Армия Солнца - Ответный уход

Сергей Вольнов

Ответный уход

Я вплотную к холодным плитам:

Компенсирую жар.

Я – пожар, по венам разлитый,

Жар прилил к щекам.

Не жалейте меня, не тушите! —

Срывается пламя с губ. —

Я к холодным плитам прибита:

Не сгорю, не дадут.

Так говорила Ирина Ухова

Посвящается Загадочной Душе восточных славян

Родина

Роковой

ВРЕМЯ и ТОЧКА ПРОСТРАНСТВА

[30 ноября – 01 декабря по UNT, ночь с осени на зиму (12000-й стандартный годичный цикл Космической Эры), соприкосновение тех же сезонов по здешнему календарю; различные места в ареале обитания уцелевших эрсеров; Каргад, древнейший город (основан в 00093 году к.э.); мир Прекрасная Елена (планета Новосибирск III), звездное скопление Алтын-туу, далекая галактика «Ая» (метагалактика «Сеть Миров», бывшая империя землян)]

– Ночные улицы большого города – едва ли не лучшее во Вселенной место, чтобы затеряться и спрятаться. Добавить бы молочного киселя густого тумана, и получится безоговорочно наилучшее. Точно.

Нездешняя подняла голову и посмотрела вверх.

Там, в узком просвете, образованном краями крыш, виднелась полоса ночного неба. Густо-чёрным пологом накрывала она расселину улицы, стиснутой параллельными шеренгами угрюмых спальных блоков, и была усыпана отчётливо различимыми огоньками звёзд.

Судя по изменению ракурса и плана изображения, её спутница тоже подняла лицо к небу.

– Где это ты видала туман посередь ночи? Туман когда-никогда утрами случается…

Действительно, маскировочного «киселя» в изрядно охлаждённой атмосфере предзимней ночи не было.

Но девушки отлично справлялись и без его зыбкого прикрытия. То, как им удалось прорваться сквозь загребущие когти облавы, ускользнуть от периферийных кордонов и не заплутать в лабиринте брошенной подземки, – отдельная история. На поверхности же, куда выбрались сквозь пролом в решётке вентиляционного колодца, теряться и прятаться им удавалось вполне эффективно.

Хотя точка выхода была расположена чуть ли не в километре от эпицентра подземной зачистки, расположенные неподалёку мусорные контейнера подвернулись очень кстати. Схоронясь за ними, пара ловких беглянок пропустила уличный патруль и бесшумно убралась в проулок между двумя сорокаэтажными плитами. «Во прикол, блин, мусором от мусоров закрылись», – едва шевеля губами, сказала спутница. Практически подумала вслух, но чуткий аудиотранс уловил-таки комментарий.

Слуховые перепонки нездешней, как выяснилось, улавливали не слабей наномембраны. «Бачки хоть крышками накрыты, – по ходу высказалась она на заданную тему, – а тяшки смердят в открытую!» Чем вызвала у юной спутницы крайне одобрительный, но совершенно ненормативный отлик. Язык эрсеров этого мира, косморусский, позволял выражать мнение по поводу, используя минимум лексических единиц; зато слова эти необычайно богато интонировались.

Толкование анатомического строения представителей некоторых Иных рас длилось до угла, затем беглянки повернули и очутились на оживлённом фрагменте тротуара, что прилегал к арочному входу в гипермаркет; с этой секунды их реплики ничем не отличались от стандартного обмена типичными женскими глупостями насчёт косметики и тряпок.

Алчно раздувая ноздри в предвкушении покупок, нырнули они под арку и пробежались по торговым рядам, вдоль стеллажей, забитых дешёвыми, некачественно сработанными вещами, на каждой из которых словно багровело невидимое клеймо: «Сделано для продажи эрсерам»… Спринтерская демонстрация шопинга окончилась у противоположного входа, и вывел он их на стоянку мотокаров.

Обмен быстрыми взглядами завершился обоюдным отказом от идеи угона индивидуальных транспортных средств, и быстрые ноги унесли беглянок дальше. Дальше. На своих двоих (не пользуясь редко, но всё же бегающими вагончиками общественного ангбаса), исключительно пешим ходом. Всё дальше на юг, прочь от незримой, но непробиваемой стены силового поля, что отделяла этот район аптауна от элитного соседнего.

Севернее – обитали Иные.

Трущобы южных окраин города, ареал обитания угнетённых потомков землян, сглотнули девушек… В районах этих своих прелестей хватало, но по крайней мере с каждым следующим шагом на юг беглянки отдалялись от аптауна Иных почти на метр, а значит, тяшками «воняло» всё слабее и слабее. Хотя даже эти кварталы не обеспечивали стопроцентной гарантии, что не нарвёшься на патруль.

Ведомая на буксире, невольная спутница всё время вертела головой, не упуская из виду свою ведущую, и это было очень кстати – обеспечивало лучший обзор. Вполне возможно, и у неё с каждой минутой наблюдения усиливалось стойкое впечатление, что шустрая нездешняя с ТОЧНО таким же успехом затерялась и спряталась бы в голой, без единого кустика, пустыне. Той, что раскинула тысячекилометровые каменистые россыпи ещё южнее…

До высоченной стены внешнего периметра города оставалась уйма кварталов, когда беглянки вдруг притормозили, но не для того, чтобы не показывать спин подозрительным прохожим или чтобы прятаться от выкатившего из-за угла смотрящего киборга.

Неосвещённое, скрытое от невооружённых взглядов место привала выглядело достаточно безвредным. По крайней мере в эту минуту никакой видимой опасности не регистрировалось…

Сентенцию о «лучшем во Вселенной месте» выдала девушка старшая по возрасту, но меньших размеров. Спутница называла её «Подруга», однако это звукосочетание не было ни первым, ни последним компонентом ИмяФамилии миниатюрной туристки.

Приезжая иномирянка значилась в регистре Временно Пребывающих как «ИринаКолаенко». Высокая спутница – местный контакт ушлой Подруги – (ИмяФамилия: «СофияАрбузова») имела социальный статус ПолезнойПрислужницы. То есть в профессиональном отношении отлично себя зарекомендовала, служа хозяину безукоризненно… но не далее как позавчера получила последнее предупреждение.

В течение жизни ею были предприняты ни много ни мало – ровно тысяча ноль двадцать четыре разнообразные попытки противозаконно проникнуть за пределы коммуникаций родного Мира. В космическое сетевое пространство. Самоубийственно попытаться УЙТИ тысяча двадцать пятый раз юная земляшка не осмелилась. Вняла смертельному предупреждению.

Убоялась наконец-то.

Тем не менее, достижение критического уровня диссидентской активности оставалось зарегистрированным фактом.

Последуют ли карательные санкции со стороны работодателя – всячески многоуважаемый обществом господин Птра Муак Шлад примет решение сам, – но в красный милицейский список девушка попала. И это автоматически означало предельное усиление режима контроля за её виртуальным терминалом и перевод его в категорию приговорённых. Пускай только попробует, ещё один-единственный раз, и законопроводящие структуры без промедления приведут приговор в исполнение. В самом что ни на есть РЕАЛЕ…

Не менее автоматически из этого факта следовало, что местная подруга Подруги – «…НАШ человек и вполне достойна пробела, – подумал Бокса ещё в первую минуту «знакомства», полночи тому назад, протискиваясь к ней сквозь массу разгорячённых, потных тел, – запретной паузы между именем и фамилией».

Да уж, что ни говори, а в эту межсезонную ночь ей достался выигрышный лотерейный билет, дающий право на самый ценный приз – жизнь. Из пёстрой разношёрстой толпы слушателей подпольного сейшена глаза Боксы выхватили светловолосую головку девочки, она ему приглянулась, и он решил не упускать из виду высокую блондинку.

В виртуале само собой, а если удастся, то и реально. Да, вживлённые импланты зверски жрали мозги, заметно высасывали жизненные соки, что существенно сокращало срок функционирования организма. Но зато они позволяли ему не торчать торчком в заваленной «железом» конуре, а постоянно перемещать тело. Менять дислокацию в реале. Кто сиднем сидит – по-любому долго на воле не протянет, всякое укромное логово тяшки рано или поздно вычисляют.

Запал Бокса не на смазливую мордашку и не на рост девчонки, нет; в реале невысокие большеглазые шатенки его всегда привлекали сильнее. Что-то близкое, родственное почуял в блондинке, с первого случайного взгляда распознав признаки до боли знакомой одержимости.

Интуиция не подвела ветерана сетевой партизанской войны. Убедился он в этом тотчас же; ещё тогда, полночи тому назад.

В реале Бокса принялся просачиваться сквозь колышущееся море толпы, телом поближе к маячку светловолосой головы. Одновременно он через второй магистральный нейрошунт качнул запретную ментовскую инфу, по своим тайно прокопанным норам утащил копию искомого досье. И вызнал, что эта худенькая как ветка, беленькая симпатяшка в свои неполные девятнадцать уже ухитрилась получить приговор Иных. На её полускрытом косой чёлочкой высоком лобике незримо алел знак реальной смерти, пропечатанный властями.

До сих пор София Арбузова не попадала в поле зрения партизанских хакеров, коннекта с активным подпольем не имела, и ломилась К Свободе самостоятельно. Причём ломилась очень даже упорно, если не сказать яростно…

А ведь попытки взглянуть выше неба были для эрсеров Новосибирска-Три занятием крайне опасным, смертельно наказуемым. Периодически возникающее почти у каждого из потомков землян нестерпимое желание подняться и выйти за пределы локальной сетки мира-резервации – неизбежно порождало следствие.

Пресловутый «ответный ход». У надсмотрщиков-Иных возникало жгучее желание опустить «зема» или «земляшку», держать и не пущать его/её в космос. На каждый е2-е4 обязательно находится свой с7-с5.

Но кто-то останавливается уже после первого предупреждения, жёлтого (шестьдесят четвёртой попытки), кто-то – после второго фиолетового (128), третьего серого (256), четвёртого коричневого (512)… Некоторые устрашаются аж предупредительным предпоследним, которое даётся по достижении девятьсот девяносто девятой попытки, и предпочитают оставаться в чёрном списке. Грозит это неизбежным урезанием общественного статуса, но не физической ликвидацией.

И только считанные заполучают ПОСЛЕДНЕЕ. Окрашенное в цвет крови. Эрсеровской крови. У Иных ведь аналогичные субстанции – далеко не всегда красного цвета…

И вот, именно в эту предзимнюю ночь, отважная взломщица-одиночка выбралась на улицы городского реала и проникла в тоннели заброшенной подземки. Подобно сотням других эрсеров, её привело сюда ещё одно уголовно наказуемое Иными желание. Которое возникает исключительно у потомков землян, чисто эрсеровское, такое: реально приобщиться к одной из граней бесценного Наследия Предков. Коснуться духовных сокровищ, абсолютно запретных в этом мире… И здесь, на рок-музыкальном сейшене, девочка София попалась на глаза одному из самых закоренелых диссидентов мира Прекрасная Елена.

Неуловимому похитителю кодов и паролей, всепроникающему информационному контрабандисту, героическому курьеру частиц Наследия, легендарному сетевому партизану с хлёстким никнэймом «Боксa». Одному из немногих, кто обладал тайной силой знания, той, что позволяла выйти в космос, не изменив показания смертельного счётчика.

Что с нею не произошло в виртуале, то неожиданно случилось в реале. Судьбоносное, вполне вероятно, пересечение жизненных линий.

РОКовое, можно сказать.

«Рулез! Успел… – удовлетворённо подумал Бокса, когда обнаружил в досье главное, что нашему человеку нужно узнать о нашем человеке; а в реале просочил тело сквозь толпу почти впритык. – Она ж не сегодня-завтра опять рванёт, не удержится, не усидит на месте. Попробуй соблазну не поддайся, когда окошко во Вселенную – прямо у тебя на столе раскрытой раковиной лежит, или твоё запястье браслетом опоясывает… Грёбаные тяшки, чтоб им зависнуть на середине файла фильма!».

Посланное Иным древнее ритуальное проклятие было как нельзя более точно адресовано. Любое размышление на эту тему закономерно приводило к тому, что «…злобные хитрые твари никогда не отбирали у преленианцев и преленианок эрсеровского происхождения терминалы, и не будут. Программное обеспечение безжалостно калечится, в урезанные версии: «сделано для земов» немерено вставляются ограничители, но «железо» у наших – не конфискуется никогда. Хотя, казалось бы, что может быть проще, чем отобрать личный комп уже после первой попытки? Но тяшки провоцируют повторение, потому что им это выгодно. Самый эффективный метод выявления потенциальных диссидентов…»

Раздай заключённым персональные серийные соблазны, приглядывай, с какой интенсивностью они ими пользуются для рытья подкопов, и регистрируй результаты, в разноцветные списочки вноси. Какой обитатель гетто не пожелает выбраться за пределы жалкого, ограниченного ареала обитания?! В реале не получается – так хоть одним глазком на космические дали глянуть бы, в щёлочку, издали…

И только-только Бокса успел просочиться вплотную, и только лишь открыл он рот, чтобы поздороваться и представиться, как начался содом с гоморрой вперемешку с апокалипсис нау. Хорошо хоть успел швырнуть девочке в волосы крохотный «репейник» уни-транслятора, прежде чем бросился драпать без оглядки. Стражники, казалось, хлынули в подземный зал со всех сторон. Прямо из стен полезли.

И ведь ухитрились, гады, подобраться в упор непримеченными! Забили все каналы наводками, навалили ложных картинок… Даже он, Бокса, вовремя не просёк. Видать, был так увлечён реальным просачиванием, что виртуально расслабился и… Эх, что уж теперь повинную башку пеплом усыпaть.

Теперь-то, вот, успешно унеся собственное тело от тяшек, просачивается он «посередь» ночи во глубине наземного города, скользит за иномирянкой и её спутницей. Не только в виртуале, но и в ближнем реале, сразу за чертой предела прямой видимости. Если уж опозорился в недрах метро, так хоть в аптауне не упустит опытный партизан эту странную парочку. Что засекут его самого, ветеран андеграунда не опасался. Потому и жив до сих пор, что умеет не только по каналам сетевых коммуникаций лазать, но и тело по городским улицам гонять.

И с каждой секундой всё больше росло, укреплялось стойкое мнение, что основной «добычей» уже не девушка София является. По ходу связался Бокса с тремя-четырьмя коллегами, вызнал, что там и какие НАШИ дела скорбные, кого замели, а кто смылся.

Посоветовался также с народом, на предмет дальнейших действий; проинформировал, куда и за кем топает в данную минуту реального времени. Показал ребятам стоп-кадры обличий девушек, на крайний случай. Если его невзначай прихватят пэпээсники на улице (от чего автосэйвь и сохрани святой Исидор Севильский, древнейший, с доисторической эры сетки ИнтерНет, покровитель киберпространства)!.. И вдруг получил от одного из партнёров по сетевой конференции дополнительную инфу на заданную тему.

И крепко озадачился.

Немудрено. С Подругой этой что-то нечисто было. Сильно нечисто. Мягко говоря… Попадалась она уже реально на глаза кой-кому из активистов подполья, из тех, что тусовались в зале на сейшене. Ведь появилась она в месте проведения андеграундной акции не с Соней под ручку, а в обнимку с двумя другими туристами, супружеской парой иномирян. (Дальнейшая судьба этих двоих неизвестна, скорее всего попали в плен или погибли под огнём ментовских лучемётов). Присутствие в зале троицы явно нездешних эрсеров привлекло внимание подпольщиков, за прилётными было установлено негласное наблюдение…

И вот тут-то приключился никем нежданный облом. Эта бритоголовая малышка ухитрилась ИСЧЕЗНУТЬ, выскользнуть из-под колпака.

От реальной слежки ещё возможно оторваться, что она и сделала. Но пользователю, имеющему при себе воткнутый в сеть терминал, выпасть из поля перекрёстного зрения нескольких хакеров?.. Это надо было СУМЕТЬ. Она – сумела. Почти семь минут длилась лакуна выпадения.

Затем туристка вновь попалась в поля зрения, и было явственно заметно, что подбирается она к местной жительнице, девушке из фэн-клана Виктора Цоя. Той супружеской пары с ними рядом уже не наблюдалось, когда Бокса углядел вначале светловолосую головку, а чуть позже (и гораздо ниже) – головку начисто выбритую.

«За кем я иду? – озадаченно спросил он себя, уже стоя под прикрытием угла дома, в полуквартале от притормозивших беглянок. – За потенциальными соратницами, или за тварями, которые наших сдали тяшкам?»

Порыв холодного ветра вынудил его зябко поёжиться. Зима придвинулась вплотную. Куртка тёплая вроде, а толку. Никакой защиты…

Ответа не было.

Но потому он и ШЁЛ следом, чтобы получить ответ.

Причём когда сделал первый шаг, вопрос ещё не был даже сформулирован.

Но пересечение судеб оказалось воистину роковым.

«Что ж. На то он и РОК. Никуда не денешься…»

Неутешительное предчувствие, что эта загадочная пришелица окажется ему не по зубам, мощно заполнило Боксу. С виду (что в реале, что в виртуале) она казалась самой обычной туристкой, но! Все до единой попытки пробиться в постоянную память её личного терминала – провалились. Такого позорного прокола с Боксой отродясь не приключалось, с той самой поры, как он в трёхлетнем возрасте перестал быть «квадратным чайником». Ох, непростая девушка эта залётная Ирка. Как бы не влететь с её подачи в завис тотальный! По полной программе, со всеми утилитами и оболочками, чтоб маловато не показалось.

Развернуться в противоположную сторону и раствориться в ночи Бокса мог. Он никому ничего не был должен в этом мире…

Разве что – самому Миру. Несчастной Родине своей, которую напрочь отсекла от Неба злая вражья силища.

…Ирина продолжала смотреть вверх. Между краями крыш, в чёрной звёздчатой полосе, кружились и падали первые снежинки. Едва заметные ещё, почти неотличимые от звёзд, но вполне реальные уже. Зима словно в календарь смотрела, поджидая наступления ночи на первое декабря. Маленькая девушка обвела взглядом мокрые от осенних дождей стены домов, с тёмными окнами, плотно зашторенными, закупоренными от проникновения взглядов внешнего мира. Каждый такой дом в отдельности – был так похож на весь этот отгороженный мир в целом…

– В эпоху информационной свободы нет ничего более бесчеловечного, чем лишать человека возможности свободного доступа к информации, – прошептала она. Скользнула по левому запястью ладонью правой руки, и в узком ущелье густой тьмы, между мрачными скалами домов вдруг негромко, на самом пределе слышимости, зазвучала частица духовного наследия предков:

Звёзды с неба падают бисером,

Я сижу на окне под звёздами,

Жду удачу, удача близится,

Нависает удача гроздьями!

Жизнь на Марсе, смерть на Юпитере,

На Луне есть лунные кратеры…

А Гагарина зря обидели,

Принесли похоронку матери.

За звезду полжизни! За луну свободу!

Я целую небо, а оно льёт воду…

– Это… кто? – хрипло, запинаясь спросила её потрясённая София, когда песня отзвучала. Традиционной подписи «ТАК ГОВОРИЛ/А…» Ирина почему-то не поставила.

– Это «Смысловые Галлюцинации». Обожали пращуры самоироничные названьица. – Ирина опустила голову, огляделась по сторонам; вздохнула протяжно и невесело. – Э-э-эх… Была такая рок-группа, миллениумов этак десять тому назад. Я вот иногда думаю… Кто-нибудь из наших земных предков, хотя бы на секунду, мог ли вообразить, во что превратятся плоды его творческих усилий? Навряд ли они подозревали, что действительно создают нетленные произведения, и не ведали, какое значение будет иметь для нас духовное наследие Земли, когда ваяли свои стихи и романы, наигрывали мелодии, снимали плоское кино, живописали с натуры пейзажи, запечатлевая для потомков лики Родины… потомков, рождённых во Вселенной, с лика которой Землю стёрли. Но мы не забыли её. Точно. Она сохранилась, она ЕСТЬ, и благодарить за это мы должны гениев, которые изобрели способы записи информации на долговечный носитель. Самое начало космической эры… Я часто думаю, каково было жить в это переломное, роковое время. Какими они были тогда, Наши… Первый век, когда прокладывались первые участки дороги к звёздам… Когда торилась тропка, вернее будет сказать. В голове не укладывается! Орбитальное кружение в паре сотен километров от поверхности считались взаправдашним космическим полётом. А переход за четыреста тысяч километров к природному спутнику – эпохальным событием всемирной значимости. И ведь… это действительно так. Точно. Например, первый шажок по реголиту Луны. «Маленький шаг для одного человека и гигантский шаг для всего человечества». Так сказал Нейл Армстронг. Маленький человек с Земли, который первым ступил по поверхности другого космического тела… Ну что они за люди были?! Они же в таких утлых корытцах от Земли отрывались, что уму непредставимо. Всё равно что отважиться в деревянную бочку залезть, чтобы переплыть океан. И они ухитрялись переплывать, непоседы! Не сиделось им дома, точно. «Земля – колыбель человечества, но нельзя же всю жизнь провести в колыбели». Так говорил Константин Циолковский. Поразительный человек, который первым озарился догадкой, что атом – бессмертное одушевлённое элементарное существо, курсирующее от организма к организму во Вселенной. Как, как он сумел почти понять, почти осознать истину, спрашивается?! И вот, потомков ТАКИХ людей Иные лишили Родины, её взяли и просто-напросто…

Она резко замолчала. Зябко обхватила себя тонкими ручками. Мешковатый комбинезон её, похоже, совсем не согревал. Не защищал от холода, что придвинулся вплотную…

София тоже молчала. То ли не находила слов, то ли не считала себя вправе нарушать молчание. Паузу, что превратилась в Минуту Памяти о Прародине всех эрсеров Сети Миров.

А затем спутница осмелилась нарушить, и поделилась с Подругой частицей самого ценного, что есть у каждого «зема» и «земляшки», у каждого гонимого парии Сети Миров. Что сохраняет, ЗАЩИЩАЕТ душу.

Из кастрированного, лишённого выхода в космос терминала спутницы зазвучала ЛЕГЕНДАРНАЯ песня, за хранение записи которой тяшки могут отправить хранителя на каторгу, без суда и следствия. По установленным ими для эрсеров законам все без исключения действия, направленные на то, чтобы приобщаться к Наследию Земли – преступление страшнее убийства.

Среди связок в горле комом теснится крик.

Но настала пора, и тут уж кричи не кричи…

Лишь потом кто-то долго не сможет забыть,

Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи.

……………………………………………………………………

А жизнь – только слово.

Есть лишь любовь, и есть смерть.

Эй, а кто будет петь, если все будут спать?

Смерть стоит того, чтобы жить.

А любовь стоит того, чтобы ждать.

– ТАК ГОВОРИЛ ВИКТОР ЦОЙ, – поставила София традиционную подпись под цитатой.

– Спасибо. Ты чувствуешь суть. Наша. А вот Иные не ожидали, что среди эрсеров всегда найдутся люди, которые будут петь, а не спать. Те, у кого ещё не выдохлась кровь землян. – Судя по бодрому тону, Ирина явно повеселела. – Нам пора. Конкретно наши с тобой великие предки, русские, издревле называли дорогой то место, по которому собирались проехать, а вовсе не благоустроенную, оборудованную всеми видами сервиса, укреплённую твёрдым покрытием полосу почвы… – Ирина умолкла, но быстро отыскала нужные слова: – Поехали! Так ОН сказал. У него впереди была вселенская слава Первого Космонавта, а у нас по курсу – судьбоносный перекрёсток. Такой не минуешь. Роковой, нелишне будет сказать. Потешить внимательные уши. Наблюдательные, точно.

Местный

ВРЕМЯ и ТОЧКА

[глубокая унылая осень по универсальному сетевому; космопорт Тинкрейд, мир Да Унн (Теуравана I); скопление Трис Мегистр; галактика «Париж-111»]

Звёздный порт этот, разместившийся на малоприветливом участке гористой территории, был не тем местечком, где можно наткнуться на праздных зевак. Или же на фанатов космотуризма. Горная гряда, что тянулась с востока, именно здесь пересекалась с другой, тянувшейся с северо-запада. Скрестившись, они, сами того не ведая, образовывали жирный символический крест, поставленный на всём, что имело отношение к миру Да Унн. На всём, что пытались здесь обрести случайные космические странники. Уж больно заброшенными, позабытыми были здешние места. В Сети немало миров, лучшие времена которых остались в прошлом, но лучшее время этого мира наверняка осталось в прошлом совсем далёком.

Космопорт Тинкрейд – около десятка сверхпрочных компактных зданий да стартовые площадки – располагался в громадной нише, искусственно созданной на горном перевале. Это существенно снижало, а зачастую доводило до незначительного, воздействие ураганных ветров, что господствовали на большей части равнинных территорий планеты; равнины эти в основном были пустынными каменистыми россыпями.

По сути мир Да Унн был и оставался вечной колонией. Обречённой на провинциализм изначально. Никто уже не помнил, кто являлся её метрополией после Земли, но какое бы государственное образование ею ни являлось, – оно наверняка добровольно отреклось от такой убыточной колонии.

В имперские времена здесь имелись несколько небольших городков поселенцев, расположенных в горах западного континента, да засекреченный полигон на обратной, сплошь равнинной стороне планеты. Там, на востоке, чем-то ужасно секретным (наверняка изготовляя очередной ужас на горе иным расам) занималась Императорская Служба Вооружений. Какой-либо доступ в восточное полушарие был плотно перекрыт, как самoй суровой природой, так и системой охраны проектов.

Всемогущая ИСВ, неотъемлемая (и едва ли не наиболее страшная из всех них!) составляющая имперской Армии Солнца, владела целой сетью лабораторий, институтов и полигонов, разбросанных по всей ЭрсСтелле. Для здешних своих нужд она имела спецкосмодром, который немногочисленные посвящённые знали под кодовым названием «Оу Зет 7351»; этому же узкому (если не сказать УЗЕНЬКОМУ) кружку посвящённых было известно, что на первой планете системы звезды Теуравана располагался один из узловых центров слежения за границами разведанного космоса – своего рода суперобсерватория. С тех пор границы никуда не делись; половина ночного небосвода и сейчас усыпана серебринками, а половина остаётся беззвёздной чернотой.

Край Света он и есть КРАЙ.

ЕСТЬ ли что-нибудь ТАМ, за непроглядной чернотой, в своё время не знали имперцы; никто не знает этого и ныне. Но имперцы – хотя бы ПЫТАЛИСЬ РАССМОТРЕТЬ. Ненасытные! Неугомонные! Будто мало им было света неразведанного, не прибранного к рукам, ПО ЭТУ сторону края…

Для прочих связей с другими планетами Империи в западном полушарии имелся горный космопорт Тинкрейд. А так как на самой планете Теуравана I редким транзитным пассажирам делать, по сути, было нечего, то почти никто и не стремился покидать космодромную территорию. За исключением ландшафтных извращенцев, обожавших непостижимую и спорную красоту бесплодных каменных напластований.

В самом же порту не возникало вопросов, где коротать время. Конечно же, в увеселительных заведениях.

Что в имперские времена, что в постимперские, что нынче. В известном смысле бары Тинкрейда были наиболее неизменными местами на планете. Спецкосмодром и полигон ИСВ прекратили своё существование, – их уничтожили имперцы, заметавшие следы. Но в этом мире все века, минувшие с момента падения империи, продолжали жить немногочисленные люди; и они даже ухитрились не потерять связей с другими мирами. Скорее всего – благодаря МКБ, которая сохранила космические коммуникации. Некоторые постоянные траектории следования звёздных кораблей по-прежнему пролегали через Тинкрейд, космические врата Да Унна…

Лакайф был из коренных да-уннцев. Но в разговорах об этом упоминал редко. Лишь тогда, когда хотел кого-то очень сильно удивить, хотя, как правило, вербальный контакт с ним после такого заявления вскоре заканчивался, разговоры утихали сами собой. Ну, а как же иначе? Чего можно ожидать от человека, родившегося в подобном захолустье, и до сих пор не сбежавшего отсюда? Однако он не желал покидать этих суровых гор; он просто не представлял, как можно жить где-нибудь ещё. Таких патологических патриотов Да Унна во все времена хоть несколько тысяч, да набиралось. Жили они в горных поселениях, и Лакайф там жил, но от прочих соплеменников отличался он одной пагубной страстью. Поэтому и пристроился работать в бар космопорта, грузчиком-подсобником. Хотя в таком статусе он только числился. На самом же деле работа его подразумевала совершенно другую «загрузку».

То ли это была блажь владельца бара, то ли того требовали интересы портовой безопасности, ведь, как ни крути, а первая планета светила Теуравана была тем самым клоком шерсти, который стригли с паршивой овцы, пасшейся на дальних задворках Империи, ведь «Точка выхода Да Унн» по-прежнему представляла определённый интерес для охотников за тайными знаниями Империи (львиную долю приезжих составляли разномастные субъекты, что отправлялись в экспедиции по восточной, обратной стороне планеты, некогда строго засекреченной). На самом деле Лакайф, полнеющий лысоватый человечек, отзывавшийся на такое странное имя, а может кличку, – работал в качестве собутыльника-собеседника. Эта специальность была в баре к месту, и Лакайф относился к ней со всей серьезностью. Он любил ПИТЬ. При этом обладал уникальным для пьяницы качеством: вдрызг упиваться дармовым пойлом не каждый день, а хотя бы через один.

Сегодня же, странное дело, упоминание им в разговоре места своего рождения не отвратило от него собеседника, но вызвало лавину расспросов. И находились темы, и беседа не иссякала. На этот раз собутыльником местного уроженца Лакайфа оказался худощавый старик с влажными тёмными глазами навыкате и большой бородавкой на подбородке. Его впалые морщинистые щёки намекали на минимум зубов, рот был похож на застарелый шрам, зато бездонные глаза свидетельствовали об интеллекте, отпущенном по максимуму.

Старикан восседал за самым отдалённым столиком и смотрел прямо перед собой, вертя в руках опустевший стакан. Рядом стоял ещё один, и тоже пустой. Столик, располагавшийся в дальнем углу, создавал некое подобие уединённости.

В баре было немноголюдно, как, впрочем, и на стартовых площадках порта. Может быть, этому способствовали сплетни о необъяснимом исчезновении целых миров на окраинах обитаемого космоса. Слухи зловещим оползнем накрывали Сеть Миров, и находилось всё меньше желающих шастать по этим самым окраинам. В последние месяцы количество охотников за имперскими секретами ощутимо поубавилось. В последние недели – практически сошло на нет.

Лакайф, проводя бoльшую часть своей жизни среди пьяных диалогов, необязательных обещаний и заверений в чём угодно, даже в обоюдном уважении, не очень-то верил в подобные тревожные слухи. Это просто было одной из его рабочих тем, чтобы увлечь собеседника и, вынуждая в паузах опрокидывать стопку за стопкой, существенно пополнять кассу заведения.

За что и держали в баре!

На небольшом полуовале эстрады, слева от стойки, исполняла затейливый блинк-роковый танец гибкая девушка. Одежды на ней было ещё меньше, чем посетителей в баре – розовая бандана на голове да белые гольфы на ножках. Танцевала она без адекватного музыкального сопровождения. Но тягучий плавный блюз, заказанный стариком в третий раз, причудливо накладывался на рваные, дёрганые блинк-роковые движения танцовщицы, и становилось ещё грустнее. Вернее, грусть приобретала совершенно дурацкий оттенок, словно её пытались совместить с неприкаянностью, и даже с невостребованной эротикой.

– Голограмма… – пояснил Лакайф старику, неслышно подкравшись к его столику. Старик устало кивнул ему и указал рукой на свободное место возле себя. – А хороша чертовка! Что думаешь?

– Точно. Есть немного, – степенно ответил старик и сделал знак бармену. На столе появилась третья порция виски.

– Была б она во плоти, уважаемый, ты бы не прочь склеить такую девочку? – заговорщически подмигнул Лакайф. – А то можешь, если подождёшь. Увидишь её в реале часика через четыре. По вечерам она танцует вживую, а для дневных посетителей оставляет свою голопроекцию. Днём клиентов мало. Для кого стараться, говорит…

Лакайф обвёл взглядом зал, словно ища подтверждения. Действительно, на всё заведение насчитывалось всего-навсего пять посетителей, включая старика.

– На моей родине люди, дожившие до моего возраста, говаривали: у меня высох тот дивный клей, которым я клеил подружек, – невесело улыбнулся старик. Потом откуда-то добыл две маленькие бутылочки и быстрыми движениями подлил поочерёдно в виски сначала алую, потом грязно-жёлтую жидкости. Смешав ингредиенты, принялся потягивать с блаженным, смакующим выражением морщинистого лица, маленькими глоточками поглощая образовавшуюся смесь.

– Вот и расскажешь ей про свой клей. Похохочете. Может, она и без него согласится с тобой поразвлечься.

– Точно. Женщины во все времена любили и любят ушами. Говори им то, что они хотят слышать – и они твои… Вот и весь рецепт качественного клея. Но я уже не хочу говорить то, что они ожидают. У меня осталось слишком мало надежд. Не хочу, чтобы умирали последние. А времени жизни у меня осталось ещё меньше… И вот что я скажу тебе, сынок. Сдаётся, что та, самая первая женщина, протягивая своему мужчине яблоко соблазна, специально повернула его червивой стороной… Да так ловко, что червячок показался тому змием. А настоящий змий… Он ведь – в ней самой. В изгибах её тела. В немигающей пьяни её глаз…

– Да-а… – неопределённо протянул Лакайф. Чтобы хоть что-нибудь сказать. Поднял свой стакан с порцией слабоалкогольного «рабочего» коктейля. Выпил, подавая пример старику, и, помолчав, выдавил:

– Не знаю, как там насчет змия… а вот яда в них хватает, в бабах этих… Это точно.

Погрузившись в столь беспроигрышную тему, Лакайф заметно оживился. Под разговор «о бабах» ему удалось, практически без нажима, влить в старика ещё пару порций виски, и ещё раз позволить себе угоститься за его счёт. Правда, несмотря на оживлённую беседу, старик умудрялся не забывать о двух своих бутылочках, и подливал из них что-то себе в виски. Но это не мешало общению; у каждого свои странности…

Попутно они обсудили местные скверные условия, и вот тогда и удивился старик неподдельно, узнав, что Лакайф абориген этих мест. Клиент долго расспрашивал о всяческих мелочах, словно всерьёз интересовался особенностями здешнего обитания, и при этом несколько раз употребил слово «Родина», неизменно произнося его с восторженным придыханием… Он, кажется, в самом деле позавидовал Лакайфу, что у того имеется какая ни есть, но самая что ни на есть родная Родина! Однако потом, когда девушка-проекция в разгар танца скинула даже бандану и гольфы, и осталась в минималистском костюмчике Прародительницы, беседа опять вернулась на круги своя – к женщинам. Когда общаются мужчины, от темы этой, вечно животрепещущей, никуда им не деться.

Старик, казалось, весь ушёл в воспоминания. Он говорил, мечтательно прикрыв глаза:

– У меня ведь тоже была своя Ева… Ах, какой запретный плод был у неё! Она была девушка из моего забытого сна. Я её забыл, когда проснулся. Её звали Первая Любовь… Не удивляйся, старики часто вспоминают всякие странности. И в любви они также понимают толк. Бывало… Какие у неё губы! Спелые-спелые… Мне даже иногда было боязно их касаться. Казалось, того и гляди – полопаются. А как она двигалась! Куда там твоей проекции… – старик одним глотком допил остаток виски.

– Это не моя голограмма… – начал было Лакайф.

– Я и говорю, куда там! – не слышал его собеседник. – Я так любил смотреть в её глаза… Большие и влажные, словно две оливы. Мне иногда так хотелось их погладить… Но я замирал, и просто подолгу глядел, глядел, как в них отражаются облака. Знаешь, на той планете ведь небо тёмно-синее, облака хорошо отражались в глазах… В мире Лилит.

Старик умолк и помрачнел. Взял в руку пустой стакан и принялся уголком его донца тихонько выстукивать по столешнице какой-то ритм. Закашлялся.

– Постой… Как ты сказал – Лилит? – неожиданно переспросил Лакайф. – Тот, что в системе звезды Рэдкронг?

Старик вопросительно посмотрел на да-уннца и промолчал, выжидая.

– Э-э… – Лакайф взмахнул рукой. – Забудь про неё, как забыл про первую любовь. – Лакайф машинально допил свой коктейль. Поморщился, смахнув выступившую слезу. Старик ждал.

– Хотя, может, и врут… Но третьего дня, вот как с тобой, болтал я тут за жизнь с далжианином одним. Уж и не вспомню, как тот назвался. Помнится только, как чертыхался! Я таких словечек сроду не слыхал, вот уж мастер грязного слова… Да и сам весь такой тёмный, как бы грязный…

– Эй, ты ближе к делу, – проявил нетерпение старик. – А то я его сейчас перечертыхаю и прямо в твои уши…

– А если к делу – он как раз собирался на эту самую Лилит. Иначе откуда бы мне знать про это ваше солнце Рэдкронг, я ведь дальше этого бара не летал, и все путешествия у меня алкогольно-виртуальные… Ох и ругался же он, когда узнал, что никто на свете не возьмётся его туда доставить! У него какой-то частный промысел на этой планете был, а тут оказалось – Лилит исчезла…

– Так прямо и исчезла?..

– Ну, так – не так, конечно, никто на её месте космической пустоты не видел. Всё проще: она из памяти сетевой исчезла, из всех локальных терминалов – из станционных, из корабельных, из планетарных… Нигде в Сети нету её координат больше! Представляешь, была – и нету! Я, признаться, до этого случая не очень-то верил в пропажи миров, мало ли сказочек по космосу гуляет. А тут… Ну, понятно, у того грязно-чёрного видок был, как у покойника… – Лакайф поднял взгляд на старика и вздрогнул. – Э-э… Дедуля, ты чего?! Плохо тебе, что ли? Ты сейчас на него похож… на далжианина… только не ругаешься!

Лакайф сделал быстрый жест, подзывая бармена. Тот моментально принёс две порции выпивки, и с тревогой взглянул на старика. Но дедуля уже начал приходить в себя. Открыл глаза, обвёл взглядом Лакайфа и молодого узколицего бармена.

– Ничего-ничего, всё нормально… Бывает. Это как удар под дых, когда твоё прошлое отламывается кусками, разлетается на осколки. И уже ничегошеньки не вернуть… Как-то упустил я из виду, что пятая планета светила Рэдкронг множеству наших приют дала… А я ведь, грешным делом, без напарницы остался по роковому стечению обстоятельств, и как раз намеревался побывать на Лилит, подышать воспоминаниями. Не успел, значит…

В нём, казалось, просыпался другой человек. Не просто опечаленный, а смертельно уставший. Он поднял глаза на собеседника:

– Видно, не судьба… Можно одну просьбу?.. Извини, имя запамятовал…

– Да мы вроде бы и не знакомились… Лакайф моё имя.

– А меня Иван… Можно просто Корнеич. Не сочти за труд, Лакайф, брось монетку в саундбокс… хороший тут у вас ящик, старенький совсем, раритет… И выбери из блюзов самый-самый… «Блюз медленно падающей звезды». Она так любила блюзы.

Лакайф, сочувственно покачав головой, направился к автомату. Вместо монетки опустил в прорезь служебный жетон, выбрал соответствующую мелодию и щёлкнул по сенсору «Пуск». Допотопный музыкальный автомат издал мелодичный, чуть слышимый перезвяк, предваряя выбранную композицию. Лакайф обернулся к Ивану Корнеичу, чтобы приободрить разволновавшегося старикана каким-нибудь подобающим жестом. Однако тот не смотрел в сторону да-уннца – прямо перед ним, у самого столика, возвышался незнакомый посетитель, и что-то быстро говорил старику. Лакайф направился к ним и даже успел, пока не начал звучать блюз, уловить пару фраз:

– …ините, я вижу, вы заливаете какое-то горе… Судя по музыке, вы, вероятно, расстались с женщиной…

– С чего ты взял? По блюзу судишь, что ли?.. – неприветливо ответил Иван Корнеич.

Лакайф подошел к столу и молча уселся на свой стул. Незнакомец продолжал стоять и, слушая густые, протяжные звуки музыки, процитировал:

– «Блюз – это страдания хорошего человека, расставшегося с женщиной». Так говорил Би-Би-Кинг, древнеземной король блюза… Это в душе мужчины звучит пустота, оставленная на память женщиной, ушедшей из неё навсегда… А партию трубы исполняет одиночество. Ведь, по сути, люди – наиболее одинокие существа во Вселенной…

Старик Иван, ощупывая его взглядом, процитировал медленно, без эмоций:

Эта мысль – украденный цветок,

Просто рифма ей не повредит:

Человек совсем не одинок!

Кто-нибудь всегда за ним следит, —

так говорил Игорь Губерман… И что ему возразишь? Вот ты за кем следишь, мил человек? За мной?

– Я бы почитал за честь следить за таким человеком… – незнакомец покачал головой. – Увы. Как говорится, рылом не выше.

– За похвалу, конечно, спасибо… Но вообще-то, насколько я помню, надо говорить «рылом не вышел», – резонно заметил старик.

– А с чего вы решили, что я вообще за кем-то слежу?

– Тут и решать нечего… Чужой интерес – он по глазам бритвой режет. А ты к тому же такой проницательный… Зришь в корень – ну чисто «нолеглаз».

Незнакомец искривил губы в ухмылке и парировал:

– Ну, если уж меня записывать в черношлемники, то зачем скромничать? Ежели я вашей милостью произведён в «нолеглазы», то, надеюсь, не в рядовые? Не меньше, чем в командиры ихнего легиона. И буду я этот, как его… новомарсианин, Великий Трибун собственной персоной. – Он заразительно засмеялся, буквально вынудив Ивана и Лакайфа сначала заулыбаться, а потом расхохотаться вместе с ним.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.