Русский Лондон

Князь Ростислав Александрович (1902–1978) жил в Англии, он имел от первых двух браков (на княжне Александре Павловне Голицыной и на Алис Эйлкен (Eilken) двоих детей – Ростислава (1938–) и Николая (1945–). Он похоронен на кладбище в Ницце. Там же могила его третьей жены Ядвиги-Марии-Гертруды-Евы фон Шаппуис (von Chappuis). Василий Александрович (1907–1989) жил в США, в Сан-Франциско.

Князь Дмитрий (1901–1980) участвовал во Второй мировой войне, был офицером британского флота, и, как вспоминал его зять Феликс Юсупов, «Дмитрию… с тех пор как мы не виделись, не поздоровилось, особенно в дюнкеркские дни, когда вместе с английскими моряками участвовал он в эвакуации войск». Позднее Дмитрий Александрович жил в Париже и женился там на светлейшей княжне Надежде Романовской-Кутузовой.

Ирина Александровна

(Ф. Ф. Юсупов)

От брака с Александром Михайловичем у любимой дочери императора Александра III и императрицы Марии Федоровны было шесть детей – одна дочь и пятеро сыновей. Дети остались за рубежом и таким образом спаслись от преследований большевиков. Дочь Ирина вышла замуж за князя Феликса Юсупова.

Юсуповы, как и многие другие представители высшей знати в России, происходили отнюдь не из славян, и не были Рюриковичами, потомками предводителей шаек варягов, нападавших на мирных жителей по всей Европе и которых, согласно древнейшей «Повести временных лет», славянские племена, рассорившиеся друг с другом, призвали установить порядок и владеть ими: «Вся земля наша добра есть и велика и изобилна всемъ, а нарядника в ней ньсть, пойдете к намъ княжати и владети нами».

Предками Юсуповых были ногайские князья, кочевники, родоначальником их был Юсуп или Юсуф-мурза, который происходил от того самого Едигея, принесшего столько горя москвичам: в 1408 г. он подступил к Москве, взять город не сумел, но ограбил, разорил и поджег все посады и окрестности.

Юсуф поступил на службу к московскому царю, которому служил и его брат Иль-мурза и сыновья. При царе Алексее Михайловиче правнук Юсуфа крестился под именем Дмитрия Юсупова-Княжево. Главную часть богатств Юсуповых заложил князь Григорий Дмитриевич при Петре I, а приумножили его сын Борис и внук Николай.

Юсуповы – одна из самых богатых семей в России, они владели значительными имениями в различных губерниях и несколькими фабриками, им принадлежало имение Архангельское под Москвой, дворцы в Петербурге, Москве и в Крыму.

Последняя представительница рода княжна Зинаида Николаевна Юсупова вышла замуж за графа Феликса Сумарокова-Эльстона, которому было разрешено присоединить фамилию и титул Юсуповых, так что они и потомки их титуловались князями Юсуповыми, графами Сумароковыми-Эльстон. У них было двое сыновей – Николай и Феликс.

Семейное предание гласило, что над родом Юсуповым тяготеет кара за то, что их предки изменили магометанству и приняли православие. Суть этого проклятия заключалась в том, что все, кроме одного, наследники мужского пола, родившиеся в семье, не проживут больше двадцати шести лет.

Николай Юсупов, любимец матери и отца, должен был наследовать и титул, и герб, и богатство знатного рода, но… все кончилось трагедией. Его вызвал на дуэль муж женщины, за которой он ухаживал. На дуэли Николай был убит: до двадцати шести лет ему не хватило полгода…

Феликс Юсупов с юношеских лет был связан с Великобританией: его послали учиться в Оксфорд; оттуда он писал матери: «Странно, как с самого детства я всегда стремился в Англию, точно чуял, что здесь найду то, чего мне всегда не доставало, а именно товарищей и друзей своего возраста. Моя теперешняя жизнь так мало имеет общего со старой, что мне кажется, что я живу во второй раз и я уверен, что именно теперешняя моя жизнь укрепит меня для будущего и нравственно осветит»[74]. Он в 1909 г. основал Русское общество Оксфордского университета с целью способствовать связям между университетом и Россией. Интересно отметить, что оно и сейчас существует и насчитывает около 300 членов, как студентов и аспирантов, так и преподавателей. Члены общества организуют встречи с российскими гостями, отмечают различные культурные события.

В Лондоне студента Юсупова охотно принимали во многих аристократических домах: чаще всего он бывал в семье великого князя Михаила Михайловича и его супруги Софии, графини Торби, а также у принцессы Виктории Баттенбергской.

В «Мемуарах» он писал: «…поехал навестить великого князя Михаила Михайловича, брата моего будущего тестя, жившего с семьей в прекрасном именье близ Лондона. Находился он в ссылке с тех пор, как женился на графине Меренберг, внучке Пушкина. Имела она также титул графини Торби. Была она необычайно приветлива и любима лондонцами. Страдала она от мужнина злоязычия. Великий князь день и ночь поносил свою русскую родню. Но с него спрос был невелик, а вот ее жалели. Было у них трое детей: сын по прозвищу Бой и две прехорошенькие девочки Зия и Нэда. Учась в Оксфорде, я часто видел их».

Перед тем как покинуть Англию, он писал матери 7 июля 1912 г.: «С завтрашнего дня вплоть до моего отъезда, каждый день мне дают прощальные завтраки, чаи, обеды и ужины. Я прямо не понимаю, почему они со мной так возятся. На днях я видел графиню Потоцкую, которая мне сказала, что меня в Англии так любят, как еще никогда не любили ни одного иностранца, и что всюду и со всех сторон ей говорят про меня, и т. к. она очень любит меня, то ей было очень приятно это слышать»[75].

«С тоской в сердце покинул я Англию, – вспоминал он об этом времени, – оставляя стольких друзей. Чувствовал я, что некий этап жизненный завершен»[76]. И действительно, в его жизни начинался новый период… Феликса, князя Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон и Ирины, племянницы императора. В 1915 г. у них родился единственный ребенок – дочь Ирина.

Юсупов тяжело переживал положение дел в России, чехарду в правительстве, неспособность императора править, пагубное влияние императрицы, распутинщину. Как писал он уже в эмиграции, «наша родина не могла быть управляема ставленниками по безграмотным запискам конокрада, грязного и распутного мужика. Старый строй неминуемо должен был привести Романовых к катастрофе». Намерение избавить Россию от позора, от ненавистного Распутина, пришло к Ф. Ф. Юсупову после долгих раздумий. Он писал в воспоминаниях: «Видя, что помощи мне ждать неоткуда, я решил действовать самостоятельно. Чем бы я ни занимался, с кем бы ни говорил, – одна навязчивая мысль, мысль избавить Россию от ее опаснейшего внутреннего врага терзала меня. Но вместе с тем внутренний голос мне говорил: «Всякое убийство есть преступление и грех, но, во имя Родины, возьми этот грех на свою совесть, возьми без колебаний. Сколько на войне убивают неповинных людей, потому что они «враги Отечества». Миллионы умирают… А здесь должен умереть один, тот, который является злейшим врагом твоей Родины. Это враг самый вредный, подлый и циничный, сделавший путем гнусного обмана всероссийский престол своей крепостью, откуда никто не имеет силы его изгнать… Ты должен его уничтожить во что бы то ни стало…"»

Когда он решился пойти на это, как на единственный выход из безнадежного состояния, грозившего гибелью государства, то действовал смело и твердо.

В группу заговорщиков вошел великий князь Дмитрий Павлович, с которым Юсупов был близок: «Великий князь, как я и ожидал, сразу согласился и сказал, что, по его мнению, уничтожение Распутина будет последней и самой действенной попыткой спасти погибающую Россию». К Юсупову присоединились также депутат Государственной думы монархист Владимир Пуришеквич, доктор из санитарного отряда Пуришкевича С. С. Лазоверт и поручик Я. С. Сухотин, контуженный на войне и лечившийся в Петрограде.

Юсупов пригласил Распутина, давно добивавшегося знакомства с его женой красавицей Ириной, во дворец на Мойке. Живучего Распутина накормили пирожными с цианистым калием, но яд не подействовал, потом выстрелили в него, но и тогда его ничего не брало, и только во дворе, куда он выбежал, его в конце концов убили. Тело погрузили на автомобиль, отвезли к реке и сбросили в прорубь. Потом его нашли вмерзшим в лед, отвезли для вскрытия и погребения. Многие подробности, сообщавшиеся в печати и тогда, и в последнее время, в частности о том, что Распутин еще был жив под водой, что в него стреляли не только Пуришкевич и Дмитрий Павлович, но и некий английский разведчик, просто выдуманы.

Весть о расправе с Распутиным мгновенно распространилась по России и везде она была встречена с открытой радостью – настолько общество устало от придворных сплетен и грязи.

Николай II не решился строго наказать заговорщиков. Юсупова выслали в его имение в Курскую губернию. В 1918 г. Юсуповы жили в Крыму, в своем имении вместе с родителями. Рядом жили императрица Мария Федоровна с дочерью Ольгой и великий князь Александр Михайлович с семьей.

Когда Мария Федоровна согласилась покинуть большевистскую Россию на английском военном корабле «Марльборо», она поставила условием взять на борт и всех ее родственников в Крыму. Так Юсуповы попали за рубеж.

Еще в начале Первой мировой войны Юсуповы, как и многие другие аристократические фамилии, перевели свои заграничные счета в Россию. Все то, что оставалось в России, конечно, пропало после октябрьского переворота, но Юсуповы спасли то, что имели на себе при отъезде. После Крыма они прибыли на Мальту, заложили там бриллиантовое колье и на полученные средства смогли переехать в Париж, поселившись на первое время в давно знакомой им по предыдущей жизни гостинице «Вандом».

У Юсупова за границей осталась немалое имущество: в парижском гараже стоял один из многих его автомобилей, он владел виллой в Швейцарии, а однажды его посетил знакомый ювелир и передал ему мешочек с бриллиантами, которые остались у него после переделок старинных ожерелий для Ирины. Что весьма важно для него, Феликс Юсупов продолжал владеть купленной в 1912 г. квартирой в Лондоне, что давало право ему и Ирине постоянно жить в Великобритании как британским налогоплательщикам.

В первый приезд в Великобританию Юсупов остановился в лондонском отеле «Ритц» и, как он вспоминает, «в первый вечер в гостинице, чтобы заглушить тоску, стал напевать под гитару и вдруг услыхал стук. Стучали в дверь, смежную с соседним номером. Я решил, что мешаю кому-то, и замолчал. Стучать продолжали. Я встал, отпер дверь, открыл… на пороге стоял великий князь Дмитрий… Мы не знали друг о друге ничего, пока он не услышал за стеной лондонского гостиничного номера мой голос. Мы так обрадовались встрече, что проговорили до утра» (они не видели друг друга после высылки их из Петербурга декабрьской ночью 1916 г.).

Из гостиницы Юсупов переехал в свою старую лондонскую квартиру: «Как же обрадовался я, когда очутился в своей квартире на Найтсбридж! Только тут теперь и был мой собственный угол! И прекрасно было все, с ним связанное! Вспоминал я о том, однако, не без грусти, с войной многих друзей юности я не досчитался»[77].

Квартира в фешенебельном районе Лондона (в Найтсбридже) около Гайд-парка (15 Parkside, Kensingthon) вскоре после их приезда стала местом сбора русских эмигрантов. Они прекрасно себя чувствовали там, обедая за счет хозяев, останавливаясь там и даже живя довольно долгое время. Юсупов часто развлекал гостей рассказом об убийстве Распутина, который со временем становился все более и более драматичным. Ирине все это не нравилось, но ей приходилось оставаться слушателем и зрителем, хотя и безучастным. Потом он, желая остановить постоянные просьбы рассказать об этих событиях, написал историю убийства, вошедшую в двухтомник воспоминаний.

Первое время в эмиграции Юсуповы жили довольно свободно, и Феликс Феликсович считал необходимым помогать эмигрантам, оказавшимся в Великобритании в трудном положении: «Беженцы из России прибывали, и первейшим долгом казалось мне помогать им». Юсупов рассказал о своей благотворительной работе: «Будущее было еще неясно, но ясно было, что беженцам-соотечественникам необходима помощь. По приезде в Лондон я тотчас снесся с графом Павлом Игнатьевым, председателем русского отделения Красного Креста. Требовалось прежде всего организовать мастерские для трудоустройства эмигрантов, обеспечить военных бельем и теплой одеждой. Одна милая англичанка, миссис Лок, предоставила нам помещение в своем особняке на Белгрэйв-сквер. Помогла мне и графиня Карлова, вдова герцога Джорджа Мекленбург-Стрелицкого. Женщина была достойнейшая, энергичная, умная, любимая всей русской колонией. Она сразу же взяла на себя управление мастерскими. Шурья мои Федор с Никитой и многие английские наши друзья пришли на подмогу. Дело стало расти. Вскоре на Белгрэйв-сквер повалили не только безработные эмигранты, но и те, кому просто приходилось туго. Дело, стало быть, ширилось, а средств не прибавлялось. Деньги таяли быстро. Поехал я по большим промышленным городам Англии. И встретил всюду сочувствие и понимание – не только словом, но и делом. Результат поездки превзошел все ожидания. Благотворительные вечера, устроенные с помощью друзей-англичан, также пополнили нашу кассу. Самой большой удачей оказалась пьеса Толстого "Живой труп", сыгранная в Сент-Джеймском театре с Генри Эйнли в главной роли. Великий артист не только сыграл. После спектакля он обратился к публике с потрясающей речью, призывая сограждан помочь русским беженцам, их недавним союзникам. С утра и до вечера сидели мы на Белгрэйв-сквер. Ирина занималась беженками, а мы с графиней Карловой за большим столом принимали беженцев-мужчин – нескончаемый поток людей. Приходили за работой, советом, помощью».

Вместе с русским предпринимателем Петром Зеленовым Юсупов приобрел дом № 28 на Уэлсли-роуд в районе Чизуик* (Chiswick), который они отдали для беженцев из России.

В 1920 г. Юсуповы покинули Великобританию и уехали в Париж, а в доме на Уэлсли-роуд, перешедшем полностью к Зеленову, работал русский Красный Крест, устроивший там гостиницу и школу.

В Париже Юсуповы купили здание бывшей конюшни, где открыли ателье шляп под названием «ИРФЕ» (по первым буквам их имен – ИРинаФЕликс), которое стало вскоре модным; а через короткое время филиал ателье был открыт и в фешенебельном центре Лондона, на Беркли-стрит.

Если Феликс любил общество, развлечения, игру на гитаре, цыганские романсы, то спокойная и тихая Ирина была полной противоположностью ему, и, несмотря на это, супруги прожили долгую и счастливую жизнь – они относились друг к другу с любовью и пониманием.

Феликс Феликсович скончался 80 лет от роду в 1967 г. и был похоронен рядом с матерью на кладбище Сент-Женевьев де Буа под Парижем, а в 1970 г. рядом с ними похоронили Ирину Александровну.

Единственная дочь Юсуповых Ирина (1915–1983) в 1938 г. вышла замуж за графа Николая Дмитриевича Шереметева (1904–1979), а внучка Ксения Николаевна (род. 1942) была замужем за греком Илиасом Сфири, который работал в компании «Шелл»; у них одна дочь Татьяна (1968–). Она вышла замуж за Алексиса Джаннакопулоса, но развелась с ним и вышла второй раз за Антона Вамвакидиса; от этого брака две дочери – Марилия (2004–) и Джасмин Ксения (2006–).

Михаил Михайлович

Из всех Романовых наиболее тесно был связан с Великобританией великий князь Михаил Михайлович.

Он родился в 1861 г. в семье брата императора Николая I Михаила, назначенного наместником Кавказа, и жены его принцессы Баденской Цецилии Августы (в России Ольги Федоровны).

Из пятерых сыновей Михаила Николаевича только двое – Александр и Михаил – уцелели от кровожадности большевиков: Александру Михайловичу удалось покинуть Россию в 1918 г. (он уехал в Париж на Версальскую конференцию), а Михаил Михайлович уже жил в Великобритании. Сергея Михайловича убили в июле 1918 г. под городом Алапаевском на Урале, а Николая и Георгия Михайловичей расстреляли во дворе Петропавловской крепости в январе 1919 г.

У Михаила было две страсти, два любимых дела в жизни – военная служба и женщины. Миш-Миш, как его прозвали в петербургском обществе, с удовольствием служил в гвардейском Егерском полку и пользовался большим успехом в столичных салонах: «Его располагающая внешность, благородное сердце и способности танцора сделали его любимцем петербургского большого света».

Как рассказывает его брат великий князь Александр Михайлович, «достигнув совершеннолетия в 20 лет и получив право распоряжения своими средствами, он начал постройку роскошного дворца». Дворец был построен на Адмиралтейской набережной (№ 8) в Петербурге по проекту архитектора Месмахера. Заказывая дворец, великий князь сказал архитектору: «У нас должен быть приличный дом…», но по иронии судьбы он в этом доме не прожил и дня…

Как вспоминал брат, «под словом мы надо было понимать его и его будущую жену. Он еще не знал, на ком он женится, но он во что бы то ни стало собирался жениться на ком-нибудь и как можно скорее. Так, он задумал жениться на дочери великого герцога Гессенского, потом на дочери принца Уэльского. В постоянных поисках царицы своих грез он делал несколько попыток жениться на девушках, не равного с ним происхождения. Это создавало тяжелые осложнения между ним и нашими родителями и ни к чему не привело».

Он предложил руку и сердце графине Екатерине Игнатьевой. В январе 1888 г. статс-секретарь А. А. Половцев записал в дневнике: «Михаил Михайлович решительно задумал жениться на второй дочери гр. Игнатьева, что, разумеется, далеко не радует Вел. Князя и Вел. Княгиню [отца и мать Михаила]. Кроме неравенства, в этом браке пугает сближение с семейством, состоящим из завзятых интриганов… Встречаю Михаила Николаевича [отца Михаила], который… передавал мне содержание своего разговора с Государем [Александром III] относительно намерения Михаила Михайловича жениться на гр. Игнатьевой, что Государь, отказав наотрез в разрешении на подобный брак, назвал Михаила Михайловича дураком, сколько я могу догадаться, потому что он, не спросив родителей, обещал гр. Игнатьевой на ней жениться».

Через два года автор дневника записывает: «27 (февраля). 1890. Вторник. Застаю Вел. Кн. Михаила Николаевича и Вел. Кн. Ольгу Федоровну [родители Михаила] в большом расстройстве. Из совокупности их сообщений и других, полученных мною из верных источников сведений, оказывается, что произошло следующее: Вел. Кн. Михаил Михайлович, уже два года влюбленный в дочь гр. Игнатьева, отправился к Государю, бросился на колени и стал умолять его разрешить ему этот брак. Разжалобленный своим двоюродным братом, Государь сказал, что постарается это устроить. Разумеется, Михаил Михайлович просил об этом разрешении под условием выезда за границу и даже полного отречения от всех своих Великокняжеских прав и преимуществ. После такого, хотя и несколько уклончивого, но, без сомнения, весьма знаменательного в устах Самодержца ответа, влюбленный Князь прождал несколько дней и, не видя ни малейшего осуществления данного ему обещания, послал своего брата Александра (persona grata в Аничкове) напомнить Государю о данном обещании. Ответ был такой же. Через несколько дней Цесаревич [наследник Николай Александрович] со слов Государя повторил то же самое. Так прошло дней десять, после коих 26 февраля, пред разъездом из Аничкова Дворца после выхода, Государь пригласил к себе Вел. Кн. Михаила Николаевича и объявил ему, что по здравом размышлении он полагает всего лучше отправить Михаила Михайловича служить в отдаленный угол империи!..»

Но вместо «отдаленного угла» великий князь Михаил оказался в Италии в Сан-Ремо и, уже не спрашивая ничьих разрешений, женился, но не на Игнатьевой, а на другом предмете своих воздыханий, графине Софье Меренберг, дочери принца Нассау (небольшого германского княжества) от морганатического брака с графиней Натальей Меренберг (дочерью Пушкина), которой герцог Люксембургский даровал титул графини Торби. Бракосочетание состоялось в русской церкви в городе Сан-Ремо 26 февраля 1891 г.

Узнав о своеволии Михаила, Александр III выключил его из рядов армии и воспретил въезд в Россию: «Этот брак, заключенный наперекор законам нашей страны, требующим моего предварительного согласия, будет рассматриваться в России как недействительный и не имевший места», – телеграфировал император отцу Софьи принцу Нассау Николаю Вильгельму.

Конечно, решение императора Александра III было ударом для великого князя, но он знал, на что шел, так что, по крайней мере, все это не было неожиданностью. Так случилось, что строгость Александра III спасла жизнь Михаилу Михайловичу: ведь его братья погибли от рук большевиков.

Несколько лет Михаил Михайлович с супругой жили в Каннах на собственной вилле «Казбек», названной в память детских лет, проведенных на Кавказе. В 1901 г. великий князь с супругой переехали в Великобританию и поселились в замке Киль-холл в Стаффордшире (на севере Англии), а впоследствии поселились в одном из самых известных лондонских дворцов – Кенвуд-хауз* (Kenwood House).

Он заключил договор о найме дворца с мебелью сроком на 21 год с платой 2200 фунтов стерлингов в год и в 1910 г. поселился в нем с супругой, детьми – сыном Михаилом, дочерьми Анастасией и Надеждой (их в Англии звали Зиа и Нада) и многочисленными собаками. Во дворце некоторые комнаты были заново оформлены, проведен электрический свет, конюшни переделаны в гараж. Страстный игрок в гольф, он превратил часть луга в поле для игры в гольф, а также в площадку для крикета. Журнал «Country Life» в 1913 г. опубликовал статью, описывающую дом великого князя, в котором устраивались балы для выходящих в свет дочерей. Кенвуд-хауз видел блестящие приемы и праздники: здесь в 1914 г. на балу присутствовали английские король и королева, через два года – прием по случаю свадьбы Надежды и принца Георга Баттенбергского (Джорджа Маунтбеттена), и позже – Анастасии и майора Харольда Уэрнера, владельца имения Лутон-Ху. Несмотря на многие отрицательные и даже насмешливые отзывы о великом князе, многие его поступки вызывают уважение.

Великий князь Михаил Михайлович был известен своей щедрой благотворительностью. Его избрали президентом Хэмпстедского госпиталя, обязанности которого он выполнял до кончины. С его помощью госпиталь привлекал большие частные средства, сам князь подарил ему полностью оборудованный автомобиль-скорую помощь, первый такой в Лондоне. Он же был и президентом Художественного общества Хэмпстеда и он же оборудовал на прудах Хемпстеда вышку для прыжков в воду, надеясь способствовать этим олимпийским успехам Британии. С началом войны он предоставил часть Кенвуда для госпиталя и стал руководителем Англо-Русского общества.

Несмотря на то что его жена имела титул и по рождению, и по жалованному герцогом Люксембургским, Михаил Михайлович добивался для нее британского титула. С этой целью он, когда Николай разрешил ему приехать в Россию, просил его ходатайствовать перед королем Георгом. Николай не был против и отправил письмо Георгу, на что получил такой довольно нелицеприятный отзыв в письме от 6 октября 1912 г.: «Что касается нашего друга, безумца Мишеля, я уверен, что он тебе докучает своими многочисленными жалобами так, как он всегда надоедал мне. Он много лет прожил в Англии, и дорогой Папа [король Эдуард VII] был всегда очень милостив и дружествен к нему, и я неизменно стремился быть таким же. Конечно, я не знаю, что он может сказать тебе в Москве в отношении своей жены, которой я должен присвоить титул, на что ты дал свое разрешение. Однако, к сожалению, в Англии я не имею полномочий присвоить титул иностранной подданной, и это представляется тем более невозможным, что это жена русского великого князя. Я ожидаю, поскольку нахожусь в Лондоне, что он приедет ко мне, и я надеюсь, что наша беседа будет приятной. Боюсь только, что у меня нет выбора и мне придется отказать в его просьбе. Сожалею, что приходится беспокоить тебя этим долгим рассказом, но думаю, что лучше объяснить свою позицию полностью, в случае если он опять побеспокоит тебя по этому вопросу. Он пока не говорил об этом со мной, и твое письмо было первым, из которого я узнал об этом»[78].

В 1908 г. Михаил Михайлович написал автобиографический роман, посвященный супруге, под названием «Never Say Die» (которое можно перевести как «Никогда не унывай»), в котором осудил российские правила бракосочетания членов императорской семьи. В России эту книгу запретили.

Через 18 лет после изгнания, в 1909 г. Государь Император Николай II Александрович возвратил Великому Князю Михаилу Михайловичу чин полковника и звание флигель-адъютанта, а во время пребывания в России в августе 1912 г. Государь вновь назначил его Августейшим шефом 49-го Брестского пехотного полка. Во время мировой войны князь Михаил служил в военном представительстве России по закупке и отбору оборудования для армии. Как рассказывал А. А. Игнатьев, военный атташе в Париже и автор известных мемуаров «Пятьдесят лет в строю», «перед отъездом из Лондона я обычно наносил прощальный визит Николаю Сергеевичу Ермолову (военный атташе в Великобритании. – Авт.). Генерал продолжал, как и в мирное время, надевать военную форму только в официальных случаях и принимал меня в пиджачке в крохотной канцелярии, где-то неподалеку от War Office. За стеной стучала пишущая машинка. – А вы знаете, что моим секретарем состоит сам великий князь Михаил Михайлович, – не без гордости объяснял мне Ермолов. – Бедняга из-за вступления в морганатический брак с графиней Торби был лишен права вернуться в Россию. Он написал об этом царю и, не получив ответа, предложил мне помочь в работе хотя бы в печатании на машинке. Неловко же было в военное время оставаться в Лондоне без определенных занятий».

Великий князь присоединил свой голос к хору предостережений Николаю II в связи с его безответственной политикой, приведшей Россию к коллапсу. Так, 15 (28) ноября 1916 г. великий князь писал ему: «Я только что возвратился из Бэкингемского Дворца. Жоржи [король Георг V] очень огорчен политическим положением в России. Агенты Интеллидженс Сервис, обычно очень хорошо осведомленные, предсказывают в ближайшем будущем в России революцию. Я искренно надеюсь, Никки, что ты найдешь возможным удовлетворить справедливые требования народа, пока еще не поздно». Как известно, не только это письмо, но десятки других не возымели никакого действия…

В 1917 г. династия Романовых перестала править в России, и Михаил Михайлович уже не мог оплачивать такой огромный и дорогой дворец. Он отказался от найма и летом 1917 г. переехал с женой и с сыном Майклом в более скромное жилище – жилой дом рядом с Риджентс-парком (3, Cambridge Gate, Regent’s Park).

Супруги прожили вместе 39 лет – графиня Софья скончалась в 1927 г., а великий князь через два года. Оба они похоронены на кладбище в Хемпстеде (Hampstead, Fortune Green Road).

Дети его были правнуками и Александра Пушкина, и царя Николая I, слова которого, обращенные к умирающему поэту, странным образом оправдались: «… о жене и детях не беспокойся. Они будут моими детьми…»

Удивительно переплелись судьбы потомков Александра Пушкина и Николая Романова. Младшая дочь Пушкина Наталья вышла замуж за Леонтия Дубельта, сына начальника штаба корпуса жандармов. Брак оказался неудачным – муж обладал несносным характером, проматывал состояние и свое и жены. Он окончился разводом, и Наталья вышла замуж за принца Николая-Вильгельма Нассауского. Ей был пожалован титул графини Меренберг. Несмотря на неравноправность брака и то, что принц потерял право на наследование герцогства Нассау, супруги жили счастливо. У них родился сын Георг-Николай, женившийся на дочери императора Александра II княжне Ольге Александровне Юрьевской, и две дочери – Александрина и Софья. Последняя и стала женой великого князя Михаила Михайловича.

У графини Софьи оставались письма Пушкина к Наталье Николаевне. О судьбе их рассказал известный танцовщик и коллекционер Сергей Лифарь: «В зимнем сезоне 1928 года мы давали балетные спектакли в Монте-Карло, и здесь, на Лазурном берегу, на одном из благотворительных спектаклей в Каннах 30 марта я познакомился с устроительницей этого спектакля – леди Торби. Для меня эта светская дама – жена великого князя Михаила Михайловича – была интересна главным образом тем, что она была… родной внучкой Пушкина. С Дягилевым леди Торби была исключительно любезна, к тому же он ее совершенно очаровал. Она рассказала ему, что хранит у себя неоценимое сокровище – письма своего великого деда к ее бабке, тогда его невесте – Наталье Николаевне Гончаровой, от которой к леди Торби и перешли по наследству эти письма. Леди Торби прибавила, что после того как она вышла замуж за великого князя Михаила Михайловича и ему за этот брак было запрещено государем жить в России, она поклялась, что не только сама, но и принадлежащие ей письма ее деда никогда не увидят России. Слово свое она крепко держала ~~~

– Хорошо же они чтут память великого поэта: за то, что великий князь женился на внучке чтимого ими Пушкина, они выгоняют его из России, как будто он опозорил их свой женитьбой!

И тут же леди Торби обещала завещать Дягилеву для его коллекции один из этих бесценных автографов.

– Вы будете иметь его скоро, – прибавила она. – Мне недолго осталось жить.

Предчувствие не обмануло ее: она умерла через несколько месяцев после этого разговора…»[79]. Леди Софья Торби скончалась в сентябре 1927 г., после смерти Дягилева почти всю коллекцию приобрел С. М. Лифарь, а после его кончины письма были выкуплены у его наследников и вернулись в Россию, в Пушкинский Дом.

После смерти жены Михаил Михайлович, который в то время «нуждался, постоянно болел и плохо разбирался в чем бы то ни было», уступил письма поэта Дягилеву.

Граф Майкл де Торби (1898–1959), или «бой Торби», занимался, и довольно успешно, модельным бизнесом и был театральным художником. Он не оставил потомства.

Дочь Анастасия, Зиа, (1892–1977) двадцати пяти лет вышла замуж за генерал-майора, баронета Гарольда Уэрнера (Harold Wernher 1893–1973), младшего сына (старший сын был женат на дочери Никиты Романова) баснословно богатого владельца южноафриканских алмазных копей, замка Лутон-Ху и картинной галереи (она сейчас демонстрируется в Гринвиче в Рэнджер-хаус – Ranger House).