Глава 10. КАК ЧЕЛОВЕК И СОБАКА СТАЛИ ГОВОРИТЬ ПО-РАЗНОМУ

Когда Человек и Собака говорили одинаково, они жили вместе и всё делили поровну. У них был маленький домик, огород и поле.

Утром Собака вставала и шла пасти коров, а Человек пахал и сеял. Урожай собирали вместе, пищу ели одну.

Как-то пошли на охоту. Долго гоняли зверя, и Человек сказал:

– Устал я бегать, за тобой не поспеваю. Ведь у тебя четыре ноги, а у меня всего две.

– Ладно, – говорит Собака, – отдохни. Я подгоню к тебе зверя, а ты лови.

Так и стали делать. Собака бегает, гоняет дичь, а Человек стоит на месте и ловит.

Поймают дичь и съедят. Человек говорит:

– Надоело мне жевать сырое мясо. Вон у тебя какие клыки, а у меня маленькие зубы. Свари мне мясо, чтоб мягче было.

– Ладно, – говорит Собака. Сварила ему мясо.

Так и пошло дальше. Человек ест варёное, Собака сырое. Варит, парит Собака, солью посыпает, украшает корешками. Вкусно! Человек ест больше и больше. Толстый стал, тесно с собакой в домике. Тогда и говорит:

– Здесь повернуться негде. Построй себе конуру. У тебя шерсть, не замёрзнешь, а у меня всего-навсего кожа.

– Ладно, – сказала Собака и построила себе конуру.

А в те времена много страшных зверей бродило по лесу. Соберутся ночью, заглядывают в окна, рычат. Человеку страшно. Говорит Собаке:

– Без тебя спать боюсь, а с тобой тесно. Ты бы ночью отогнала зверей, покричала на них.

– Ладно, – говорит Собака, – покричу.

Ночью собрались страшные звери. Собака вышла и стала кричать:

– Уходите отсюда, загрызу!

Утром Человек говорит:

– Всю ночь ты мне спать не давала. Кричишь «загрызу! «, а мне страшно. Ты что-нибудь простое кричи, например «гав-гав!».

Ночью пришли страшные звери, Собака вышла и стала кричать:

– Уходите отсюда, гав-гав!

Утром Человек говорит:

– Опять ты мне спать не давала. Как крикнешь «уходите отсюда! «, мне кажется, меня из дома выгоняют. Ты лучше просто кричи «гав-гав!».

Ночью опять пришли страшные звери, Собака на них закричала:

– Гав-гав!

Но и тут Человек недоволен:

– Слишком ты громко кричишь, сон прогоняешь. Я даже худеть стал. Чем кричать, лучше пойди на охоту, принеси мне мяса.

Пошла на охоту Собака, принесла Человеку мяса, сварила, накормила. Человек заснул, а когда проснулся, снова просит еды:

– Эй, Собака, где мясо?

– Гав-гав! – отвечает Собака.

– Что это значит «гав-гав»? – сердится Человек. – Говори, чтобы понятно было.

– Гав-гав! – отвечает Собака. – Пока мы жили, как брат с братом, я говорила понятно. Теперь нам не о чем разговаривать. Пока не исправишься, буду говорить с тобой «гав-гав!».

Так и вышло, что Собака перестала разговаривать с Человеком. Человек с тех пор немного исправился. Сам на охоту ходит, сам себе мясо варит. Но, видно, ещё не пришло время помириться с ним до конца. Поэтому Человек только и слышит от Собаки: «Гав-гав!»

Вот что рассказала мне мать, когда я был ещё маленьким щенком.

Глава 11. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ЯМОМОТО

Мой добрый приятель кот Ямомото решил переселиться на дерево. Дело в том, что он поссорился со своими домашними и оказался на улице.

– Видишь ли, – объяснил он, – им не понравилось, что ты пришёл ко мне в гости, разбил цветок и наследил. Но я суров. Они у меня тише воды, ниже травы.

Ямомото принялся зализывать лапу.

– Болит? – спросил я.

– Немножко. С хозяином дрался. Он, видишь ли, на меня замахнулся. Но я строг. Я так дал ему лапой, что он покатился кувырком. Как думаешь, я не сильно его ударил? Быть может, я слишком непреклонен?

Я похвалил Ямомото. Надо уметь постоять за себя.

– Да, силёнка у меня есть, – согласился Ямомото, – потрогай мускул. Но теперь я хочу пожить отдельно. Пусть они узнают, что значит жить без своего Ямомото. Без своего доброго, умного императора, который о них так заботился. Пусть они сами готовят обед, подметают пол, пусть сами наливают молока в мою мисочку. Неблагодарные!

Ямомото промокнул лапой слезинку.

– Не расстраивайся, – сказал я, – проживём.

– Конечно, проживём, – сказал Ямомото, – я решил переселиться на дерево.

– На дерево?

– Да. Построю себе гнездо рядом с галками. Это очень удобно. На обед буду брать по одной галке.

Я засомневался, что чернухи так легко согласятся с Ямомото.

– А почему? – удивился тот. – Что им, жалко? Ведь их так много. Никогда не понимал этих галок. Все чёрные, одинаковые. Какая им разница, если на одну станет меньше? Было бы меня столько, я бы не жадничал, подарил пару штук себя на шапку хозяину.

Ямомото долго раздумывал, как строить гнездо. Потом позвал меня и сказал:

– Садись вон там и слушай. Называется «доклад». Когда кончу, похлопай мне лапами. Понял?

Он поправил усы и начал:

– Я решил построить гнездо. Соберу сто палочек, двести прутиков, пятнадцать корешков одуванчиков, соломинки, шерсть, волоски, мох, тряпочки, а также большой замок с двумя ключами. Самое главное, чтобы гнездо запиралось. Я кончил. Хлопай, Гордый.

Я изо всех сил постукал лапой об лапу. Ямомото поклонился.

– Называется «доклад», – важно повторил он.

С утра Ямомото принялся строить гнездо. Я помогал ему, как мог. Таскал палочки и прутики, а от себя добавил картонную коробку.

Не успел Ямомото пристроить на дереве первые прутики, как подлетела чернуха и что-то гаркнула ему в самое ухо. Ямомото отшатнулся и чуть не свалился вниз.

– Грубиянка! – сказал он.

К полдню на дереве что-то чернело. Издали это напоминало кучу мусора. Птицы так и кружили рядом и всё кричали, кричали.

– Самое главное – замок, – пыхтя сказал Ямомото. – Гнездо должно запираться. Эти галки житья не дадут.

Я спросил, куда он повесит замок. На его гнезде и двери-то нет. Ямомото задумался.

Пока он размышлял, я побежал обедать. Когда вернулся, увидел печальную картину. Галки ломали постройку Ямомото и разделывали под орех моего доброго друга.

Их было видимо-невидимо. От них почернело небо. Откуда взялось столько птиц? Они носились кругами со свистом и долбили крепкими клювами гнездо и его строителя.

Шерсть летела клочками, сыпались с дерева палочки, прутики, свалилась картонная коробка, а под конец сам Ямомото плюхнулся рядом со мной, отчаянно размахивая лапами.

– Видишь ли, – сказал он, отдышавшись, – им не понравилось, что я император. Но я суров. Видел, как я дал лапой одной? Она полетела вверх тормашками!

Я посочувствовал Ямомото.

– Не понимают своего счастья, – сказал он. – Я бы навёл у них порядок. Пусть теперь живут одни. Пусть их бьёт град, пусть мучит холод и голод. Тогда они пожалеют, что остались без своего доброго, умного императора.

И Ямомото вытер лапой под носом.

Глава 12. КАК-ТО НОЧЬЮ

Кот не собака. Спать не пристроится где угодно. Я всегда завидовал Ямомото, что тот может пролезть в любую дырку.

Например, подвал. Собаке туда не попасть, а Ямомото ночует в подвале, как у себя на квартире.

Но и Ямомото мог бы позавидовать мне. Кто такой кот против собаки? Окажись в ту ночь на моём месте простой кот, он не смог бы помочь своему Человеку.

Я как раз возвращался с ночного дозора. Спасибо ещё и Балконному, что задержал меня у песочницы. Рядом с песочницей вьётся дорожка, по ней ходят люди. Но в такой час редко кто здесь появится.

Бежал я, раздумывал. Тут слышу тихий такой шепоток:

– Эй, эй, приятель!

Поднимаю голову. Вижу, сквозь прутья решётки торчит белый нос Балконного.

– Эй, – говорит, – постой-ка!

Я остановился, спрашиваю:

– Что же ты не ругаешься?

Балконный вздохнул.

– Не хочется. А как там на улице, хорошо?

– Очень, – говорю, – выходи, погуляем.

– Не могу, – отвечает Балконный, – меня только сюда выпускают.

– Что же ты, не собака? – спрашиваю.

Балконный опять вздохнул.

– Задние лапы у меня слабые, почти не ходят. Болел я недавно, а теперь лапы не ходят.

Тут стал меня Балконный расспрашивать. Как пахнет трава в овраге, есть ли там мыши-полёвки, куда течёт ручей. Про всё спросил.

Вот и спасибо ему, что задержался я около песочницы. Тут вьётся дорожка. А по дорожке этой шёл мой Человек.

Он шёл себе, шёл, и сердце у меня радостно заколотилось. Но тут навстречу моему Человеку вышли двое. Они вышли из темноты и подошли близко. Они сказали:

– Дай закурить.

Я спрятался за песочницу и стал смотреть.

Мой Человек порылся в кармане и дал им закурить.

– А спички? – спросили они.

Он дал им и спички.

– Сколько времени? – спросили они.

– Поздно, – ответил он и хотел пройти.

Но они не пустили.

– Пойдём с нами, – сказали они. – Надо поговорить.

– О чём? – спросил он.

– Надо, – сказали они.

Тут шерсть у меня стала подниматься дыбом. Не с добром подошли эти двое.

– Дайте пройти, – сказал мой Человек.

– Пойдём с нами, – сказали они.

– Я иду домой, – сказал он.

– Надо поговорить, – сказали они.

Я стал весь как пружина. Сжался в упругий комок, глазами так и вцепился в этих двоих. Я только ждал, когда они тронут моего Человека.

– А ты парень ничего, – сказали они.

– Пропустите, – сказал он.

И тут они кинулись на него.

Что бы делал без меня мой Человек? Стрелой вылетел я из-за своего укрытия. С коротким рыком врезался в нападавших. Ярость душила меня. В эту минуту я мог выйти против ста людей, если бы они тронули моего Человека.

Я цапнул одного, цапнул другого. Они упали и поползли на четвереньках. Я метался между ними и всех кусал.

Ох, как они испугались! Они кричали, что я бешеный, и звали на помощь. А тут ещё Балконный решил поддержать меня и завопил что есть мочи сверху:

– Всех, всех перекусаю, в кллочья рраздеру!

В доме зажглись окна, высунулись сердитые люди. Мой Человек позвал меня, и мы быстро ушли. Он гладил меня по голове и говорил:

– Спасибо тебе, уважаемый. Ты настоящий друг.

И он повторил это несколько раз.

Глава 13. СОН

А потом мне приснился сон. Я нашёл собачью дверку, открыл её, а там стоял мой Человек.

На нём высокие сапоги, шляпа с белым пером, в руке блестящее ружьё. Яркое, яркое солнце. Глубокое, глубокое небо.

– Смотри, оно синее, Гордый! – говорит мой Человек.

И я вижу, небо синее, очень синее, а трава зелёная. Куртка на моём Человеке коричневая с жёлтым узором. Какое всё разное и красивое! Как же я не замечал этого раньше?

Я ношусь большими кругами, почти летаю. Чуть трону лапами землю и взмываю в воздух. Я перепрыгиваю камни, кусты и целые деревья.

Мой Человек останавливается. Он поднимает блестящее ружьё и ведёт им по синему небу. Бух! Из ружья вылетает фонтанчик, и разноцветная птица падает на землю.

Я мчусь к ней, осторожно беру зубами и приношу моему Человеку.

– Молодец, Гордый! – говорит он.

Он снова поводит ружьём, и снова – бух! – ещё одна птица падает в кусты.

А мы идём, идём. Вокруг нас луга, ручейки и белая пена цветов. Небо стоит круглым куполом. Снизу светлое, вверху бездонное, синее.

И вот мы подходим к опушке. Лес нас встречает прохладой.

– Здравствуй, дедушка Лес! – кричит мой Человек.

И дедушка Лес вздыхает шумно:

– Жа-арко, уважжаемые…

Вдали сквозь деревья заблестела вода, и мы побежали к ней. Хохочем, смеёмся. Окунулись и сделали радугу брызгами.

– Здравствуй, тётушка Река! – кричит мой Человек.

– Бл-бл-баловники, – бормочет она добродушно.

Мы искупались. Мокрые и довольные шагаем дальше. Встречаем поляны с большими красными ягодами, продираемся сквозь чащу. Долго идём, устали. А вот и овраг. Здесь отдохнём.

– Здравствуй, дядюшка Овраг, – говорит мой Человек. – Можно полежать у тебя на боку?

– Ладно уж, – соглашается дядюшка Овраг.

Мы кидаемся в сочную голубую траву, катимся по ней, замираем.

– Мы с Гордым друзья, – говорит мой Человек. – А как ты поживаешь, дядюшка Овраг?

– Да уж так, – отвечает тот.

– Ты тоже наш друг, – говорит мой Человек. – Мы любим лежать у тебя на боку.

– Ну уж… – говорит он.

Так и лежим, смотрим в небо.

– Что там, Гордый? – спрашивает мой Человек. Я вижу в небе большую красивую птицу. Но мой Человек не берёт блестящее ружьё. Он вынимает дощечку и тонкие палочки. Он начинает трогать дощечку, и на ней появляется птица ещё красивей той, которая в небе.

Потом он берёт дощечку и бросает её в небо. Дощечка летит, летит, кувыркается. И вдруг из неё выпархивает ослепительная, огненная птица. Та самая, которую он вывел своими палочками. Она взмахивает крыльями и мчится к солнцу.

– Ура! – кричит мой Человек.

Он вскакивает, пляшет, размахивает руками. Он хватает блестящее ружьё и палит в сторону, чтобы не задеть птицы. А она улетает всё выше и выше.

– Полетела, полетела! – кричит мой Человек.

Я тоже прыгаю, лаю. Мне весело, потому что весело моему Человеку. И дядюшка Овраг доволен, бормочет:

– Ну уж, молодцы…

Какой замечательный сон! Он снился мне долго-долго. Пока что-то не забухало, не затарахтело.

Я приоткрыл глаза. Оказывается, лежу в своей ямке. Низкое небо, моросит. В овраге работают машины. Начался новый день.

Глава 14. КАК КОМУ ПОВЕЗЕТ

Собачья жизнь такая. Сегодня у тебя в зубах кость, а завтра не знаешь, как уцелеть.

Вчера Хромой притащился едва живой. Он, как всегда, побирался в поезде, и его там здорово стукнули. Было у него три лапы, а теперь и вовсе на двух приполз.

Терпел Хромой молча, только слезы в глазах стояли. Бедный Хромой, за что его так ударили?

Зато повезло Новым. Я сам это видел. У дома стояла машина, взрослый человек что-то в неё укладывал. Рядом вертелись Новые, ждали, может, чего перепадёт.

Тут из подъезда вышла девочка. Я знал эту девочку, как-то она угостила меня кусочком мяса. Девочка сказала:

– Папа, такие хорошие собачки, они тут всегда ходят.

Папа ничего не ответил, возился со своей машиной.

– Папа, как раз мне и Маше. Давай их возьмём на дачу.

Папа ничего не ответил.

– Я буду с ними играть, а они посторожат сад.

Ничего не сказал папа.

– Собаки, собаченьки, идите сюда, – позвала девочка.

Новые завиляли хвостами и подбежали. Я, наоборот, отошёл. Если девочка меня не зовёт, то и не надо. Она уже давала мне кусочек мяса. А теперь у неё ничего нет.

– Собаченьки, собаченьки, – говорила девочка и гладила Новых.

Те прыгали, визжали от удовольствия, а Тобик перевернулся животом вверх и задрыгал лапами. Противная привычка.

– Папа, давай их возьмём на дачу, – сказала девочка.

Папа ничего не ответил.

– Давай, пап, а?

– А зимой куда денем? – спросил папа. – Лето кончается.

– Зимой отдадим дяде Коле.

– У дяди Коли есть собака.

– Ну будут ещё две. Он любит собак.

– Как хочешь, – сказал папа, и машина его заурчала.

Девочка открыла дверцу и позвала:

– Идите сюда, пёсики. Поедем на дачу. На даче хорошо.

Новые вопросительно посмотрели на меня. Все мы наслушались рассказов Таксы про дачу. На даче не жизнь, а рай для собак.

Я, конечно, обиделся на девочку. Почему бы ей не позвать меня? Никуда я не поеду, у меня тут свой Человек, да и овраг не брошу, но всё-таки…

– Идите, идите, – звала девочка.

По всему видно, девочка добрая. Да и папа не злой. Не стоило Новым упускать такой случай.

– Ладно, идите, – сказал я.

– А Чёрный, – спросили они, – Чёрный не рассердится?

Чёрный, наверное, не отпустил бы Новых. Чёрный людям не верит. Но Чёрный сейчас на той стороне оврага.

И Новые пошли.

– Если не понравится, мы вернёмся, – сказали они, а сами были очень рады. Не каждый день добрая девочка приглашает собак пожить на даче.

Бочком они влезли в машину, дверца захлопнулась, и Новые укатили.

Я погрустил немного. Недолго побыли Вавик и Тобик в Собачьем овраге. Редеет стая. Чёрный будет ругаться, что я отпустил Новых. С кем ходить ему в ночной дозор?

Вот и Хромой выбыл из строя. Уж если кому отдыхать на даче, так это ему. Но собачья судьба как головка пушарика. Дунет ветер – пушинки в одну сторону, дунет ещё – в другую.

Больше всех сокрушалась Бывшая Такса:

– Ах, почему я не поехала с Новыми!

Глава 15. ЛЕТО К КОНЦУ

В конце лета быстро темнеет, ночью прохладно, а с дерева нет-нет да слетит высохший лист. Недалеко время серебряной паутинки. Земля облезет, как шерсть у собаки, с неё сдерут траву и сожгут на кострах.

Хромой не поправляется, наоборот, хворает всё больше. Рана его не заживает. Чёрный сказал:

– Плохо твоё дело, Хромой. Говорил, не ходи побираться.

Хромой что-то хрипит в ответ, даже не поднимает морду.

Как быстро промелькнуло лето! Скоро начнутся дожди, задуют ветры, и тогда снова ищи тёплый угол да корку хлеба.

В овраге посветлела трава, от неё пахнет сладким дурманом. В погожие дни я часто пристраиваюсь в какой-нибудь ложбинке, качаю носом цветы, смотрю на больших стрекоз и разговариваю с оврагом.

– Помнишь, дядюшка Овраг, как мы ходили к тебе с моим Человеком? Что он тебе сказал? «Гордый – мой лучший друг!;»– вот что сказал тебе мой Человек.

Дядюшка Овраг шелестит что-то в ответ и щекочет меня большой травинкой.

– Да, – говорю я, – скоро зима. Но знаешь, где я буду жить, дядюшка Овраг? Я буду жить с моим Человеком.

Он сам мне сказал: «Приходи и живи со мной, Гордый». А если не веришь, дядюшка Овраг, спроси у кота Ямомото.

К осени ближе наливаются грустью собачьи глаза. Особенно это заметно по Бывшей Таксе.

– Ах, я всё вспоминаю нашу дачу, – вздыхает она, – какая это была жизнь! Мне отвели целую комнату. Только подумайте, целую комнату для собаки!

– Ха-ха-ха! – начинает свою песню Крошка.

– Когда он смеётся, мне делается грустно, – говорит Бывшая Такса.

– Это потому, что ты не умеешь читать, – сказал Головастый. – Когда мне грустно, я читаю про сенокос и уборку урожая.

– Ты такой умный, – сказала Бывшая Такса, – почти как мой Человек. Его звали Профессор. Хочешь, я буду звать тебя Профессором, Головастый?

Головастый смутился и сразу напялил шляпу.

К осени ближе чешется бок у собаки. Почешешь слева, почешешь справа, и под кожей начинается озноб. Это морозец грозит издалека. Напоминает, что нужно привести в порядок мех, иначе плохо придётся бездомным.

Головастый уже начал собирать старые газеты. В холод он делает из них подстилку. Головастый любит спать на газетах. Проснётся, прочитает словечко и снова заснёт. Утром вместо завтрака всё бормочет себе под нос: «Рек-лам-ная смесь… Ку-да пой-ти учить-ся…»

Крошка утепляет свой яблочный ящик и радуется, что скоро приедут дети. Зазвенит в школе звонок, и они побегут, махая портфелями. Крошку все любят. Станут гладить, обнимать, совать в пасть конфеты.

В конце лета луна делается ярче и ярче. Хромой каждую ночь воет: «Дайте Хромому, подайте Хромому, киньте хоть маленький осколочек луны! Серебряную крошку, маленькую крошку, чтобы дожил Хромой до весны!»

Только не знаю, долго ли протянет Хромой. Мой добрый приятель кот Ямомото сказал:

– Я бы его поставил на ноги. Но не умею лечить собак.

А денёчки такие славные! Тёплые, спелые, как большая ягода. Наш овраг ещё радует вольных псов. Там, где не соскребли и не разрыли землю, всё заросло буйной травой. Между кучами глины пробирается ручеёк. Целые дни мы проводим в овраге. Играем в охоту, в собачью догонялку.

Только Хромой уже не играл. Кончились игры Хромого. В эти последние тёплые дни расстались мы с бедным Хромым.

Глава 16. ПРОЩАНЬЕ С ХРОМЫМ

Он лежал, уткнув морду в лапы. Шерсть на боку облезла, рана стала ещё больше.

Все наши сидели вокруг.

– Хочешь есть? – спросил Чёрный.

– Не знаю, – прохрипел Хромой.

– Принесите ему кость, – приказал Чёрный.

Кто-то сбегал за костью. В тайнике Чёрного всегда лежит косточка, хотя и обглоданная.

Хромой понюхал кость, хотел подвинуть её лапой, но не смог.

– Чего тебе хочется? – спросил Чёрный.

– Солёненькой травки, – прохрипел Хромой.

Солёненькой травки! Где её взять? Место, где росла солёная трава, давно завалено землёй и камнем. Мы знали, только солёная трава могла помочь Хромому. Но это раньше. Теперь и солёная трава не нужна. Наступил последний денёк Хромого.

– Поищите ему солёной травы! – приказал Чёрный.

Все молча разбежались по оврагу. Нет солёной травы, но ведь надо что-то найти Хромому. Когда плохо кому-то из наших, мы стараемся принести угощение.

В прошлом году захворал Отпетый. Помню, я принёс ему веточку, намоченную в нашем ручье. Отпетый полизал её и сказал, что ему хорошо. К лету, кроме Отпетого, мы недосчитались ещё троих. Ленивый попал под машину, Тихий пропал, а Красивую заманили и увели с собой какие-то люди.

Мы снова собрались в кружок. Каждый принёс что мог. Корку, огрызок яблока, обёртку от сладкой конфеты. Я положил перед Хромым золотое колечко. Пусть полюбуется напоследок.

– Спасибо, – прошептал Хромой.

– Прощайтесь! – строго сказал Чёрный.

– До свидания, Хромой, – сказала Бывшая Такса и убежала.

– До скорого, Хромка! – бросил Крошка, махнув хвостиком.

– Чао, – важно произнёс Головастый, он любил незнакомые слова.

Остались мы с Чёрным. Чёрный ждал, что я попрощаюсь и уйду первым. Но я сидел молча. Здесь я не уступлю Чёрному.

Так просидели долго.

– Ладно, Гордый, – сказал наконец Чёрный, – я не такой, чтобы ссориться, когда кто-то умирает.

Он встал, прикоснулся носом к носу Хромого и сказал:

– Главное, ничего не бойся.

– Я и не боюсь, – прохрипел Хромой.

Чёрный ушёл. Мы остались одни. Солнце оседало за дорогой. Ползли по земле тени, одна накрыла Хромого.

– Гордый, – прошептал он, – ты это… знаешь, где у Коровьего куста лежит кривая дощечка?

– Знаю, – ответил я.

– Там это… мой мячик спрятан. Возьми себе.

– Ладно, – сказал я.

– Хороший мячик. Совсем новый, только с дыркой. Возьми. С ним хорошо играть.

– Ладно, – сказал я.

– Прыгай и бей его носом, – советовал Хромой. – Ты хорошо прыгаешь.

Первый и последний раз я слышал, как Хромой разговорился. Пересилил себя напоследок.

– Гордый, это самое… – прохрипел он. – Надень мне на нос колечко.

Я взял золотое кольцо и повесил его на нос Хромому. Оно вспыхнуло в лучах заходящего солнца.

– Красиво, – пробормотал Хромой.

Это были его последние слова. В овраге стало ещё на одного вольного пса меньше.

Глава 17. МЕСТЬ ЧЕРНОГО

– Я им отомщу! – сказал Чёрный.

Он говорил это каждый раз, когда уменьшалась стая. В глазах его светилась тоска. Я знал, как он переживает. И тогда я решил сказать:

– Не горюй, Чёрный. Я буду вместо Хромого.

Чёрный встрепенулся.

– Ты идёшь в стаю, Гордый?

– Да, Чёрный. Я буду вместо Хромого.

Чёрный выпрямился и крикнул звонко:

– Построиться!

Я встал первый, за мной Головастый, Крошка и Бывшая Такса.

– Друзья! – сказал Чёрный, глаза его горели. – Гордый вступает в стаю. Он будет моей правой лапой. Поклянёмся ещё раз стоять друг за друга и никогда не разлучаться!

– Рррав! – гаркнули мы.

– Поклянёмся не забывать Хромого!

– Рррав!

– Поклянёмся отомстить взрослым!

– Поклянёмся! – радостно крикнул Крошка.

Остальные глухо тявкнули.

– Как же мы будем мстить? – Чёрный обвёл нас взглядом.

Я сказал, что надо наказать того, кто ударил Хромого. Только вот как его найти?

Головастый важно заметил, что найти будет трудно. Крошка хихикал, а Бывшая Такса вздыхала.

– Я смотрю, вы ничего не можете придумать, – сказал Чёрный. – Боитесь людей. Хорошо. Я никого не заставляю. Я отомщу сам. Кто пойдёт со мной?

– Я! – выкрикнул Крошка.

После этого среди бела дня Чёрный и Крошка напали на взрослую. Она прогуливалась вдоль оврага. Взрослая испугалась и побледнела.

Чёрный прыгал на неё и клацал зубами. Крошка мельтешил рядом и заливался весёлым лаем. Для него это забава, а для Чёрного удовольствие. Чёрный любит, когда боятся.

– Они меня ещё попомнят, – проворчал он.

На другой день Чёрный и Крошка стали пугать всех подряд. Притаятся за углом, выскочат, облают и убегут.

Все это не очень мне нравилось. Я ждал неприятностей. Так скоро и вышло. Один взрослый не испугался. Он схватил камень и бросил в Чёрного. Тогда Чёрный разозлился и укусил взрослого за ногу.

Это уже не шутки. Мы убежали в овраг и спрятались. Чёрный ещё дрожал от азарта.

– Я им покажу! – рычал он. – Пусть ещё раз кинут камнем!

Но и сам он чувствовал, что хватил лишку. Люди не любят, когда их кусают.

Глава 18. БОЛЬШАЯ ПЕСНЯ

Первую недобрую весть принёс кот Ямомото. Ямомото прибежал напуганный.

– Прячься, Гордый, – прошипел он, – тебя отправят на живодёрню.

Ямомото слышал разговор взрослых. В овраге появились бешеные собаки, они кусают людей. Несколько покусали днём, а двоих ночью. Этих собак нужно поймать.

У меня всё внутри упало. Значит, нажаловались и те двое, от которых я спас своего Человека. Плохо нам теперь придётся.

– Я бы позвал тебя жить к себе, – сказал Ямомото, – да сам понимаешь, надо проучить домашних. Пускай поскучают. Мне и на улице хорошо.

Наши собрались в кружок и стали думать. Не пора ли переселяться? Но куда? Справа дорога, слева дорога, носятся машины, грохочут поезда.

Жалко, что мы не звери. Тогда бы сбежали в лес. Лес синеет вдали. Там нет домов и людей, но, значит, нет и пищи.

Словом, податься некуда.

– Надо им всё объяснить, – размышлял Головастый. – Надо сказать, что Чёрный не хотел кусать, но в него кинули камнем.

– Вот и объясни. – Чёрный мрачно усмехнулся.

– Какая жалость, что нас не учили по-человечьи, – сказала Бывшая Такса. – Моя подруга по даче умела говорить «мама».

Катились денёчки, и мало-помалу мы успокоились. Дети такие добрые и ласковые. Прозвенит звонок, они высыпят из школы, и начинается беготня и забавы. Намаешься за день, забудешь про все невзгоды.

Ночью мы поглядываем на луну. Пришло время большой песни. Эту песню мы поём раз в год перед зимой. Рассказываем луне, как прошло лето, просим, чтобы зима была потеплее.

Начинает всегда Крошка. Крошка поёт хорошо, никогда не сбивается. Он пел про свой ящик, который пахнет яблоками. Крошка утеплил ящик соломой и глиной, сделал подстилку из сухой травы, но эту траву растаскивают мыши. Крошка просил луну, чтобы ночная птица-ковырун не мешала ему спать, не садилась на ящик.

Головастый, как всегда, начал хвалиться, что умеет читать.

Свою песню Головастый исполнял в шляпе. Он вытягивал к луне лапу, прикладывал её к груди, а в конце разошёлся и стал петь прямо по газете:

– «В но-овый год пятилее-тки вступит заа-втра завод!»

Никто не имеет права прерывать большую песню. Даже Чёрный терпел, пока Головастый допоёт луне свои глупости.

Бывшая Такса пела про свой бант. Она жаловалась, что бант порвался, а раньше был красивый и чистый. И Такса просила, чтобы кто-нибудь привязал ей на шею новый бант с крапинками.

– Как жалко, как жалко, что нас не учили завязывать бант! – пела Такса.

Чёрный проклинал человечьи машины, жалел овраг. Чёрный жаловался, что собакам не стало житья, а потом стал звать Хромого:

– Эй, Хромой, я тебя вижу, вон ты сидишь на луне! Эй, Хромой, расскажи мне, Чёрному, как ты живёшь на луне! Эй, Хромой, приготовь мне место, скоро и я буду жить на луне!

А моя песня была совсем короткой. Я спел луне, что она такая же блестящая, как ружьё моего Человека. Я спел луне, что она такая же круглая, как собачья дверка.

– А за этой дверкой, за этой дверкой так хорошо собаки живут!