Рыжий Валерий Петрович направился было к двери, но на полдороге вдруг остановился и, не поворачиваясь, провел рукой по лицу.
      – Постойте, – обернулся он ко мне, – как, вы говорите, вас зовут?
      – Евгения Максимовна Охотникова, – отчеканила я и снова опустила глаза в свой кроссворд. «Птица из шести букв».
      – Женя Охотникова, – задумчиво повторил Задовский, – где-то я уже слышал про вас. Ну ничего, – снова улыбнулся он, – потом вспомню.
      – Кобчик! – вдруг выпалила я.
      – Что, простите? – снова обернулся уже взявшийся за дверную ручку Задовский.
      – Да вот же! – предъявила я ему кроссворд, – небольшая хищная птица семейства соколиных. Шесть букв.
      – Ага, – неопределенно произнес Задовский и вышел.
      Была бы я помладше лет эдак на… несколько, я показала бы вслед ему язык. Не нравятся мне такие люди… начальственного типа. А этот еще с ехидцей такой.
      – Чего это вы, Женя, про кобчика-то? – поинтересовался мой подопечный, перебиравший на столе принесенные Задовским бумаги.
      – Кроссворд разгадываю, – пояснила я, – и вам, Александр Владимирович, тоже надо бы задуматься.
      – О чем это? – рассеянно спросил Григорьев. Он присел за свой стол и углубился в бумаги.
      – О Задовском Валерии Петровиче, – ответила я. – Вы же говорили, что вы с ним власть над банком делите. Может быть, это он бумаги-то у вас ворует? Может быть, не хочет он делить?
      – Ерунду говоришь, – не отрываясь от бумаг, пробубнил Александр Владимирович, – я ж с ним четыре года работаю. Я честнее партнера не видел…
      Я пожала плечами и снова углубилась в свой кроссворд. Вообще-то я больше из вредности на Задовского наговорила. Не понравился он мне. Скептически он ко мне отнесся. Правда, потом припомнил что-то… Ну, да неважно.
      А в принципе подозрения мои не лишены основания. Мотивы-то есть – возможность единоличной власти над банком.
      Хотя…

* * *

      Отдежурить полный рабочий день Григорьева не составило для меня никакого труда. Вылазок мы больше не делали, я просто сидела у него в кабинете на низком диванчике и читала газеты и всяческие журналы.
      Надо будет книжку с собой взять завтра. Из тетиной богатейшей коллекции. Какое-нибудь ненавязчивое чтиво, типа того же «Очищения смертью». Так и скоротаю время.
      Хорошую, оказывается, работенку мне Игорь Селиверстов отыскал, спокойную. Надо позвонить ему, поблагодарить.
      К вечеру я начала уже задремывать. Мы с Александром Владимировичем пообедали в служебной столовой банка – у них еще и маленькая столовая для работников есть, и часам к шести меня, честно говоря, немного сморило.
      Я прилегла на диванчик, и разбудил меня только голос охранника, который пришел сообщить Григорьеву, что банк закрывается.
      Я зевнула и поднялась:
      – Что, Александр Владимирович, рабочий день закончен? Домой пора?
      – Ч-черт, – выдавил Григорьев и откинулся на спинку своего кресла, – не успеваю я никак.
      – Так скажите, что вы еще останетесь в кабинете, – наивно предложила я.
      – Чего? – изумился Григорьев. – Это же банк. Хоть я и почти полный владелец этого заведения, но правила соблюдать должен.
      – Пример другим подавать?
      – Н-ну… да.
      Григорьев застегнул рукава рубашки и надел пиджак. Он собрал в папку бумаги и, поднявшись с кресла, задумчиво постучал папкой о стол:
      – Видимо, придется мне опять бумаги с собой брать. Домой, – он посмотрел на меня.
      – Возьмите, – пожала я плечами, – только я папку понесу. Пусть будет в моих руках, так безопаснее, уж вы мне поверьте.
      – Хорошо, – согласился Александр Владимирович и вручил мне папку, – только… это самое… – предупредил он.
      – Не волнуйтесь, – успокоила его я, – это моя работа, как говорится.
      Мы покинули кабинет, прошли по опустевшему коридору, спустились на первый этаж. Внизу, прямо перед выходом, на проходной стоял Валерий Петрович Задовский. Общался с охранником. Что-то ему по-отечески внушал.
      Увидев нас, Задовский повернулся к нам и улыбнулся сердечно:
      – Последний уходите, Александр Владимирович, – четко выговорил он и посмотрел на часы, – половина десятого, для руководителя это… очень хорошо, – они обменялись с Григорьевым рукопожатием – прощались до завтра.
      – А-а! – обратил внимание Задовский на то, что папка находилась в руках у меня, а не у Александра Владимировича. – Телохранитель на работе? – и к Григорьеву: – Доверяете, Александр Владимирович?
      – Доверяю, – согласился Григорьев, – до свидания, Валерий Петрович.
      Мы вышли из банка и проследовали к черному «Шевроле», за рулем которого дремал здоровенный детина в красной кожаной кепке.
      – Здрасьте, Сан Димыч, – безразлично промямлил детина. Потом заметил меня, не удивился и тоже поздоровался: – Привет.
      – Это Дрям, – представил его Григорьев, садясь в машину.
      – Как? – не поняла я.
      – Дрям, – повторил Григорьев, – фамилия у него Дрямов, вот и прозвали так – Дрям. А вообще-то его Димой зовут, – добавил он.
      Дрям-Дима молча завел машину, и мы тронулись. Александр Владимирович все время, пока мы ехали до его дома, посматривал на папку в моих руках.

* * *

      На место назначения мы прибыли минут через двадцать. Дрям-Дима все время молчал, только носом посапывал так, что заглушал порой шум мотора. Александр Владимирович тоже ни слова не проговорил – устал он.
      А я все ждала, когда появятся грабители в черных масках и длинных плащах. Шучу, конечно, я тоже спать хотела. Прошлой ночью плохо спала.
      Мы подкатили к подъезду большого девятиэтажного дома. Дрям-Дима заглушил мотор и немедленно ткнулся головой в баранку. Снова задремал.
      – Не уезжайте пока, – предупредил Александр Владимирович водителя, – сейчас Женя проводит меня, и домой ее отвезете.
      Дрям-Дима согласно буркнул из-под своей кепки.
      Даже так! Какую возможность господин Григорьев упускает. Вполне в его полномочиях было попросить меня остаться на ночь. В смысле – охранять его ночью. А вот поди ж ты. Ну, Александр Владимирович, Александр Владимирович…
      – Вы уверены, – произнесла я, выходя из машины, – что не хотите, чтобы я осталась на ночь?
      – Мне работать надо, – словно бы извиняющимся тоном проговорил Григорьев.
      Наверное, выражение «остаться на ночь» он воспринял… в известном смысле. Вот олух, честное слово.
      – Работайте, конечно, – разрешила я, – но лучше было бы… Хотя, Александр Владимирович, дело ваше.
      Интересно, как наш разговор Дрям-Дима оценил?
      Мы прошли в подъезд. Ого, здесь и консьержка есть! Крутой, как видно, домик.
      Потом поднялись на лифте до нужного этажа.
      – Ну вот и мое жилище, – проговорил Григорьев, указывая на массивную железную дверь.
      Ничего себе дверка. Пожалуй, действительно за такой броней Александру Владимировичу ничего не угрожает. Вот только проверить надо квартирку-то…
      Я вошла вслед за Григорьевым в его квартиру и прошла по всем комнатам, заглядывая в шкафы и под кровать. В ванную и туалет тоже заглянула. И на балконе посмотрела.
      Похоже, все чисто.
      – У меня сигнализация есть в квартире, – сообщил мне Александр Владимирович, он уже снял пиджак и включил настольную лампу в кабинете.
      – Хорошо, что сигнализация, – похвалила я и вручила ему папку, – вот ваши драгоценные документы. Посмотрите.
      Насчет посмотреть я, кажется, могла и не говорить ничего – Григорьев жадно выхватил у меня папку, открыл ее и пролистнул лежащие там бумаги.
      – Здесь… – удовлетворенно прошептал он.
      – А где же им еще быть? – искренне удивилась я, – как положили, так они и лежат.
      – Ага… – счастливо произнес Александр Владимирович, – целенькие. Ну, – обернулся он ко мне: – До завтра, Женя.
      – До завтра.
      Я вышла из его квартиры и, дождавшись, пока он запрет за мной дверь, начала спускаться по лестнице. Лифтом я пользоваться не стала – посмотрю, нет ли кого в подъезде.

      На улице было прохладно. Весна, поздний вечер – конечно, прохладно.
      Я глубоко вдохнула – хорошо, на сегодня рабочий день закончен. Завтра опять к восьми часам на работу. Я едва не рассмеялась – никогда раньше не ходила на работу к восьми часам.
      Надо будет с собой книжку тетину какую-нибудь взять. И плед еще, ноги прикрывать на диванчике том, а то из окна дует.
      Да, что-то я размякла совсем. Это все Григорьев – слишком уж спокойная у него работа. Самые волнительные моменты – за незнакомыми дамочками бегать. Не то что…
      Ну ладно.
      Я закурила сигарету и направилась к ожидавшей меня машине.
      Дрям-Дима все еще отдыхал, уткнувшись кепкой в баранку. Хотя, позвольте… Не кепкой в баранку, а непосредственно головой. Что это он кепку-то снял? Жарко, что ли? Да не жарко вообще-то…
      Я замедлила шаги и окликнула водителя. Он не шевельнулся.
      Понятно!
      Еще прежде, чем я кинулась на землю, под прикрытие машины, со стороны придорожных кустов загремели выстрелы. Из григорьевского «Шевроле» посыпались выбитые пулями стекла.
      Я огляделась – метрах в трех от меня располагался ухоженный скверик. Хороший скверик, не у каждого дома такой есть. Повезло Александру Владимировичу – женится, с детьми тут гулять будет…
      Первый шквал выстрелов смолк.
      Подобравшись, я длинным кувырком преодолела расстояние до скверика и с шумом бросилась сквозь кусты. Эх, пора менять мне свою гражданскую привычку носить мини-юбки. Неудобно кувыркаться. А я сетовала на излишнее спокойствие работы у Григорьева. На скуку сетовала.
      Ага, невидимые стрелки открыли прямо-таки ураганный огонь. Одна пуля впилась в ствол дерева у меня над головой, другая – срезала ветку в нескольких сантиметрах от моего уха.
      Я присела под деревом и стала вглядываться туда, откуда раздавались выстрелы.
      Как того и следовало ожидать, обстрел скоро прекратился. Ну вот, теперь наступила моя очередь действовать. Подожду-ка я этих… вольных стрелков.
      От разбитого автомобильного окна отвалился еще один осколок и со звоном разлетелся на асфальте. Эх, Дрям-Дима, Дрям-Дима… Нет больше Дрям-Димы. Да и «Шевроле» жалко. Новая совсем машина была, насколько я успела заметить…