Вот и лето закончилось в Тарасове и на календаре.
      Легким ветерком унеслось оно в неведомые края, но в душе у меня что-то еще оставалось от моего чудесного отдыха, и я с непреходящим удовольствием перебирала в памяти это «что-то» до тех пор, пока утром следующего дня после моего возвращения домой не раздался телефонный звонок от клиента.
      От этого звонка, как от первого петушиного крика, ушло прочь все сладкое марево, навеянное мне морским прибоем, и, тут же мобилизовавшись, я выбросила из головы все лирическое и романтическое и взяла телефонную трубку.
      Пусть скептики говорят, что хотят, пусть говорят, что все это чушь, бред и ахинея, но готова спорить, что телефонный звонок, предваряющий серьезный разговор, уже и звенит как-то напряженно и требовательно.
      Совсем не так, как если бы мне звонил, например… ну в общем, не важно кто.
      Итак, я взяла трубку и коротко по-деловому бросила в нее:
      — Да!
      Однако я ошибалась — это звонил не клиент, а мой старинный приятель, бывший однокорытник по юрфаку Володька Степанов, как и я, с трудом возвращающийся к своей работе.
      Только в отличие от меня Володька трудился непосредственно в органах внутренних дел, но он тоже испытывал необходимость в каком-нибудь сильном раздражителе, чтобы наконец-то войти в норму.
      Мы с ним, как два одиноких пенсионера, пожаловались друг другу на все что можно и решили съездить сегодня на дикий пляж за город и отдохнуть в последний раз по-человечески перед тем, как начать жить по-людски.
      Скучно, то есть, и в заботах.
      Я окинула взглядом свою квартиру и договорилась с Володькой, что через полчаса выезжаю из дома и подхватываю его на перекрестье двух улиц в центре города, где он будет ждать с уже закупленными закусками и напитками.
      Я быстро собралась — как будто для того, чтобы собраться на пляж, нужно много времени — и перед тем, как выскочить из квартиры, решила спросить у своих гадальных косточек, нормально ли пройдет время на пляже или стоит подготовиться к какой-нибудь милой жизненной подляночке — обычному, впрочем, явлению в нашем убогом мире.
      Уже одно то, что мне захотелось проконсультироваться со своим оракулом, было зловещим признаком: это означало, что меня посетило некое нехорошее предчувствие, но смысл его я сама пока не улавливала. Для этого и нужно выяснить перспективы.
      А может быть, все было гораздо проще: просто мне не очень-то и хотелось тащиться за тридевять земель, да Володьке Степанову отказывать показалось неудобным.
      Короче, я присела на диван в комнате и, запустив ладонь в замшевый мешочек, выкатила перед собою три граненые кости.
      14+12+27.
      «В первую очередь успокойтесь! В наступающий период времени Вы вольны делать все, что Вам хочется, в пределах разумного».
      Я задумчиво почесала кончик носа, мысленно махнула рукой на все свои неопределенные ощущения и почти вприпрыжку выскочила из квартиры.
      И что я сомневаюсь?!
      Жизнь продолжается, а наши пляжи вовсе не хуже французского Лазурного берега, с поправками на климат, время, государство, культуру и прочие мелочи.
      Да и мой — или почти мой, так точнее будет, — Володька не хуже Микки Рурка с поправками на… ну об этом лучше не будем.
      Я доехала до места встречи, посадила в свою «девятку» Володьку и тронулась дальше.
      Володька привычной скороговоркой поздоровался, более развернуто, но не менее привычно пожаловался на семейные неурядицы и ничего не понимающую жену, я привычно покивала, и совершенно без происшествий и приключений, что является несомненным благом при наших хлопотных профессиях, мы добрались до пляжа.
      Последний уютный уголок прошедших времен, не раздражавший яркими этикетками и уродливыми ларьками, встретил нас замечательной погодой и немногочисленными отдыхающими.
      Расположившись недалеко от реки на полотенце, я уже расслабилась, как вдруг в отдалении из негустого подлеска раздался сухой резкий щелчок, до оскомины напоминающий пистолетный выстрел.
      Я подняла голову и посмотрела в том направлении.
      Володька тоже напрягся. До этого он лежал на пузе, а теперь сел и нервно завертел головой.
      Профессионализм тем и характеризуется, что никуда он не исчезает даже на отдыхе.
      За все приходится платить, даже за умение отличить звук выстрела от автомобильного выхлопа.
      — Ты тоже слышал, — спокойно произнесла я и осмотрелась.
      Кроме нас двоих, похоже, никто и не обратил внимания на то, что нам с Володькой моментально испортило настроение.
      — Да нет, не может быть, Тань, — неуверенно пробормотал Володька и встал со своего полотенца.
      Володька, вытянув шею, внимательно осмотрел всю видимую часть зарослей и, хмыкнув, сунул ноги в ботинки.
      Взяв под мышку органайзер с документами, он принял серьезный и сосредоточенный вид, но почему-то смотрелся забавно.
      — Пойду прогуляюсь, — тихо произнес Володька в пространство, — ты поваляйся пока, Тань, — кинул он мне и не торопясь побрел в ту сторону, откуда предположительно раздался выстрел.
      Посмотрев ему вслед, я вздохнула, тоже поднялась и, забрав сумку, в которой хоть и не было на этот раз пистолета, зато лежал сотовый телефон, последовала за Володькой.
      В отличие от него, идя к тем кустам, я думала только о себе. Мне было гораздо комфортнее видеть Володьку рядом с собою, а не лежать в одиночестве, ждать его и представлять всякие неприятные вещи оттого, что он будет задерживаться неизвестно где.
      Хоть и чужой муж, а как человек вовсе даже не чужой.
      Володька, разумеется, добрался до зарослей первым, я, следуя за ним, успела услышать несколько веселых реплик в наш адрес.
      Если бы на самом деле мы пошли за тем, о чем подумали резвящиеся щенки-острословы, все было бы гораздо интереснее, а так скорее всего нас ожидало минут десять бесцельного блуждания, а потом возвращение чуть ли не под радостное улюлюканье.
      Однако все произошло совсем не так.
      Углубившись в кусты и приподнявшись немного на носочки, чтобы разглядеть куда-то подевавшегося Володьку, я увидела его слева от себя, присевшего на корточки и что-то внимательно рассматривающего.
      — Кузнечика нашел, юный опер-натуралист? — обозлилась я, искренне возмущенная бездарным времяпрепровождением. — Тебе подарить ко дню рождения сачок? Или бабочки — это пока еще круто для тебя?
      На мои слова Володька никак не отреагировал, только наклонился еще ниже.
      Мне стало совсем уж интересно, и я двинулась напролом, сминая кустики, как танк березки.
      — Ну что здесь… — начала я, подходя ближе, и осеклась.
      Володькино «чш-ш!» запоздало, потому что уже не имело смысла.
      Я и сама все увидела.
      На траве, раскинувшись, лежал молодой парень, одетый в белую футболку от «Хьюго Босс» и в длинные джинсовые шорты такого же белого цвета.
      На груди парня в области сердца расплылось красное пятно.
      — Готов мальчишка, — произнес Володька, поднимая голову ко мне, — у тебя телефон с собой?
      — Уже все поняла, — ответила я, расстегивая сумку.
      Володька вскочил на ноги и, не разбирая дороги, бросился напрямик сквозь кусты в сторону, противоположную от пляжа.
      Я развернула сотовый и набрала «02».
      Быстро сообщив всю нужную информацию о происшествии и о себе, не забыв упомянуть и майора Степанова, сейчас преследующего неизвестного убийцу, я отключила связь и побежала следом за моим опером.
      Если бы с ним что-нибудь случилось, я этого себе не простила бы никогда.
      Побегав вокруг, вдоль и поперек посадок, мы ни с чем вернулись к месту трагической находки, и я, оставив Володьку там, вернулась на пляж, быстро побултыхалась в Волге и, одевшись, сменила его, чтобы он тоже встретил коллег не в трусах и с органайзером под мышкой, а полностью одетым.
      Пока я одевалась, то записала номера всех машин, стоящих около пляжа, прекрасно понимая, что толку от этой меры будет мало: преступник уже давно исчез, а если из отдыхающих кто-то что-то и видел, то выдавливать из них крохи информации будет делом тягостным и практически бесполезным.
      Как это ни печально звучит, но в делах расследования подобных преступлений, к сожалению, зачастую следует больше полагаться на удачу, чем на дедукцию, индукцию и прочие отвлеченные философские категории.
      Гадальные косточки, кстати, очень даже помогают не профукать эту удачу и вовремя заметить ее хвост, чтобы ухватиться за него.
      Володька подошел ко мне, размышляющей об этих вещах, уже не один, а с оперативной группой, подъехавшей на удивление быстро и точно.
      При убитом парне не оказалось никаких документов, а несколько мелочей из его карманов пока не давали зацепок к установлению его личности.
      Все это порождало некоторую нервозность оперативников, как и почти полное отсутствие свидетелей.
      Никто, кроме нас с Володькой, ничего не слышал, и никто ничего не видел, включая и нас с ним.
      Честно говоря, я ребятам не позавидовала: они получили еще один практически безнадежный висяк, и сами это прекрасно понимали.
      Мы с Володькой полностью освободились от этого дела только к трем часам дня и, совершенно замученные постоянным пересказом событий и своими оценками, сели в мою «девятку», закурили и переглянулись.
      — Ну что, товарищ майор, — спросила я, — вас отвезти к вашему дому или уж сразу в РОВД? Район-то ваш, сможете продолжить эту бодягу на стационаре.
      Володька жалобно посмотрел на меня, ожесточенно почесал затылок.
      — Чаю хочется, Тань, — робким голосом возвестил он, и я, хмыкнув и не спрашивая больше ни о чем, завела мотор и поехала к себе домой.
      Чаю так чаю, кто бы был против!
      Мы приехали ко мне, и, пока я плескалась в ванне — надо же было с себя смыть не только плохое настроение, но и волжскую воду, — не знаю, чем занимался Володька, может быть, и чай пил, но когда я вышла, он уже лежал на диване и полистывал какой-то дамский журнальчик.
      — Парень по картотеке не числится, — доложил он мне, хотя я его ни о чем и не спрашивала, — я уже позвонил.
      — А что ты еще сделал? — поинтересовалась я, сталкивая его с дивана и прогоняя в ванную.
      — Ничего больше, честное слово, — ответил Володька и побежал в ванную.
      А я тем временем раскинула свои гадальные косточки. Теперь они мне должны были сказать что-то определенное: случились события, и неплохо было бы знать, как они отразятся на моем здоровье.
      Косточки долго не думали, словно уже давно подготовили вариантик:
      23+25+4!
      «Вы будете обескуражены и раздосадованы тем, что, в сущности, и не стоит Вашего внимания».
      Володька вышел из ванной, благоухая моим дезодорантом, но я его уже встретила с подозрением.
      — Опер! Ты хочешь огорчить меня? — спросила я.
      — Побойся бога, Иванова! — Володька сложил ручки на груди, и полотенце, обертывающее его бедра, упало на пол.
      «Хм, — подумала я, — похоже, что кости имели в виду нечто другое. Опять мы не поняли друг друга!»
      Через час или чуть больше у нас Володькой начались первые конфликты.
      Он успел уже до смерти утомить меня жалобами на свою тесную фуражку, на неудобное кресло в служебном кабинете и на своих дураков-начальников.
      Я все это слышала от него не один раз за время нашего общения.
      — А ты думаешь, твои подчиненные про свое начальство говорят по-другому? — не выдержав нудного нытья, задала я ему простецкий вопросик, чем вогнала Володьку в пессимистические размышления.
      Володька моментально пришел в себя и вошел в… — как бы это сказать проще? — в нормальное мужское состояние, вот.
      Через пятнадцать минут он, словно вспомнив о чем-то неимоверно важном, вдруг театрально хлопнул себя ладонью по лбу.
      — Попробуй еще разок и кулаком, пожалуйста, эффектнее будет, — вяло предложила я, потягиваясь и улыбаясь своим мыслям, — тогда я поверю, что ты внезапно вспомнил, что тебе нужно срочно бежать домой.
      Но как ни странно это прозвучит, я ошиблась в своем предсказании. Это, кстати, лишнее подтверждение того, что даже очень хорошо знакомый нам человек еще может иногда нас удивить чем-то неожиданным.
      Володька взглянул на меня с непонятной усмешкой и, снисходя, как до не понимающей обычных вещей дурочки, объяснил, что вспомнил он о другом.
      — Вы хотите объясниться мне в любви? — наконец-то догадалась я. — Не нужно стараться, не поверю.
      — И не собирался даже, с чего тебе это пришло в голову? — лихо парировал Володька, и я даже подпрыгнула на диване от его ответа.
      — Что? Что ты сказал?! — переспросила я, шарахаясь на самый край дивана, рискуя при этом рухнуть на пол.
      — Предлагаю культурную программу с музыкой и шведским столом, — скороговоркой выпалил Володька и на всякий случай отодвинулся подальше.
      — Знаю я ваши программы, юноша, — поморщилась я и погрозила ему пальцем, — идти, что ли, бутерброды делать и по пути включить магнитофон? У нас самообслуживание. В смысле питания, я имею в виду.
      — Ну это же неправда! — с глумливой улыбкой запротестовал Володька, протягивая ко мне свою руку, вероятно, с намерением подтолкнуть меня физически к воплощению его культурной программы.
      Мне было лень шевелиться, но если бы я была кошкой, то наверняка бы его укусила за палец.
      Будем считать, что ему повезло.
      — Так что там о культуре? — напомнила я. — Телевизор хочешь посмотреть?
      — Перестань, — Володька приобнял меня левой рукой, а правой принялся нашаривать пачку сигарет под подушкой, — я имею в виду нечто конкретное. Меня пригласили на презентацию по поводу открытия нового центра бытовой техники. Где-то в пиджаке лежит пригласительный билет.
      — Не интересуюсь, пылесос у меня работает нормально, — ответила я, — телевизор тоже. Или это не бытовая техника? А может быть, там предлагают что-то новенькое вроде кофеварки, совмещенной с феном?
      — Понятия не имею. Но точно знаю, что будет фуршет, какая-то рок-группа «Геншина драма» или «Мишкина каша», в общем, не важно. Да и много еще чего там напридумано. Есть желание прогуляться?
      — «Геншина драма» или «Пилорама», — подхватила я, — короче, нормальный вечерок до утра? И когда начало?
      Володька моргнул на меня задумчивыми глазками и стал искать свои часы.
      Я похлопала его по лысеющему темени и предложила поднять глазки до моих часов, настенных.
      — Ага, — ответил мой бодрый опер, — через час начало, но…
      — Как через час?! — в глубочайшем оскорблении вскричала я. — Да я за эти секунды не успею даже умыться!
      С этими словами я спрыгнула с дивана и умчалась в ванную.
      Там первым делом я залезла под душ. Обычно с этой процедуры я начинаю ритуал наложения макияжа. Такая у меня привычка.
      Когда я вернулась в комнату, свежая, красивая и, разумеется, в халате и с чалмой на голове, угадайте, чем там занимался Володька?
      А ничем! Его там просто не было!
      Он торчал в кухне и, фальшиво напевая, жарил себе яичницу.
      Прожорливость мужского племени не имеет ни границ, ни пределов. Так я ему и заявила, потребовав себе половину того, что он приготовил.
      Надо же совесть иметь и о компании помнить.
      Я уже успела доесть свою долю, как зазвонил телефон.
      Звонила незнакомая мне девушка или дама — по голосу и не поймешь, — имеющая ко мне очень-очень важный разговор и предлагающая встречу.
      Я назначила ей встречу в летнем кафе «Бригантина», расположенном в двух кварталах от моего дома, на завтра и закончила разговор.
      Летнее кафе я выбрала исключительно по причине продолжающихся теплых дней.
      Осень еще не разгулялась, поэтому я предпочла использовать последние возможности провести переговоры на свежем воздухе. Скоро это уже будет проблематично.
      А сегодня, как было мне обещано, у меня предстоял выход в люди.
      После летне-отпускной расслабухи, когда самой шикарной обувью на протяжении недель были сланцы, а вместо фирменных тряпок — футболки с рынка, требовалось нечто особенное, чтобы войти в норму обычной жизни.
      Вот как раз сегодня такая возможность мне и представилась.
      Через полтора часа мы с Володькой выходили из моей квартиры, и тут только я его спросила, почему же он, презренный женатик, не торопится домой.
      Володькин ответ оказался свинским и циничным.
      Я вовсе не стала ему внезапно дорога и необходима, как можно было бы глупо помечтать, просто он наврал своей жене, что сегодня уже уезжает в завтрашнюю командировку, и решил провести сэкономленный день в моей доброй компании.
      Я промолчала.
      Настроение, поднявшееся было от перспектив не только провести интересно время, но и интересно провести время с мужчиной — это две большие разницы, но сейчас они объединились, — стало портиться, что было, в общем-то, логично.
      Всегда неприятно быть десертным дополнением к чьей-то размеренной жизни.
      Мне хотелось мести.
      Мы выехали в клуб «Рондо», где должна была проходить презентация, на моей верной «девятке».
      Все из той же мести, да и из удобства, конечно же, я посадила за руль Володьку, намекая этим, что сама собираюсь расслабляться, чего ему не желаю.
      Моя замечательная машинка, чувствуя всеми своими свечечками и релюшками хреноватое настроение своей хозяйки, попав в продажные Володькины руки, тут же начала чихать, вздрагивать и подпрыгивать.
      — В каком состоянии у тебя тачка, боже мой! — попробовал было возмутиться мой недостойный опер, но я скучно предположила, что, возможно, всего лишь у моей машинки на него аллергия, и он, засопев, заткнулся на целых восемь минут.
      Потом Володька снова попытался заговорить, даже пошутить, а затем вдруг решился на нечто оригинальное.
      Володька, резко затормозив, выскочил из машины и умчался за угол, мимо которого мы только что проехали.
      Появился Володька, сияя, как медный таз, держа в руках букетик цветочков. Наборчик так себе: астры пополам с гвоздиками, но для подлого женатика, не растерявшего пока остатки совести, и это было неплохо. Однако моя непреклонность только возросла при виде разрушающихся укреплений противника.
      Поблагодарив Володьку, снова усевшегося за руль с весьма довольной физиономией, я понюхала цветочки и спросила, где же он их умудрился достать.
      — А там за углом бомж какой-то торговал, — гордо ответил Володька, словно он за этими цветами успел сбегать в городскую оранжерею.
      Услышав его слова, я еще раз понюхала букетик.
      — Совсем не пахнут, — разочарованно протянула я и тут же по-доброму добавила: — Но все равно спасибо тебе, Володенька.
      Он удовлетворенно хмыкнул:
      — Не пахнут! Очень даже сильно пахнут. Благоухают, можно сказать! У тебя насморк, что ли, Татьяна?
      Меня передернуло от этой реплики.
      — Если цветы не пахнут, то, возможно, твой бомж нарвал их на городской клумбе, — блеснула я дедуктивным методом, — выхлопные газы от проезжающих автомобилей съедают весь аромат, но все равно спасибо тебе, Володенька.
      Володька надулся и, резко наклонившись ко мне, сунул свой нос в букет.
      — Ты меня, конечно, извини, Татьяна Александровна, — проворчал он, — пахнут цветочки-то, и еще как! У тебя явные нарушения нюхательных функций. К тому же гвоздик на клумбах я что-то не припомню.
      Я пожала плечами.
      — У бомжей есть еще один источник добывания цветочков, — продолжила я задумчиво.
      — Ну и?… — словно подозревая какую-то гадость от меня, насторожился Володька. — Хочешь сказать, что они их воруют откуда-то?
      — Зачем же воровать? — удивилась я, закуривая сигарету и откидываясь на спинку сиденья. — Они их просто берут с могилок, например.
      Машина дернулась влево, потом вправо, Володька быстро-быстро забормотал некие слова, я же, словно ничего этого не замечая, произнесла предельно нежно и ласково:
      — Но все равно спасибо тебе, Володенька.
      Вот так мило беседуя, почти что с прибаутками, мы и подъехали к клубу «Рондо».
      Стоянка перед клубом уже была плотными рядами заставлена самым разнообразным автотранспортом, в основном не нашего производства, что говорит то ли об отсутствии патриотизма у населения, то ли о низком качестве нашей отечественной продукции.
      А меня моя машинка устраивает.
      Покрутившись вокруг стоянки и проехав ее сначала в одном направлении, потом в обратном, Володька махнул рукой и подкатил к дежурной милицейской машине, торчащей напротив клуба, и, выскочив наружу, вмиг договорился с двумя зевающими сержантами о персональной стоянке для нас рядом с их «уазиком».
      Вернувшись, довольный собой Володька распахнул мою дверку и, подав мне руку, вывел меня на свежий воздух.
      Теперь, обжегшись на репликах, он решил играть в немногословного джентльмена. Но я уже завелась.
      — А твоя супруга по таким местам не ходит? — рассеянно спросила я. — А то ведь у нее муж в командировке… ну в общем, как в анекдоте, сам понимаешь.
      Володька тут не выдержал. Засопев, как трактор «Беларусь» над силосной ямой, он, сверкнув очами, выпалил:
      — Ты кончишь наконец издеваться надо мной, Иванова? Или радуемся жизни, или возвращаемся!
      — Что с тобою?! — удивилась я, нежно дотрагиваясь до его руки. — Ты же пригласил меня хорошо провести время, а сейчас ведешь себя как пошлый собственник!
      Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы Володьку не окликнули две дамы.
      Володька вздрогнул и оглянулся.

      Две брюнетки среднего роста — одной, наверное, было лет под тридцать, другая моложе, — обе разодетые, как для раута нефтяных нуворишей, то есть чересчур и с перебором, синхронно замахали руками, привлекая Володькино внимание.
      — Привет! — радостно ответил он им и, повернувшись ко мне, откровенно скривился и пробормотал: — Это мои знакомые. Одна из них жена Рафаэля Азбашева, другая — его сестренка, она инвалид. Не хотелось мне сюда ехать, левой ногой чувствовал неприятности.
      — Азбашев — это «Дом корейской электроники»? — спросила я, пока еще не понимая, из-за чего мне-то нужно нервничать.
      — Ну да, он, только у него есть еще компаньон — некто Гуселкин, — автоматически дал справку Володька и сделал мне жест рукой, предлагая пройти первой, а сам поплелся на полшага сзади, — жена Азбашева — Анжелика, — продолжал бормотать он, — которая постарше то есть, она сестра Гуселкина, а Салама, та, что без руки, — сестра Азбашева. Анжелика росла в одном дворе с моей женой, и они до сих пор еще… дружат. Ну то есть встречаются иногда.
      — Постукивают и закладывают, — догадалась я и внимательно посмотрела на Володькину мордашку, потерявшую всю живость.
      Сейчас Володька смотрелся очень растерянным и заметно чувствовал себя не в своей тарелке.
      Володька, поморщившись, влачился за мной следом, ну а я направилась прямо к этим двум брюнеткам, которые, возможно, прямо сегодня позвонят Володькиной жене и обрадуют ее новостью, что муженек-то и не уехал.
      На физический недостаток Саламы я обратила внимание только после слов Володьки. Ее замечательное вечернее платье, прикрытое сверху пелериной, теперь уже показавшейся мне чересчур плотной, максимально скрывало ее увечье. Я изо всех сил старалась не смотреть на Саламу. Но признаюсь: получалось это у меня плохо.
      Я мысленно посочувствовала Володьке, но деваться было некуда, приходилось делать хорошую мину при плохой игре.
      — Тебя сюда каким ветром занесло? — обратилась к Володьке Анжелика, мгновенно оценив одним взглядом мою никчемную социальную значимость для себя и небрежно мне кинув при этом: — Здравствуйте.
      Я кивнула ей в ответ и равнодушно посмотрела в сторону.
      Мне стало интересно, как выкрутится Володька из неудобной ситуации.
      Выкрутился он неплохо, надо признать.
      — Да ну! — Володька досадливо махнул рукой. — Я должен был сегодня уехать в командировку, так сорвали буквально с поезда: отчеты надо составить для главка, как будто больше некому. А на сладкое вот поручили мне молодую сотрудницу, приехавшую из района. Сейчас я ее познакомлю с нашими оперативниками, дежурящими здесь, и наконец-то освобожусь. Вот жена-то удивится, когда я сегодня заявлюсь!
      Услышав такие радостные новости, я, мило улыбнувшись, обратилась к Володьке:
      — Товарищ майор, я думаю, что сама найду наших коллег, спасибо вам за то, что проводили.
      Володька покраснел и задергался.
      Тут Анжелика предприняла неожиданный ход.
      — Я, кстати, звонила сегодня твоей половине, — сказала она Володьке, — она тебя точно не ждет сегодня. Так что езжай прямо сейчас, может, и привезешь ее сюда, а мы с Саламой сами покажем все твоей девушке, что тут есть интересного.
      Анжелика так произнесла фразу «твоей девушке», что Салама весело рассмеялась и подмигнула мне, подойдя ближе.
      Я же, сохраняя похвальную скованность в присутствии старшего начальника, на подмигивание отвечать не стала. Я же из района, мы этого не умеем.
      Володька попался, и мы с ним оба это окончательно поняли.
      Я решила не усугублять его положение и, еще раз поблагодарив, развернулась и ушла в танцзал клуба.
      Если рухнули надежды на одно удовольствие, то пусть им на смену придут другие!
      Через полчаса, когда я стояла в сторонке с бутылкой «Фанты» в руках, из полумрака клуба на меня неожиданно вышли обе Володькины знакомые.
      — Вот вы где! — воскликнула Салама, снова вставая рядом. — А Степанов-то уехал домой, вы в курсе?
      Я пожала плечами, показывая, что мне это все равно.
      Салама внимательно взглянула на меня и улыбнулась:
      — А вы давно в органах?
      — Да, — нехотя ответила я и подняла свою бутылку.
      — А вот вы мне скажите как профессионал, — вдруг обратилась ко мне Анжелика, — существует какой-нибудь стопроцентно надежный способ избавления от шантажиста?
      Я едва не поперхнулась «Фантой» и, опустив бутылку, любезно ответила:
      — Самый надежный способ — это изъять компромат, а шантажиста убить. Надежнее не бывает.
      Анжелика вздрогнула и нервно засмеялась:
      — Это слишком круто. А проще можно?
      — Конечно, можно. — Мы обе говорили как бы шутя, но мне показалось, что Анжелику этот вопрос волнует на самом серьезе.
      Салама в разговор не вступала и весело подергивалась в ритм грохочущей музыке.
      — Второй по надежности способ, — продолжила я, — это обратиться в местный РУБОП. Там работают опытные ребята, и они примут надлежащие меры. То есть изымут и не убьют, но побьют, а потом будет проведено следствие и зло накажется.
      Анжелика промолчала, но отрицательно покачала головой, демонстрируя несогласие с моими словами.
      — Есть еще третий способ, — неожиданно вмешалась в разговор Салама, — нужно знать, кто тебя шантажирует, и сделать расчет на его половую принадлежность.
      — Это как же? — удивленно спросила я, никак не ожидавшая от молчаливой, как мне показалось, Саламы такого оригинального захода.
      — Говоря про нас, женщин, — пояснила Салама, — если шантажист мужчина, его нужно очаровать, а если женщина, то можно запугать. А потом разоружить. Все просто, как эта бутылка, — сказала Салама, указывая на мою «Фанту». — Расчет на сексуальную принадлежность — это расчет на слабые стороны, присущие данному полу, — выдала она под конец речи определение и снова рассмеялась.
      — Да, получается у тебя, Саламка, — со вздохом произнесла Анжелика, — все как в кино.
      Мы еще немного поболтали, а потом направились к фуршетному столу. Почувствовав некую зарождающуюся симпатию друг к другу, мы решили сообразить на троих.
      Но мое настроение после приема алкоголя ухудшилось: шляюсь по клубу в женской компании, словно я ни к чему не пригодная старая дева, а арендованный мужчина удрал к жене, на которую он так любит жаловаться.
      Приклеившаяся к нам группка молоденьких мальчиков настроения мне не улучшила, даже наоборот, на меня навалился приступ грусти и тоски: я же пришла сюда не для знакомства, а получается именно так.
      В совершенно растрепанных чувствах примерно через час я выходила из клуба «Рондо».
      Треп с претенциозными миллионершами, танцы под грохот музыки и фуршет с пьяненькими сопляками не исправили моего испоганенного впечатления от этого вечера.
      Ключи от моей машины остались у исчезнувшего Володьки, поэтому я, гордо задрав голову, прошла мимо своей «девятки», сделав вид, что я ее не узнаю, и углубилась в темные узкие улицы старого города, где располагался клуб.
      Я шла, молча ругала Володьку-мерзавца и себя, дуру.
      Как и обычно, здесь в кривоватых и грязных переулках, застроенных двух — и трехэтажными домами, шатались средней паршивости молодые люди, напившиеся дешевого портвейна, и пользовались услугами девушек, тоже по цене портвейна.
      Я обошла несколько замерших у стен парочек и начала спускаться к самой длинной в Тарасове старинной улице Сергиевской, и тут со мной случился досадный казус: мне попал в босоножку камешек.
      Решив, что лучше всего будет отойти в сторону и снять босоножку, чтобы вытрясти его, я свернула в первую же полутемную подворотню, которые здесь встречаются через каждые десять шагов.
      Но, как оказалось, выбор мой был не самым удачным.
      Три парня самой гадкой наружности, очевидно, полупьяные или накуренные, суетились вокруг какой-то женщины, прижатой к стене.
      Она пыталась вырваться или закричать, но силы были слишком уж неравны. Издав сдавленный крик, мгновенно перешедший в заглушенный всхлип, женщина рванулась в сторону, а один из парней, потрясая ладонью, взвыл.
      — Укусила, сука?! — вскричал один из его товарищей и опустил кулак женщине на голову.
      Спокойно наблюдать это было невозможно.
      Мало того, что у меня уже давненько настроение было, мягко говоря, испорчено, так я еще и не тренировалась, можно сказать, весь летний отпуск и начинала чувствовать в этом необходимость.
      А вот и случай подоспел.
      Перекинув сумку за спину, я побежала к этим гадам.
      В этот момент женщина, каким-то чудом вырвавшись, бросилась бежать, и тут я ее окликнула:
      — Иди сюда!
      Вскрикнув от неожиданности, она, не раздумывая, бросилась ко мне. За нею с громким матом устремились и трое мерзавцев.