– Надолго же мы здесь застряли, – без удивления констатировал я, изучая бесконечный ряд дверей. Вверх, вниз, вправо, влево… Жуть.
Ксения, неотрывно смотревшая на каменную иглу, что лежала почти поперек пропасти, спросила, не оборачиваясь:
– А может, выход там?
– Надо пройти над…
Я не договорил, но она ощутимо содрогнулась.
И мы пошли дальше.
Спуски к самым нижним галереям были разрушены. Сверху было заметно, что часть их, как лишаем, заросла курчавым мхом, растекшимся неровными кляксами по стенам. Он накрыл сплошным одеялом продолговатые, лежащие на полу фигуры, смахивающие на человеческие; затянул распахнутые дверные проемы или забил косматым войлоком ниши.
В любом случае мужества спуститься туда у нас с Ксенией точно не хватило бы. И хорошо, что не пришлось подвергать испытанию чувство собственного достоинства.
Немалая часть доступных дверей оказалась заперта. Часть замурована. За теми, что открывались, обнаруживались пустые комнаты, комнатки или целые залы. Иногда там находилась мебель, книги или вещи. Иногда предметы, назначение которых не угадывалось.
Иногда за дверями обнаруживалось нечто…
За одной нас ждали. Только взглянув на НИХ, мы мигом захлопнули створку и долго пытались отдышаться.
– Они похожи на… – еле слышно начала Ксения, прикрыла ладонью рот и решительно покачала головой, хотя такое движение вызывало неминуемый приступ тошноты.
– Идем.
Бестрепетно открыв очередную дверь, я обнаружил целый выводок песчаных химероидов, к счастью зачарованных и неподвижных.
А в следующей комнате сидела на каменном возвышении нагая девочка лет девяти. Она медленно повернулась ко мне, и я спешно закрыл дверь. В детских глазах жила смерть.
– Ого, – прокомментировала без должного воодушевления Ксения чуть позже.
Здесь, как в пещере сказочного дракона, грудами лежало золото, драгоценности и изделия из них. Кованые сундучки раззявили пасти, давясь монетами и камнями. Изысканные доспехи громоздились словно металлолом.
Все бы ничего, но каждую вещицу здесь, казалось, покрывал легкий слой черной копоти.
– Проклято, – пояснил я. – Надо обезвреживать…
Ксения безразлично отвернулась.
Вскоре обессиленная девушка заявила, что дальше не пойдет, и просто опустилась на пол возле закрытых створок. Мне невольно вспомнился тот несчастный, этажом ниже, что так и остался навсегда сидеть возле таких же дверей. Но мрачные мысли следовало гнать прочь. И без того атмосфера не радовала.
– Вот что, – интонация моя была тверда как никогда, я даже брови насупил для внушительности, – давай ты все-таки вернешься в туннели и будешь ждать там, а я продолжу поиски.
На этот раз Ксения не стала спорить. Да только выхода на прежнем месте не оказалось. Исходную точку мы нашли без труда. На каменном полу еще сохранились звездчатые капли оброненной девушкой крови. Но покорно распахнувшаяся дверь вела в комнатку, заставленную странной формы сосудами.
– Я буду ждать здесь, – сообщила Ксения безо всяких эмоций. Ни удивления, ни разочарования, ни огорчения. – Если найдешь воду… вернись побыстрее, – едва слышно попросила она. И на этот раз ее голос дрогнул.
Галерея сворачивала, и, удаляясь, я старался почаще находить взглядом согбенную фигурку под блеклым светом кристаллов. Все время казалось, что стоит отвернуться – и она исчезнет.
«…И в молчании том услышишь ты Зов…»
Щекотная струйка потекла по верхней губе, и я машинально и уже привычно стер ее рукавом. Рукав намок и пах кровью. От резкого движения замутило. Вторую каплю перехватить я не успел, и она тяжело плюхнулась на пергамент.
Буквы на пергаменте были выведены уверенной рукой. Округлые, с характерными завитками… Кто бы мог подумать, что мне доведется своими глазами увидеть почерк Вохара Виверна?
Впрочем, тут полно было сокровищ. Получше тех, что громоздились золотыми россыпями в оставленной где-то ниже сокровищнице. Только главной ценности – подсказки, как найти выход, – тут не нашлось. Хотя…
Стены просторной залы были выложены тем, что я поначалу принял за круглые плитки. А приглядевшись, выяснил, что плитки – это на самом деле плотные, мутные, разноцветные, как донышки бутылок, стеклышки. Они даже были неровными, словно бутылочные донца. С вкраплениями и потеками.
Каждое из стеклышек служило крошечным окошком. А каждое окошко смотрело в свой мир. По черному песку пустыни катились комки колючек. Линию горизонта каменистой равнины рвали вершины далеких гор, а на переднем плане покосились две каменные стелы. Жадно зевало ущелье где-то-на-краю-земли. Подернулся мурашками дождевой ряби океан – сизый, неживой. Поник в оковах шестиногий и двурукий, давно истлевший узник…
А вон то строение с тремя флюгерами-трубадурами, сейчас слегка искаженное мутным коричневатым стеклом, я видел в подзорную трубу со смотровой башни правого берега реки Бережной. И до безумия захотелось выцарапать заветное окошко хотя бы ногтями…
Количество стекол – в том числе и мутно-черных – наверняка совпадало с количеством дверей в логове. Только вот знаков, указывающих, как они связаны, так и не нашлось.
Хранившиеся в зале бумаги ответа не дали. Напрасно я их разбросал по полу…
Еще здесь был стол с круглой полированной крышкой, на поверхности которого проступал темный узор (красноватый на черном фоне), сложенный из тысячи фрагментов, как пазл. Узор был незнаком, но хватило лишь нескольких секунд рассеянного созерцания, чтобы у меня зазвенело в ушах и понемногу сочившаяся кровь хлынула из носа настоящим потоком.
* * *
– На этот раз ваше задание будет сложнее, – вымолвил Старик. – У вас есть три дня, чтобы заставить трех человек в течение трех часов плясать на главной площади поселка. Попытка уклониться от выполнения задания будет засчитана в проигрыш, – добавил он, взглянув прямо в глаза Старшего ученика.
Старший серьезно кивнул. Младший потер переносицу, уже поглощенный новой задачкой. Стоявшая рядом с ними девушка с любопытством переводила взгляд с одного на другого. Она много раз присутствовала на уроках, но все еще не утратила интереса к происходящему, хотя зачастую задания Старика были скучны и утомительны. Впрочем, самое скучное задание эти двое способны были превратить в аттракцион. Особенно Младший.
Старик все больше убеждался, что парень награжден редким даром, уникальным и незаурядным, и с каждым годом его талант только расцветал. Иногда Старик ловил себя на том, что попросту любуется творениями слегка взбалмошного, но безусловно даровитого ученика. Впрочем, и Старший никогда не сдавался…
– Я разрешаю вам использовать все книги из моей библиотеки, – сказал Старик. И прибавил после паузы: – В том числе и «Книгу Марионеток».
Младший встрепенулся. Старший нахмурился. Девушка удивленно приподняла бровь. Она хорошо помнила, как однажды пыталась полистать эту загадочную книгу в слепой, черной обложке, прячущей бесчисленное множество рисунков на плотных страницах. На рисунках только люди – смеющиеся, плачущие, кричащие или свернувшиеся в немыслимых позах. И как Старик, заставший ее с книгой в руках, побелел, выхватил злополучный том у нее из рук и едва не бросил его в огонь. Но потом все-таки передумал и запрятал книгу подальше.
Три дня Старший и Младший ученики бродили по дому, рассеянно натыкаясь на предметы, бормоча и изредка производя руками странные пассы. Иногда они исчезали на несколько часов. Младший поглощал книгу за книгой, выписывая на клочках бумаги и на земле загадочные символы или человеческие фигурки. А Старший пропал на целые день и ночь, зато вернулся довольный и тоже принялся чертить что-то на земле. Ни Старик, ни девушка не пытались отвлечь поглощенных своими раздумьями соперников. Лишь однажды девушка, не справившись с любопытством, подобралась поближе к Старшему, рисовавшему на влажном песке возле реки, и обнаружила загадочные путаные линии, украшенные отпечатками его ступней. Темноволосый парнишка заметил гостью вскочил, смеясь, подхватил ее за талию и закружил по берегу…
Поселковые обитатели все слышали о новом задании для двух учеников старого мага. И на финальное представление собрались почти все жители селения, за последние годы спокойной жизни разросшегося до размеров провинциального городка. Так что зевак хватало. К тому же день выдался ярмарочный, а значит, хватало и гостей из окрестных деревень.
На главной площади выстроили два помоста друг против друга. Оба помоста от зрителей отгораживали цветные занавесы, за которыми происходило загадочное шевеление.
– Приступим, – скомандовал Старик, как всегда вполголоса, но так, что даже младенец, заливавшийся ревом на руках у матери, внезапно примолк и принялся сосредоточенно изучать свою ладошку.
Первым начал Младший. То ли в силу природной нетерпеливости, то ли по причине самоуверенности он все чаще старался опередить всех и во всем. И вполне успешно, надо заметить.
Разошелся цветастый занавес. На пустой помост ступил светловолосый парень в простой темной одежде, а за ним следом выпорхнула стайка музыкальных инструментов, самостоятельно заигравших легкую плясовую мелодию. Парень остановился на краю сцены, внимательно обводя взглядом собравшихся. Затем поднял руку.
– Господин староста! – произнес он отчетливо, указав рукой на толстяка в коричневом сюртуке. – Пожалуйте на сцену!
Староста, открывший было рот для возражений, внезапно побагровел и пошел к сцене, сняв с локтя руку озадаченной супруги.
– А теперь вы, барышня! – И дочка поселкового лекаря, холодная и неприступная красавица, покорно двинулась вслед за старостой.
Последним на сцену взобрался мрачный кузнец, славившийся редким упрямством и имевший небезосновательную славу самопального колдуна, коему чужие чары не указ. Но даже он, заметно потемнев лицом, направился к сцене, повинуясь повелению светловолосого паренька.
– Пляшите, – тихо приказал Младший, когда все трое оказались на помосте.
– Я не умею, – просипел староста, пунцовый от прилившей к одутловатому лицу крови.
– Тогда слушайте мои указания, – ответил Младший.
И странная троица, покорная взмахам чужой руки, заплясала. Подпрыгивал тучный староста, выкаченные глаза которого посекли кровавые прожилки. С застывшим кукольным лицом и остекленелыми глазами пританцовывала ледяная красавица (ее отец пробрался через толпу к краю помоста и что-то пытался сказать светловолосому кукловоду, но тот рассеянно качал головой). Неловко, деревянно дергался кузнец, неспособный даже под чужой властью научиться изящным па и сладить с массивным телом.
В толпе смеялись, хлопали, танцевали в такт. Многие просто наблюдали, завороженные небывалым зрелищем. Даже тугодумам было ясно, что Младший не зря выбрал именно эту троицу танцоров. Ни один из троих по доброй воле не выставил бы себя на посмешище ни за какие посулы, значит, и впрямь их принудили чарами. Кто-то из зрителей злорадствовал. И лишь некоторые отводили взгляды, морщась то ли от неприязни, то ли от жалости…
Отзвучала музыка. Танцоры с облегчением освободились от чужих уз. Староста пытался сохранить мину и неловко раскланивался. Красавица залепила Младшему звонкую пощечину, которую тот принял с кривоватой усмешкой. Взгляды кузнеца и кукловода сомкнулись на мгновение. Этим двоим еще придется встретиться где-нибудь без зрителей.
Зеваки не успели обменяться впечатлениями, как вновь заиграла музыка. И второй помост показался из-за разноцветного занавеса. Появился Старший ученик мага, облаченный в шутовской костюм, сорвал с головы колпак и поклонился, звонким голосом приглашая всех собравшихся оценить их представление, а при желании присоединиться к нему.
На сцену вышли музыканты с инструментами, украшенными цветами и лентами. И под звонкую, искристую мелодию по сцене застучали каблуки незнакомой танцовщицы в складчатой юбке и ее легконогого партнера в трико. К которым присоединился, пусть даже не так умело, Старший ученик мага. Развеселое трио завертелось по сцене так, что наспех приколоченные доски бились и гнулись, как выброшенные на берег Рыбины…
Через несколько минут азартно приплясывала вся площадь.
– Это нечестно! – искренне сердился Младший вечером. – Он просто привел танцоров!
– Да, – ухмыльнулся довольный Старший. – Бродячие танцоры. Пришлось сгонять к городу и выложить немало монет, чтобы затащить их сюда. Ну и еще убедить их принять меня в свое представление…
– Это же не магия! – возмущался Младший.
– А кто говорил про магию? – скалился Старший. – Учитель велел заставить трех человек в течение трех часов плясать на главной площади. Где в этом задании хоть слово про магию?
– Значит, теперь, по всеобщему мнению, я монстр, который заставил несчастных людей танцевать против их воли, тогда как ты, хитрюга… – огорченно проговорил Младший.
– Ну что ты! – перебил его Старший. – Ты великий чародей, способный повелевать другими! А я снова неправильно понял задание…
Старик едва заметно улыбался, слушая их перепалку.
14
– Я принес тебе одеяло, – сообщил я, приблизившись.
Ксения не подняла головы, но проворчала:
– И ради этого ты спускался? Я ужасно тронута твоей заботой, но если ты станешь тратить время на возню со мной, то мы оба так и останемся здесь навсегда, свернувшись в гнездышке из припасенного тобой тряпья. Не самая худшая перспектива, конечно, однако я бы предпочла то же самое, но на поверхности…
– Достаточно было сказать спасибо, – хмыкнул я, опускаясь на колени.
Она подняла голову. Глаза светились. Я не преувеличиваю – светились черным огнем. Неприятно. Ксения мигнула, и темный свет погас.
– Спасибо, – вздохнула она, принимая найденное в одной из комнат одеяло.
– Воды не сыскал.
– Жаль. – Она облизнула потрескавшиеся губы. Прошло часа три-четыре с того момента, как мы прибыли в это мрачное место, и не больше половины дня с нашего купания в подземном канале, но казалось, что девушка испытывает жажду уже долгое время.
Мне тоже хотелось пить. С каждой секундой все сильнее. Даже голод отступал перед этим безумным, тянущим зовом.
– Зато я принес хорошие вести, – сообщил я как мог бодро.
– Ты же видел, двери или то, что за ними, все время перемещается, – устало отозвалась Ксения, выслушав мой рассказ. – Здесь можно ходить годами, но так и не найти нужную. Хотя… какие годы. Еще несколько часов – и конец.
– Твой оптимизм поражает меня с начала нашего знакомства, – вздохнул я и упрямо заявил. Для нее: – Все равно это надежда. Я еще поброжу, ты не против?
– Ты же принес мне одеяло. Как я могу тебе отказать?
Ксения улыбнулась. Улыбка была слабой и едва обозначенной, как на выцветшем снимке. Но эта улыбка воодушевляла меня довольно долго. Неожиданно для меня самого. Очень может быть, что девушка связала ее с заклятием, потратив на меня остаток своих сил. А может…
Так или иначе, но это помогло справляться и с наваливающейся усталостью, и с непрерывным стоном и гулом в ушах, с ломотой в каждой кости, с радугой и черными цветами, попеременно сменяющимися в глазах…
Здесь нельзя находиться людям. И еще опаснее находиться магам. Сила, властвующая здесь, ломала любое сопротивление. Чужая магия была для нее встречной волной. И она разбивала ее своей несокрушимостью. Чем больше твоя сила, тем больше ущерб. Неважно, Белый ты или Черный. Здешний хозяин работал с Исходными силами. С теми, что не имеют окраски. Наверное, он уже не был человеком, когда впервые прикоснулся к таким сущностям.
Кровь начала сочиться даже из десен. Когда я проходил через швы, соединяющие изломанное пространство, я стал ощущать их как непереносимое сверкание и стал слышать потусторонние голоса. Чужие, сводящие с ума. Требовалось неимоверное усилие, чтобы сосредоточиться и сделать следующий шаг.
А двери все не кончались…
Я опустился на пол возле лежащей девушки и вытянул ноющие от усталости ноги.
– Не угомонился? – вяло спросила Ксения, покосившись. Выглядела она истаявшей. Кожа стала настолько прозрачной, что просвечивали кровотоки. Щеки запали, обтянув острые скулы. И глаза провалились. Из трепещущих ноздрей непрерывно сочилась кровь. При моем появлении Ксения быстро спрятала платок в кулак, но мелькнувшая ткань – когда-то белая – в свете зеленоватых кристаллов казалась сплошь черной.
– Похоже, настало время навестить башенку в центре.
Ксения встрепенулась:
– Ты спятил.
– Можно потратить целую жизнь, рыская по этим комнатам. А вот башня одна-единственная.
– Во-первых, она может рухнуть от древности в любой момент, во-вторых, она размещена над пропастью и ты не дойдешь до нее в здравом уме, а в-третьих, ты не знаешь, что там… внутри.
– Догадываюсь…
Она прикрыла глаза. Веки потемнели и истончились, словно цветочные лепестки. Кажется, что радужка и зрачок проступают через них.
– А ведь на машине я могла добраться до Герайда через пять часов… И плевать на них… они бы все равно не задержали меня, если… – Она внезапно раскрыла глаза. Даже в мертвенной зелени светящихся кристаллов они вновь были прежнего ясного синего цвета. – Но тогда бы мы не познакомились…
Мне показалось, что она смеется. Но, похоже, Ксения собиралась плакать. Только слез не было. А уже через секунду она затихла, провалившись в забытье. Постаравшись устроить ее поудобнее в «гнездышке из принесенного тряпья», я поднялся, придерживаясь за стену, постоял, собираясь с силами, и двинулся к ближайшей лестнице.
Надо было раньше это сделать. Пока состояние позволяло. Но мужества снова заглянуть за край пропасти хватило только теперь, когда рассудок и так плавился под давлением, а страх смерти отступил перед накатывающим безумием.
Длинная, абсолютно прямая, узкая – на одного человека – каменная стрела уводила в центр пропасти. Башенка на ее конце казалась страшно далекой. Не знаю, как держалось это сооружение безо всяких опор, нависнув над жадной бездной.
Чтобы сделать первый шаг, потребовалось чудовищное усилие. Незримое давление плющило, прижимая к камням. Для каждого следующего шага упорства требовалось еще больше. Мрак накатывал со всех сторон, обнимая, нашептывая, пытаясь утянуть за собой.
Шаг, еще шаг… всего лишь пятый шаг… шестой…
Что-то смотрело из темноты. Не на меня, но взгляд скользнул по касательной, и я захлебнулся криком и кровью. Стрела рассыпалась сразу за мной… Хотя возможно, мне это только казалось.
В ужасе я повалился ниц, припав к камню. Казалось, что вибрирует даже позвоночник. Впившись руками в камни, я изо всех сил зажмурился. Не могу. Если шевельнусь, ОНО снова увидит меня…
И ОНО увидело.
Я исступленно заорал, не открывая глаз. Бежать!!
Остаток пути не запомнил. Кажется, я долго полз, потому что колени, локти и ладони были содраны напрочь. Очнулся только возле каменных столбцов, удерживающих остроконечную крышу башенки. Один из них я обхватил руками так, что несколько минут никак не мог заставить себя отнять пальцы от шершавого камня.
Дошел!..
Казалось, я могу взлететь прямо сейчас, ощущая необыкновенную легкость. Стоило перешагнуть невидимую грань, как Давление логова разом пропало. Оставив звенящую пустоту, невесомость и тишину.
Я бессмысленно и счастливо заулыбался, озираясь.
Башенка… Нет, не башенка – склеп, нависший над пропастью, освещался привычными здесь зеленоватыми кристаллами, заполнившими все углы увесистыми гроздьями. В центре находился продолговатый постамент с покоящимся на нем телом, полускрытым покрывалом. В первый момент мне померещилось, что и постамент, и тело целиком вырезаны из камня. На темной, почти черной фигуре лежащего человека были отчетливо, словно резцом, обозначены черты лица, морщины, складки на одежде. Рассыпанные по постаменту пряди волос будто прорисованы кистью на его поверхности.
Старик, безбородый, но с длинными волосами. Облаченный в хламиду неясного покроя. Длинные пальцы с распухшими суставами придерживают на груди расколотый пополам шар прозрачный, заключающий внутри каждой из половинок медленный черный огонь.
Не иначе это и есть хозяин замка.
Кто угодно, только не некромант. Даже в смерти привкус его силы был пугающ, необычен и абсолютно нечеловечен.
Кратковременная эйфория постепенно исчезала, сменяясь привычной усталостью и жаждой. И еще разочарованием. Не знаю, что ожидал я найти в сокровищнице над обрывом, но от мумии тысячелетней давности определенно сейчас не будет никакого толку.
Обернувшись, я некоторое время пытался высмотреть далекую фигурку на галерее. В парящем, дышащем мраке снаружи не различал ничего. Жаль.
Что ж, остается посмотреть, ради чего я сюда… э-э, приполз.
Я невольно хихикнул. Смех показался мне странным, и я еще раз хихикнул… Засмеялся в голос.
Ха-ха… Х-ха-ха… Ха… Хи-хи… Х-ха-а-а…
И разом смеяться перестал. Во-первых, потому что искусанные губы болели, а во-вторых, я вспомнил, где уже слышал такой жуткий смех.
С силой потер лицо, приходя в себя. Присутствие не мертвой силы дразнило, как запах хлеба голодного. Откуда так тянет? Кажется, от мумии… То есть не совсем от нее, а от сферы, в которой лениво волновалось темное вещество, источающее незримую жаркую отраву.
Я на мгновение заколебался, занеся руку над неровно расколотым шаром, а потом опустил ладонь на гладкую, неожиданно ледяную скорлупу. Черный огонь метнулся внутри, потянувшись к моим пальцам.
Холод, мгновенная, разрывающая сознание и тело боль… И ток хлынувшей силы.
Блаженство…
«…Ночь, полная трепещущих огоньков… кто-то смеется, кружась в танце, приближаясь и отдаляясь, лицо только слегка похоже на человеческое, но оно прекрасно…»
«…Мальчик, горько плачущий под деревом. Отчаяние его велико, а горе по-детски беспросветно и всеобъемлюще. Сказанные кем-то слова, словно черные птицы, снуют вокруг него, клюют снова и снова – ты не станешь магом… в тебе нет силы… ты должен уйти…»
«…Всплеск, сизая вода неслышно перекатывает волны, медленные, тяжелые, будто масляные. Они скатываются с гладкого медового брюха морского дракона, свернувшегося вокруг скалы, разодранной его когтями до самой сердцевины…»
«…И снова огонь, всегда огонь, занесенные руки, рождающие молнии, чтобы убить тех, кто движется со стороны восхода…»
«…Учитель! Смотри, учитель, я могу! – Теперь уже двое мальчишек несутся по полю навстречу. Одинаковые и такие разные. Один чуть впереди, как всегда. Другой, помладше, отстает. Но оба радостные. Несут что-то в охапках…»
…Сгущенная магия – черный огонь. Чужая сила, скрепленная воспоминаниями. Плотная, горячит пальцы, сжигает изнутри.
Незнакомый, тяжелый и пронзительный взгляд возник ниоткуда. Глаза мертвеца плотно закрыты пергаментными веками, но кажется, что он смотрит. Равнодушно, безо всякого интереса, но соскочить с иглы его взора невозможно, как бабочке не слететь с булавки.
«Слишком долгая жизнь требует слишком долгой смерти…»
Я едва удерживаю вопль от нестерпимой боли его взгляда. И, собрав остатки воли, пытаюсь ударить в ответ. Мало, слишком мало… Он незыблем как геологическая платформа.
«Ты не умрешь».
Молчание длиной в целую вечность. Затем…
«Мужество вошедшего достойно награды. У тебя один вопрос или одно желание. Я слышу его вкус. Ты ищешь Мои Врата».
– Нет, – озадаченно, даже забыв на несколько мгновений о невыносимости существования, отзываюсь я. – Я ничего не знаю про Твои Врата…
«Ты хочешь найти Их?»
– Я хочу найти выход из этого места. И хочу увести отсюда Ксению.
«Одно желание. На одного. Я могу доставить только тебя туда, куда хочешь. Не медли. Время уходит».
Забилось где-то в подсознании отчаянное, замешенное на инстинкте самосохранения, малодушное: «Немедленно! Отсюда! Куда угодно! Чтобы не идти снова по проклятой дорожке через невыносимый кошмар. Потому что не дойду… Потому что теперь, когда силы восстановлены – там пройти невозможно… ОНИ увидят меня и уничтожат. И это не самое страшное…»
Я открыл рот. Хочу прочь отсюда. Немедленно!
Слова застыли, растопырившись поперек глотки, словно комья пересохшей глины. Протолкнуть невозможно. Зато внутри безумный ор и визг:
«…И даже если ИМ нет до меня дела, второй раз я не смогу… Не выдержу!!! Слишком больно. Слишком страшно. Не хочу!!!»
Я стиснул челюсти ладонями. Произнес, едва ворочая непослушным языком:
– Как выбрать нужную дверь?
«Я не то хотел спросить!!!» – забилось в ужасе внутри.
Нет. Именно это.
Опустились незримые веки, отсекая чудовищный взгляд того, кто уже не мог зваться человеком. Я, застонав от облегчения, повалился ничком на пол, жадно вдыхая запах камня и собственной крови. В голове гудело и звенело на разные лады.
Надо же. А легенды не врут. Доберешься до логова мага, преодолев тысячи препятствий, как Люц Птицедрев, и получишь исполнение одного желания. Только из всех желаний здесь останется единственное – вырваться на свободу…
Маг ответил? Я успел запомнить ответ?
Да, помню…
Теперь пойду назад.
– Ксень… Ты слышишь меня? Подожди еще немного… – Я подхватил на руки тело девушки, ставшее пугающе невесомым, словно в свертке из чужого одеяла никого уже не было и если отвести пряди спутавшихся волос, то вместо лица девушки обнажится равнодушная бумажная маска.
Может, легкость была иллюзорной. Теперь, когда сила полностью возвратилась ко мне, я чувствовал себя пьяным и, наверное, мог ворочать корабельные якоря без особых усилий. Воля затмила боль, усталость, слабость. Потом придет реакция… Потом. Сейчас нужно выбраться.
Комната с сотнями окошек нашлась сразу. Она единственная не меняла своего расположения. Она единственная осталась с тех времен, когда владелец логова еще был человеком, поэтому половина окошек слепо смотрела в миры, которых уже давно не существует. Что будет, если попытаться выйти туда?
Я уложил Ксению на пол, на груду ветхих рукописей. Меня повело, но удержаться на ногах удалось. Несколько минут тупо смотрел на собственные размозженные кисти, решаясь. Казалось, что они слишком изуродованы, чтобы касаться ее…
Можно поделиться своей силой, если полностью доверяешь?
Я сел рядом с девушкой и переплел свои разбитые пальцы с ее тонкими, холодными, прозрачными, будто выточенными изо льда. Боясь посмотреть в ее лицо и услышать, что дыхания больше нет, я пытался согреть хотя бы эти ледышки своими ладонями. Ощущение силы переполняло меня, но разделить ее с кем-то – это не то же самое, что выдрать другого из когтей смерти.
Померещилось?.. Нет, пальцы девушки и впрямь дрогнули, тихонько сжимаясь.
– Потерпи, – прошептал я. – Скоро будет солнце…
И, высвободившись, переместился к столу в центре комнаты. Мгновение рассматривал знак на его поверхности – снова заломило виски, – затем нашел на стене тусклое окошко, выходящее на здание с флюгерами. Запомнил рисунок неровной поверхности стекла. То, что я поначалу принял за потеки и некачественную работу старинных стекольщиков.
Осталось воспроизвести его. Как только удастся повторить узор в точности – первая из дверей, которую я открою, выведет нас в Набрег.
Щелкнул и послушно переместился кусочек пазла, ломая старый узор и рождая новый. Сколько здесь деталей? Тысячи две…
Взобравшись с ногами на стол, я принялся решать головоломку.
Ну и темнота…
В последнее время нам удалось подробно ознакомиться с разнообразнейшим ассортиментом темноты. Темнота подземная, темнота с оттенками, темнота ночная, темнота за пределами освещенного круга, темнота страшная, темнота абсолютная, темнота, смотрящая прямо в глаза, темнота бездонная, темнота живая и темнота мертвая…
Теперь попробуем на вкус темноту обычную, пыльную…
Я чихнул, почесал рукавом нос и попытался снова поддеть крышку люка сверху. Ветхая лестница угрожающе затрещала…
Ругнулся мысленно, но от всей души. Люк не поддавался.
Вот задачка позанятнее предыдущих… Стоит приложить чуть больше усилий, как лестница под ногами рассыплется от древности и тогда дотянуться до люка станет невозможно вообще, потому что никакой другой мебели в крохотном каменном мешке, куда вывела нас дверь из Логова Мага, не имелось.
Глупо, пережить столько всего – и задохнуться в каменной ловушке размером со шкаф.
Если подняться чуть выше, то можно попытаться высадить люк плечом. Это чревато обрушением лестницы, но попробовать стоит… Я попробовал. Плечо заныло, вызвав волну болезненных откликов по всему телу. Лестница застонала почти человеческим голосом, осыпая на пол лавину трухи. Люк не шелохнулся. А на ощупь такой хлипкий, деревянный.
– Трой, пожалей себя. – Голос Ксении прозвучал слишком отчетливо. – Он заговорен, посмотри по краям…
От неожиданности я стукнулся локтем о какой-то выступ на лестнице и невнятно ругнулся.
– Тебе лучше? – спросил мрачно, потирая ноющий локоть и поглядев куда указано.
И верно, вместо того чтобы бестолково биться здесь пойманным зверенышем, нужно было повнимательнее осмотреть люк. Вот же закрепы…
– Да, намного… – отозвалась Ксения.
Я почувствовал, как она задвигалась, освобождаясь от одеяла и поднимаясь на ноги. Медленно, неуверенно, но самостоятельно. К темноте я уже более-менее привык и мог различать силуэт девушки. Придерживаясь за лестницу, она поворачивала голову, прислушиваясь к ощущениям.
– Мы уже не в подземелье, – констатировала Ксения наконец.
– Теоретически мы должны быть в Набреге, но практически…
Глаза обожгло. От неожиданности я отшатнулся и чудом не сверзился сверху.
– Прости, пожалуйста, – виновато попросила Ксения. В ладонях ее трепетало бледное пламя. Слабенькое, едва ли ярче мерцания светляка, но отвоевавшее у тьмы изрядный кусок. И я невольно стукнул себя по лбу, спохватываясь. А ведь я мог и сам зажечь огонек. Сил хватало. Но отвык…