Филатов Никита
Позолоченный шар
НИКИТА ФИЛАТОВ
ПОЗОЛОЧЕННЫЙ ШАР
"К дьяволу! Все равно до самого конца мне не
дожить...Придумать можно все, что угодно. На са
мом деле никогда не бывает так, как придумыва
ют".
Братья Стругацкие
Нет. Еще у них игра такая появилась, "пильманбол" называется... А если короче - то просто "пильман". Слышали?
Толстый Эрни зашевелился на своей койке:
- Ага! Очередная гадость. Раскручивают мячик типа футбольного, подбрасывают - и палят из пистолетов, навскидку. Вроде как раньше - помните, господин капитан? - по тарелочкам стреляли... Только тут надо не просто в цель попасть, а всадить все шесть пуль так, чтобы они точно повторили положение Зон. Ну, после Посещения...
Квотерблад давно уже чувствовал на себе липкий взгляд соседа по камере, но открывать глаза не было ни желания, ни сил. Этой ночью он спал очень плохо - кого-то все время таскали туда-сюда по бесконечному тюремному коридору, то и дело лязгали двери, материлась лениво охрана... А перед самым рассветом капитан услышал - или ему показалось, что услышал? - долгий, отчаянный, не рассчитанный на посторонние уши, женский плач: вынести его было невозможно.
- Представляете? Будто бы мячик - это наша Земля, а они...
- Смешно.
На правах старожила капитан Квотерблад занимал лучшее место в камере - прямо под окном, напротив умывальника. От собеседника его отделял только стол, никакой другой мебели не полагалось, зато был почерневший от времени унитаз и еще одна, третья, койка.
- Да уж конечно! - обиделся вдруг толстяк.- Чего смешного-то?
- Ничего. В этом все и дело...
Капитан поправил скатанную в кулек куртку. Потом, используя ее вместо подушки, снова растянулся на досках, вытертых сотнями спин и локтей. Белья и одеял здесь не выдавали, зимой бывало довольно холодно, но в остальном...
- Интересно, сколько сейчас времени?
Капитан промолчал. Не дождавшись ответа, Эрни переспросил его еще раз:
- Вы не знаете, господин капитан? Сколько времени?
Квотерблад нехотя разлепил губы:
- А зачем тебе? Опоздать боишься?
- Куда? - Не понял собеседник.
- Вот именно... Теперь-то уже точно - некуда.
Сосед забеспокоился:
- Вы серьезно? Вы что, в самом деле думаете...
Открыв глаза, капитан увидел, что Эрни сидит на койке. Ножки у него были пухлые и коротенькие - настолько, что даже не доставали до бетонного пола.
На левом носке красовалась большая неопрятная дырка.
- Опять начинается!
- Извините.
На несколько секунд в камере повисла тишина. Потом Эрни все-таки проглотил слюну и выдавил из себя:
- Вы думаете, меня они тоже казнят?
- А чем ты лучше других? Или... хуже?
Толстяк будто этого только и дожидался: он сразу же заговорил - торопливо, проглатывая слова, и, в конце концов, сбившись на крик:
- Но ведь... Я же им все, безо всякого... Явка с повинной, да? Ведь положено, чтобы... Не может быть! Нельзя же так, нельзя! В конце концов...
- Не ори, пожалуйста. По дубинке соскучился?
Эрни осекся на половине фразы, втянул голову в плечи и непроизвольно скосил взгляд на дверь камеры:
- Извините.
Капитану стало противно, и он закрыл глаза. Но тут же снова открыл их, услышав на удивление тихий и полный ненависти голос соседа по камере:
- А ведь это все из-за вас, господин капитан. Из-за вас...
- Допустим. И что теперь?
Но толстяк его не услышал:
- Вы ведь меня тогда заставили... Заставили! Я же не хотел "стучать", но вы... А как же? Сам грозный капитан Квотерблад предлагает сотрудничать - попробуй, откажись! Конечно, у меня в "Боржче" тогда все местные сталкеры отирались, да и не только...
Он как-то очень не по-мужски обхватил руками голову и застонал:
- Ох, какой же я был идиот! А вы... Нет, вы-то все правильно рассчитали, господин капитан! Куда эти парни из Зоны приносили "хабар"? Где удачу обмывали, поминки разные, и вообще... где языками трепали больше всего? Да еще после стаканчика-другого? Конечно, в "Боржче"! А толстяка Эрни стесняться нечего, он вроде мебели за стойкой... Господи, ну за что? Скажите, за что вы меня так?
- Заткнись,- поморщился Квотреблад.- Надоело...
- О, лучше бы я отказался!
- Некоторые отказывались. Не все ведь "стучали".
Эрни посмотрел на собеседника мокрыми от слез глазами:
- И - что? Садились в тюрьму, по вашей милости! А мне нельзя было, у меня семья, дети, ресторан, в конце концов...
Капитан Квотерблад с нехорошей улыбкой отчеканил:
- В конце концов, ты оказался здесь. Понял?
- Будьте вы прокляты,- Эрни махнул ладошкой перед лицом, сполз обратно на койку и отвернулся к грубо отштукатуренной стене.- Будьте вы прокляты все...
Некоторое время капитан молча разглядывал рыхлую, трясущуюся спину соседа по камере. Наступившая тишина почему-то не принесла облегчения - наоборот, ему вдруг стало немного жаль этого никчемного и немолодого толстяка.
- Ладно, успокойся... Не сердись.
Эрни шевельнул плечом, но не ответил.
- Послушай, может, тебе-то как раз и повезет!
Это был, в общем-то, запрещенный прием, но подействовал он безотказно. Собеседник тут же перевернулся на спину, потом на бок - и с надеждой посмотрел на капитана:
- Повезет? Повезет, да?
- Слышал, наверное, про сержанта Луммера? Ну, который в отделе безопасности Института служил, помощником Вилли Херцога.
- Херцог... Его еще Боровом называли, да? Знаю. А вот Луммер...
- Неважно! Здоровенный такой детина, бывший полицейский. Так вот, его, сам понимаешь, одним из первых арестовали. Как пособника реакционного режима и "врага прогресса". Приговорили к смертной казни, а потом вдруг - раз, и помиловали!
- Как это? За что? - Собеседник уже вновь сидел на койке, свесив вниз коротенькие ножки в драных носках.
- Ну, как сказать... В общем, теперь этот Луммер опять при погонах - здесь же работает, в тюрьме.
- Кем работает?
- Ассистентом. На допросах.- Капитан непроизвольно дотронулся до шрама на подбородке, и этот его жест не укрылся от взгляда соседа по камере.
Толстяк облизнул губы и, понизив голос почти до шепота, спросил:
- Людей пытает? Да?
- Дурак ты, Эрнест.- Квотерблад даже прикрыл глаза, чтобы не видеть собеседника. Всякая охота продолжать разговор опять пропала.
- Но ведь пытки официально запрещены! Я сам читал в газете, что...
- Наверное,- пожал плечами капитан.- Нам тут газет не полагается. Но вот ты знаешь, например, как этот самый Боров погиб?
- Он погиб? Его казнили?
- Нет. Не казнили. Просто... Просто Луммер забил своего бывшего начальника до смерти. Перестарался, говорят. У старика Вилли всегда было слабое сердце, но он ни в чем не хотел признаваться.
- У них там свои дела! - Толстяк выбросил перед собой ладони, будто отталкивая что-то тяжелое и большое.- У них свои дела, а я тут ни при чем. Я все рассказал, о чем спрашивали, раскаялся - и вообще... За что меня-то убивать? За что?
Квотерблад поморщился:
- В прошлом году арестовали церковного сторожа. Инвалида с одной ногой, да еще глухого, как тетерев - после контузии!
- Его-то за что?
- Вот как раз за это и арестовали... Восьмой параграф: "активное противодействие прогрессу в составе организованного вооруженного формирования".
- Простите, господин капитан, однако...
Но Квотерблад уже продолжал:
- Оказывается, он во время Посещения служил сержантом в авиационном полку. Их тогда - помнишь? - первыми в Зону послали. На разведку...
- Помню,- кивнул толстяк.- Конечно!
Когда-то фотоснимки искореженных и обгоревших вертолетов с эмблемой королевских ВВС не сходили с газетных полос. Потом этот трагический эпизод перекочевал из прессы в популярную литературу, в научные монографии - и постепенно забылся.
- Четыре из пяти боевых машин прямо там и остались, на месте... А экипаж, в котором летал этот парень, сумел дотянуть - взорвался уже на посадке. Беднягу выбросило волной под винт, рубануло, но врачи его все-таки спасли.
- Повезло!
- Он тоже, в общем, так считал. До недавнего времени.
Эрни недоверчиво поднял бровь:
- И что же с ним сделали? С инвалидом этим?
- Как обычно... "Приговор приведен в исполнение".
- Бред какой-то! Ерунда.
- Вот именно,- кивнул капитан Квотерблад.
Не говоря больше ни слова, он отвернулся к стене - вытянув одну руку вдоль туловища, а другую подложив под голову.
Несколько долгих, тягучих мгновений толстяк Эрни сверлил полным страха и ненависти взглядом седые волосы на затылке соседа по камере и его старческую, дряблую шею.
- Господин капитан...
- Тихо! - Снаружи, сквозь окованную железными листами дверь в камеру проник посторонний шум. Судя по всему, кто-то быстро шел по тюремному коридору - и было их человек пять, не меньше.
- Обед уже несут?
Квотерблад отрицательно помотал головой:
- Помолчи.- Звуки шагов сначала усилились, а потом постепенно затихли, удаляясь в направлении следственного корпуса. Дождавшись полной тишины, Квотерблад снова лег лицом к стене.
Впрочем, ненадолго - на своей койке зашевелился Эрни:
- Господин капитан! Вы не спите?
- Чего тебе еще надо? - Собеседник не изменил позы, только в такт произнесенным словам чуть шевельнулась его ушная раковина.
- Я только хотел спросить... Ну, насчет...
Что-то в тоне и в голосе толстяка заставило соседа по камере повернуть голову и покоситься через плечо:
- Насчет чего? Только давай на этот раз - покороче!
- Скажите... это правда? Правда, что приговоренных к смертной казни...
Он замолчал, не решаясь продолжить - так, что капитану хватило времени обернуться полностью и даже привстать на локте:
- Ну что ты как баба! Чего трясешься?
Эрни с трудом проглотил застрявший в горле комок:
- Правду говорят, что больше никого из приговоренных не расстреливают? И не вешают, и вообще не... Что их... нас... ну, что, в общем...
- Ерунда. Успокойся.- Капитан Квотерблад разогнул руку и тоже сел.- Можешь не волноваться - поставят тебя к стеночке, завяжут глаза... В общем, все будет как положено!
- Но мне сказали... Что в интересах науки...
- Кто?
- Следователь. На допросе.
- Да, это они любят... Кино не показывали?
- Нет,- удивился Эрни.- Какое кино?
- Такое... Учебное! - Квотерблад усмехнулся.- Ну, с тобой даже это, видимо, не понадобилось. А то некоторым героям, которые особо упрямые, демонстрируют кое-что. В цвете, со звуковыми эффектами... Например, про то, как человека медленно опускают в "ведьмин студень": сначала пятки, потом колени, задницу - и так далее. Еще есть сюжет про "комариную плешь", про "мясорубку"... Говорят, многие после этого начинают подписывать - и чего надо, и чего не надо. А кое-кто и того,- он покрутил пальцем у виска,- мозгами трогается.
- Но я же им сразу все рассказал! Все, все, что просили!
- И даже, наверное, больше?
- Да, но... Понимаете, господин капитан...
Квотерблад опять опустил голову на скатанную вместо подушки куртку:
- Значит, волноваться тебе нечего. Не звери же они, в конце-то концов! Расстреляют - и дело с концом. Или, может, повесят...
Некоторое время он, закрыв глаза, прислушивался к судорожным всхлипам соседа по камере. И неожиданно разобрал:
- Но вас же... Вы же до сих пор... Вы же до сих пор живы! Почти два года...
- Что ты там бормочешь?
- Значит, они не всех... Да? Не каждого... Скажите, как? Скажите!
В следующую секунду капитан молниеносным движением оторвал спину от койки. Его рука с длинными, желтоватыми пальцами метнулась через стол, сгребла свитер на груди толстяка и потянула к себе:
- Ага! Значит, вот в чем дело? А я-то думаю, зачем тебя ко мне...
- Господин капитан! Господин капи...- голос Эрни зазвучал придушенно, глаза выкатились из орбит, а лицо тут же стало багровым и неживым.
- Интересуешься? Ну, отвечай! Быстро!
Но Эрни уже только хрипел, даже не пытаясь вырваться.
- Ублюдок... Как был стукачом поганым, так и остался.Прежде чем отпустить стальную хватку, Квотерблад толкнул толстяка так, что тот громко ударился затылком о стену камеры:
- Заткнись теперь! Услышу хоть слово - придавлю как собаку.
Не дожидаясь ответа, капитан снова лег на койку. Сосед по камере поспешил без звука последовать его примеру - он был так напуган, что не решился даже заплакать.
Стало совсем тихо. Но вскоре из коридора, откуда-то со стороны следственных кабинетов, снова послышался топот множества ног - впрочем, на этот раз шаги приближались медленнее, чем до этого.
Шум нарастал, с каждой секундой становясь все тревожнее и отчетливее. И прежде чем обитателям камеры стало окончательно ясно, что процессия остановилась прямо напротив их двери, громко лязгнул повернутый в замке ключ:
- Встать! На середину!
Толстяк Эрни сразу же соскочил с койки и замер, стоя в одних носках на холодном бетонном полу - лицо его и поза не выражали ничего, кроме страха и желания угодить. Капитан выполнил команду без суеты, но, впрочем, достаточно быстро, чтобы не дать охранникам повода поработать дубинкой.
Первым внутрь вошел господин старший надзиратель - мужчина лет сорока с маленькими, злобными глазками и волосатыми кулаками.
- Получайте! - И тут же двое парней с нашивками тюремного "спецназа" на рукавах втащили вслед за ним через порог безжизненно волочащееся тело.
- Прошу любить и жаловать.
Парни бросили свою ношу прямо посреди камеры - вид у них при этом был разгоряченный, боевой, как у всех нормальных молодых людей после тяжелой, но интересной физической работы. Покосившись в сторону двери, Квотерблад успел заметить снаружи еще несколько плечистых фигур в камуфляже.
- Наручники,- напомнил господин старший надзиратель.
Один из бойцов отряда специального назначения наклонился, поковырял ключом между скованными за спиной лежащего человека запястьями - и в конце концов с трудом отстегнул "браслеты".
- Заклинило, мать их...- пояснил он.- Прямо в мясо!
- Ладно, пошли.- Прежде чем закрыть за собой дверь, господин старший, надзиратель привычно обшарил взглядом камеру: - Счастливо оставаться!
Скрипнули петли, встал на место засов - и окружающий мир снова сузился для капитана и несчастного толстяка до размеров их камеры.
- Ну-ка, помоги...- Квотерблад присел на корточки.- Сволочи.
Из-за обилия высохшей и совсем свежей крови он даже не сразу сообразил, что изуродованное тело под обрывками одежды принадлежит чернокожему великану.
- Гуталин?
Реакции не последовало, но капитан уже переворачивал негра на спину.
- Точно - Гуталин... Давай-ка, берись! - скомандовал он толстяку.- Положим пока на койку...
Пульс прощупывался, но плохо.
- Подай воды... Быстро!
Посуды, как и постельного белья, заключенным не полагалось. А посему Эрни со страху просто вывернул кран умывальника и подставил под струю дрожащие ладони. Затем, расплескав по пути все, что можно, подбежал обратно:
- Вот, пожалуйста!
- Идиот...- выдохнул капитан.- Намочи что-нибудь! Тряпку, или, ну я не знаю...
Толстяк почти сразу понял, что от него требуется - вскоре он уже опять стоял рядом, протягивая тяжелый и темный от воды комок свитера.
- Молодец.- Квотерблад успел уже наспех ощупать тело.Переломов-то, вроде, особых нет...
Эрни еще дважды пришлось сбегать к умывальнику, но, в конце концов, огромное черное тело на койке стало выглядеть более или менее пристойно. Холодная вода вообще подействовала благотворно - Гуталин даже стал подавать первые признаки жизни, и теперь можно было почти без усилия услышать его хриплое, прерывистое дыхание.
Впрочем, глаза пока оставались закрытыми.
- Значит, все-таки попался.
- За что его так?
Капитан Квотерблад обернулся к замершему в двух шагах толстяку, но вместо ответа лишь покачал головой:
- Ты ведь Гуталина хорошо знаешь?
- Да, конечно. Сколько лет уже! Они ведь у меня в "Боржче"... Как сядут, бывало, да как начнут - стакан за стаканом! И он, и Креон, еще Мальтиец, и даже сам господин Рэдрик Шухарт...
- Помню. Помню, читал твои доносы.
- Господин капитан!
Квотерблад поморщился:
- Ладно. Успокойся. Сейчас это все уже не имеет значения.
- Но, господин капитан...
- Иди на место! Не мельтеши.
Дождавшись, когда сосед по камере отойдет в свой угол, капитан Квотерблад перевел взгляд на лежащего рядом человека.
От прежнего Гуталина, здоровяка и красавца, сейчас уже почти ничего не осталось - разве что, иссиня-черная кожа, благодаря которой он и получил в незапамятные времена свое прозвище. А ведь когда-то...
Вот уж точно: чудны дела твои. Господи!
Впервые капитан Квотерблад повстречал Гуталина лет десять тому назад, вскоре после того, как Совет Безопасности ООН запретил самовольное проникновение в Зону. И началась охота на сталкеров. Тогда еще, кажется, даже комендатуры не было...
Хотя нет, комендатура в городе уже действовала! Помнится, тогда почти одновременно построили - и первое здание Института, и тюрьму, и казармы для батальона "голубых касок". Но поначалу задержанных все равно таскали в полицейский участок - чуть ли не прямо из Зоны, безо всякой там санобработки и карантина...
Впрочем, в кабинет к капитану попадали очень немногие большинство сталкеров погибало еще на выходе из Зоны. Военные патрули никогда с ними не церемонились, а в первое время и вообще: увидят кого-нибудь в "запретке" - и сразу огонь на поражение.
Конечно, с точки зрения Квотерблада, это было нерационально и глупо. Ну какой толк от покойника в оперативной работе? Никакого! Ни ответа, ни привета... А живого человека зацепил, потянул как ниточку - глядишь, и весь клубочек уже распутан. Связи, тайники, где "хабар" лежит, каналы сбыта.
Вообще-то, и патрульных тоже можно было понять.
Зона все-таки... Черт знает, что может случиться. А вдруг зараза какая-нибудь? Или вообще... еще похуже. Ребята в частях ООН хоть и по контракту служили, за двойной оклад и всякие надбавки, но собственная жизнь - она ведь всегда дороже денег. Вот и убивали со страху - и кого надо, и кого не надо...
Капитан вспомнил прошитый пулеметной очередью труп Фараона Банкера. И Каллогена, которому снесли башку по ошибке, и еще одного парня, поляка, подстреленного на старом кладбище, у самой границы Зоны... Потом откуда-то из глубин памяти выплыли пустые, безумные глаза Мослатого Ицхака - этот остался жив, отсиделся до темноты, но всего пары часов под огнем хватило, чтоб превратить этого удачливого сталкера в трясущийся мешок дерьма...
Квотерблад тряхнул головой, отгоняя видение. Потом перевел взгляд на черное, заплывшее от побоев, лицо Гуталина:
- Эй... Ты меня слышишь?
Нет, он сейчас ничего не слышал. Впрочем, Гуталин и раньше не очень-то обращал внимание на то, что ему говорили.
- Ладно, лежи. Отдыхай...
Когда они познакомились. Гуталин уже имел в городке репутацию местного сумасшедшего. А как же еще, скажите на милость, его следовало называть?
Ведь если человек правдами и неправдами добывает у сталкеров "хабар" - это, конечно, не совсем законно. Скорее, наоборот... Однако в порядке вещей: купил подешевле, продал подороже. Жить-то надо!
В те времена чуть ли не половина местного населения понемногу спекулировала всякой всячиной, вынесенной нелегально из Зоны. Получалось что-то вроде народного промысла... Впрочем, даже капитан Квотерблад считал это неизбежным злом ведь испокон веку, задолго до Посещения, во всем мире жители приграничных районов кормились от контрабандистов. Просто когда-то в цене были золото и шелка, потом - беспошлинный табак с водкой, и, наконец, на смену им пришли всяческие "черные брызги" и "вечные батарейки".
Словом, если бы негр перепродавал добычу заезжим оптовикам, им интересовались бы только местные рэкетиры, да господа полицейские. Но что тут скажешь, если Гуталин, заполучив очередной "хабар", с риском для жизни лезет в Зону и возвращает все на место? То есть, натурально: дождется темноты, мешок за спину, и - вперед, в "запретку".
Зона его, конечно, не трогала - жалела, видать. Но потом ведь еще обратно вернуться надо, через патрули и прочую гадость. А пуля, она Не разбирает, сталкер ты, вроде Пита Болячки, или просто псих ненормальный.
И ведь - не попался ни разу! Все в полиции, от начальника до последнего сопляка-сержанта знали, чем Гуталин занимается, но вот чтобы на месте преступления поймать, с поличным... Ладно бы он раз-другой по пьяной лавочке в Зону слазал. Так ведь нет, почти как на работу ходил! Философию даже какую-то под это дело придумал, идеологию целую.
Но вот это как раз капитана Квотерблада интересовало меньше всего. К моменту Посещения он по праву считался одним из лучших офицеров криминальной полиции, и давно уже приучил себя смотреть на мир только сквозь тяжелые строчки статей Уголовного кодекса.
Справедливости ради следует заметить, что здоровенный негр оказывался в полицейском участке чуть ли не чаще всех в городке. Но в основном - за пьяные дебоши в кабаках и нарушение общественного порядка. Это даже дало капитану формальный повод писать докладную с ходатайством об административной высылке Гуталина куда-нибудь подальше от Зоны, однако вскоре местным жителям запретили эмиграцию, и вопрос отпал сам собой.
Так и вышло, что Гуталин продолжал целыми днями пить, проповедовать, ругаться и затевать потасовки - а по ночам, как и прежде, уходил в "запретку" с мешком за плечами.
Впрочем, все то, что ему время от времени удавалось вернуть в Зону, нельзя было сравнить даже с каплей воды в океане - ну, много ли "хабара" закупишь на государственное пособие, да на доходы от случайных заработков? Поговаривали, правда, как всегда в подобных случаях, о неких политических и финансовых группировках, стоящих за спиной полоумного "проповедника". Или, например, ходил одно время слушок про то, что Гуталин поигрывает со сталкерами в карты на деньги и даже ворует по мелочам, неофициальных заявлений в полицию не поступало.
- Господин капитан... Господин капитан!
- Чего тебе? - Квотерблад с трудом оторвался от воспоминаний.
- Может, позвать кого-нибудь? Чтобы доктора пригласили, или там...
Наверное, толстяк Эрни был прав - время шло, а огромное черное тело по-прежнему почти не подавало признаков жизни.
- Не знаю.- Капитан прислушался, вытянул руку и пощупал у Гуталина пульс.
Сердце билось, но очень неровно и слабо.
- Подождем! А то еще неизвестно, как лучше...
Толстяк не понял, что имеет в виду Квотерблад, но спорить с соседом по камере не решился. Расправив пошире свой свитер, сохнущий прямо в изголовье, он лег на койку и закрыл глаза:
- Вы только скажите, господин капитан, если что надо будет. Хорошо?
- Ладно. Позову.
А ведь, помнится, Гуталин когда-то любил бывать у толстяка Эрни. Частенько в "Боржче" вечерами сиживал, да и днем заходил - пропустить стаканчик-другой. То с Ричардом Нунаном, а то и с господином Шухартом...
Хотя в те времена Рэдрика Шухарта никто еще "господином" не называл - просто Рыжий, Сталкер, или, в крайнем случае, старина Рэд. Это ведь теперь он национальный герой и посмертная знаменитость, а раньше... Раньше ведь, трудно поверить, и про Дика Нунана мало кто слышал.
Между прочим, и Президента республики, самого Креона Мальтийца, судьба свела с Гуталином именно в "Боржче"! Конечно, в нынешних официальных биографиях этот случай описан совсем по-другому, но капитан хорошо помнил, как все было на самом деле.
Тогда Шухарта только-только освободили из заключения. Отсидел он год всего по первому сроку, устроился в Институт, семью завел, ребенка... Словом, вроде как встал на путь исправления, даже в Зону ходил только официально, по пропуску, а "хабар" весь сдавал куда следует.
Единственное, что себе позволял - заглянуть с получки или с премии в любимый кабачок, выпить с приятелями.
Ну так вот... По словам толстяка Эрни, в тот исторический день Гуталин с Шухартом нарезались капитально - не то с радости, не то с горя. Сейчас уже и не вспомнить, по какому поводу: то ли кто-то у них там погиб в Институте, то ли, наоборот, невредимым из Зоны вернулся... Чуть не передрались по пьяни, как водится между старыми приятелями, а тут еще какой-то сопляк подваливает: дескать, возьмите меня в дело, хочу быть настоящим сталкером. Вроде вас.
И был это собственной персоной - будущий господин Пожизненный Президент и Верховный Главнокомандующий, а тогда еще просто юный Креон, только что прилетевший с родной своей Мальты за славой и быстрыми деньгами.
Но кому какая судьба выпадет - позже выяснилось, а в тот вечер... Представляете реакцию Гуталина? Он его, конечно, за очередного "подсадного" принял. Да как даст прямо в ухо! Без всяких там проповедей и разговоров. Потом еще пару раз добавил, для порядка, и совсем уже было хотел выкинуть из "Боржча", вместе со стулом, но тут Рыжий Шухарт спохватился. Сообразил, видимо, что неприятности с полицией им сейчас ни к чему. Начал деньгами у парня перед носом трясти, сопли распустил, и вообще.
Одним словом, замяли скандал...
Неожиданно для себя и почти неосознанно, капитан Квотерблад наклонился к чернокожему великану. Заставил себя напрячь слух:
- Гуталин?
Ответа, конечно же, не последовало. Но Квотерблад даже не расслышал, а угадал хриплый, раскатистый клекот, прокатившийся где-то глубоко, под ребрами распластанного по койке человека.
В своем углу робко зашевелился Эрнест:
- Что там, господин капитан? Как он?
- Оклемается... Еще нас с тобой переживет.
Толстяк даже не почувствовал двусмысленность прозвучавшей фразы:
- Конечно! Дай ему Бог...
Квотерблад поморщился и опустил края губ:
- Послушай, ты что - еще веришь в Бога?
- А как же иначе,- испугался толстяк.- Разве можно, чтобы...
- Даже после Посещения - веришь?
- Но, господин капитан, вы ведь сами...
- И после всего, что происходит теперь?
- Да, конечно!
Капитан заметил, что собеседник уже не лежит, а сидит, свесив ноги, готовый в любую секунду вскочить и забегать по камере. Прямо, как в первый день после ареста...
- Ладно, все. Успокойся.
Но толстяк будто бы и не слышал:
- Знаете, господин капитан, мы ведь раньше по воскресеньям - обязательно в церковь. Жена, дети... Чтобы все, как положено.
- И бесы веруют.
- Простите, что?
Капитан процитировал:
- Сказано ведь: и бесы веруют - и трепещут.
Бедняга Эрни даже не сразу понял, как следует реагировать на слова соседа по камере. Потом спохватился:
- Да, это вы очень правильно изволили...
- Отстань. Понятно? - Капитан Квотерблад почти не повысил голоса, но собеседник сразу же проглотил готовую сорваться с языка фразу - и снова затих на какое-то время в своем углу.
Смотреть на его жалкую, расплывшуюся фигуру было противно:
- Помолчи, толстяк...
Беда, наверное, в том, что слишком много уже было сказано слов... Люди издавна заполняли мир разговорами о Боге, вере, праведности и грехе, используя все это для достижения собственных целей. Вот и подпольная организация, созданная Гуталином, была им названа не как-нибудь, а - "Воинствующие ангелы".
Помнится, впервые это название прозвучало в оперативных сводках полиции вскоре после катастрофы в Карригановских лабораториях. "Ангелы" тогда совершили вооруженное нападение на склады Института. Сняли охрану, разблокировали сигнализацию - а затем вывезли прямым ходом обратно в Зону восемь контейнеров с образцами, предназначенными для научных экспериментов.
Налет был организован по всем правилам, со стрельбой и взрывами,- а потому только чудом обошелся без человеческих жертв.
Средства массовой информации тут же распространили манифест новоиспеченных террористов. Из него следовало, что эта акция - всего лишь первый, но не последний ответ на неспособность и нежелание официальных властей оградить человечество от нависшей над ним катастрофы. Досталось, разумеется, и жадным до неправедных денег сталкерам, и ученым, "ослепленным светом ложного знания", и продажным чинам полиции...
Внизу, под текстом воззвания, красовалась собственноручная подпись Гуталина.
Когда же это было? Пять лет назад? Шесть?
Капитан Квотерблад усмехнулся: да уж, столько воды утекло!
И чернил. И крови.
Сейчас, пожалуй, об этом никто и не помнит. А ведь когда-то, пусть и недолго, боевики Гуталина держали в напряжении половину планеты: устраивали взрывы на заводах "батареек", грабили ювелирные магазины, торгующие украшениями из "черных брызг", охотились на сталкеров-одиночек...
Интерпол, конечно же, стоял на ушах - все дружно ловили экстремистов. И даже покойный Ричард Нунан, помнится, вынужден был забросить оперативную разработку "воскресной школы" Стервятника Барбиджа.
А жаль! При самой что ни на есть безобидной внешности хватка у старины Дика была - как у бультерьера. Еще немного, и пришлось бы Стервятнику, Носатому Бен-Галеви, Крошке Цмыгу, да и самому Мальтийцу отведать тюремной баланды.
Может, тогда бы все по-другому повернулось. Точнее - не повернулось...
Но, все-таки, интересно - что там на самом-то деле произошло с Диком Нунаном, специальным агентом Интерпола? С лучшим из лучших, столько лет отработавшим под оперативным прикрытием возле одной из самых "горячих" Зон?
По нынешней официальной версии, его разоблачил лично Рэдрик Шухарт. Дескать, освободился легендарный сталкер второй раз из тюрьмы - и чуть ли не сразу вывел полицейского шпиона-провокатора на чистую воду! А тот, якобы, не выдержал груза улик, отчего и покончил жизнь самоубийством, трусливо выбросившись из окна.