Амфора. Тайна древнего могильника

Глеб вернулся в лагерь, прошелся среди палаток, постоял у костра на майдане – вытоптанной площадке, по краям которой палаточная улица расширялась, именно для того, чтобы и образовать майдан. Вокруг костра сидели, как всегда, попивая вино, бесконечно кадрясь и передавая из рук в руки гитару. Молдаванка с глубокими черными глазами – Глеб забыл ее мудреное имя – хитро смотрела на него исподлобья. Вчера он присел с нею рядом, она заигрывала, перекидывая пучок волос с плеча на плечо. Наверное, думает, что он и сегодня продолжит то же самое. Нет. Проверив лагерь, он побрел домой. Перед глазами стоял облик этой несносной Лары. Красавица молдаванка казалась ему уже серенькой, неинтересной.

Нарочито звонкий ее смех и бренчанье двух гитар то затихали то выплескивались из-за углов палаточного городка, причудливо изгибающего звуковые волны меж брезентовых стен. Глеб отказался пить вино у костра, но ничто не мешало ему сделать это дома, в одиночестве. Есть у него заначка черной «изабеллы», но не стоит этого делать, а надо спать, спать, потому что завтра трудный день, впрочем, как и каждый летний день экспедиции.

Но сон не шел: перед глазами сгустился, наливаясь каменной массой, плоский круг неприятного, отталкивающего лица. Скифская баба.

Вот что на самом деле мучило его как ученого: сегодня выяснилось, что скульптура попала в склеп… Неизвестно, как.

Глеб рывком сорвал одеяло с лица. Сел на кровати, нашарил ногами тапочки, включил фонарик. Вот она, банка… Он налил темной жидкости в стакан и залпом выпил. Подумал и выпил еще. Закурил. Есть еще фляжка со спиртом, можно бы махнуть граммов пятьдесят… Или не стоит?

Голова прояснилась, и тайна скифской бабы щелкнула, как орех. Допустим, кто-то вскрыл склеп на рубеже нашей эры. Например, рядом шло строительство, и те, кто проник в подземелье, загорелись идеей вытащить каменную скульптуру наверх, чтобы использовать ее для фундамента своей постройки. Тогда подземный могильник мог находиться прямо на территории какой-нибудь усадьбы – чего только не менялось на полуострове за тысячелетия!

В то время уровень пола как раз пролегал пятью дециметрами выше основания склепа. Строители вытащили каменную бабу, поставили на этот уровень, но, убедившись, что наверх они ее поднять все равно не смогут (входное отверстие слишком мало), бросили свою затею. А баба так и осталась стоять на новом уровне, засыпаемая отложениями грунтовых вод, пока камера не заполнилась доверху. Вот и получилось, что она как будто летает внутри склепа.

Кстати, и монету обронил кто-то из строителей, на современном ему уровне, вровень с бабой, и все встает на свои места, и никакого открытия тут нет, и можно спокойно уснуть…

Успокоившись, Глеб завернулся в одеяло. Он стал всего лишь свидетелем извечного круговорота строительного камня. Тысячелетиями люди использовали одни и те же материалы: из гранита великих пирамид был построен мусульманский Каир, блоки Россы до сих пор стоят в фундаментах казачьих хат современной Тамани, даже Тмутараканский камень с бесценными барельефами и картой полуострова, лежащий сейчас в Эрмитаже, был когда-то крыльцом саманной хижины деревенского жителя…

Спать, спать, все в порядке, все объяснимо, естественно… Но…

Глеб вновь откинул одеяло и уставился в потолок.

Пусть все так, но почему строители все же не уворовали из склепа более ценные и мелкие предметы, чем скифская баба? Ну, ерунда… Там было темно. Часть предметов было уже занесено песком, это сейчас они как на ладони, например, лекиф…

Глеб вздрогнул: сон как рукой сняло. Арибаллический лекиф! Хорошо, чисто дамский предмет, древние строители просто могли не обратить на него внимания: кому тогда был нужен старый сосуд для благовоний, бабская игрушка?

Но Лара! Почему она унесла из раскопа только монету и больше ничего. Ведь такой лекиф стоит на черном рынке немногим меньше золотой монеты.

Почему Лара не взяла в склепе ничего, кроме этой монетки? Ведь она – черный археолог, а в раскопе были гораздо более ценные для нее вещи.

Глеб стал думать об этой девушке, уже и впрямь засыпая. По выговору и словечкам явная одесситка. Дерется, как профессионал. Неужто черные археологи столь серьезно подходят к своей профессии, что занимаются спортом и изучают боевые искусства?

Уже в полубреду-полусне он вдруг соединил образ того, кто потерял монету, с тем, вернее – с той, кто ее нашел. Оба были черными археологами, один современный, другой – древний. Оба не взяли в склепе ценности, которые буквально смотрели на них. Лара взяла только монету. Тот, давно переваренный матушкой землей, не взял ничего. Возможно, они оба искали что-то одно – искали, но не нашли.

* * *

Утром Глеб пошел в станицу пешком. Одно дело проехать краем поселения на незарегистрированном мотоцикле, не имея водительских прав, на раскоп и обратно, другое – показаться на центральной площади, перед зданием администрации, где всегда торчит дорожная служба, снимая скорость с транзитных грузовиков, чтобы получить с них своеобразную дань за проезд.

Всех этих татаро-монголов Глеб знал, и они знали его. Старенький «Урал», между прочим, был из списанных милицейских, он стоял в саманном сарае экспедиционной хаты, прежняя экспедиция пользовалась им нелегально, пока не убила коробку передач, а Глеб починил мотоцикл, приняв его в наследство. Обо всем этом прекрасно знали в милиции, и археологу ясно дали понять, что в любой момент могут схватить его за шкирку и вытащить из седла. Все это мелкие, ничтожные, никчемные игры провинции. Мотоцикл был якобы одним из рычагов, которым администрация воздействовала на пришлого молодого специалиста… Ну вас. Хожу пешком.

Он убеждал себя в том, что ищет Лару именно из деловых соображений: ему-де необходимо знать, быть точно уверенным, что в окрестностях не орудует какая-нибудь шайка нелегальных копателей, бесбашенный шалман из Одессы-мамы, чтобы его орлы могли работать спокойно и так далее. На самом деле, Глеб просто хотел еще раз увидеть эту девушку. Говорила она весьма примитивно и могла сойти за посредственность, которых на свете немало. Уж лучше – молдаванка. Но Глеб хорошо помнил ее глаза. Это были глубокие, внимательные, полные ума и печали глаза. И песня, что она распевала в степи, крепко взяла его за душу. И что-то еще исходило от нее, Глеб не мог объяснить этого словами. Сияние, да и только.

Он зашел на станичный базар и быстро отыскал нужного человека. Это был Щерба, хорошо известный на Тамани казак, который, как Глеб неоднократно убеждался, знал все и даже более того. Щерба покрутил черный ус, подумал, сплюнул и сказал:

– Деваха живет на улице Лебедева, у тети Дуси. Третий дом от угла по левой стороне. Деваха приехала с недельку назад. Одна.

– С меня причитается, – сказал на прощанье Глеб, подумав, что пить со Щербой, считающим себя потомственным казаком и хранящим под стрехой дедовскую саблю, будет весело и даже весьма познавательно.

– Калитка у тети Дуси скрипит сильно, – добавил казак. – Как войдешь, хозяйка сразу и выбежит. А вино у нее – самое лучшее на той улице.

Тетя Дуся оказалась женщиной под шестьдесят, тучной и круглой, в цветистом ситцевом платье, многажды штопанном. Сразу стало ясно: она уже приняла с утра толику своего прекрасного вина. Пройдя под навесом, увитым виноградной лозой, где зрели гроздья недалекого будущего, Глеб вошел в хату. По словам тети Дуси, девушка съехала где-то час назад. Глеб пожелал осмотреть комнату, где она жила. Хозяйка не стала спрашивать, зачем, а просто распахнула перед ним дверь, ведущую в маленькую светелку с белеными стенами.

Крошечное окно, как всегда в этих хатах – в одно стекло, без форточки, старый письменный стол у окна, добытый, видимо, в местной школе, казачья печка под уголь, теперь, летом, используемая как комод, узкая кровать, на которой мог уместиться только один спящий, – все это было каким-то трогательно-девичьим, особенно – узкая железная кровать. Конечно, обстановка принадлежит хозяйке, но она как-то все равно связывается с личностью Лары. Глеб впервые отдал себе отчет в том, что питает к ней нежность. Жаль, что они с девушкой занимают разные стороны баррикад и движутся в разных жизненных потоках.

Тетя Дуся присела на единственный стул, сложив руки на животе.

– Моя квартирантка была ведьмой, – вдруг сказала она.

– Реально? – удивился Глеб.

– Колдовала. По ночам не спала, жгла вонючую свечу, – хозяйка показала пальцем на печь, где возвышалась маленькая горка воска. – Я думаю, она появилась в станице неспроста.

– И чего же ей было надо?

– Она охотилась, – с таинственным видом заявила тетя Дуся.

– На кого? На домашнюю птицу и баранов?

– На привидений.

– Как в кино?

– Ага! Она и приехала сюда после того, как появилось привидение.

– Когда же оно появилось?

– Привидение появилось тогда, – проговорила тетя Дуся с терпением в голосе, – когда вы раскопали могилу на стройке.

Еще при ознакомительной беседе, по пути от калитки, она успела сообщить ему, что всю жизнь проработала учительницей начальных классов. Вот откуда происходила эта педагогическая интонация.

– Пьяные бабки видели грека, – добавила тетя Дуся.

– Какого грека? Почему пьяные бабки решили, что он грек?

– Он выглядел, как грек. Вот что я тебе скажу: это и был грек. На нем была эта, как ее? Хламида-монада… Такая складчатая тряпка, – тетя Дуся пошевелила пальцами над своей бесформенной грудью.

– Это называется хитон.

– И еще у него была борода, курчавая борода… Я думаю, что и бандиты Доцоева не просто так появились в наших местах именно сейчас. Все это как-то связано…

– А что пьяные бабки говорят о Доцове? – Глеб решил сменить тему.

Он слушал рассеяно, разглядывая комнату. Тетя Дуся поведала, что в народном представлении Доцоев мыслится героем, вроде Дубровского или Робин Гуда…

– Главное, что Доцоев – никакой не чеченец, а русский. Первый в истории русский террорист!

– Первыми были Нечаев, Желябов, Кибальчич, – возразил Глеб. – Кроме того, Доцоев – это все же чеченская фамилия.

– Те, кто его видел, говорят, что он русский. Говорят, что он неуловим, что всегда уходит, как сквозь землю проваливается. Наконец-то и русские за ум взялись, – с мечтой в голосе закончила тетя Дуся.

Помолчали.

– Кто-то идет, – вдруг встрепенулась она. – Калитка мне напела. Пойду-ка я встречу.

Вот она, мысль народная. Придет герой со стороны и все сделает за нас…

ПОКИНУТОЕ ЖИЛИЩЕ ЛАРЫ КРОФТ

Воспользовавшись тем, что хозяйка ушла, мелькнув в дверном проеме штопаной ситцевой спиной, Глеб стал тщательно осматривать комнату. Он не знал, что именно ищет, да и не было ничего особенного: ни на печи, ни в ящике стола. Он заглянул под кровать. Какой-то предмет лежал в глубине, короткая трубочка, похожая на дудку. Глеб выкатил ее на свет.

Это и была дудка – керамика из обожженной глины. Глеб раньше никогда не видел подобного предмета, но почуял, едва прикоснувшись, что предмет древний. Это и есть пресловутое археологическое чутье, о котором он рассуждал вчера.

Вдоль корпуса дудки шла вереница отверстий. Глеб насчитал их десять. Скорее всего, ноты. Он вытер кончик дудки платком и дунул в нее, перебирая пальцами по отверстиям. Звук был чистый. В детстве Глеба сдали в музыкальную школу, по настоянию отца, конечно. Он недоумевал, зачем будущему историку теория музыкальных элементов. Знания, полученные тогда, ни разу не пригодились ему в жизни, вплоть до сегодняшнего дня. Это были и вправду ноты, выбранные почему-то от «ре» первой октавы до «фа» второй. Глеб сыграл «Чижика», благо что эта мелодия вписывается в странный диапазон дудки и не имеет полутонов.

Палец нащупал на глади изделия какую-то шероховатость. Глеб посмотрел: на цилиндрической поверхности отпечатан маленький знак. Где-то он уже видел его…

Шаги, которые приблизились к двери с другой стороны, явно не принадлежали тучной хозяйке – легкие, торопливые шаги. Глеб узнал их и поспешно спрятал дудку за пазуху, не успев толком разглядеть странный символ.

Лара вошла в комнату, притворив за собой дверь. Не сразу вскинула на Глеба глаза. Казалось, она вовсе не была удивлена тем, что видит его здесь. Не сказав ни слова, прошлась по комнате, выдвинула ящик стола, осмотрела печку-комод, повторив недавние действия Глеба. В этой крошечной комнате было не так уж много мест, где могла быть забытая ею вещь. Например, керамическая дудка. Лара присела на корточки, изогнулась, показав под топиком острые лопатки. Косичка чиркнула по коричневой доске пола.

Убедившись, что и под кроватью пусто, она, так же, как и Глеб вчера в степи, протянула руку ладонью вверх:

– Отдай, что взял.

Глеб пожал плечами и вытащил дудку. Воровство не входило в число его жизненных правил.

И вдруг, только теперь, когда проворные пальцы завладели инструментом, Глеб еще раз увидел на его боку символ и понял, почему он ему знаком. Точно такой же отпечаток – кувшин, перечеркнутый косым крестом – он видел на стене склепа Гермона. Это значило, что Лара все же нашла в раскопе предмет, который интересовал ее больше других археологических ценностей, а монетку просто стащила для отвода глаз. И этим предметом была дудка!

– Один ноль в твою пользу, – устало вздохнул Глеб, присев на пол рядом с девушкой. – Скажи мне, наконец, что сие такое и зачем оно тебе?

Лара вскочила на ноги, двумя шлепками отряхнув бриджи.

– Будешь много знать и скоро станешь старым. Очень и очень старым, – весело ответила она, коверкая поговорку.

И тут со двора донесся протяжный вопль. В этом крике был такой отчаянный ужас, что Глеб непроизвольно вздрогнул. Кричала, конечно же, тетя Дуся. Она ворвалась в комнату, споткнулась на пороге и шлепнулась на пол. Казалось, что женщина вот-вот потеряет сознание. Одной рукой она держалась за сердце, другой – указывала на дверь.

– Там… Оно… Стоит… Смотрит…

Лара мигом совалась с места, Глеб ринулся за ней.

Привидение из склепа, – подумал он. – Колониальный грек в хитоне. Возможно, не только Лара любит переодеваться, а это вообще – привычка черных археологов…

Но увидел он совсем другое. Глебу поначалу показалось, что в гости к тете Дусе зашла соседка, не менее упитанная, чем она сама. Нет. Посреди двора стояла статуя. Самая обыкновенная скифская баба.

* * *

Выходит, пока они препирались в хате, за эти считанные минуты, кто-то потихоньку привез сюда на тележке музейный экспонат. Значит, исполнял заказ Лары – не для пенсионерки же ее доставили! Черная археологиня уговорилась с кем-то из местных, кто владел реликвией, дала ему адрес, вот он и приволок идола.

Эта догадка была подтверждена немедленно: Лара подскочила к изваянию и принялась шарить по нему глазами.

А вот и он – тот, кто доставил статую. Высокий худой человек лет сорока – длинноволосый, с клиновидной бородкой – стоял, похоже, прячась, за столбом виноградной веранды.

– Я тебя вижу, дружище! – миролюбиво обратился к нему Глеб.

Клинобородый отошел от столба и остановился, разведя руки.

– Я без оружия, – сказал он низким глубоким голосом.

– Еще бы! – прокомментировал Глеб. – Ты б только пояснил мне, поскольку я являюсь главным хранителем древностей на этой земле и отвечаю за каждую мелочь, откуда ты взял этот замысловатый камень?

Говоря, Глеб рассматривал статую. Плоские груди, руки, сжатые в замок под животом, остроконечный головной убор. Нет, не пахла эта баба древностью.

– Отставить! – по-армейски сам себе приказал Глеб. – Ниоткуда ты ее не взял. Сам и вырубил для девушки. Явный новодел.

– Ну да, ну да, – радостно закивал клинобородый, подходя, и вдруг, ни с того, ни с сего ударил Глеба ногой в живот.

За долю секунды Глеб успел увернутся, и носок кроссовки этого странного драчуна скользнул по кости. Дворовая юность и армия научили Глеба не размышлять в таких случаях. Он двинул противника в ухо с левой, тот пошатнулся, замотал головой и ответил увесистым тычком в лоб. Бил он почему-то ладонью, сделав из кисти культяпку. От этого неожиданного трюка у Глеба потемнело в глазах. Едва удержавшись на ногах, он применил свой коронный хук левой, но противник ускользнул, вернее, подпрыгнул на месте и хук угодил ему в грудь. Не успел Глеб удивиться таким приемам боя, как этот странный мастер скрестил руки наподобие ножниц. Глеб успел подумать, что это блок защиты, но оказалось другое: клинобородый резанул «ножницами» ему по шее и Глеб понял, что вырубается.

Сознание вернулось, похоже, через несколько секунд. Глеб лежал на цементном полу двора. То, что он увидел, приподняв голову, повергло его в изумление. Теперь странный гость дрался с Ларой. Вытворяли они такое, что не было ни одним из знакомых Глебу способов рукопашного боя. «Ножницы» оба противника создавали не только из рук, но и из ног, порой замирали на долю секунды, изогнувшись в причудливой позе, порой сжимались, как ежи и внезапно разворачивались, словно змеи. «Матрица» да и только.

Лара явно проигрывала. Глеб понял, что голыми руками с этим монстром не справиться, вскочил на ноги, сорвал с пояса солдатский ремень и захлестнул ленту о ладонь.

Клинобородый с удивлением оглянулся, пытаясь оценить опасность нового оружия. В этот момент, весьма кстати, Лара сделала ему очередные «ножницы». Глеб резанул ремнем. Этот удар означал конец схватки. Худое тело сломалось, и противник свалился наземь, свернувшись в жучка.

– Уходим, – сказала Лара. – Он очнется, и мы с ним уже не сможем справиться.

– Ты его знаешь?

– Да-да. Уходим.

Уже под скрип калитки Глеб оглянулся. К поверженному гостю вразвалку ковыляла тетя Дуся. С опаской глянув на скифскую бабу, она склонилась над бесчувственным телом, явно намереваясь оказать скорую медицинскую помощь.

* * *

Они быстро и молча шли, миновали околицу станицы, Глеб едва поспевал за длинноногой девушкой. Ножницы, значит. Ну-ну. Оказывается, черные археологи владеют какой-то особой системой борьбы. Значит, человек, доставивший подделку, был из той же породы, что и Лара, но из другой команды – иначе зачем им было драться?

Но если эта баба фальшивая, то, может быть и та, в склепе – тоже? Просто чутье подвело Глеба. Ему вдруг пришла в голову дикая, фантастическая мысль. Он даже воскликнул вслух, глядя на узкие бедра девушки, шагающей чуть впереди.

– Послушай-ка, подружка… – начал было он, но Лара вдруг резко остановилась и перебила его:

– Ты играл на дудке!

– С чего ты взяла? – удивился Глеб.

– Ты играл на дудке, – повторила она.

– Играл, ну и что?

Лара достала из сумки дудку и сунула Глебу под нос, крепко держа артефакт в руках.

– Какие ты взял ноты? – строго спросила она.

Глеб пожал плечами и указал на отверстия: ре-до-ре-до– ми… «Чижик», он «Чижик» и есть.

Лара облегченно вздохнула и спрятала дудку обратно в свою заплечную холщовую сумку с бахромой.

– Ты и представить себе не можешь, что ты мог натворить!

– Да? – удивился Глеб. – Тем, что играл «Чижика»? Ну-ну… Между прочим, эту дудку вообще неплохо было бы сдать мне в руки.

– Это моя вещь.

– Ты стащила ее в раскопе.

– Нет, я привезла ее с собой.

– Почему же на ней этот знак? Тот же, что и на стене склепа?

– Этот знак… – Лара запнулась. – А ты точно уверен, что на стене склепа есть такой знак?

– Я не слепой, – сказал Глеб.

– Знаю я, что ты не слепой. Есть там этот знак или нет?

– Есть. Да я его и раньше видел, – вдруг вспомнил Глеб. – На какой-то амфоре. Она есть у меня в каталоге.

– Где каталог? – спросила Лара деловым тоном.

– У меня на камералке.

– Тогда пойдем на камералку, – дурным эхом отозвалась девушка.

– Послушай, – сказал Глеб. – Эти знаки на сосудах – всего лишь клейма мастеров, которые их изготовили.

– Это твое мнение.

– Это научные знания.

– Они ничего не стоят.

– Что же такое, по-твоему означают эти символы?

– Ну… Часто это и вправду печатки мастеров. Часто, но не всегда… Короче! Веди меня в свой каталог. Меня о-о-очень интересует эта амфора, – Лара так растянула слово, что Глебу удалось вдоволь налюбоваться ее крупным ртом и полными губами, вытянувшимися в поцелуйную трубочку.

Девушка нравилась ему все больше. Глебу уже было вполне ясно, что она просто имитирует какой-то молодежный стиль с одесским прононсом, причем, не очень-то и умело. То, что скрывалось в этой изящной маленькой голове, под гладкой челкой и тугой косичкой, было значительно больше, чем выдавалось на поверхность. Айсберг, да и только!

Глеб подумал, что именно сейчас может нырнуть, пусть на самую малую глубину. Если она говорит правду, и дудку на самом деле взяла не из раскопа, а где-то еще, а монетку стащила для отвода глаз. Вернула и все. Что же на самом деле интересовало ее в склепе?

– Послушай, Лара, – сказал он, впервые назвав девушку по имени. – Что ты ищешь? Скажи, наконец, что тебе нужно? Ты вертишься вокруг раскопа. Ценные вещи не взяла, монетку вернула. Статую тебе привезли, но почему-то фальшивую. Головы нам морочила, переоделась приведением и напугала моего сотрудника. Тебе еще повезло, что Сед верит в приведения. Был бы там в тот момент я, то показал бы тебе привидение!

– Привидение на самом деле есть, – сказала Лара. – Это не совсем обычный могильник. В этом склепе хранился… Хранилась – амфора!

– Какая амфора?

– Небольшая амфора для вина, только и всего. В склепе я искала именно ее.

– Но в склепе я не видел никакой амфоры!

– Она там была, – сказала Лара. – Та самая, со знаком. И амфору прячут не в любом могильнике, а в том, где есть привидение.

– Какое привидение? – терпеливо спросил Глеб. – Почему в одном месте привидение есть, а в другом – нет?

– Все дело в том, как умер человек. Как это по-вашему? Душа, которая не успокоилась, что ли?

– Что значит – «по нашему»? – с раздражением спросил Глеб. – А как – «по-ненашему»?

– Я хотела сказать: по-крестьянски.

– По христиански, – поправил Глеб.

– Вот-вот. По-кхристиански. А по-гречески – это тот, кто не переплыл Стикс.

– А что, бывали и такие?

– Конечно. Самоубийцы, например. Страшный грех. Все живут, наслаждаются жизнью. Пьют, едят, женятся. А эти… Мерзавцы просто. Короче! Ты покажешь мне амфору или нет?

– Да покажу, конечно! Я же сказал: она есть в моем каталоге. Только нам придется сначала завернуть в лагерь и проверить главный раскоп. Тебе же ведь это должно быть интересно?

– Да нет, – сказала Лара. – Вовсе мне не интересны твои раскопы.

– Ни за что не поверю, что археолог, пусть и любитель, равнодушен к фундаментам Гермонассы, до которых мы не так давно добрались.

– Да никакой я не археолог.

– Ну, а кто же ты?

– Я Лара. И я хочу взглянуть на амфору. Просто посмотреть и ничего более. Даже трогать ее не буду. Веди меня скорее в свой каталог.

– В камералку, – уточнил Глеб. – Но сначала, – он с искренней горечью вздохнул, – я должен проверить работу моих людей. И жизнь их – тоже.

* * *

Жизнь лагере била ключом или шла своим чередом, если для посвященного. Приехавшая вчера новая группа из Омска, люди, еще не оформившиеся, не получившие почетного права на лопаты или носилки, шумно и страстно пьянствовали на майдане. Глеб обычно давал на это дело один день, прекрасно понимая, что вновь прибывшим необходимо расслабиться, иначе вся их дальнейшая работа пойдет вкривь и вкось. А вот почему среди них мельтешила белобрысая голова Седа, было не ясно. Вернее – ясно вполне, но не совсем правильно.

Глеб подозвал его. Сед сделал круглые глаза и ответил, что он свободен до самой вечерней смены, а норму свою превосходно держит.

– К вечерней смене ты будешь валяться вон там, – Глеб показал ладонью, где именно, – в луже собственной… – он покосился на Лару, – поэтической вольности.

– Клянусь! – воскликнул студент, – больше никакой вольности из меня не выльется. Ни грамма. А вас, гражданин начальник, – он поспешил резко сменить тему, – с полчаса назад искал какой-то странного вида мужик.

Глеб сразу подумал о том психе, что привез статую. Он посмотрел на Лару. Та наклонила голову и смотрела на Седа, ожидая продолжения рассказа. Ясно, что она думала о том же.

– Высокий, худой? – спросил Глеб. – Седые волосы собраны в пучок?

– Точно – он!

– Зонгар! – вырвалось у Лары.

Глеб с изумлением на нее оглянулся:

– Ну и ники у вашего брата. А имя-фамилия у него есть?

– У него их множество.

– Ясно. Блогер в инете. С кучей разных клонов. Вот, доберусь до компа, прогуглю Зонгара.

Лара смотрела на него, хлопая глазами. Гораздо позже Глеб узнал, что в его реплике девушка не поняла, по крайней мере, четыре слова, а пятое поняла неверно. Он повернулся к Седу:

– И что же этому З… Как его? Было надо?

– Не знаю, – ответил Сед. – Просто спрашивал, кто у нас старший и где его можно найти.

Глеб провел Лару мимо главного раскопа – прямоугольной ямы семьдесят на сорок метров, где древний город был расчищен до самого основания. Сохранились, конечно, только фундаменты и первые два-три ряда каменной кладки. Предшественники Глеба, теперь пенсионеры – муж с женой, живущие на заслуженном отдыхе в крайцентре – и представить себе не могли, начав раскоп лет тридцать назад, что попадут в столь интересное место Гермонассы. Пять узких улиц сходились здесь, образуя пять углов, как на знаменитом тусовочном месте Питера. Трое питерцев и работали, по своему личному желанию, на этом участке. Лара остановилась у края раскопа и с улыбкой оглядела камни и людей. Завидев Глеба и Лару, все рабочие, человек двадцать, разом подняли головы, а три пары, идущие с носилками к отвалу, и вовсе остановились. Молдаванка задумчиво смотрела снизу вверх, пожевывая, по дурной привычке, прядь собственных волос. Глеб раздраженно махнул рукой, и стоп-кадр ожил.

– Не так я себе все это представляла, – заметила Лара, покачав головой.

– Разве ты прежде не видела раскопок?

– Видела. Но только не эти.

– Думаю, ты на своем недолгом веку много раскопок повидала?

– Достаточно.

– Например?

– Ну, сейчас я из Ольвии.

– Разумеется. Это совсем рядом с твоей Одессой.

– Почему это – моей?

– Ты ведь одесситка, да?

– Таки нет.

– Врешь. Даже это твое «таки-нет» – тоже по-одесски.

– Я никогда не вру. Если не хочу говорить о чем-то, то просто молчу.

– Так где же ты родилась, выросла?

– На одном из островов.

– В каком это море-океане?

– Тихом. В Тихом океане был этот остров.

– Ты меня в гроб вгонишь, мама моя! – сказал Глеб, подражая одесскому выговору. – Почему на этом острове живут одесситы?

– С какого балдана ты взял, что они там живут?

– Да кто-то же научил тебя так говорить!

– Я научилась сама.

– Да где же?

– Да в Одессе и научилась, не приставай. Лучше вон… Посмотри на свой раскоп.

– Смотрю, ну и что?

Глеб повернул голову и увидел… Нет, ничего необычного не увидел.

– Не там они копают, вот что. Вон та девушка… – она указала на молдаванку. – Пусть возьмет чуть левее в стене. Найдет кое-что интересное.

– Что именно?

– Не скажу.

– Ладно, подожди минутку. Проверю, какая ты ясновидящая.

Глеб быстро спустился по деревянной лесенке на пять метров глубины раскопа и подошел к молдаванке. Та разогнулась и молча смотрела на него, опершись на лопату. Глеб дал ей указания взять немного левее. Выбравшись, он тремя хлопками отряхнул руки и взял Лару под локоть.

* * *

Едва войдя в камералку, он понял, что гость здесь уже побывал, причем, не церемонился с древностями, покоящимися на полках: все, казалось, потрогал, осмотрел – слава Богу, что не разбил ничего. Глеб давно собирался врезать замок в дверь, но все руки не доходили. Лара бегло осмотрела помещение.

– Где же амфора? – спросила она.

– Сейчас-сейчас, – говорил Глеб, беспокойно осматриваясь вокруг.

На первый взгляд, ничего не пропало. Как и в склепе… Возможно, пропало что-то незначительное, ненужное.

Каталога на столе не было. Значит, его и забрал… Нет. Альбом просто был сброшен на пол.

Лара нетерпеливо ерзала на табурете, куда он ее усадил. Глеб развернул каталог, полистал, нашел нужное место.

– Вот она. Тот же самый знак на горловине. Найдена в скифском кургане близ станицы Тамань.

Лара мельком глянула на рисунки и фото.

– Где амфора? – спросила она.

– Вот же, в каталоге.

Лара подняла на Глеба удивленное лицо.

– Это и есть каталог?

– Да.

– А где сама амфора?

– Сейчас скажу.

Глеб прочитал примечание внизу страницы и сообщил.

– В фондах краснодарского музея.

– А это далеко?

– Всего лишь пять часов автобусом. Только тебя не пустят в хранилище.

Глеб покосился на девушку, которая хмурилась, что-то соображая.

– Не пустят без меня, – добавил он, подумав, что ему и самому надо съездить в археологический музей, да и Светку, бессменную хранительницу, давно не видел, и вообще…

Нет, он конечно, понимал, что просто-напросто ищет повод, чтобы не расставаться с этой девушкой. Все под контролем. Черная археологиня ничего не сумеет стянуть музее под его присмотром. Глеб ощутил знакомое, но давно забытое замирание в груди, то самое чувство, которое так и не посетило его в присутствии черноглазой молдаванки. Автобус на Краснодар отходит в час. Пока они доберутся до музея, рабочий день будет окончен. Останется только заночевать в гостинице. Что день грядущий мне готовит?

Глеб собирался на автопилоте. Свернул и запихнул в тубус чертежи последнего горизонта всех раскопов. Это будет повод наведаться в музей. Чистые носки – туда же, в тубус. Хорошо, что не усугубил вчера фляжку: крепкое спиртное может пригодиться для храбрости. Где же однако она?

Каталог он тоже взял с собой: уложил в свою сумку-планшет. Фонарик? Может быть, пригодится. Фляжка точно лежала на полке, Глеб сам ее прятал за маленьким ритуальным горшком, склеенным из нескольких кусков.