сейчас пойдем ко мне и выпьем маленькую бутылочку русской водки, — он поднял вверх указательный палец правой руки, — то я подарю вам маленький презент.
Как честная девушка, я должна была возмутиться его предложением, но как секретный агент я не могла потерять такого шанса.
— А вы будете хорошо себя вести? — погрозила я ему пальчиком.
— Папаша Курт никогда не обижает девочек, — ответил он и подозвал официанта.
Номер Раушенбаха находился на третьем этаже довольно приличной гостиницы. Я сама остановилась неподалеку, в нескольких метрах от здания аукциона, и по пути к Раушенбаху мы прошли мимо моего отеля.
По пути Курт купил бутылку «Смирновской» и непременный тоник. О закуске уже не могло быть и речи, тем более что в баре мы совсем недурно перекусили.
Не успели мы войти в номер, как Курт скинул пиджак и скрылся за дверью туалета. Пиво — незаменимый напиток для секретных агентов.
Я достала у него из кармана уже знакомый мне бумажник и пересняла на пленку не только фотографии, но и документы Раушенбаха и даже несколько визиток его деловых партнеров. Больше ничего интересного у него в карманах не было, и, положив бумажник на место, я присела в удобное кресло у окна и огляделась.
Номер представлял собой точную копию того, что я покинула сегодня утром, отправившись на аукцион, разве что на стене висела другая картинка и шторы на окнах были не кремовые, а салатовые.
Выйдя из туалета, Раушенбах предложил мне открыть бутылки, а сам достал из бара длинные стаканы и сполоснул их прежде, чем поставить на стол.
Мы смешали водку с тоником, добавили туда немного льда и, откинувшись на спинку кресел, приготовились к продолжению праздника.
В номере был кондиционер, и после шумной и знойной улицы Курт наслаждался тишиной и покоем.
— А чем занимается ваш сын Пауль? — спросила я.
— О, Пауль, — со значением произнес он. — Пауль у меня очень умный мальчик. Он — искусствовед. Но сейчас он занимается коммерцией. И его бизнес никак не связан с искусством.
У меня возникли некоторые сомнения в достоверности этой информации, но я не показала виду.
— Россия сейчас — это настоящий Клондайк. Там можно за пару лет сделать целое состояние.
— У него там свое дело? — спросила я, не обратив внимание на то, что Одессу Курт считает Россией.
— Нет, пока он работает в чужой фирме. Это очень солидная компания, и Паулю есть чему в ней поучиться. А со временем, я надеюсь, у него будет свое дело. Он очень неглупый мальчик.
Я предложила за это выпить, и Курт с благодарностью посмотрел на меня.
Первый же стакан водки настроил его на философский лад, и он произнес с задумчивым видом:
— Мог ли предположить мой отец, что его внук будет работать в том самом городе, в котором он чуть было не сложил голову?
— Он воевал на восточном фронте? — уточнила я.
— Девочка моя, — вздохнул Раушенбах, — три года он кормил вшей в России и скончался несколько лет назад от старых ран.
— Мой дедушка тоже воевал в России и чуть было не погиб под Сталинградом.
Самое интересное, что это действительно было так, именно под Сталинградом он получил свой первый орден. Орден Красного Знамени.
Курт печально кивал головой и пил водку с тоником маленькими глотками. Видимо, он начал приходить в себя после пережитого им сегодня потрясения и, надо сказать, выглядел теперь намного серьезнее и умнее.
— Расскажите мне о России, — попросила я. — Вам там понравилось?
— Я был там всего несколько дней… Был у Пауля в гостях…
И он рассказал мне, что поездка в Одессу поразила его. Он всю жизнь представлял себе Россию по рассказам отца. И то, что он теперь увидел своими глазами, совершенно не вязалось с этими рассказами.
— Мне бы очень хотелось побывать в Одессе, — сказала я, когда он закончил свой рассказ.
И мы снова пили с ним водку. И через некоторое время Курт опьянел, начал шутить и хохотать над своими шутками.
Судя по всему, я ему пришлась по душе, и он загорелся идеей познакомить меня со своим сыном, а через полчаса уже намеревался нас не только познакомить, но и поженить. И чем больше я смущалась при этих словах, тем больше ему правилась эта идея.
— Марта, вы с Паулем созданы друг для друга. — наконец заявил он и достал из шкафа большой чемодан. Порывшись в нем, он вытащил кикой-то предмет, завернутый в толстую белую бумагу, и положил его на столик рядом с бутылкой водки.
— Я обещал вам небольшой презент, — торжественно произнес он, — и я не забыл об этом. Папаша Курт помнит все свои обещания. Вы собираете русские иконы?
— Да.
— У вас большая коллекция?
— Не очень.
— Считайте, что в ней стало на одну икону больше, — сказал он и развернул бумагу.
Передо мной лежала икона. На ней была изображена Богоматерь с младенцем Иисусом. Я не ожидала ничего подобного и совершенно растерялась.
— Ну что вы… Я не могу принять такого дорогого подарка.
Я не настолько разбираюсь в иконах, чтобы с ходу определить их стоимость, но в любом случае она превышала все разумные пределы для презента незнакомому человеку. Почему Курт не выставил ее на аукцион? Она была не такая ценная, как остальные? Ее забраковали аукционисты? Или Раушенбах был слишком суеверен, чтобы выставить на торги тринадцать икон?
— Она не очень дорогая, во всяком случае, дешевле той, что вы приобрели на аукционе. А у меня сегодня очень удачный день… — он хотел еще что-то сказать, но передумал и перебил сам себя:
— В чем дело? Мне просто хочется ее вам подарить, или она вам не нравится?
— Ну что вы. Она замечательная.
— В таком случае она ваша.
Я сидела у себя в номере и разглядывала подарок Раушенбаха. Я не знала, как относиться к этому подарку. До той минуты, как я получила его, у меня было совершенно конкретное отношение к Курту, я прощупывала его на предмет незаконной и даже преступной деятельности, и у меня уже появилась довольно правдоподобная версия.
Мне казалось, что этот человек, чуть было не потерявший сознание во время торгов, готов удавиться за сотню-другую фунтов стерлингов.
И вот теперь вся моя убежденность рухнула как карточный домик.
Когда я уходила от Курта, он вручил мне свою визитную карточку и пригласил в гости. Черт знает что! Преступники так не поступают.
Он уже завтра улетает к себе в Дуйсбург, и я распрощалась с ним навсегда. Он рассказал мне о себе так много, что встречаться с ним еще раз было ни к чему, тем более, ехать к нему в гости!
Не расследование, а какой-то рождественский рассказ!
Я взяла икону в руки и рассматривала ее, словно надеясь отыскать на ней ответ на все свои вопросы. Богоматерь взирала на меня с иконы с бесконечным состраданием и любовью, несопоставимыми с моими земными проблемами.
Я уже собиралась завернуть ее снова в бумагу и спрятать от греха подальше, но в этот момент почти машинально перевернула и увидела на ее оборотной стороне какие-то знаки. Они были нанесены чернилами и относились явно не ко времени написания.
Включив настольную лампу, я сумела разглядеть их как следует. Надпись была сделана, скорее всего, так называемым химическим карандашом, популярным еще лет тридцать назад. Его грифель при контакте с водой растворялся и превращался в фиолетовые чернила. С его помощью кто-то нацарапал на старинной доске буквы и цифры: «NM-244».
Я понятия не имела, что могли означать эти загадочные буквы и цифры, но почему-то сразу поняла, что мне в очередной раз повезло. Эти буквы, например, могли оказаться инициалами владельца иконы, а цифры — ее порядковым номером в коллекции.
Многие владельцы библиотек таким образом маркируют все свои книги, а некоторые даже заказывают для этого экслибрисы. Правда, буквы были настолько корявыми, что это заставило усомниться меня в этой версии. Ни один уважающий себя коллекционер не изуродует икону таким безобразным начертанием.
У меня начала болеть голова и неудивительно. За одни сутки я проехала на машине около тысячи километров, перелетела из Москвы в Лондон, посетила аукцион и, ко всему прочему, напилась пива и водки.
Наскоро приняв душ, я улеглась спать, отложив все вопросы на утро.
Следующий день я посвятила оформлению документов на вывоз из Англии иконы, купленной на аукционе. У меня не возникло никаких проблем. Это была солидная фирма, и они брали на себя все хлопоты.
Со второй иконой дело обстояло значительно сложнее, на нее у меня не было никаких документов, подтверждающих законность ее приобретения, а объяснить таможенникам, что тебе подарил старинную икону случайный знакомый в пивной, практически невозможно. И я решилась на контрабанду. А что мне оставалось делать?
Я уже приблизительно представляла себе, каким образом вывезу икону из Англии. На самом деле, это не такая уж сложная вещь. Со времени образования Единой Европы таможенники здесь совершенно распустились. Единственное, что их может заинтересовать, так это граната у тебя в сумочке. И что им остается делать, когда границ в Европе практически не существует.
Поэтому вывезти что-либо отсюда иной раз значительно проще, чем ввезти в нашу страну.
"Но осторожность не помешает», — решила я и отправилась в ближайший книжный магазин. Мне нужен был какой-нибудь бестселлер или альбом, пользующийся у иностранцев наибольшей популярностью. И я нашла такой альбом без труда.
По всей Англии в эти дни отмечалась круглая дата со дня выпуска первых пластинок легендарной группы «The Beatles». Газеты сообщали о том, что муниципальным властям Ливерпуля, знаменитого на весь мир, благодаря великой четверке, города, удалось добиться смены дорожных знаков. Теперь на них значилось, что вы приближаетесь к родине звезд.
Но не только ливерпульцы гордились своими земляками. О них в эти дни снова писали все английские газеты, выходили новые тиражи знаменитых пластинок и, наконец, был выпущен тот самый альбом, что привлек к себе мое внимание.
Это была очередная иллюстрированная история группы, типично сувенирное издание, которое считал своим долгом приобрести в эти дни каждый уважающий себя иностранец, покидая
Англию.
Альбом продавался в плотном картонном футляре, и это тоже было мне на руку. Я приобрела четыре таких альбома, после чего отправилась к себе в номер и, изуродовав один из них, вставила в его обложку свою контрабандную икону. Размеры иконы абсолютно совпадали с размерами альбома, и подмену невозможно было обнаружить даже при внимательном осмотре. Отойдя на шаг, я попыталась заметить разницу между четырьмя лежавшими на столе альбомами и не сумела этого сделать. Этого, в принципе, было достаточно, таможенники приняли бы меня за очередную битломанку.
Сегодняшний таможенник — это в первую очередь психолог, и его натренированный взгляд отыскивает среди пассажиров того, кто изображает на лице абсолютное спокойствие. И именно этих людей таможенники и просят показать свои вещи.
Но я никогда не вызывала подозрений ни у одного таможенника.
Самое главное в этой ситуации — ничего не изображать. Малейший оттенок игры на вашем Лице свидетельствует против вас. Это и есть самое трудное. Для этого надо самой поверить, что никакого, например, пистолета у тебя в кармане нет. Не демонстрировать это, а поверить самой. А это уже искусство.
Именно этим искусством я и владею в совершенстве. Поэтому если меня выгонят из секретных агентов, я тут же переквалифицируюсь в контрабандиста и не останусь без куска хлеба на старости лет.
Кроме того, я решила на этот раз употребить забавный прием, который архитекторы называют «принципом зеленой собаки». Его придумал один из лучших архитекторов нашего века. Сдавая очередной свой немыслимый проект приемной комиссии, он где-нибудь на видном месте рисовал зеленую собаку. Только слепой не обратит на такое безобразие внимания. И это не просто отвлекало внимание членов приемной комиссии, но и усыпляло их бдительность. Они уже ни о чем другом думать не могли, кроме этой злополучной собаки, и торопились высказать автору свое недоумение.
Именно на такую реакцию и рассчитывал гениальный архитектор и, дождавшись, когда самый нетерпеливый приемщик выскажет вслух свои претензии, с самым невинным видом произносил:
— Действительно, она здесь ни к чему, — и тут же приступал к удалению ее с проекта.
Приемная комиссия облегченно вздыхала, ее чувство прекрасного было удовлетворено, и проект принимался большинством голосов.
Этот метод я и решила сегодня опробовать на британских таможенниках, использовав вместо зеленой собаки обычную сигарету…
Я появилась перед ними с немыслимой прической на голове, чемоданом в одной руке, стопкой альбомов в другой и с сумкой через плечо. В зубах у меня торчала зажженная сигарета.
При виде ее вежливый английский таможенник не поверил своим глазам. А я, переложив стопку под мышку, а чемодан зажав между ног, дисциплинированно доставала из сумочки свои проездные документы.
— Вы не могли бы выбросить вашу сигарету? — попросил он меня, и я стала оглядываться в поисках мусорного ящика. Разумеется, его там не было.
— Простите меня, — пролепетала я, сунула стопку с альбомами ему в руки и пулей полетела к выходу из аэропорта, чтобы избавиться там от сигареты.
Я рассчитала все абсолютно точно. К нему один за другим стали подходить другие пассажиры, а он, со стопкой альбомов в одной руке и с чемоданом в другой, чувствовал себя полным идиотом. Я дождалась, когда ему надоест это чувство, и он перенесет мои вещи в нужное мне место, вернулась к нему с широкой улыбкой на лице и снова принялась извиняться:
— Извините, я такая рассеянная, я даже засыпаю с сигаретой во рту.
Заметив на его лице зарождение чувства ненависти к собственной персоне, я еще раз извинилась и проследовала мимо него к своим вещам.
Таможенник вздохнул облегченно.
Через полчаса наш самолет поднялся в воздух и взял курс на Киев.
Когда лайнер набрал высоту, я еще раз посмотрела на гостеприимный остров. Теперь он выглядел совсем как на географической карте, хотя я и не могла его видеть полностью, для этого понадобилось бы подняться повыше. Пресловутого тумана сегодня над ним не было, разве что смог местами с успехом заменял его.
Я расстегнула ремень безопасности и откинулась на спинку кресла. Теперь у меня было несколько часов, чтобы не торопясь проанализировать ситуацию.
Я люблю свою работу, в том числе и за то, что каждый раз встречаюсь с самыми разными людьми, среди которых встречаются весьма «любопытные персонажи», как сказал Гром.
Вот и на этот раз судьба подарила мне встречу с оригинальным типом. Курт Раушенбах не подходил ни под одну категорию известных мне правонарушителей и диверсантов, с которыми я имела дело до сих пор. Он был слишком сентиментален для подобного рода деятельности, впечатлителен и эмоционален. Не было в нем и намека на холодный расчет и «звериный оскал». Скорее, это тот тип добродушных толстяков, которых можно встретить во всему свету, но чаще всего они встречаются на детских утренниках и цирковых представлениях, в крайнем случае, в пивных и закусочных. Они не представляют угрозы ни для кого, хотя бы потому, что в душе трусоваты. Они любят хорошо поесть и с удобством поспать, аккуратны и исполнительны на работе и пользуются любовью своих сотрудников. У них обязательно имеется такая же толстая и добродушная супруга и целая куча ребятишек.
Каким же образом этот добродушный толстяк оказался вовлеченным в это сомнительное предприятие? Откуда у него столько уникальных произведений искусства, где он их взял и почему так торопился от них избавиться? Этим он напомнил мне продавца краденого, который, польстившись на шальные деньги, взялся за это дело, но, выйдя па базар, уже и сам не рад и старается сбыть товар с рук, хотя бы и себе в убыток.
В таком случае за ним должен стоять кто-то другой, опасный и расчетливый, кому и достается большая часть доходов. Но почему он выбрал в качестве посредника Курта? Невольно я вспомнила фотографию Раушенбаха, где он позировал перед объективом вместе со своим сыном. Пауль обнимал его за плечи, как младшего брата, покровительственно и свысока. Или мне это просто показалось? Мне хотелось еще раз посмотреть на снимок, но я не могла это сделать прежде, чем проявлю свою пленку.
К тому же Пауль оказался искусствоведом по профессии, и это лишь подтверждало мои подозрения. Он наверняка разбирается в иконах и хорошо представляет их реальную стоимость. В своей нынешней работе он вполне мог познакомиться с «криминалом», в украинском бизнесе его не меньше, чем в России, и выйти таким образом на поставщиков «товара». Каким образом он переправляет его в Германию — дело десятое, хотя вывезти иконы с Украины значительно сложнее, чем из Англии.
Поэтому я и направилась теперь в Одессу, чтобы познакомиться с Паулем лично. А через него найти и поставщиков, на Украине или в России.
Я уже знала о нем немало: фамилию, номер машины, на которой он ездит, и его длинноногую рыжую подругу — «нови руски киска».
Глава 3
Позади остался и киевский аэропорт, и дорога до Одессы, со всеми перипетиями и недоразумениями, что предполагает перемещение в пространстве бывшего Советского Союза.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.