Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дворец Малинового Солнца

ModernLib.Net / Сергеев Иннокентий / Дворец Малинового Солнца - Чтение (стр. 4)
Автор: Сергеев Иннокентий
Жанр:

 

 


Я вернулся в зал, где пир, подобный пиру Трималхиона, а впрочем, такой же, как и всегда, продолжался, но голоса не звучали в моих ушах раздельно и лишь обозначали праздник, как бой часов обозначает время, но было ли за этим что-то, или часы стояли, я не смог бы ответить себе, да и не спрашивал себя об этом. Где-то играли скрипки, и женщины пели. Королева была на своём месте на возвышении. - - Не сводя с неё глаз, я опустился на ложе. - - Она повернула голову, наши взгляды встретились, и мне показалось, что она едва заметно улыбнулась и кивнула мне, а потом она поднялась и ушла из зала. Через некоторое время ко мне приблизился человек и, опустившись рядом со мной, склонился к моему уху и прошептал: "Я буду ждать вас у дверей зала. Вы должны уйти незаметно". Сказав это, он поднялся на ноги и ушёл. Подождав минуту или две, я встал и последовал за ним..."
      "...Первое, что я увидел, был свет, такой сильный, что я зажмурился и, защищаясь от него, закрыл руками лицо, когда же я отнял их, на моих глазах были слёзы - я понял, что это. Я бросился к окнам, но не добежав, замер на месте и долго смотрел, а сердце моё хотело вырваться из груди. Это был закат. Я плакал. Я рывком распахнул окно, и прохладный ветер объял меня, и я открыл ему губы и пил его, душа моя исполнилась ликования, я был близок к экстазу. И вдруг я услышал как будто чей-то шёпот, тихий, он словно бы доносился издалека. Я прислушался. Шёпот послышался снова, и я быстро обернулся, однако же никого не увидел. Я подумал, что должно быть, мне это почудилось, но едва я отвернулся к окну, как в третий раз услышал шёпот и вдруг ясно понял, что он обращён ко мне и, повинуясь ему, повернулся лицом к залу. И тогда я увидел Королеву. Я сделал к ней шаг или два и остановился. Она приблизилась. Мы стояли и смотрели в глаза друг другу,- оказалось, что она почти на голову ниже меня,- но вот она потянулась ко мне, я подался ей навстречу и принял её в свои объятья, и мы слились воедино в страстном поцелуе..."
      "...Спальня представляла собой небольшую комнату с двумя высокими окнами, посреди которой, занимая большую её часть, возвышалась внушительных размеров кровать, к которой от самых дверей вели несколько довольно крутых ступеней. Стены комнаты были покрыты росписями, изображавшими любовные сцены, несколько неярких светильников, располагавшихся на них, почти не давали света, так что спальня была погружена в полумрак, и только со стороны изголовья на расстоянии вытянутой руки от кровати в стенах были сделаны неглубокие ниши, в которых стояли зажжённые свечи, над самим же изголовьем висело большое овальное зеркало в массивной, украшенной искусной резьбой и покрытой позолотой раме. Потолок спальни не был виден за балдахином из полупрозрачного газа. В последующие ночи и дни мы редко бывали в этой спальне, по-видимому, Юлии она не особенно нравилась и в тот вечер была выбрана лишь потому, что находилась ближе других..."
      "...Она уснула, а я лежал и смотрел на неё, преисполненный нежности и любви. Она повернулась ко мне во сне и обняла меня, и осторожно, чтобы не разбудить её, я прикоснулся к её лицу губами и закрыл глаза, но сон ещё долго не шёл ко мне, и когда я наконец уснул, окна уже наполнились бледным светом утренних сумерек..."
      "...Я спросил, могу ли я присутствовать с ней на пиру, и секунду или две поколебавшись, она ответила: "Нет. Но тебя ждёт кое-что получше". Я был заинтригован и с нетерпением ждал её возвращения, фантазируя, что за подарок она приготовила для меня, когда же она вернулась, я стал всячески выказывать своё нетерпение. - Что с тобой?- спросила она. - Я жду обещанного подарка,- сказал я. Она рассмеялась. - Нет-нет,- сказала она.- Для него время ещё не пришло. Сыграй для меня что-нибудь. Я послушно подошёл к клавесину и, сев за клавиши, стал играть. Она слушала, потом приказала принести вино и ужин, предназначавшийся для меня. Сама она ничего не ела и только пригубила бокал. - Что это за мелодия?- спросила она.- Я никогда прежде её не слышала. - Я сочинил её только что,- сказал я.- Это почти импровизация. - Это так просто, сочинять музыку? - Иногда мне кажется, я и не сочиняю её вовсе, а лишь подбираю ноты, чтобы воплотить её в них... - Сочиняй для меня музыку,- сказала она.- И пусть она всегда будет новой. - Музыка не умеет стареть,- сказал я. Мы продолжали разговаривать, и она между прочим спросила меня, вполне ли я освоился здесь, в этом дворце. - Или ты хочешь вернуться? Нет, конечно же, нет, ни в коем случае я не хотел бы вернуться, если только она сама не прогонит меня, я мечтал бы остаток своей жизни провести здесь, с ней вместе. - Можешь считать, что мечта твоя осуществилась,- сказала она.- И иная судьба для тебя невозможна..."
      "...Отныне мне был закрыт путь вниз, где пировали они, мотыльки в гостиной небес, оторванные и отрешённые от земных дел и тревог, спешащие упиться земными наслаждениями. - - Порой я испытывал странную грусть, причиной которой было не желание вернуться, которого у меня никогда не возникало, а скорее, сознание того, что отныне такое возвращение для меня невозможно. Я выходил на крышу нижних палат и, подойдя к её краю, стоял, созерцая внутренний двор. - - Для этих прогулок я обычно выбирал сумерки или поздний вечер, когда меня едва ли можно было хорошо разглядеть снизу, если бы чей-нибудь случайный взгляд остановился на моей фигуре, неподвижно застывшей высоко на краю крыши дворца, вернее, той его части, которую они только и знали, полагая, что она единственно и составляет дворец. - Скоро ты привыкнешь к этому, как привыкла к этому я. У нас нет другой жизни, и нам некуда больше вернуться,- сказала Юлия и добавила: "Но ведь это же и прекрасно". В ответ я стал уверять её в том, что счастлив с ней и не помышляю ни о чём другом, тем более, о том чтобы вернуться к тем, кто остались внизу, и когда бы насильно был принуждён это сделать, то полагал бы это опалой и ссылкой, и это стало бы для меня несчастием столь полным, что едва ли я смог бы пережить его. И я говорил искренне - ничто не страшило меня кроме разлуки с моей Королевой, разлуки, которую она обещала мне невозможной..."
      "...я трепетал при одной мысли о том, какой высоты удалось достичь этой женщине. Она была достойна и большего, когда бы только могло быть что-то больше, чем то, чем она обладала теперь - на всей земле нет такого правителя и не было никогда прежде, сколько ни возводилось дворцов и крепостей, сколько ни строилось городов, сколько ни собиралось армий и ни велось войн, не было в мире правителя, чья власть могла бы хоть сколько-нибудь сравниться с её властью. Она достигла того, о чём лишь мечтали правители величайших империй - бессмертия. - - Это не более чем игра? Но что есть вся жизнь, которой живут люди? Они домогаются почестей и наград, ищут богатства и власти, плетут интриги, устраивают заговоры, перевороты, возносятся и падают, и ничья жизнь не длится долго. Лишь Королева бессмертна. Наблюдая игру актёров, она остаётся выше игры, ведь это её театр, и она всесильна в своём дворце. Кто во всём мире мог бы сравниться с ней? Среди людей нет таких, она несравненна. Кто распределяет роли между актёрами на сцене мира?.. Ослепительная мысль поразила меня в самое сердце души, и я упал на колени..."
      "...И всё же законы дворца не стали для меня понятнее, и я всё так же терялся в догадках, видя во всём этом одну только игру случая, да и была ли возможность осуществления сколько-нибудь последовательного замысла, пусть даже порождённого совершенным умом, когда люди, недолговечные исполнители своих ролей, при всей своей схожести в пределах общего амплуа, всё же оставались отчасти непредсказуемы в своих поступках, а предусмотреть все возможные случайности было бы невозможно, и это делало неосуществимым какой-либо план управления, если только сам план этот не был основан на игре случая. - - Я вспоминал, как когда-то тщетно пытался понять и сформулировать для себя правила этого дворца, и каждый раз, когда я думал, что мне это удалось, всё заканчивалось новым разочарованием, и я понимал, что ошибся, и всё обстоит иначе, нежели представлялось мне, и тогда я впадал в противоположную крайность и вовсе отрицал какой бы то ни было закон и порядок, но и это оказывалось неверно. А иначе для чего бы Королеве потребовалось иметь столько соглядатаев, для чего ей было бы знать что-либо об обитателях нижней части дворца. - - Хаос не мог бы продолжаться сколько-нибудь долго. Но если устройство дворца позволяло ей знать о его обитателях всё, что она хотела о них знать, и управлять всем, чем ей должно было управлять, то разве не было разумным предположить, что оно же определяло или неким образом являло внешне случайное распределение жребиев тех, кто, попав сюда, сам сделался как бы частью дворца, оказавшись всецело в его власти, а значит, и власти Королевы. - - Ведь река не может течь без берегов..."
      "...Я жаждал найти вещественное подтверждение своих мыслей - так детям хочется всё непременно потрогать рукой, и они тянутся достать звёзды и плачут, когда не могут этого сделать. Ну не ребёнком ли я был? Мне непременно нужно было увидеть этот таинственный механизм, обращавший случайность в закон, или закон в случайность... Не успев даже толком разобраться в своих догадках, я устремился на поиски. - - Должно быть, я воображал увидеть нечто вроде гигантского колеса, испещрённого цифрами и символами, которое, вращаясь, распределяло бы роли в спектакле, сплетая нити судеб, обрывая их, отмечая одни номера знаком золота, другие же знаком меди. Или я должен был увидеть бег ремней, верчение колёсиков Великой Машины? - - Я строил догадки и искал, почти неосознанно, редко признаваясь себе в этом - - и однажды я заблудился. Я оказался в комнате, где не было ни одной двери, и при всём усилии не мог вспомнить, как я сюда попал, и придумать, что же теперь делать, и вдруг, всё, что прежде укрепляло меня в решениях и поступках - надежда, здравый смысл, глупость, наконец - исчезло - - Я остался один. Что-то открылось мне в этот миг, что-то, чему нет названия... Я мог бы назвать это тоской, но это было бы неправдой, ведь тоска пришла позже, спустя мгновение или два, что-то было прежде её. Прозрение? Страх? Сначала всё было тихо, и я намеренно напевал, смеялся, обращался к себе с речами и отвечал громовым голосом, шутил и хлопал в ладоши, только бы не остаться в этом беззвучии, я боялся, что оно убьёт меня, раздавит, растопчет как куклу, я был подобен арлекину, страдающему одышкой, я был жалок и знал об этом, но цеплялся даже за собственное ничтожество - быть жалким, смешным, нелепым, только бы быть... А потом я услышал эту музыку, но это была не музыка, это был плач - - я перестал чувствовать время - Когда я увидел Королеву, её губы едва сдерживали улыбку. Она заговорила со мной о чём-то, а я всё смотрел на дверь за её спиной..."
      "...Её дворец не переставал поражать меня по мере того, как я делал всё новые и новые открытия. Обычно чванливый хозяин всякое яблоко пытается повернуть красным боком, точно выставляет свой дом на продажу, дешёвое прикрывая дорогим, о том же, чего не видит глаз, и до чего нельзя дотянуться рукой, вовсе не проявляя никакой заботы. В этом же доме самыми красивыми и изысканными, напротив, были не те вещи, которые сразу же бросались в глаза, а те, которых нужно было доискиваться - драгоценные подсвечники вдоль стен неприметной галереи, окрашенной в голубые и лунные тона, хрустальные цветы, притаившиеся в местах, где их меньше всего можно было ожидать найти, что вспыхивали внезапным сверканием от упавшего невзначай на их лепестки луча света, кружева виноградных лоз, струи фонтанов, дивной красоты мозаичные картины. И повсюду обилие цвета, подобранного так, что человек, проходя чередой комнат, проходил чередой миров, испытывая приятную смену настроений, и минута казалась то часом, то секундой, и никогда нельзя было в точности угадать размеры той или иной комнаты, ведь стены были невидимы, плоскость казалась то куполом, а то нишей, зеркала же вели себя столь игриво, что кого угодно могли свести с ума, они то капризничали, то ластились и шептали о чём-то в картинах, мимолётных как сны, и вот ты на мгновение замер, невольно поддавшись их чарам, и уже забыл, с какой стороны пришёл, и где та дверь, в которую ты хотел войти - - Помимо комнат, зеркал и галерей были в этом доме и огромные залы с ваннами и бассейнами, наполненными душистой водой, прохладной и тёплой, были лестницы, белые, покрытые пурпурными коврами, и синие с мраморными статуями, были алые фонарики на длинных и гибких хоботках, похожих на те, какими бабочки, играя перламутровыми опахалами крылышек, сосут нектар, были комнаты с музыкальными инструментами и комнаты, в совершенстве приспособленные для любовных игр, и такие, где не хотелось говорить громко..."
      "...Всякий раз новая тайна открывала тайну ещё большую, и прежнее уже казалось далёким, будто происходило и не со мной вовсе, и каждая новая дверь представлялась последней и главной, и новая тайна превосходила все прежние и казалась стражем над стражей дворца, когда же она открывалась мне, я начинал видеть больше, и... Так начиналась новая тайна..."
      "...Войдя в кабинет, я увидел, что Юлия сидит в кресле и задумчиво созерцает закат. - Ты звала меня?- спросил я. - Да,- сказала она, поднявшись из кресла.- Я хочу прогуляться. Мы вышли на крышу. - От меня только что вышел офицер, ты видел его?- сказала она. - Офицер?- удивился я.- Но откуда? - Он прибыл из столицы,- сказала она.- Прежнего императора больше нет, на престоле новый император. - Вот как,- сказал я.- Что ж, кто-то же должен играть эту роль. - Прохладно сегодня,- заметила она. - Небо ясное,- сказал я.- Завтра будет хороший день. - В канцелярию его величества пришёл запрос от людей, которые были заняты доставкой сюда всего необходимого, как им действовать дальше. - То-то они там удивились,- с улыбкой сказал я. - Да,- сказала она.- Ведь всё держалось в строжайшей тайне. - Так значит... - Его величество прислал этого офицера с отрядом выяснить всё на месте. - И что ты об этом думаешь?- спросил я. - Едва ли его величество решит что-либо изменить в нашем положении. Что бы он стал делать с таким количеством восставших из гроба? Это доставило бы немало хлопот и неприятностей тем, кто успел уже воспользоваться их завещаниями. - Ты позвала меня для того чтобы рассказать об этом? - Нет,- сказала она.- Конечно же, нет. Я позвала тебя, потому что хочу тебя видеть. Она сошла с дорожки и пошла по газону. Я последовал за ней. Мы остановились у края крыши и стояли, созерцая внутренний двор, погружённый в вечернюю тень, в то время как над нами было ясное, светлое небо. - Так значит, прежнего императора больше нет,- сказал я, нарушив молчание. - Он не пережил потери власти,- сказала она. - Ты сожалеешь об этом? - Я никогда и ни о чём не сожалею,- сказала она.- Когда-то ты обещал мне не задавать вопросов. Я хочу, чтобы так было и впредь..."
      Король сделал знак замолчать. Человек, только что вошедший в зал, что-то шептал, низко склонившись к его уху. Король кивнул. Человек сделал низкий поклон и бесшумно удалился. Наступила пауза. Король молчал, видимо, что-то обдумывая. Скарамуш осторожно кашлянул. Король, словно очнувшись, посмотрел на него и, повернувшись к Зотенбергу, замершему в почтительной позе, спросил: - Знаете, кто повелевает миром? Зотенберг изобразил вопросительную улыбку. - Только не говорите, что я!- сказал король. Зотенберг снова улыбнулся. - Время!- громко произнёс король, красивым жестом указав на часы. Скарамуш глубоко вздохнул в знак полного согласия. - Вот так,- задумчиво проговорил король.- Читаешь урывками, спишь урывками, ешь какую-то дрянь под видом паштетов, эх!.. Ну да ладно. Он поднялся на ноги и направился к дверям. Дойдя до них, он обернулся и сказал: - Я вас более не задерживаю.
      Дверь за королём закрылась.
      * * *
      Зотенберг: Как сегодня тихо. Скарамуш: Ваша правда, маэстро. Зотенберг: Так где вы обнаружили эту книгу? Скарамуш: В библиотеке. Она лежала раскрытой, и я подумал... Зотенберг: Вот как. Скарамуш: Да, хотя, вообще-то, я редко думаю. Зотенберг: Вы не оставите её мне? Скарамуш: Сколько угодно! И закладки тоже? Зотенберг: Нет, закладки, пожалуйста, оставьте себе. Скарамуш: Вы желаете дочитать её? Зотенберг: Я желаю дописать её. Скарамуш: Ах, простите! (Отдаёт ему книгу.) Я и не знал, что она недописана. Зотенберг: Пустое. Ведь она же и недочитана. Скарамуш: И то верно. Всё-то у него дела. Между прочим, часы эти уже давно стоят. Я докладывал, но... Зотенберг: Да, я помню. Скарамуш: А неплохую я сегодня сделал карьеру. Зотенберг: Удачный день. Скарамуш: По такому поводу можно и выпить. Зотенберг: Пожалуй.
      ( Уходят. )
      ...............
      ( Закатное небо в окне. )
      ................
      ( Огонь в камине. )
      ................
      ( Занавес. )
      1990 г.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4