Искусство любви

Девушка непроизвольно прибавила шагу. На глаза навернулись слезы – то ли от слепящего солнца, то ли от обиды. И, удивительное дело, – гул порта уже не казался ей таким интересным и привлекательным. Напротив, теперь он давил на уши и гнал её подальше от моря, в город.

Глава 3

Веселый город

Как и где искать работу в городе, Кармела, разумеется, не имела ни малейшего представления. В поселке работа всегда находила ее сама: она сортировала улов, торговалась с перекупщиками, красила баркас и даже чинила крышу. Кармела сильно сомневалась, что хоть кто-то в Веракрусе ловит креветок – здесь их, наверное, только едят… Да и таких маленьких суденышек, как отцовская, она в порту не видела, только огромные морские корабли.

За портом начались городские кварталы, одноэтажные дома сменились зданиями в два и три этажа; всё чаще стали попадаться мелкие лавочки, где продавались фрукты, тортильяс, всевозможная рыба и, конечно, креветки. Но Кармела смотрела на это довольно равнодушно, хотя вкусные запахи и щекотали ноздри. Ей нужна была работа, а не еда.

Она двигалась в плотной жаре, как в воде, раздвигая телом тягучий воздух. Липкий и влажный, он стекал по вискам, щипал глаза, сушил губы и обжигал плечи. Даже ей, привычной к жаркому солнцу побережья, городская жара показалась особенной: раскаленный воздух не поглощался землей – он отражался от асфальта и стен домов, из-за чего живому существу находиться в нем было нестерпимо.

Не в силах думать ни о чем, она бродила почти бесцельно, разглядывая дома и убогие витрины маленьких магазинчиков, словно незадачливая туристка, забывшая забронировать номер в гостинице и не знающая теперь, где и как можно арендовать на ночь маленькую комнатушку.

Как-то одновременно на нее навалились жара, усталость, чувство голода и жажды. Зной, словно стена, вставал на пути, не пуская вперед и закрывая дорогу к некой «конторе», где ей могут дать работу. Да, да – ведь именно так и бывает! Рауль рассказывал, что и на химическом комбинате в Коацакоалькосе есть контора, в которой дают работу. Правда, как должна выглядеть та «контора», девушка себе не представляла; однако ей почему-то казалось, что она обязательно найдет её!

С чувством голода Кармела научилась справляться давно – она просто «приказывала» своему желудку «замолчать», и… он подчинялся. Но что делать с липким потом, струйками ползущим по вискам и шее, со стёртыми пятками и чемоданчиком, который неожиданно стал таким тяжелым, будто она затолкала в него весь дневной отцовский улов.

Наконец, не выдержав, она сбросила обувь и вздохнула с облегчением – босые ступни оказались в своей родной стихии.

…Неожиданно улица перешла в просторную, замощенную брусчаткой площадь; в центре нее Кармела увидела несколько пустых платформ с поручнями и какими-то ограждениями. А по ее краю кое-где расположились торговцы сувенирами, разложив свою продукцию на расстеленных прямо на асфальте одеялах. Туристы стайками и поодиночке бродили по площади от одного одеяла к другому. На самой большой и многоэтажной платформе в убранстве пластмассовых цветов красовалась надпись: «Веракрус – самый веселый город в мире!»

Кармела подошла ближе.

– Mecachis![13] – Высокий худой человек в завязанной узлом на животе рубахе из красного шелка кричал на двух девушек в разноцветных халатиках с высокими прическами, украшенными перьями.

– Мне наплевать, что с ней! Вечером она должна быть на четвертой платформе!

Казалось, что просторные халатики девушек развеваются не от ветра, а от его крика.

Внезапно его взгляд остановился на Кармеле. Зрачки глаз моментально совершили движение сверху вниз, отправив информацию в мозг о размерах груди, обхвате бедер и прочих параметрах фигуры.

– Танцевать умеешь? – отрывисто бросил он. – Как только стемнеет, начнется шествие. Мне нужна одна bailadora[14] на четвертую платформу.

– Конечно, – Кармела, улыбнувшись, пожала плечами. – Говорят, что я танцую лучше всех в Теокуилько.

– Начинай! – кивнул он Кармеле.

– Что начинать? – растерялась она.

– Давай! Танцуй! – нетерпеливо сказал человек. – У тебя есть шанс. Фигурка неплохая…

Глаза Кармелы округлились. Она затрясла головой.

– Нет, нет! Мне нужна работа…

El patrono[15] смерил ее взглядом, полным брезгливой жалости.

– Ну так работай… Танцуй! Я тебе заплачу…

«Он собирается заплатить мне за то, что я буду танцевать?! Но такое бывает только в сказке, а в жизни – деньги платят лишь за тяжелую работу…»

Сожалея, что он не предложил ей покрасить эту платформу или что-нибудь еще в этом роде, девушка тем не менее улыбнулась и схватила свой чемоданчик:

– Я сейчас буду готова, сеньор!

Она юркнула за угол платформы, оглянулась и, убедившись, что ее никто не видит, достала из чемоданчика свое любимое черное платье, в котором столько вечеров танцевала на побережье в Теокуилько. Сбросив блузку и оголив на миг упругие округлые груди, она мгновенно натянула через голову платье, расправила его и сняла старую юбку. Кармела плохо представляла, как можно танцевать в юбке и блузке, которые не повторяют движения ее тела, а развеваются сами по себе. Ничего более ей не было нужно.

Оставив чемоданчик на камнях, Кармела вышла из-за платформы, выпрямила спину и начала щелкать пальцами, чтобы задать себе ритм. Ей приходилось танцевать и без музыки – магнитофон Педро частенько ломался от попадающего в него песка.

Платье как-то само собой колыхнулось, словно приглашая Кармелу к танцу, и она почувствовала, что ее тело готово ответить на это приглашение. Она начала двигаться медленно, постепенно убыстряя темп и забывая обо всем на свете; ей даже стало казаться, что вместо брусчатки она видит море, а вместо чужих людей – своих земляков. Черное платье металось вокруг тела, то обнимая его как внимательный партнер, то не поспевая за ним, как проигравшая танцевальное соревнование соперница…

К платформе подошла небольшая группа туристов; один из них достал фотоаппарат и жадно принялся снимать.

Человек в красной рубахе угрожающе замахал руками:

– Э-э, э-э, pudu![16] – возмущенно воскликнул он. – Ты чего? Снимай свои лохмотья!

Кармела остановилась и посмотрела на него удивленно.

– Что вы сказали, сеньор? – спросила она.

– Раздевайся! Что у тебя там, под платьем? Покажи, как ты умеешь трясти своими mamas![17]

– Что вы сказали, сеньор? – повторила она. – Я могу станцевать еще. Вы правда мне заплатите?

Туристы двинулись дальше – к торговцу, разложившему неподалеку на одеяле выточенные из дерева фигурки индейских богов. Фотограф отстал от них и подошел ближе к Кармеле.

– Это было… очень красиво! – произнес он на ломаном испанском и протянул ей банкноту в двадцать песо. – Вот, возьмите… – Турист смотрел на нее, улыбаясь.

– Благодарю вас, сеньор, – вежливо ответила Кармела, зажав банкноту в кулачке.

– Проваливай, бездельник! – замахал на него руками шоумен. – Побереги свои денежки до вечера. Вот, смотри! – обратился он уже к Кармеле. – Они покажут тебе, как танцуют на карнавале!

Отрывистым и коротким словом он подозвал тех девушек, которых недавно осыпал ругательствами. Сбросив халатики, и оставшись в одних трусиках-бикини, они начали танец. Движения их были непристойны, да и музыки для такого «танца» не требовалось. Кармела смотрела, как колышутся их груди, извиваются гибкие станы, как подрагивают оголенные ягодицы, и с ужасом поняла, что ей предлагали делать то же самое.

А как же слово, которое она дала отцу?!

Кармела на миг зажмурилась и отступила за угол платформы.

Подхватила свой чемоданчик и чуть не бегом, едва касаясь пятками земли, ретировалась прочь.

…Почти бесцельно бродила она по улицам, порой не замечая, что идет уже не по асфальту, а по разбитой брусчатке, где и в обуви-то идти было бы неловко; черное платье, похоже, так же грустило вместе с ней, печально струясь вдоль тела и уныло хлопая подолом о ноги…

…Этот город населен людьми, живущими по неприемлемым для нее законам. Они готовы заплатить, если она согласится танцевать почти голой на площади перед огромным скоплением народа, но не хотят дать ей возможность зарабатывать честным трудом. Ей предлагают заниматься мерзостью – выставлять свое тело напоказ перед тысячами жадных мужских взглядов. Неужели непонятно, чем это может закончиться? Мужчины никогда не ограничатся тем, что будут только глазеть на ее тело – за свои деньги они обязательно потребуют…

Кармела передернула плечами.

Нет, она никогда в жизни не согласится! Она не станет заниматься этим, сколько бы ей ни заплатили.

«Дева Мария, прости его за его неразумность, он просто не понимает, что делает…»

Но в душе ее не было тревоги и разочарования, а лишь грусть и досада: день прошел впустую. Она поверила в чудесную сказку, которая оказалась обманом, а работу так и не нашла.

Глава 4

Еще одна ночь

Ночь налетела, как всегда, почти внезапно, темнота упала сверху плотным пологом, скрыв огни витрин и погасив окна домов. Кармела и не заметила, как вышла на безлюдную окраину, где уже почти не было ни высоких зданий, ни возбужденных карнавалом прохожих, ни ослепляющих фарами автомобилей. Она двигалась по инерции, не понимая, куда идет и зачем. В голове, как заноза, застряла единственная фраза: «Работы нет!»

Босые ноги ощутили привычную податливость песка вместо жестких камней брусчатки, и Кармела понемногу начала успокаиваться. Вглядевшись в темноту, она поняла, что оказалась на пляже. Уловив шелест волн, пошла к морю, загребая ногами теплый песок и с удовольствием чувствуя, что он точно такой же, как в Теокуилько.

Наконец показалась луна и осветила всё вокруг мягким таинственным светом. Кармела огляделась.

Прямо перед ней в сторону открытого моря уходила дрожащая на колеблющейся воде лунная дорожка. Это была настолько знакомая картина, что девушке на мгновение показалось, что она вернулась домой.

Кармела опустила чемоданчик на песок, быстро сбросила платье и побежала к воде. Море бережно подхватило ее тело и принялось мягко ласкать и целовать его тысячами поцелуев, от которых исчезали усталость и мрачные мысли. Ощущение принадлежности необъятной и бездонной морской стихии захватило ее и наполнило необъяснимой уверенностью в том, что всё так или иначе образуется, всё будет хорошо.

…На берегу Кармела разыскала шезлонг под сложенным тентом и удобно устроилась в нем. Обхватив руками чемоданчик, она принялась разглядывать тайнопись созвездий, мерцающих прямо над ней. Они выглядели точно так же, как и сутки назад – в их тайных знаках ничего не изменилось, а это означало, что ничего не изменилось и в ее планах!

Море серебрилось в лунном свете и вполголоса разговаривало с прибрежной галькой, а тихий бриз нежно гладил по щекам, легко перебирая пряди волос и убаюкивая беззвучными рассказами о морских далях… «Где-то далеко-далеко есть другие страны и другие люди, есть страна, в которой живет солнце, и другая – где живет счастье…»

«Завтра я обязательно найду работу! А все деньги буду передавать с Серхио… или с кем-нибудь еще». Лишь за этим и стоило идти на бензоколонку. Только за этим. И тихий ветер гладил лицо, а волны шептались с берегом, пока Кармела, засыпая, размышляла и уплывала куда-то далеко, но никак не могла уплыть, словно лодка, привязанная к берегу…

«Пойду работать уборщицей… Только уборщицей!» – в одну секунду обрывки сонных размышлений сложились наконец-то в такое простое и логичное решение, что Кармела удивилась, как этого не произошло раньше. Дремота рассеялась, мысли стали ясными, острыми и быстрыми и, сорвавшись с места, понеслись вдогонку друг другу. До рассвета она на разные лады раскладывала эту замечательную идею, словно музыкальную партию, и каждый раз идея звучала всё стройнее и привлекательнее, превращаясь в праздничный ликующий хор.

«Как здорово! Если работать по ночам, то можно немного поспать прямо там же, а утром уходить к морю. Значит, до сезона дождей можно обойтись без жилья. Да и наряжаться, обуваться там ведь тоже не нужно…» Она мысленно обращалась к невидимому собеседнику, словно ища у того поддержки. «Это простой, честный труд, за который мне не будет стыдно; кроме того, чистота нужна всем – значит, нужны и уборщицы… Решено!»

Она еще раз искупалась в море, расцветающем под утренними лучами, надела ненавистные туфли, улыбаясь, подняла подбородок и пошла навстречу новой жизни!

…Днем опять пришлось разуться – даже ее терпеливая натура не могла вынести такой средневековой пытки.

Уборщиц нигде не требовалось. Совсем.

В организациях, заведениях и конторах все места были заняты. Хозяева же частных домов, случалось, окинув ее долгим и красноречивым взглядом, жестами приглашали зайти, но… Кармела с тоской понимала: увы, сеньорам требуется вовсе не уборщица. Еще явственнее это понимали хозяйские жены, и девушке приходилось уходить ни с чем, остро чувствуя спиной горячие взгляды хозяев и ледяные – хозяек.

Стемнело. Обессилевшая от усталости, голода и нескончаемой череды отказов, Кармела вернулась к морю. Тяжело опустившись на мокрый камень, погрузила в воду гудящие ноги… Раны защипало от соленой воды, и девушка прикусила губу, едва сдержав тихий вскрик.

Боль усилила закипающую в ней какую-то ожесточенную, отчаянную решимость. «Обойду каждый дом, город вроде не такой большой, а дальше… будет видно. Но домой не вернусь!» И сквозь эту решимость, сквозь это ожесточение боль в стертых ногах казалась не такой острой.

Глава 5

Лаура

На утро третьего дня Кармела оказалась в каком-то странном мире, где всё, что ее окружало, вдруг стало разговаривать с ней на языке еды. Дома вызывали лишь мысль о том, что в них есть кухни, на которых хозяйки готовят вкусный завтрак. Море – в нем водятся рыба и… креветки! Горячий песок заставлял вспомнить о горячей сковороде, на которой жарятся тортильяс…

Кружилась голова, мысли текли как-то вяло и путано… Обоняние обострилось до предела.

С двадцати песо, заработанных ею позавчера на площади, Кармела собиралась начать копить деньги для отправки домой. Но сейчас это решение уже не казалось ей правильным. Двадцать песо – это слишком мало, чтобы отправить их отцу, но зато четверти этой суммы, наверное, вполне достаточно, чтобы купить себе один такос? Всего один такос и всё! И больше она не будет даже думать о еде. Сейчас она найдет какую-нибудь таверну, где продают такосы и… Дальше она не могла рассуждать, потому что рот наполнился слюной, а в желудке возникли спазмы.

Кармела не смогла бы объяснить, почему она пошла именно направо. Может быть, случайно, а может быть, именно оттуда ветерок доносил едва уловимый запах еды. За пляжем начиналась портовая зона, а на краю пляжа, там, где заканчивался песок и начинался асфальт, располагалась таверна. Кармелу охватила некоторая робость, когда она издали увидела кирпичное здание с огромной надписью, причудливо выведенной неоновыми трубками – «LAURA».

Заведение явно не походило на дешевую забегаловку, а стало быть, и цены там, наверное, могли быть выше, но Кармелу это уже не могло остановить. Такос, свернутый из двух больших тортильяс с начинкой из невозможно вкусно пахнущих креветок, заполнил все ее мысли. Сколько бы он ни стоил – она в любом случае его купит и съест…

Девушка уже протянула руку, чтобы толкнуть разноцветную стеклянную дверь, как вдруг замерла, сначала даже не поняв, почему. Справа от нее висела привязанная к вкрученному в деревянный косяк кольцу плотная картонка с короткой надписью: Es necesario fregar – 500 peso[18].

Мысль о еде в мгновение ока отошла на второй план. Кармела медленно и внимательно перечитала объявление еще раз. Расправила плечи, выпрямила спину, толкнула дверь и решительно подошла к стойке.

– Здравствуйте, сеньор, – она слегка поклонилась. – Вам… нужна посудомойка?

Как ни старалась Кармела не выдать своего волнения, ее голос дрогнул. Но усатый бармен не обратил на это никакого внимания. Он лишь утвердительно кивнул головой и скрылся во внутреннем помещении, расположенном за стойкой, на которой остались скомканное полотенце и пара бокалов – один кристально прозрачный, словно искрящийся от падающих на него сквозь раскрытое окно косых лучей едва показавшегося над горизонтом солнца, а второй тусклый, еще не протертый.

Девушка невольно оглянулась: изнутри заведение показалось ей еще более роскошным, чем снаружи.

…Отливающая черным блеском барная стойка, батарея красивых бутылок на витрине, окутанный паром блестящий агрегат с ручками, зеркала в рост человека, салфеточницы причудливой формы, шелест вентиляторов, шум немногочисленных посетителей…

Кармела невольно посмотрела на пол. Потертый пластик был еще влажным после уборки.

«Уборщица у них есть. У них, наверное, и посудомойка есть, а объявление снять забыли», – подумала Кармела и вздохнула. На глаза навернулись слезы – она столько раз обретала и теряла надежду получить работу, что просто устала от этого. Неужели ей опять не повезет?

Блестящий агрегат распространял аромат свежего кофе, но даже он не мог перебить доносящихся из кухонного помещения умопомрачительных запахов. От этих прекрасных ароматов у нее потемнело в глазах. Кармела вся перешла в обоняние и уже не замечала всего того, что еще мгновение назад казалось ей таким интересным…

Однако вскоре Кармела очнулась от наваждения; ей стало вдруг стыдно, что она так зависит от собственного чрева. Глубоко вздохнув, она принялась горячо молиться Святой Деве, Иисусу и своей Святой, чтобы надпись на картонке не оказалась устаревшей.

Наконец откуда-то из недр ресторанчика, дробно выстукивая тонкими каблучками, вышла холеная женщина средних лет. Она обладала чуть надменной ухоженной красотой, отличающей дам, желающих всегда и во всем оставаться хозяйками положения. Идеально прямая спина зрительно делала ее выше; еще несколько сантиметров роста добавляли ей царственность жестов и особая проницательность взгляда искусно подкрашенных глаз. В результате собеседникам Лауры – даже тем, кто на самом деле был выше ее на целую голову, – неизменно казалось, что они глядят на нее снизу вверх, словно школьники на учительницу и оттого боятся произнести что-нибудь нелепое. Однако тому, кому удавалось заглянуть глубже ее царственного облика, открывался добрейшей души человек…

Сложив руки на груди, Лаура молча рассматривала Кармелу; в подведенных глазах сквозило изумление и плохо скрываемое любопытство.

– Меня зовут Лаура Эрнандес, – спокойно сказала женщина, но прозвучало это так, словно она напомнила о своем царственном титуле.

Кармела молча кивнула – она не знала, как себя вести, чтобы понравиться хозяйке и получить работу, а поэтому стояла молча, боясь произнести лишнее слово.

Но хозяйка ничего и не спрашивала. Она так же молча смотрела на стоящую перед ней смущенную девушку, стараясь понять, что заставило ее этим ранним утром просить работу в ресторане.

Она была первой за месяц соискательницей места с такой зарплатой.

«Что же привело сюда эту симпатичную девчушку? – размышляла рестораторша. – Сильная нужда? Ссора с родственниками? Страх?»

Она внимательно рассматривала неожиданную посетительницу, но никак не могла взять в толк, каким ветром ее занесло.

Впрочем, нет – Лаура не могла обманывать саму себя – эту девушку нельзя было назвать всего лишь симпатичной: она была по-настоящему красива, но, похоже, еще не подозревала об этом.

Пауза затягивалась; Кармела переминалась с ноги на ногу, съежившись под пристальным взглядом хозяйки, а та не могла решить, стоит ли пробовать еще раз…

И не лучше ли наконец отремонтировать посудомоечную машину?

…Долго на этом месте никто не задерживался. Работа нелегкая, а платить больше сейчас, когда ее муженек Хорхе практически не занимается делами, нет никакой возможности…

Впрочем, почему бы и не попробовать? Несправедливо, конечно, что получать она будет лишь эти жалкие пятьсот песо. Но, с другой стороны, не вечно же так будет продолжаться. – Хорхе когда-нибудь образумится, и дела снова пойдут на лад. А это значит, что можно будет повысить зарплату своим работникам, пока они все не разбежались…

Наконец она прервала затянувшееся молчание. Не всё ли равно, что привело сюда этого ребенка? Главное, что теперь у них есть посудомойка!

– Как тебя зовут?

– Кармела… Кармела Гальегос.

Лаура улыбнулась доброй улыбкой и, еще не до конца веря своему счастью, повела ее для начала на кухню, по пути выслушивая бесхитростный рассказ. Кармела же не могла поверить своему счастью и лишь боялась, что ее благодетельница почему-то передумает.

– …а еще мне негде жить, – пожаловалась девушка.

– Что-нибудь придумаем, – ободряюще отозвалась Лаура, мысленно перебирая ресторанные закутки, в которые можно будет втолкнуть раскладушку.

– А еще… я не девочка на одну ночь! – внезапно вырвалось у Кармелы. Выпалив это и тут же поняв, насколько неуместно такое заявление в адрес Лауры, она остановилась, а на ее щеках стали медленно проступать два красных пятна.

Но Лаура даже не улыбнулась в ответ на горячность Кармелы, а посмотрела ей в глаза так мягко и спокойно, что девушка тут же вспомнила ласковый взгляд матери…

– Это правильно. Ты молодец. Но здесь тебе ничего не грозит. Я сама буду следить за этим… Девочки на панели сходят с ума от этого кошмара, – вздохнула женщина. – Сначала Луис тебя накормит, а потом я покажу, где ты будешь работать.

«А она вовсе не строгая, – удивленно подумала Кармела. – Она добрая… Спасибо тебе, Пресвятая Дева. Спасибо за всё».

«Пусть только попробует!» – в свою очередь подумала Лаура, имея в виду своего благоверного, в котором расчетливость и деловая хватка удивительным образом уживались с какой-то наивной, почти детской верой в сказку. От него жди любого сюрприза – если Хорхе чем-то или кем-то (случалось и такое) увлекался, у него пропадало ощущение реальности. Вот и сейчас: дела идут черт знает как, а Хорхе опять всё сбросил на нее, укатив в Мехико на концерт какой-то заокеанской певички!

Ну как взрослый, разумный мужчина может быть таким легкомысленным?!

Лаура хорошо помнит, каким он вернулся из города в тот день, когда увидел в Веракрусе афишу с анонсом единственного концерта той певички в Мехико. Она еще удивилась, как он машину не разбил и сам цел остался. Хорхе смотрел жене прямо в лицо, но не видел ее – Лаура могла поклясться Девой Марией! Конечно, Хорхе тут же сообщил, что ему срочно нужно в Мехико: он непременно должен попасть на этот концерт – он не умел скрывать свои желания. И бесполезно пытаться уговорить его заняться делами… Что уж тут поделаешь – такой у нее муж! Большой ребенок.

Лаура досадливо поморщилась, но детская непосредственность ее большого усатого мужа вызывала у нее наряду с внешне недовольной гримаской немного снисходительной нежности внутри…

Посудомойная являла собой маленькое и тесное помещение. Но у Кармелы эта крохотная комнатушка, почти полностью занятая чанами и столами, вызвала настоящий восторг – отныне это было ее личное и собственное рабочее место! Как море у отца и плантация у матери. Оно казалось девушке уютным убежищем и вселяло в ее сердце спокойную уверенность в завтрашнем дне. А также и во всех последующих.

– Спать будешь здесь же. – Лаура несколько секунд с сомнением разглядывала узкое пространство между стеной и занимавшей почти треть комнаты сломанной посудомоечной машиной, но всё же кивнула головой. – Я скажу Хосе, чтобы поставил раскладушку.

…Этот монструозный агрегат, рассчитанный по мощности на три таких таверны, Хорхе купил почти шесть лет назад.

Однажды ему в голову пришла отличная идея – как избавиться от мойщиц посуды. Все хозяева заведений на побережье им платили мало – шестьсот-семьсот песо в месяц. Таков был негласный уговор. Но и «человеческий материал» за такие деньги был также «соответствующий». К тому же Хорхе и не располагал лишними средствами, чтобы повышать зарплату своим работникам. Он предпочитал вкладывать деньги в «модернизацию и автоматизацию производства».

Эту фразу он услышал по телевизору, когда министр экономики говорил что-то о промышленности страны в целом, но Хорхе подумал, что модернизировать и автоматизировать его «Лауру» было бы тоже очень неплохо. И тут же сообразил, с чего можно начать: уволить Марию, которая мыла посуду меньше месяца, но уже была замечена пьяной, а затем купить и установить посудомоечную машину. Вернее, сначала купить и установить, а уже потом уволить Марию, но это детали.

Он был так воодушевлен этой идеей, что купил самый лучший агрегат – немецкого производства! Управляться с машиной вменили в обязанность официанткам.

Красивый заморский аппарат работал исправно, и Хорхе был доволен – главным образом тем, что успешно осуществил свой замысел. Он любил добиваться успеха и всегда стремился к нему, как спринтер на самой короткой дистанции. Длинные дистанции ему не нравились.

…Когда полгода назад машина вышла из строя, оказалось, что починить ее несложно (опытных механиков в порту хватает), но для ремонта необходимы детали, которые выпускают только в Германии. Хорхе схватил калькулятор и понял, что дешевле снова нанять посудомойщицу, и… тут же потерял всякий интерес к проблеме «модернизации и автоматизации». Машину накрыли полиэтиленом, Лаура повесила на входную дверь объявление, и… опять началась «текучка кадров», о которой за эти годы хозяева заведения успели забыть.

Посудомойщицы сменялись одна за другой, не успев порой проработать и месяца: кто-то из них бил слишком много посуды, кто-то припрятывал между чанами бутылочку пульке и периодически прикладывался к ней, а кто-то уходил сам, посчитав, что семьсот песо за такую грязную работу – не слишком высокая плата. А когда Хорхе неожиданно увлекся этой певичкой и вообще бросил заниматься делами, Лаура вынуждена была снизить оплату до пятисот песо, и… к ним перестали приходить в поисках работы даже пьющие…

Пару недель пришлось привлекать официанток, которые громко возмущались, да и посуду мыли кое-как, и Лаура с ужасом думала – что будет, когда они вовсе откажутся от такого приработка. Придется либо самой вставать к чанам, либо закрывать заведение… Святая Дева Мария помогла и Лауре, хотя та и не просила ее об этом – Кармела появилась очень вовремя!

Девушка же, разумеется, считала точно так же, с той лишь разницей, что бесконечно возносила благодарственные молитвы!

«Все деньги можно отсылать родителям – питаться я, наверное, смогу чем-нибудь и здесь, – размышляла новая работница. – И нарядная одежда тут не нужна, и обувь… И жить я буду тоже здесь!» По всему выходило, что у семьи теперь появились дополнительные пятьсот песо в месяц.

Первоначальное решение искать работу уборщицы теперь казалось ей непродуманным и даже курьезным… Кармела с легкой улыбкой оглядела пустые чаны, словно уверенный в победе полководец свое войско накануне сражения.

Отец будет ею гордится.

Глава 6

Хорхе

Услышав знакомый кашляющий звук мотора (двигатель у машины Хорхе был не в лучшем состоянии, чем их бизнес), Лаура заторопилась к воротам.

Муженек бережно доставал из багажника картонную коробку с синими полосами и надписью «Panasonic». Увидев жену, он на мгновение замер, но потом вздохнул, захлопнул багажник, взял коробку под мышку и направился к дому.

– Привет, querida![19] – Хорхе, едва касаясь, провел рукой по щеке и шее жены. – Как дела?

Лаура поймала его ладонь и, прижав ее к щеке, заглянула в глаза мужу. Она сразу поняла, что его очень мало интересуют как дела заведения, так и ее личные.

– Как съездил? Ты продлил лицензию? Всё нормально, я надеюсь? – тем не менее спросила она, хотя и с некоторой подозрительностью в голосе.

Хорхе не ответил – он смотрел куда-то в пространство и слегка поглаживал верх зажатой под мышкой коробки.

– Как концерт? Тебе понравилось? – Она переменила тему, но результат был тем же.

– Надеюсь, это новый кассовый аппарат? – Отчаянная попытка вернуть Хорхе к действительности была заранее обречена: то, что находилось внутри, судя по упаковке, с аппаратом не имело ничего общего.

– М-м-м… Почти… – Он заторопился, словно вспомнив о чем-то важном, но вряд ли это были повседневные заботы их бизнеса.

– Ты знаешь… Мы взяли новую посудомойку! – крикнула вслед Лаура. – Ты не хочешь поговорить с ней?

Хорхе, не оглядываясь, махнул рукой, что могло означать «потом», «я занят» и «я тебе доверяю, пусть работает».

…Плакать и расслабляться Лаура себе не позволяла и в более трудных ситуациях, но сейчас удержаться от слез было очень нелегко. Хорхе не видел ее! Он смотрел ей прямо в лицо, но не сумел прочесть в нем абсолютно ничего! А ведь раньше он понимал ее с полуслова, полувзгляда! Лаура чувствовала: что-то произошло, но что? И в то же время она понимала, что спрашивать об этом самого Хорхе было совершенно бесполезно. Что он может ей ответить? Что его querida не занимает теперь все его мысли, что появилось нечто, с чем он не может справиться?

Так оно и было. Но почему так случилось? Он не сумел бы ей объяснить, а она – понять.

…Да, это была его идея – открыть ресторан на границе промышленной и туристической зон; он всегда умел найти выгоду даже там, где другие искали долго и не находили. Нужны были деньги – он нашел и деньги! Правда, для этого пришлось жениться на Лауре, но он нисколько не жалеет, что его семейная жизнь сложилась именно так. Он может даже утверждать, что влюбился в свою жену и любит ее до сих пор – иначе почему ему всегда так тревожно, когда он остается ночевать в Мехико или в Монтеррее, когда ездит туда по делам и не может обернуться за день?