Оставив свои пальто на вешалке и предупредив хозяина, что направляются встретить друзей, Шелленберг и его спутник не спеша пошли к выходу. Выйдя на улицу, он заметил, что «бьюик», резко затормозив на углу, где стоял его автомобиль, свернул в сторону парка позади кафе и там остановился. Шелленберг, как и было условлено, быстро направился к своей машине. Когда до нее оставалось не более десяти шагов, он услышал рев мотора крытого грузовика, доставившего бойцов спецотряда. Тут же загремели выстрелы и раздались разъяренные голоса нидерландских пограничников. Лейтенант Клоп, поняв, что им устроили западню, выпрыгнул из «бьюика» и бросился в сторону Шелленберга, наставив на него крупнокалиберный кольт. Едва тот успел пригнуться за багажником своего автомобиля, как из-за угла вылетел грузовик с эсэсовцами. Клоп прицелился и несколько раз выстрелил в их сторону — ветровое стекло разлетелось вдребезги. Шелленбергу показалось, что одна из пуль угодила в сидевшего рядом с шофером командира отряда, но тут он увидел, как его телохранитель в гигантском прыжке будто катапультировался из кабины грузовика, успев уже в воздухе выстрелить в Клопа. Между ними началась отчаянная перестрелка. Внезапно лейтенант выронил свой пистолет и медленно опустился на колени. В тот же момент до Шелленберга донесся грубый окрик командира отряда: «А теперь сматывайтесь!»

Заведя машину, Шелленберг обернулся назад и увидел, как Беста и Стивенса, будто «два снопа сена», вытащили из их автомобиля. Резко рванув с места, машина Шелленберга помчалась в сторону границы.

Наглый налет, предпринятый спецотрядом СС, не вызвал сколько-нибудь заметного противодействия со стороны полицейских и пограничников. Все участники налета так же стремительно, как и ворвались на территорию Нидерландов, покинули ее, взяв курс на Дюссельдорф. Эсэсовский отряд с захваченными пленными прибыл туда спустя полчаса после Шелленберга, который к этому времени уже успел связаться с Гейдрихом и доложить ему о выполнении задания.

Доставленные в Берлин капитан Бест и майор Стивенс подверглись предварительному допросу. О ходе допроса и полученных показаниях Гейдрих ежедневно докладывал лично Гитлеру и получал непосредственно от него инструкции относительно того, в каком направлении вести расследование и как «Операция Венло» должна обыгрываться большой прессой.

Все было подчинено одной цели — представить покушение в мюнхенской пивной как дело рук Интеллидженс сервис, которая отвела якобы главную роль в осуществлении террористической акции Бесту и Стивенсу. Из общего отчета, слагавшегося из сведений, полученных в процессе следствия, явствовало, что английская разведка располагала в Нидерландах разветвленной агентурной сетью, нацеленной против Германии, и опиралась в своей деятельности на содействие местной военной разведки[141].

Атмосфера вокруг кампании по «разоблачению англичан» нагнеталась. Все шло к проведению «большого показательного процесса». Дабы придать особую значимость операции по выкрадыванию английских разведчиков, которые представлялись теперь не иначе, как руководители филиала Интеллидженс сервис в Нидерландах, Гитлер с большой помпой производит награждение Шелленберга и членов эсэсовского спецотряда. Все они неожиданно были приглашены в имперскую канцелярию, во дворе которой по этому случаю был выставлен почетный караул в составе роты СС.

Шелленберг и двенадцать человек из отряда по-военному выстроились в шеренгу в зале приемов, где вскоре появился Гитлер. Он не спеша обошел строй, внимательно вглядываясь в лица замерших по стойке «смирно» эсэсовцев, а затем произнес небольшую речь. В ней он выразил свою признательность за успешно проведенную операцию и удовлетворение по поводу их беспрекословной готовности к решительным действиям в интересах рейха. В борьбе с таким опытным, имеющим вековые традиции противником, каким является Интеллидженс сервис, сказал Гитлер, мы обязаны держать порох сухим. В заключение фюрер подчеркнул, что боевые армейские ордена сотрудникам политической разведки он вручает впервые и делает это в знак признания того, что борьба на тайном фронте так же важна, как и открытые военные действия. Шелленберг и два других участника операции в Венло были удостоены «Железного креста» первой степени, а остальные — «Железного креста» второй степени.

К этому времени гестапо схватило конструктора адской машины, разорвавшейся в пивном зале «Бюргсрброй». Им оказался столяр Георг Эльсер, задержанный в районе Базеля при попытке перейти швейцарскую границу. Под тяжестью улик он признался, что вмонтировал взрывное устройство с часовым механизмом в одну из колонн пивного зала[142]. При этом он показал, что взрывчатку ему вручили два незнакомца. Собственно, это и укрепило Гитлера в мысли, что «те двое» есть не кто иные, как Бест и Стивенс. Для гестапо, оставалось лишь получить подтверждение этой «бесспорной версии» фюрера, однако именно здесь и произошел сбой.

Эльсер напрочь отрицал обвинение в своей принадлежности к организованному заговору. Ни «допросы с пристрастием», ни лошадиные дозы вводимых психотропных средств не заставили его изменить свои первоначальные показания, из которых следовало, что он не более чем террорист-одиночка, не имевший ни малейшего отношения к Интеллидженс сервис и даже не знающий, что это такое. Категорически отрицал он и свою причастность к «Черному фронту», организации Отто Штрассера, что ему также пыталось инкриминировать гестапо[143].

На следующий день после награждения «Железным крестом» Шелленберг был вызван к Гитлеру с письменным отчетом об операции в Венло, Гейдрих посоветовал ему предварительно ознакомиться у шефа гестапо Мюллера с результатами допроса Эльсера, так как фюрер мог проявить интерес к этому, и постараться выработать с Мюллером общую линию. Шелленберг, будучи убежденным в непричастности Стивенса и Беста к покушению на Гитлера, стремился, по его словам, убедить в этом и шефа гестапо. Но Мюллер, с каменным лицом выслушав Шелленберга, сухо ответил: «Может быть, Вы и правы, но фюрер настолько уверен в своей версии, что никто, даже люди вроде Гиммлера или Гейдриха, не смогли бы его переубедить, да и вряд ли они будут пытаться делать это»[144].

Тогда с нескрываемым интересом Шелленберг спросил его, кто же в таком случае стоит за Эльсером. Бросив быстрый взгляд на Шелленберга снизу вверх, Мюллер процедил сквозь зубы: «Этот парень очень упорен и не отступает от своих показаний. Уже на первом допросе он сказал, что ненавидит Гитлера за то, что тот упек в тюрьму его брата, коммуниста. И еще… он постоянно твердит, что сама работа по изготовлению адской машины доставляла ему огромное наслаждение — он видел перед собой разорванное в клочья тело фюрера. Что касается взрывчатки, то он получил ее в каком-то кафе от двух незнакомцев. Похоже, что действительно здесь не пахнет заговором. Единственное, что я не могу полностью исключить, так это его связь с „Черным фронтом“. А так… » — Мюллер замолчал, уставившись немигающим взглядом в одну точку. Тут Шелленберг заметил, что Мюллер выглядит невыспавшимся, резко обозначилась синева под глазами, а суставы его широкой правой кисти покраснели и опухли. Он перехватил взгляд Шелленберга, и его глаза загорелись злым блеском. «До сих пор мне удавалось справляться с любым, кто попадался в мои руки», — сказал он. У Шелленберга, которому были хорошо известны повадки шефа гестапо, при этих словах мороз пробежал по коже. «Если бы этот Эльсер получил от меня пару оплеух раньше, — Мюллер ударил кулаком по столу, — он бы сейчас не нес весь этот бред». Шелленберг, глядя на него, понимал, что в этих словах не было рисовки. Действительно, этот «заплечных дел мастер» обладал богатым арсеналом приемов ведения допросов, с тем чтобы заставить свою жертву заговорить. Беседа с Мюллером, как сообщит потом Шелленберг, будто бы окончательно убедила его в необходимости довести до Гитлера свою точку зрения относительно непричастности Беста и Стивенса к покушению в мюнхенской пивной.

«Ваш отчет об операции интересен», — сказал Гитлер, обращаясь к Шелленбергу во время обеда, на котором присутствовали также Борман, Гесс, Гиммлер, Гейдрих и Кейтель. После этого замечания образовалась минутная пауза, которую нарушил сам Гитлер, пожаловавшись Гессу на низкое атмосферное давление и спросив его о показаниях барометра в Берлине. Не прерывая Гесса, который повел обстоятельный разговор о метеопрогнозе, Гитлер неожиданно обратился к Гиммлеру: «Шелленберг не убежден, что эти двое английских агентов были связаны с Эльсером». — «Да, мой фюрер, — ответил Гиммлер. — Связь между Эльсером, Бестом и Стивенсом действительно исключена. Я не отрицаю, что английская разведка могла поддерживать контакт с Эльсером, используя другие каналы. Например, они могли прибегнуть к помощи немцев — членов „Черного фронта“ Штрассера… »[145]

Повернувшись к Гейдриху, Гитлер сказал: «Что за тип этот Эльсер? Ведь надо же его как-то классифицировать. Гипнотизируйте его, шпигуйте инъекциями, употребите все, чем вы располагаете, но узнайте, кто подстрекатели. Я хочу знать, кто скрывается за всем этим»[146]. После этого он торопливо принялся за свои диетические блюда. Его трапеза в этот день состояла из вареных кукурузных початков, которые он брал обеими руками и обгладывал. На второе ему подали тарелку стручков гороха.

Некоторое время за столом царило молчание, которое нарушил Шелленберг, ухватившись за одно из замечаний Гитлера, сделанное им в самом начале обеда: «Как оцениваете Вы, мой фюрер, боеспособность Англии? Я убежден, что она будет сражаться». Присутствовавшие, силясь понять, как мог самый молодой среди них решиться на такое, обратили на Шелленберга полные негодования взоры. С изумлением глядел на него какую-то секунду и сам Гитлер. Затем решил ответить на вопрос. Он сказал, что его интересует прежде всего боеспособность английских экспедиционных сил, поскольку на промышленные предприятия острова будет обрушена вся мощь немецкой авиации. Шелленберг, по его словам, нерешительно возразил Гитлеру, заметив, что в борьбе с немецкими самолетами наверняка примет участие британский флот, располагающий крупными силами и средствами, «Флот, — выпалил Гитлер, — будет занят другими операциями. У наших военно-воздушных сил хватит времени, чтобы заминировать прибрежные воды Англии. И не забывайте, мы будем строить подводные лодки, подводные лодки и еще раз подводные лодки. На этот раз Англии не удастся взять нас измором и поставить на колени». На мгновение воцарилось молчание, а затем фюрер спросил: «Что вообще удалось вам узнать во время переговоров с англичанами в Гааге о позиции Великобритании»?[147]

«Судя по их словам, — ответил Шелленберг, — англичане в случае, если немецким войскам удастся захватить остров, продолжат борьбу с территории Канады. Это будет братоубийственная война не на жизнь, а на смерть, а Сталин при этом… » — Шелленберг хотел сказать, что «Сталин при этом будет радостно следить за их схваткой», но не успел. Гиммлер с такой силой толкнул его иод столом ногой, а Гейдрих бросил на него такой испепеляющий взгляд, что Шелленберг попросту проглотил конец фразы. И все же чувствуя, будто в него вселился какой-то бес, Шелленберг добавил: «Я не уверен, действительно ли необходимо было изменение нашей полигики по отношению к Англии после совещаний в Годесберге и Мюнхене»[148].

Шелленберг не мог не заметить, что все присутствующие пришли в ужас от его дерзости. Гейдрих побелел до кончика носа, Гиммлер смотрел на скатерть, играя крошками хлеба. Гитлер неподвижно уставился на Шелленберга, а потом сказал: «Сначала я хотел идти вместе с Англией, но Англия постоянно отталкивала меня от себя… Верно говорят, что нет ничего хуже, чем ссора в одной семье. Я сожалею, что мы вынуждены вести борьбу не на жизнь, а на смерть с людьми одной с нами расы… При этом Восток только и ждет, когда Европа истечет кровью. Поэтому я не хочу уничтожать Англию. Но в один прекрасный день, — голос Гитлера стал настойчивым и резким, — Англия сойдет со своего величественного коня и господин Черчилль должен будет признать, что Германия тоже имеет право на жизнь, а до тех пор я буду бороться против Англии. Большего я не желаю. И тогда наступит время, когда Англия должна будет пойти на компромисс с нами. Она останется морской и колониальной державой, но на континенте сольется с нами и образует единое целое. Тогда мы станем повелителями Европы, и Восток не будет представлять для нас никакой опасности. Вот моя цель»[149].

Тут Гитлер переменил тему и спросил, обращаясь к Гейдриху: «Вы уже говорили с Риббентропом о ноте, которую направила нам Голландия в связи со смертью офицера генерального штаба Клопа? — Гитлер рассмеялся. Голландцы глупы. Тем самым они дают нам в руки козырь, который я выложу в свое время; сами того не желая, они подтверждают, что не мы, а они первыми нарушили нейтралитет».

В один из следующих дней Шелленберг присутствовал при беседе Гейдриха с Мюллером. Последний сообщил, что Эльсером целые сутки занимались трое врачей-специалистов, но получить нужные признания так и не удалось. По мнению приглашенных «экспертов», Эльсер был фанатиком-одиночкой, одержимым навязчивой идеей мести за своего брата-коммуниста. Ее дополнял комплекс неполноценности, выраженный в желании прослыть великим изобретателем. Этот комплекс усугублялся стремлением «войти в историю» в результате устранения Гитлера.

В силу явной недостаточности «обличительных» материалов от идеи организации «большого процесса» над Интеллидженс сервис, как замышлялось, в конце концов отказались, а срыв самой идеи стал рассматриваться как «неудача гестапо». Разумеется, о такой «приватной оценке» фюрера знал предельно ограниченный круг лиц из высшего руководства. Но, как единодушно считают западные специалисты, в результате умелого легендирования мнимой подпольной группы антифашистов Интеллидженс сервис был нанесен серьезный удар, позволивший заманить в ловушку и похитить двух ее руководящих работников.

Катастрофический провал не ограничивался лишь потерей двух старших оперативных сотрудников Интеллидженс сервис и лейтенанта голландской военной разведки Дирка Клопа, которого местные власти поставили наблюдать за ходом операции. Этот провал имел гораздо более серьезный характер. В перестрелке на границе Клоп был смертельно ранен, а Бест и Стивенс попали в руки нацистской службы безопасности и подверглись допросу. Положение усугублялось еще тем, что так называемая подпольная немецкая группа, с представителями которой велись секретные переговоры, продолжала поддерживать радиосвязь с резидентурой в Гааге с помощью рации, переданной ей Стивенсом. Естественно, «Операция Венло» вызвала смятение и в самом центре британской разведки.

Поскольку в ходе «Операции Венло» были получены свидетельства, что местная разведка тесно сотрудничала с англичанами, правительство Голландии всячески старалось отмежеваться от случившегося, доказать свою непричастность к шпионской деятельности против Германии. Гитлер же, получив повод для обвинения голландского правительства в нарушении нейтралитета, использовал данное обстоятельство в политических целях: 10 мая 1940 года фашистская Германия вероломно напала на Голландию, которая 14 мая 1940 года вынуждена была капитулировать.

Результатом «Операции Венло» явилось закрытие гаагской резидентуры. Всем ее сотрудникам предложено в категорической форме временно воздержаться от проведения каких-либо разведывательных операций.

Данный провал явился причиной серьезного потрясения всей разведывательной системы англичан и привел к переоценке опыта и результатов деятельности Интеллидженс сервис в довоенный период. Резко сократился объем добываемой разведывательной информации.

Стивенс и Бест содержались в концентрационном лагере Заксенхаузен и были освобождены лишь в 1945 году после капитуляции гитлеровской Германии. От смерти их спасло то, что после начала войны нацистская верхушка делала ставку на возможность сепаратного мира с Западом. По расчетам Гитлера, в случае готовности Англии к переговорам они могли бы стать посредниками для налаживания отношений с британским правительством. Именно поэтому он отвергал предложения об обмене Стивенса и Беста на нацистских шпионов, разоблаченных в Англии. В отличие от английских разведчиков, большинство немецких свидетелей «Операции Венло» «были по приказу Гейдриха ликвидированы»[150].

Факты, установленные после окончания войны голландской парламентской комиссией и специальным расследованием, предпринятым руководством Интеллидженс сервис, позволили составить ясное представление об «Операции Венло». Бест и Стивенс после их захвата были доставлены в Берлин для предварительного допроса. Затем их отправили в концлагерь Заксенхаузен, где подвергли допросу «с пристрастием», которые вели опытные спецы[151]. По свидетельству участвовавшего в допросах в качестве переводчика Карла Дитчеса, Бест в ходе следствия впервые упомянул о существовании сверхсекретной разведывательной сети британской разведки в ряде стран.

Бест и Стивенс выдали СД массу сведений об организации, кадрах и методах Интеллидженс сервис. Сотрудники гестапо проявили большую изворотливость в работе с ними, лишив их возможности согласовать тактику поведения на следствии, в какой-то мере сопоставить свои показания, чтобы даваемые ими ответы причинили наименьший ущерб интересам Англии. Их содержали в отдельных камерах, и каждый считал, что другой выдал на допросах основную часть обширных сведений.

После войны Бест и Стивенс были репатриированы в Англию и там подробно опрошены сотрудниками английской разведки и контрразведки. Оба признали, что в нарушение существующих в Интеллидженс сервис правил откровенно отвечали на все поставленные им в СД вопросы. Тем не менее было решено не предпринимать против них каких-либо мер. Стивенс работал переводчиком в аппарате НАТО. Выйдя в отставку, он поселился в Брайтоне. Умер в 1965 году. Бест смог добиться компенсации от послевоенного западногерманского правительства за содержание его в тюрьме во время войны. Правительство Англии возражало против включения Беста в список лиц, пострадавших от нацистов, но ему в конце концов удалось получить в 1968 гаду денежную компенсацию. Умер он в 1978 году в возрасте 93 лет.

Прошло более 20 лет, прежде чем были раскрыты все перипетии дела Стивенса — Беста. Разведчики союзных стран, изучая нацистские архивы СД, обнаружили обзор, подготовленный в начале 1940 года гитлеровской службой безопасности в связи с подготовкой фашистской Германии к вторжению в Англию. Как выяснилось, этот документ был составлен на основе информации, полученной от Беста и Стивенса.

Принимая в дальнейшем непосредственное участие в выработке и реализации концепции объединенного ведомства шпионажа и диверсии в лице главного имперского управления безопасности с поглощением в нем всех разведывательных организаций страны, Шелленберг не только оказывал влияние на создание этого зловещего ведомства, но и, как установил Международный военный трибунал, всей своей практической деятельностью «сознательно содействовал подготовке второй мировой войны», был непосредственно причастен ко многим преступлениям нацизма. В частности, известно, что за несколько недель до нападения фашистской Германии на СССР Гейдрих поручил Шелленбергу обсудить и урегулировать с генерал-квартирмейстером Вагнером из верховного командования вермахта вопрос об использовании СД на советской территории (в это время СД было предоставлено право без суда и следствия расстреливать тысячи евреев, находившихся в тылу немецких войск).

Шелленберг должен был предстать перед судом в Нюрнберге в 1946 году в качестве одного из главных подсудимых по обвинению в преступлениях против человечества и принадлежности к преступным организациям. На самом же деле он обвинялся лишь в превышении своих полномочий, выразившемся в таких деяниях, как похищение людей и участие в так называемом «окончательном решении еврейского вопроса»[152]. Полностью отбывать наказание ему не пришлось —он не отсидел и половины срока, так как был признан больным. Проявленную по отношению к Шелленбергу мягкость связывали с тем, что он сотрудничал с англичанами и американцами. Хорошо знавший Шелленберга по совместной службе в РСХА Отто Скорцени говорил о нем как о «талантливом дитя», которому все слишком легко давалось[153]. «Я не отрицаю его дар разведчика, — подчеркивал Скорцени, — но мне было противно, когда он, будучи арестован, все рассказал англичанам». После того как Шелленбергу сделали операцию, американцы освободили его из тюрьмы и он тайно поселился в Швейцарии в надежде, что там ему будет безопаснее. Этот расчет основывался на том, что в свое время, участвуя в разработке агрессивных планов на будущее, он высказывался против нападения Германии на Швейцарию и даже способствовал (о чем было известно швейцарцам) предотвращению этой возможности. Однако в связи с шумными протестами общественности местные власти вынуждены были предложить ему покинуть страну, и он переселился в Турин (Италия), где умер в 1952 году в возрасте 42 лет. Незадолго до смерти Шелленберг решил приподнять занавес, скрывавший сцену, на которой он играл важную тайную роль, написав мемуары, изданные в Англии и ФРГ.