ТРИ ЗАПОВЕДИ «ТОТАЛЬНОГО ШПИОНАЖА»

К формированию разведки нового типа, приспособленной к условиям агрессии и открытой диктатуры, нацисты приступили заблаговременно. По сведениям, просочившимся в западную печать, в июне 1932 года в Мюнхене, в доме начальника мюнхенской контрразведки капитана Эрнста Рема[58], одного из первых офицеров рейхсвера, примкнувших к фашизму (занимая пост начальника штаба штурмовиков, он стал ближайшим помощником Гитлера), состоялось тайное совещание нацистских главарей. В нем приняли участие Гесс, Геббельс, Гиммлер и несколько менее известных тогда единомышленников фюрера, в том числе полковник в отставке Вальтер Николаи, руководитель военной разведки Германии в первую мировую войну. Первым трем предстояло сыграть ключевую роль в готовившемся фашистском путче. В преддверии установления открытой террористической диктатуры в стране они собрались для того, чтобы решить вопрос о месте карательного и разведывательного аппарата в государственном механизме будущей Германии, основным содержанием деятельности которого должно было стать подавление демократических и революционных сил. Он призван был обеспечить решение главной задачи — уничтожение марксизма, который, как твердил Гитлер, надо «выкорчевать, безжалостно раздробить противнику череп». Без этого, убеждал фюрер, нельзя ни развернуть приготовление к войне, ни начать настоящей войны.

Предполагалось, что основу новой системы карательных органов как главной опоры фашистского режима составят созданные национал-социалистами и уже опробованные в схватках с политическими противниками военизированные террористические силы, отличавшиеся крайней жестокостью и построенные на принципе безоговорочного подчинения. Это — CA (штурмовые отряды, превращенные в главную силу контрреволюции, возглавляемые людьми, набившими руку на массовых экзекуциях в ходе подавления Ноябрьской революции 1918 года и последующих революционных выступлений рабочего класса), СС (служба внутренней безопасности — вооруженная гвардия национал-социалистской партии)[59] и, наконец, СД (служба внешней безопасности) — безотказное орудие насаждения гитлеризма, как ее оценивала сама нацистская верхушка.

В развернувшейся острой и бурной дискуссии участники сборища откровенно оспаривали друг у друга право на руководство репрессивно-террористическим аппаратом будущей Германии, каждый доказывал, что именно он более всего подходит для подобной роли. Первым заявил о себе Рем. Похоже, что главенство было обещано ему самим Гитлером. Однако в ходе обсуждения шансы Рема неожиданно свелись к нулю, так как всем стало ясно, что он совершенно не компетентен в данном вопросе и не сможет осуществить поставленную задачу. Геббельс же произвел на присутствующих сильное впечатление: всех поразила масштабность его проектов, которые шли гораздо дальше и глубже того, что замышлялось первоначально, и были изложены им с присущей ему склонностью к театральным эффектам. Гиммлер ограничился несколькими общими замечаниями, но полковник Николаи, по его словам, сразу «раскусил» значение этой личности в руководстве национал-социалистской партии.

Несмотря на выявившиеся тактические расхождения, в частности относительно структуры и функциональных обязанностей службы безопасности и ее места в государственной карательной системе, было достигнуто единство взглядов участников сборища по главным вопросам — применения крайних мер насилия для подавления любых выступлений рабочего класса и всех трудящихся, борьбы с коммунистическим и демократическим движением в стране. Расправы, чинимые над коммунистами, антифашистами, демократами, считались в среде «коричневых» делом естественным и всячески поощрялись. Фанатичный антикоммунизм стал и идеологией, на основе которой совершались чудовищные преступления.

Согласно более поздним сведениям, только один из присутствовавших на данном сборище — Гесс, участвовавший в нем в качестве доверенного лица Гитлера, не проявлял заметной активности в бурной дискуссии. Этот «ярый националист», прочно связавший свою судьбу с Гитлером, был известен как «тень коричневого фюрера» — он обеспечивал его охрану во время уличных стычек, которыми обычно заканчивались собрания и манифестации фашистов; вместе с ним за организацию «пивного путча» в 1923 — 1924 годах отбывал срок заключения в Ландсбергской крепости. Первый том книги «Майн кампф» («Моя борьба») — этой библии нацизма и его программы — написан Гитлером с участием его тогдашнего секретаря Гесса.

По-видимому, не желая выпускать инициативу из своих рук, Гесс вмешался в разговор лишь на заключительной стадии обсуждения, в тот момент, когда в общем виде определились структура и компетенция карательных органов будущей Германии, характер их взаимоотношений с другими государственными учреждениями и когда кто-то спросил Геббельса, откуда предполагается черпать для них кадры. Смысл оброненной Гессом в этой связи фразы, обратившей на себя внимание присутствовавших, сводился, во-первых, к тому, что, «если мы не сможем найти эти кадры, мы их непременно создадим». Во-вторых, основой создаваемой организации, как твердо считал Гесс, должна была стать опора на «массовую базу». Иными словами, курс был взят на практическое развертывание системы «тотального шпионажа» и внедрение ее во все сферы общественной жизни страны. Было ясно, что именно на репрессивно-террористический аппарат, как главную ударную силу подавления политических противников будущего режима, ограждения своей власти от всяких покушений, возлагают свои надежды Гитлер и его ближайшее окружение.

Очевидно, чтобы придать больший вес своим словам, Гесс заговорил вдруг о своем учителе и друге генерале Карле Гаусгофере, профессоре Мюнхенского университета, основателе института «геополитики», снабжавшем нацистских главарей, и прежде всего Гитлера, всякого рода «теоретическими наставлениями»[60]. Проповедуемые «учеными» этого института человеконенавистнические идеи нацизма, пропагандируемая ими лженаука в соединении с «расовой теорией» небезызвестного Розенберга[61] послужили «идеологическим» обоснованием гитлеровской захватнической программы и политики империалистической экспансии и государственного терроризма. В институте «геоноли-тики» Гесс провел ряд лет, изучая нравы и обычаи японцев. Затем он сузил рамки своего исследования и подготовил трактат на тему: «Система и методы японского шпионажа». Некоторое время спустя Гесс разработал и представил Гитлеру проект создания разведывательной системы будущей Германии, как нельзя лучше отвечавшей идеологическим и политическим установкам фашизма. Отличительной чертой этой системы, заимствованной Гессом у японцев, должна была стать ее «массовая база». Гесс сформулировал три заповеди, которые легли в основу нацистской док грины «тотального шпионажа»: «Каждый может быть шпионом», «Каждый должен быть шпионом», «Нет такой тайны, которую нельзя было бы узнать». Высказывания Гесса произвели большое впечатление на собравшихся, и за ним прочно укрепилась репутация выдающегося специалиста в данной области.

Военная экспансия, развязывание агрессии против других народов, о которой помышляли нацисты, возможно было, по их мнению, лишь при условии подавления демократических сил внутри страны. А для этого необходимо, чтобы действиям службы безопасности и разведки был придан всеохватывающий характер и они не были бы связаны законом. Таков общий вывод, к которому пришли сподвижники Гитлера в результате обсуждения проекта организации карательного аппарата фашистского режима. Иначе говоря, уже тогда закладывались основы того., что со временем поставило этот аппарат, и прежде всего службу безопасности, над самыми высшими органами государства и нацистской партии.

В декабре 1932 года Гитлер назначил Гесса своим заместителем по руководству нацистской партией[62]. Став вторым человеком в рейхе, Гесс вплотную принялся за внедрение системы «тотального шпионажа», характерными чертами которой были непомерно большой территориальный размах подрывных действий, стремление опутать будущие жертвы агрессии густой шпионской сетью и обеспечить слежку «всех за всеми» внутри страны с целью выявления и преследования противников нацистского режима.

НАЧАЛО КАРЬЕРЫ «РЕЙХСФЮРЕРА СС»

После прихода к власти нацистское руководство наметило меры, связанные с перестройкой государственного аппарата страны. Практическое их осуществление заняло период с конца марта 1933 до начала 1935 года. Штурмовые отряды (CA) были официально возведены в ранг вспомогательной полиции, которой отводилась исключительная роль в защите интересов фашистского государства. Газета «Дер CA манн» писала в январе 1934 года: «Новая Германия не могла бы существовать без бойцов CA… То, что сделано до сих пор, а именно захват власти в государстве и уничтожение… последователей марксизма, либерализма, уничтожение этих людей, — это только предварительная задача… »[63] CA были превращены в важнейшее орудие борьбы с ширившимся антифашистским движением. Полиции было запрещено вмешиваться в действия штурмовых отрядов, которым предоставлялась полная свобода. Выступая 3 марта 1933 года, Геринг взял под защиту отряды CA, учинившие расправу с коммунистами, заявив: «Я не собираюсь осуществлять правосудие. Моей задачей является только разрушение и уничтожение… Борьбу не на жизнь, а на смерть… я поведу… с помощью коричневорубашечников»[64].

В том же духе высказывался и Геббельс, который, дав высокую оценку насильственным действиям штурмовых отрядов, подчеркивал: «Внутренние политические оппоненты исчезли не по каким-то никому не известным тайным причинам. Нет, они исчезли потому, что движение наше располагало самым сильным оружием в стране и этим самым сильным оружием являлись отряды CA»[65].

Особая роль отводилась службе внутренней безопасности (СС), в рядах которой насчитывалось в середине 30-х годов 52 тысячи человек. Они использовались для проведения открытого и неограниченного террора и, так же как CA, в своих действиях могли не принимать во внимание никакие законы. Охранные отряды СС имели опознавательный знак черную форму с изображением черепа на фуражке как символа «безоговорочной готовности к смерти», абсолютного повиновения — мгновенного и без размышлений.

В начале 1929 года рейхсфюрером СС был назначен Генрих Гиммлер, секретарь могущественного в то время Грегора Штрассера, одного из нацистских главарей Баварии. Даже среди сподвижников Гитлера он выделялся своим фанатизмом, и именно ему выпала в дальнейшем роль обер-палача немецкого народа. Под его руководством охранные отряды (СС) превратились через некоторое время в личную охрану Гитлера и орудие расправы с его противниками. С приходом фашистов к власти Гиммлер был назначен начальником полиции Мюнхена, однако уже в конце 1933 года на него было возложено руководство всей полицейской системой Германии, за исключением Пруссии[66]. Спустя некоторое время прусская полиция также перешла в ведение Гиммлера.

Рассказывают, что по первому впечатлению могло показаться, что Гиммлер, бывший коммерсант и школьный учитель, совершенно не подходил для подобной роли. Однако те, кто наблюдал его «в деле», утверждали, что этот внешне невозмутимый человек, отличавшийся безукоризненной исполнительностью, мог действовать с самой ужасающей жестокостью. Он обладал способностью молниеносно принимать чудовищные решения и тотчас же приводить их в исполнение, нисколько не задумываясь о последствиях, не соотнося их ни с какими моральными нормами.

Численность карательного аппарата с установлением фашистской диктатуры непрерывно увеличивалась, был санкционирован широкий простор для произвольного толкования его компетенции. Если к моменту захвата власти Гитлером в Германии насчитывалось 138 тысяч полицейских, то в конце 1934 года их было уже 437 тысяч (включая 250 тысяч эсэсовцев). В канун второй мировой войны только отряды СС имели в своем составе 372 тысячи человек.

Положение, которого достигла служба СС в государстве и в самой нацистской партии, позволило Гиммлеру высоко вознестись над своими политическими коллегами и, располагая самыми полными сведениями об их образе мыслей, честолюбивых замыслах, он имел возможность контролировать их так же, как разветвленную сеть полиции безопасности и службы безопасности третьего рейха, подобно паутине, опутавшей все слои населения государства. Даже ближайшие сподвижники Гитлера, такие, как Геббельс и Геринг, считавшие себя всесильными, вынуждены были, и не без оснований, остерегаться Гиммлера.

Тем не менее Гиммлер, как рейхсфюрер СС и начальник полиции империи, сосредоточивший в своих руках огромную власть, распространявшуюся на все области общественной жизни и управления, не был спокоен за тыл фашистской Германии. Незадолго до начала второй мировой войны в своем выступлении перед группой высших руководителей офицерского корпуса фашистского вермахта Гиммлер заявил: «В будущем нас ждет война не только на суше, на море и в воздухе. Перед нами будет также еще и четвертый театр войны — внутри Германии. Это та основа, из которой мы должны исходить»[67]. И руководимый им карательный аппарат делал все для того, чтобы не допустить возможности появления этого фронта, а если «превентивные» меры окажутся недостаточными, с помощью системы «тотального шпионажа» своевременно обезвредить и уничтожить его. Словом, начав свой путь в службе телохранителей фюрера, «верный Генрих», как называл Гиммлера Гитлер, закончил его созданием организации «телохранителей для всей Третьей империи».

Таким образом, если антикоммунизм являлся для Гитлера своего рода теоретической платформой для оправдания совершаемых нацистами преступлений, то практика судопроизводства, следственные органы и, особенно, секретные службы нацистской Германии были тем механизмом, с помощью которого эти преступления против человечности совершались.

ИНСТРУМЕНТ ПОДГОТОВКИ ВОИНЫ

С установлением фашистского режима исключительно возросла роль разведывательных и контрразведывательных органов не только в развертывании террора против демократических сил внутри страны, но и в осуществлении преступных внешнеполитических акций германского империализма. Среди других звеньев государственного механизма, претерпевших коренные изменения, службы «тотального шпионажа» выдвинулись на первый план, их деятельность приобрела такие огромные масштабы, каких вообще не знала история Германии до прихода к власти нацистов. Это объяснялось прежде всего тем, что главарям третьего рейха для претворения в жизнь своей захватнической программы требовалось хорошо знать состояние противостоящих сил, нащупать наиболее подходящий момент для начала агрессии, выбрать для нее лучшие стратегические условия, заблаговременно отработать возможные способы нападения и варианты оправдания агрессии в глазах мирового общественного мнения.

Словом, создание новой всеобъемлющей системы разведки, которая должна была служить «инструментом подготовки войны в наиболее выгодных условиях», стало важнейшей практической задачей национал-социалистского правительства. Можно с полным основанием утверждать, что без активного содействия служб «тотального шпионажа» гитлеровская Германия не смогла бы осуществлять свои агрессивные планы. Эти службы были неразрывно связаны с каждым отдельным актом фашистской агрессии, они имели самое непосредственное отношение к их разведывательному обеспечению, планированию и практическому осуществлению. Таким образом, «тотальный шпионаж», как и «тотальная война», органической частью которой он являлся, наиболее полно отвечал интересам монополистической буржуазии и самому существу фашистской диктатуры, предельно реакционной и агрессивной по своей природе.

Важное место в разведывательном обеспечении планов агрессии отводилось появившемуся на свет в 1921. году абверу[68], становление и развитие которого протекали в особых условиях. Дело в том, что формирование и предполагавшееся в ближайшем будущем расширение рейхсвера, естественно, противоречили требованиям Версальского договора. Скрыть это можно было, по мнению немецкого генералитета, лишь всесторонне и надежно защитив рейхсвер и все, что с ним связано, от глаз иностранных разведок. А это возможно было лишь при наличии реорганизованной на новых началах и хорошо поставленной службы контрразведки.

По свидетельству западных исследователей, ускорению решения этой задачи способствовал такой любопытный факт. В те годы в качестве советника в шифровальном отделе имперского правительства подвизался некий Виникер, доцент высшей технической школы в Берлине, имевший репутацию крупного специалиста в области радиосвязи. В силу своего служебного положения Виникер имел прямой доступ к тому, что составляло святая святых военной шифровальной службы и службы связи Германии. В один прекрасный день при содействии Виникера сведения об этих тайнах оказались достоянием польской разведки, сам же Виникер исчез. С этого момента заметно улучшилась работа шифровальной службы и радиосвязи польской армии. Под влиянием этого факта и других случаев утечки информации немецкое военное командование пришло к выводу о необходимости наряду с формированием 100-тысячной армии иметь при министерстве рейхсвера службу контрразведки[69].

В первые годы существования Веймарской республики абвер представлял собой небольшую контрразведывательную организацию, разделенную на две группы: «Ост» и «Вест». Одновременно было создано так называемое розыскное бюро, в обязанности которого входил сбор материалов о революционерах и прогрессивно настроенных немцах Веймарской республики. Для работы на периферии имелись «абверштеллен», созданные при шести армейских военных округах и построенные по географическому принципу. Постепенно деятельность абвера в Германии и за границей стала охватывать также область активной разведки и борьбу с секретными службами противника. Название «абвер» так и закрепилось за обеими группами — разведывательной и контрразведывательной. Первым руководителем абвера до 1927 года был майор Гемпп, работавший в немецкой военной разведке под руководством Вальтера Николаи еще с 1914 года[70]. Как признает потом Гемпп, немецкая военная разведка создавалась в нарушение Версальского мирного договора, причем, с одной стороны, это делалось под видом усиления защиты рейхсвера, а с другой — существование разведывательной службы носило замаскированный характер. Гемпп имел указание генерала Ганса Секта обеспечить прикрытие части подразделений абвера в промышленности (работа в этом направлении была начата еще до заключения Версальского мирного договора). Гемпп вел переговоры с директором фирмы «Сименс и Гальске» и выяснил, что немецкие иностранные концерны к тому времени уже имели собственные разведывательные службы, занимавшиеся промышленным шпионажем за границей. Первую — «Немецкая заморская служба» — финансировал крупный промышленник Гутенберг, вторую — «Нунция» — два крупных металлургических предприятия. Министерство финансов ежегодно выделяло на нужды разведки несколько миллионов марок, но это обстоятельство в связи с пребыванием в Берлине союзной комиссии держалось в строгом секрете. Планы активизации шпионажа против Востока, в частности Советской России, обусловили необходимость расширения филиала абвера в Кенигсберге путем создания вспомогательных отделений в Алленштайне, Мариенбурге и Гумбинене. Главным их назначением был подбор, подготовка и засылка агентуры на территорию Польши и Советского Союза. По свидетельству Гемппа, к 1927 году была завершена перестройка и службы контрразведки: расширился ее численный состав, пополнившийся за счет молодых офицеров различных родов войск. Руководство всей разведывательной и контрразведывательной работой, проводившейся как в армии, так и военно-морском флоте, было сосредоточено в едином органе, что позволило устранить параллелизм в действиях отдельных подразделений и их независимость друг от друга, характерные для раннего периода германской военной разведки.

Новое в деятельности военной разведки на данном этапе состояло в том, что ее щупальца стали протягиваться к десяткам политических организаций и офицерам абвера вменили в обязанность информировать генералов рейхсвера о пестром конгломерате партий и политических групп Германии. Особую активность в этом проявлял капитан Эрнст Рем, располагавший широкой сетью тайных информаторов[71].

Поскольку в то время материальные средства абвера все же были ограниченны, насаждение агентурной сети в странах, расположенных далеко от Германии, равно как и расширение разведывательного аппарата в самом центре, наталкивалось на определенные трудности. Этим объясняют то, что обе группы абвера сосредоточили свое внимание на ближайших соседях Германии и ее потенциальных противниках в первый период планируемой войны.

Профессиональная подготовка сотрудников абвера, за редким исключением, превосходила средний уровень подготовки тогдашнего немецкого офицерства. Основу его личного состава образовали офицеры рейхсвера, вынужденные после окончания первой мировой войны уйти в отставку или отправиться работать за границу, где они поступили на службу преимущественно в коммерческие фирмы. Там они, используя свое положение, имели возможность хорошо изучить обстановку и приобрести определенные знания, пригодившиеся им затем в абвере. Многие из них, пройдя основательную специальную подготовку, перед тем как получить назначение на оперативные должности в абвере, были вновь направлены в знакомые им страны, чтобы собрать сведения, в которых нуждалось военное командование, и в то же время заложить там базу для развертывания разведывательной работы в будущем.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НИКОЛАИ НА ПОПРИЩЕ ТАЙНОЙ ВОЙНЫ

Исключительно важную роль в становлении абвера в середине 20-х и начале 30-х годов сыграл полковник в отставке Николаи.

Во время первой мировой войны он возглавлял знаменитое Третье бюро, представлявшее собой руководящий центр разведывательной службы германских вооруженных сил[72]. Возвращение Николаи на поприще международного шпионажа было вполне естественным. По ряду соображений его кандидатура считалась наиболее подходящей для руководства этой работой. Во-первых, он обладал огромным опытом разведывательной работы в условиях войны и всей своей предыдущей карьерой был как бы предназначен для той роли, которую ему отводили нацистские главари, видевшие в нем незаурядного профессионала. Во-вторых, он вполне разделял идеи национал-социалистов, стремившихся к расширению «жизненного пространства» Германии. Сближению Николаи с нацистами способствовало то обстоятельство, что в последние годы перед приходом к власти Гитлера, особенно в период 1928-1932 годов, он близко сошелся с генералом Э. Людендорфом, который был фактическим главнокомандующим германской армии во время первой мировой войны. Это был один из главных идеологов и ярый проповедник «тотальной войны», с которым Гитлер еще в 1923 году заключил союз для совместных действий.

Следует отметить, однако, что после заключения Версальского мирного договора полковнику Николаи пришлось пережить грудные дни. Военное министерство, не желавшее, очевидно, возбуждать общественное мнение, внезапно прекратило всякие отношения с этим когда-то весьма могущественным человеком, хорошо известным за кулисами официальной германской политики. Оказавшись не у дел, Николаи обратился к властям за разъяснением, как поступить с архивами Третьего бюро (военная разведка), содержавшими множество важных секретных документов. Однако никто в Берлине не захотел тогда связывать себя с этими «взрывоопасными» архивами, и Николаи было предложено уничтожить их. Но чутьем профессионала угадав, куда идет дело, и предвидя, что архивы могут еще сослужить неоценимую службу в будущем, он решил скрыть их от победителей и сохранить до «лучших времен», поместив в надежном месте. В итоге более 48 тысяч досье и картотека агентуры перекочевали в Восточную Пруссию, в имение крупного помещика, знакомого Николаи. Здесь они оставались всего несколько месяцев. Затем Альфред Гугенберг, бывший председатель совета директоров крупповского концерна и владелец издательства «Шарль», согласился предоставить под архивы одно из принадлежащих ему помещений[73].

Ждать «своего часа» Николаи пришлось не долго: вскоре бывший глава службы военного шпионажа в кайзеровской Германии, знавший механизм работы разведки до тонкостей, получил приглашение принять участие в нелегальном формировании «Черного рейхсвера»[74], ставшего прямым наследником прусско-германской армии и ее милитаристских традиций. Воспользовавшись отведенной ему ролью посредника между военным министром Геслером и влиятельным в правящих кругах генералом Куртом фон Шлейхером и их доверенного лица, Николаи вплотную занялся давно обдуманным им делом — возрождением в составе имперского военного министерства (правда, пока еще в завуалированной форме и в миниатюре) специальной службы, получившей название «Отдел охраны» (контрразведка)[75].

Будучи последовательным сторонником взглядов генерала Э. Людендорфа, Николаи упорно отстаивал идею, согласно которой «тотальная война», не делавшая различия между армией и мирным населением страны, подвергшейся нападению, требует создания разведки нового типа. Она должна была представлять собой органическое соединение разведывательной службы старого образца, основанной на использовании профессионалов шпионажа и диверсии, с новой широко разветвленной системой («тотальным шпионажем»), направленной на подрыв военно-экономического потенциала и ослабление внутренних сил будущего противника. Такое соединение позволяло, по словам Николаи, сделать новую систему непохожей ни на одну из прежних и придать разведке «огромное, ни с чем не сравнимое могущество». Главным назначением, краеугольным камнем системы «тотального шпионажа» Николаи считал разведывательное обеспечение планирования, подготовки и ведения «тотальной войны».

Итак, «прославленный» организатор шпионажа, тяжело переживший поражение германского империализма в первой мировой войне и формально, казалось бы, отошедший от дел разведки (имя его уже не фигурировало ни в военных справочниках, ни в военной литературе), вновь появился на авансцене тайной войны. Рвавшиеся к власти нацистские главари решили предоставить ему полную свободу рук в создании совершенной разведывательной машины. И он охотно пошел на службу к новым хозяевам, считая, что за ними реальная власть. В мае 1932 года Николаи был приглашен в Мюнхен, чтобы в качестве представителя верховного командования (хотя юридически он больше не принадлежал к офицерскому корпусу) выступить перед небольшой группой военных деятелей, сторонников возрождения военного могущества страны, с лекцией на тему: «Германия в будущей войне». По свидетельству очевидцев, заявление Николаи о том, что Германия должна без объявления войны, в результате одного лишь колоссального по масштабам воздушного наступления раздавить своего противника, вызвало шумное ликование аудитории.