Я вспомнила Макса с «Делино». «Полетели дальше к Ррит Наирге». Видимо, все же был прототип у истории. Теперь уже не узнать, что стряслось на самом деле, но что-то – точно…
– Было такое, – сказал Дитрих.
– Жизнь, – повторил Ценкович. – Там была разумная жизнь. Вы можете это себе представить, разумная жизнь на основе прокариотов!
Я напрягла мозги.
– Безъядерных клеток? – для меня уточнил Дитрих.
– Именно! – почти с восторгом повторил психиатр.
– Ну и?
– Ррит они были безразличны. Они им не мешали. Ррит дробили скалы, добывая руду, а эти плескались в океане. Огромные колонии клеток-прокариотов. Они умели собирать, хранить и вырабатывать электричество. У них язык был на основе электрических импульсов, поэтому звукового названия и нет… Сведений нет почти, только из третьих рук. Какие-то любопытные ррит что-то исследовали, частично эти сведения получили лаэкно, и уже потом, ошметки – мы. Они, эти колонии, были вроде живых пней в метр высоты. Передвигались со скоростью пятьдесят метров в час. Ррит их даже для развлечения не убивали, ну какое тут развлечение?
Нелюбезный рритский посол Р’харта, помнится, поминал разумную плесень. Неужели не с потолка взял?
– И что?
– У них было искусство, – вздохнул Ценкович. – Вроде стихов. На основе электрических импульсов. Понимаете? У пней, состоящих из клеток-прокариотов, было свое искусство…
– И что случилось?
– Когда наши поняли, что ррит никак не выкурить, – сухо сказал шумер, – они снесли всю биосферу планеты. Всю вообще. Она и так слабенькая была, недавно зародившаяся. Астероидный пояс рядом случился, даже бомб тратить не пришлось… Там теперь ничего нет.
– Жалко, – сказала я. – Неужели никто не знал?
– Почему? – вскинулся Ценкович. – Знали. Но шла война. Лес рубят – щепки летят. Вы вспомнили про Магелланово облако, а я про Наиргу. У меня есть гипотеза, что многих рас просто не замечают. А многих долго не замечали и, в конце концов, уничтожили. И теперь уже никому нет до этого дела. А какое богатство впечатлений могло бы дать общение с принципиально иной расой!
– Впечатлений и от похожих рас полно, – мрачновато заметил Дитрих, запаливая новую сигарету. – Впечатлений и стрельбы…
– Alas! – печально согласился Ценкович. – Но, возможно, что с двумя альтернативными расами мы и сейчас находимся в превосходном симбиозе. Почти.
– Так вы признали нукт альтернативной расой? – с улыбкой уточнил Дитрих.
– Я допускаю возможность, скажем так.
– А вторая? – я опередила Дитриха.
Элия Наумович сложил пальцы домиком.
– Гипотетически, только гипотетически. Это квазициты.
– Что?… – довольно глупо сказала я. – Но они неразумны!
– Мы пользуемся маленькими фрагментами их колоний. Вдобавок мутированными, – пояснил шумер. – А колония – это цельный организм. Если бы мне позволили провести исследования на Третьей Терре… но ведь не позволят. Потому остается только повторить: alas!
Это даже я понимаю: если паче чаяния обнаружится, что квазициты – разумная раса, то придется либо менять конвенцию, либо отказываться от нее. Никто не пойдет на то, чтобы лишиться биопластика. В принципе, можно представить, что нукт признают полноценной расой и откажутся от их эксплуатации. Фатальных последствий не будет. Но от пластика, даже если это действительно изуродованные фрагменты тел разумных существ, – от пластика не откажутся никогда.
По себе сужу.
До прибытия на Терру оставалась всего пара часов. «Акелла» уже вышел из мерцания, когда местер Ценкович подошел ко мне, взял за плечо и мягко отвел в сторону. В пустой коридор, ведущий к рубке. Одна из ламп погасла, и оттого свет здесь стоял какой-то замогильный.
– Яна, – сказал шумер, – во-первых, хочу уведомить, что мое приглашение остается в силе.
– Спасибо… – начала я.
– Но! – Элия Наумович поднял палец. – Вам не так легко будет на него откликнуться. Я в любом случае собирался послать вам вызов, но коли уж мы видим друг друга лично, отчего не воспользоваться ситуацией?… Так вот, как вы смотрите на то, чтобы получить индикарту Седьмой Терры?
Я вытаращилась. Миграция на Урал была закрыта много лет назад, невзирая на более чем скромные цифры переписи. Стать семитерранином почти невозможно, если вас не приглашают родственники. Или правительство.
– С определенными ограничениями, увы, – каялся шумер, – поскольку вы в любом случае не переедете к нам на постоянное место жительства и не сдадите экзамен на знание языка. Совмещенное гражданство, только личное, не распространяющееся на детей и других родственников.
– Я очень польщена, – сказала я, немало опешив, – но зачем я вам нужна?
– Честно? – тонко улыбнулся местер Ценкович. – Совершенно не нужны. Но, во-первых, я обещал и сдержу слово, а во-вторых, у нас я легко могу устроить вам операцию.
– Какую операцию? – глупо спросила я, окончательно растерявшись.
Элия Наумович на меня умилился. Заулыбался. Огромные черные глаза заблестели, в чаще бороды впервые показались зубы: кривоватые, но хорошего оттенка.
– Запчасти, – сказал он. – Вам, к несчастью, выдали не полный комплект. Но это можно поправить. У нас отличные врачи. И вы будете хмурить бровки, морщить носик и подмигивать. Это здорово прибавит вам обаяния.
– Я думала, это делают только на Земле…
– Делают, – с легким пренебрежением сказал Ценкович. – Но там вас будут резать и зашивать, и продержат еще месяц на реабилитации – а вы знаете, сколько стоит день пребывания в более-менее приличной клинике. А мы не будем вас резать, – и он подмигнул с детским задором. – У нас другие методы. Мы немного пошаманим, и все вырастет само.
Я засмеялась.
– Так вот, – продолжал он уже совершенно серьезно. – Я не могу обещать, что это будет совсем даром, но накладно для вас не будет – обещаю.
– То есть как?
– Элементарно, – он пошевелил пальцами. – Вы служили в составе наших частей. Вы получите индикарту. Вы приходите на прием ко мне, я с вами работаю как психотерапевт, мы решаем ваши проблемы. И я пишу, что вам показана пластическая операция. По психологическим причинам. И вам ее делают как солдату Урала – бесплатно. Затраты – только на временное проживание там у нас.
Я стояла и моргала, не в состоянии поверить своим ушам.
– Элия Наумович! Зачем?
– Да прекратишь ты задавать глупые вопросы или нет? – напоказ рассердился вавилонский муж и начал сверкать глазами. – Зачем, зачем! Можешь ты поверить, что люди иногда делают добрые дела просто потому, что им это ничего не стоит? И вообще, – он развернулся, собираясь уходить, но еще глянул на меня через плечо, – одного человека ты своими «зачем» вогнала в хронический стресс. А это человек, имеющий значение для человечества, бестолковая ты девчонка! Три десятка лет! Инфантилизм прогрессирует!
Он зашагал по кают-компании, дальше к жилым помещениям, бурча под нос странноватые числовые выкладки по поводу возраста формирования личности в разные века человеческой истории. Вывод, к которому он пришел, я краем уха услышала, но ничего высоконаучного в нем не было.
«Куда катится мир?»
Ха!
Прелесть, что за старый хрен.
Хронический стресс, надо же. Инфантилизм. А то, что сорокалетний мужчина не может выговорить три обычнейших слова, – это не инфантилизм?
Или мне их говорить первой?
4
Волнения утихли. Война начала переходить в карательную – в пространствах Ареала чийенкее. Она могла затянуться надолго, потому что зачистить территории планет куда сложнее, чем космос. Но чийенки представляли много меньшую опасность, чем ррит когда-то. Можно было не сомневаться в победе.
Зато сами чийенкее не имели шансов на пощаду. Ибо не являлись производителями ценного продукта, как ррит. Они могли рассчитывать только на милосердие х’манков, вещь мифическую.
Или на постулируемую в Декларации «ценность всякой разумной расы».
То есть на место в зоопарке.
Когда люди захотели получить врага – они его получили. Очень быстро. Теперь доминирующая раса Галактики сможет какое-то время спокойно решать проблемы своей коллективной психики. Истреблять, подавлять, указывать на место; одним словом, доминировать.
И это будет прекрасно.
Безымянный рыбацкий поселок переименовали в Джеймсон.
Восстанавливали Академию.
Здесь было самое удобное место, даже удобнее, чем прежнее, в Аризоне. Отличный климат, все коммуникации, питомник под боком, а ближайший крупный населенный пункт – на другом берегу океана.
Для того, чтобы разобраться со всеми документами, пришлось снова подключить Криса. Мне на него молиться было впору: что бы я без него делала? Снова без всякой задней мысли оформилась бы как ассистент, и заработала бы кучу проблем… Пока что я числилась экстрим-оператором с семитерранского флота и была отправлена в отпуск по ранению. Положение давало мне огромные преимущества как в смысле прав (солдат Урала – это звучит гордо), так и в смысле финансов. Когда я впервые получила семитерранскую зарплату, то испугалась, не перепутали ли чего. Даже проверила.
Через две недели пришло подтверждение: я получила индикарту Урала.
Игорь, смеясь, подошел и с официальным видом пожал мне руку. У него тоже была двойная карта, Земли-2 и Седьмой Терры, но с правом приглашать новых семитерран из числа родственников и супругов. Так что Анжела уже готовилась сдавать экзамен по языку.
Подобную беспрецедентную ситуацию могли позволить себе только уральцы. Официальным языком Ареала был SE, и даже земная страна с тысячелетней историей не имела права обязывать своих граждан учить какой-то другой язык. А здесь всего лишь колония…
Но они могли себе это позволить. Даже до войны. А уж теперь – в особенности.
Потом мне пришло в голову не очень веселое соображение. Я ни с кем не стала им делиться, зачем огорчать людей? И все-таки… протекторат над Россией уральцам, может, и отдадут. Но их претензии на территории Сибирской республики и Дальневосточной Федерации – анахронизм. Там сейчас нет ни одного русского. Это уже давным-давно сателлиты Японии и Китая, и куда деть всех тех людей, которые там родились?
Джунгли подступали к самому пляжу; листва шелестела, волны шуршали галькой. Древесная тень пахла неземными цветами. Солнце уходило в теплые ладони заката. Чуть одаль, у коряги, на гальку до половины вылезла рыба и как завороженная смотрела куда-то в лес, приподнявшись на передних лапах.
Картина была похожа на предсмертный бред. Изумляюще точно, в подробностях, похожа на то, что мне чудилось в сброшенном отсеке «Искандера». Впору было зажмуриться и помотать головой.
– Лучше пойти поплавать, – смеясь, ответил Дитрих. – Или нет! Попробуй изловить вон ту рыбу. Сразу поймешь, что все настоящее…
Идея изловить рыбу руками меня просто захватила, и я уже рванулась на охоту, когда германец поймал меня за талию и развернул к себе.
– Подожди, – сказал он серьезно.
Набежавшая волна скрыла медитирующую рыбу. Та неуклюже повернулась, нырнула в воду и уплыла по своим делам. Подул ветер и стих. Бесстрастное желтое солнце все плыло и плыло на запад.
Я держалась за Дитриха, как за дерево. Повисая на могучих руках-ветвях. Он был живой, сильный и жаркий. Он был – вечер, океан, свет. Мировой ясень Иггдрасиль…
– Ну, спасибо, – иронично сказал мастер, почти касаясь губами моего уха. – Дерево, надо же. А раньше был Зигфрид.
– Откуда ты знаешь? – удивилась я. Никому такого не говорила, только думала, и то один раз…
– Телепат, знаешь ли.
– Но люди друг с другом не могут…
– Но я же тебя люблю.
Вот и все.
Потом мы сидели на пляже, глядя, как солнце опускается за горизонт, и пытались найти отличия с вечерней зарей у моря Древней Земли. Сошлись на том, что здесь солнце кажется чуть меньше. А может, мы позабыли, какое там солнце – возле драгоценного сердца Ареала.
И разговор у нас, сумасшедших людей, в конце концов, ушел весьма далеко от канонов мелодрамы. Впрочем, на то оно и кино, чтобы все в жизни было не так. В кино, между прочим, экстрим-операторы выглядят как женщины-вамп, поголовно имеющие черный пояс, и кидаются в драку по поводу и без повода.
Дитрих полусидел, опираясь о толстый ствол, а я лежала у него на груди.
Мы обсуждали стратегию.
– И почему Центр выдал мне задание на уничтожение Хейнрри, если оба они, и глава Центра, и Док Андерс, были людьми Джейкоба? – вслух думала я.
Дит долго размышлял, прежде чем предположить, что это могло быть фиктивным заданием.
– Ты смогла бы достать Андерса без его личной помощи?
– Нет. Меня спасла случайность.
Он пожал плечами и закусил губу в задумчивости.
– Им нужен был твой Аджи. Они просто вручили вас ему…
– А зачем разгромили Таинриэ?
– Информация попала к журналистам. Пришлось свернуть базу.
– Но туда отправился Эндрис…
Дитрих коротко засмеялся.
– Агитировать он отправился, зачем же еще. Меня или Игоря. Но в любом случае вызывает уважение. Я на его месте не положился бы на феромонные базы. Впрочем, несведущим везет.
Мастер разнял руки, сцепленные у меня под грудью, потер лоб и вдруг сказал:
– Они жертвовали тобой как наименее ценным элементом… – помолчал и добавил тише, – мразь… если б не война…
– Что? – удивилась я.
– Неважно, – он перевел дух и развернул меня к себе лицом. – Яна.
– Что?
– Янина.
– Ну что?! – смеялась я.
– Как тебя называет Малыш?
– А зачем тебе?
– Интересно.
– «Хорошая».
Дитрих прищурился.
– Он ревнует?
– Ужасно!
– Бедный парень…
Додумывала все свои мысли я уже значительно позже.
А когда я собирала вещи перед отъездом, ко мне подошла Кесума. Пожелала удачи и добавила, улыбаясь:
– Поблагодари ту местру, которая сообщила нам о твоем приезде. В тот, самый первый раз. Иначе пришлось бы тебе добираться своим ходом. Ее зовут Арид Томпсон.
– Арид? – невольно переспросила я.
– Нет-нет… – смутилась старушка, – да что же это…
– Арис?
– Да, верно. Она работает в Министерстве колоний. Вместе с моей дочкой. Я тебе переслала ее номер на браслетник.
– Работает в Минколоний? – отстраненно сказала я, – А мне говорила, что приехала сюда к друзьям…
– Да почему бы и не к друзьям? – удивилась Кесума. – Приехала в отпуск, сообщила заодно. Не пришлось тратить деньги на галактическую связь. А ты с ней встречалась?
Не знаю. Нет. Может, это вообще совершенно другая Арис. Милая обходительная женщина с седым пучком на затылке и полудюжиной кошек.
Я откинула крышку браслетника.
Номер. И, разумеется, фото.
Я скрипнула зубами. Она работала в Минколоний. На весьма высокой должности. Замечательно. Впрочем, Дитрих всегда подозревал наличие у социально альтернативных группировок неплохих связей.
– Да, – сказала я как можно ровнее. Не хотелось тревожить Кесуму. – Встречалась.
Они меня вели. Они делали это умно и тонко; я шла по ниточке, и спасали меня лишь случайности и недосмотры. Подумалось, неужели Арис специально попалась мне на глаза в порту перед уходом экраноплана? Чтобы я снова потонула в мыслях о Фронтире и не нашла себе нового оружия?
Нет, это уж совсем заумь.
Неважно. Она все равно мертва. Ее убил Малыш, мстя за меня и свою мать. Это справедливо.
Да будет ей пухом Терра-без-номера.
На Фронтире меня спасла случайность. Это после той памятной случайности они решили, что я генетически модифицирована и сама являюсь живым оружием? И отправили местру Арис следить за мной?
Лучший Самец был одним из низших исполнителей. Последовавшая за ним троица, замечательно эффективная в обманных приемах и вообще отличавшаяся умом, представляла значительно более опасную силу. Диковинные иногда происходят вещи. Как эти неглупые люди сумели так прочно вбить себе в голову какую-то фантастическую идею?
Впрочем, подчиненные местера Уильяма чуть ли не все поголовно отличались склонностью к фантастическим идеям. И некоторые идеи впоследствии приносили ощутимую пользу. Те же анкайские компьютеры.
Игорь долго сидел над повседневной отчетностью альтернативных. Запрашивал какие-то документы, по собственным каналам, у неведомых никому надежных знакомцев из Центра и министерств. А потом умозаключил, отчего анкайские исследования проводились именно на Фронтире. Это я его так озадачила.
Все оказалось слишком просто, чтобы догадаться. Разведчики. База на Таинриэ была обнаружена. База на Земле-2 могла быть обнаружена. Но в объятия ррит никакие разведчики никогда не полезли бы. Потому что нормальный человек вообще туда не полезет. Никто в здравом уме не мог предположить, что с ними сумеют договориться.
Фантастическая была идея. Тоже дала результат. Поначалу. Вот только чем кончилась…
А анкайи не делают обобщений. Они не воспринимают человеческую расу как нечто единое. Поэтому после войны они не возненавидели нас всех целиком. И какой-то гениальный ксенолог, работавший на местера Уильяма, сумел договориться с ними, понять их и сделать так, чтобы работы по исследованию их техники велись с их же помощью. Поэтому-то они велись настолько быстро и эффективно…
У местера Уильяма очень качественные элементы персонала.
Это был Бен Джамин Янг. Вот кто. Поклонник семитерранских эликсиров. Заполошный маленький человечек, который в критическую минуту пошел в драку: на ррит – с автоматом. Один из лучших специалистов по контакту с анкайи.
Когда паззл уже практически решен, детали угадываются просто.
Через некоторое время широкая общественность узнала из новостей науки результаты последних исследований. Эти до боли знакомые нам исследования внезапно стали правительственными. Мы с удивлением обнаружили, что проводились они не на Фронтире, а в закрытых институтах, занимающихся разработкой военных гипертехнологий.
Что ж, бывает.
Кемайл – это цветочный нектар, планеты Дикий Порт не существует, а население Терры-7 составляет восемьсот тысяч человек.
Так вот, странная логика анкайи, как выяснили последние исследования, – отнюдь не удивительное исключение и не аномалия развития. Логика анкайи является прямым следствием их физиологии. Если то, о чем в данном случае идет речь, можно назвать физиологией.
Все знают, что из множества измерений, в которых существует Вселенная, люди ощущают только четыре. Еще два волей-неволей приходится представлять – именно их используют гиперкорабли, переходя в состояние мерцания. Судя по устройству анкайских компьютеров, анкайи живут в десяти измерениях. Как они видят мир – невозможно ни представить, ни описать.
Это очень романтично, но маловажно. Существеннее другое.
Объединив человеческую логику и кое-какие несложные приборы анкайи, устройство и назначение которых разгадано только сейчас, можно будет выйти на новый уровень развития. Какие возможности он сулит – сказать трудно. Телепортацию обещают через пару лет. Тогда космические путешествия вообще не будут занимать времени. И Ареал человечества вновь начнет расширяться. Правда, зачем – непонятно.
Вот только изведем чийенков на фарш и выиграем войну. Телепортации бы добились уже через полгода, но сейчас важнее сконструировать пространственные бомбы. Такие, чтобы можно было в состоянии мерцания транспортировать их внутрь объекта и там материализовать особым образом, при котором структура пространства разрушается, и наступает аннигиляция.
И ролик, в котором планета распадается на части, больше не будет фальшивым.
5
Как же у меня все чесалось! Словами не передать. Максимум, что я могла сделать для облегчения страданий – это умыться холодной водой, и можете вообразить, надолго ли оно помогало.
Мне вырастили недостающие мышцы и нервы. Две процедуры в день, утром и вечером. Двадцать процедур: по два дня подряд и отдых на третий. Никаких скальпелей, никакого наркоза; лежать в клинике – зачем? Для того, чтобы сделать укол и на полчаса включить лампу?
Технологии, легшие в основу лечебных ламп, которые использует сейчас весь Ареал, тоже изобрели на Седьмой Терре. Но далеко не все технологии стали общедоступны.
Вот с местером Ценковичем разбираться пришлось куда дольше и сложней. И даже не потому, что он почти все время был занят. Я не понимала, чего он хочет. И что делает. Это называлось современными техниками психотерапии, но похоже было больше на коллективное чародейство. Я-то знала уровень своих способностей к телепатии, и знала, что они стали такими только из-за постоянного общения с нуктой. Врожденных способностей даже близкого уровня у людей не бывает. Ну, не та мы раса!
Но Элия Наумович работал с группой. Всего лишь касался кого-то, вел на другое место, сажал или просил встать. И вдруг оказывалось, что все мы телепаты потрясающей силы, способные прочитать не только сиюминутные эмоции – высший пилотаж для человека, – но даже воспоминания о прошлом…
«Да нет, Яна, что ты! – отмахивался он, смеясь. – Это не телепатия, это другое. До местера Вольфа нам всем как до неба».
Правда, что это, если не телепатия, он объяснить не мог.
Что-то происходило. Менялось. Я не понимала, что именно: обстановка была другая, люди, язык. Мне казалось естественным, что я иначе реагирую.
Под конец я стала замечать, что все реже и реже смотрю на браслетник, когда разговариваю с кем-то, и чаще – в лицо собеседнику. И задумалась, а не сдать ли мне экзамен на язык?
Посмотрела на все эти падежи и спряжения, и решила, что все равно жить на Урале не буду. Во-первых, я здесь ни к чему. Я ассистент мастера по работе с биологическим оружием и привязана к питомнику. Во-вторых, я понятным образом привязана к самому мастеру.
В-третьих, я бы никогда не выбрала Седьмую Терру местом своего жительства. Я об этом подумала еще в тот раз, когда впервые попала на нее, очень давно. Природа подарила этому миру разве что Ясные гроты – пещеры в горах, где основной породой является минерал вроде кварца, прозрачный как стекло. Да, там красиво. Но планета неуютна. Мало воды, небо скорее серое, чем голубое, нет вечерних и утренних зорь – солнце отказывается играть красками, пересекая линию горизонта. Местная флора не имеет аналога цветов. Местная фауна не радует глаз.
Все, что здесь есть хорошего, создано руками людей. Белый Кремль. «Сады Аэлиты». Бесчисленные парки. Здания мэрии, Главного управления флота, парламента. Стадионы. Театры. Храмы. Сколько здесь живет миллионов человек, я даже не прикидывала. Ясно, что не один и не два. Здесь самый высокий в Ареале средний уровень жизни. Бесплатное высшее образование. Бесплатная медицина. Но чтобы жить здесь, нужно смириться с вечно серым небом и белесым пятном на нем. Поэтому здесь очень много развлекательных центров и луна-парков, поэтому объявляются конкурсы на роспись стен жилых домов – классическая живопись, граффити, забавы в технике фотореализма; каждую ночь без всякого повода показывают голографические фейерверки, невероятно красивые и хитроумные…
Я считала дни до того, как вернусь на Землю-2.
И – при всей силе духа семитерран, при всей их грозной непримиримости, мне было их жаль.
– Танцевать! – объявила Полина, второй оператор в питомнике, моя будущая заместительница по преподаванию. – Всем! Ну-ка, поднимайтесь! А смотрите, что мы умеем!
Её Найт послушно встал на задние лапы.
Вид у нукты был обреченный.
Даже драконьи чувство пространства, пластика, координация и владение своим телом не годятся для того, чтобы составить в этом деле компанию маленькой мягкокожей женщине.
Я начала икать от смеха, а Малыш так просто сел и сидел в изумлении.
Он совершенно не повзрослел. Участие в боях показалось ему очень веселой игрой. Набегали злые, глупые, Малыш убивал. Хорошо!
…праздновали начало первого учебного года в возрожденной Академии. По земному времени настало двадцать шестое августа. По местному – близился сезон дождей, и мы радовались последним ясным денькам.
Закончился отбор. К нам приехали полторы сотни спортивных девчонок, готовых пойти воевать. Девяносто остались.
Я улыбалась. Впервые у меня получалось делать это по-человечески. Не растягивая нижнюю губу, чтобы состроить похожую на улыбку гримасу, а нормально, сверкая зубами… Да, два верхних передних у меня – третьей очереди. А что вы хотели? Чтобы у экстрим-оператора все зубы остались естественными? Выбили здесь же, на Земле-2, во время подавления мятежа…
А раньше их, моих верхних зубов, никто не видел.
У меня все никак не вырабатывалась привычка пользоваться мимикой. Ну и зрелище, наверное, было, когда я по полчаса корчила рожи перед зеркалом. Все движется, все чувствует. Очень странное ощущение.
Представьте, что у вас вместо стоп вдруг появились кисти, словно на руках. С длинными пальцами. И вы можете брать ими предметы, скручивать кукиши… зато ходить не очень удобно.
Вот приблизительно так.
А Дитрих улетел на Древнюю Землю по делам и не возвращался месяц. Мы разговаривали с ним по галактической целую минуту каждый день. Уйму казенных денег спустили. Ха! Беседу мастера по работе с живым оружием и преподавателя Академии Джеймсона просто обязано было оплачивать государство.
Хотя бы в качестве компенсации.
Я очень скоро на собственной шкурке прочувствовала, что такое учить подростков. Да еще бешеных подростков с хорошей физической подготовкой.
Неужели мы с подругами тоже были такими? Лимар, Элен, Николь – точно. Я помню их.
Неужели – и я?
Я вела практику. То есть мы. С Малышом. И мне жаловались, что нукты неуправляемы, что некоторые элементы боя невыполнимы, что идея «среза влет» противоречит законам физики, и что кто-то пихает кого-то своей здоровенной башкой прямо в задницу, обнаруживая гадский характер.
Бедная Даниэла. Как же мы ее доводили.
Я смеялась, а потом вспоминала, что через несколько лет эти девчушки, которые уже не годятся мне в сестры, хотя еще не годятся в дочери, – встанут в строй. Даже если война к тому времени кончится, – наша профессия опасна и в мирное время. Они могут погибнуть.
А я останусь. И буду учить новых. И новых. А они будут уходить и уходить, и кто-нибудь, может, вернется посмотреть, как теперь там, где тебя примут с радостью… Но, скорее, придут те, кто потерял оружие – сухие, с прямой спиной, с безжизненными глазами, в глубине которых надежда…
Все это было моей жизнью.
Прежней.
Теперь наступила другая.
Наверное, она лучше. Но человеку сменить жизнь куда труднее, чем змее – кожу. Иногда мне тоскливо, что я больше не пойду драться. Биопластик не только замедляет старение, но, кажется, едва ли не запускает его обратно. Хотя это иллюзия. Это все Малыш, неистощимый энергоблок. Кесума и ее физическая форма – свидетельство тому, что делает с человеком живое оружие. Да, сейчас люди живут дольше, чем раньше. Лет двести назад шестидесятилетний считался стариком, а еще лет за двести до того стариком был и сорокалетний. Но Кесума воевала. Она прошла через ад. После такого долго не живут. Если выживают, конечно. Ресурсы организма заканчиваются, и все. Долгой жизнью бывает только спокойная жизнь. А Кесума не только жива и здорова, но даже водит «крысу». Это Гарм. Его сила, часть которой причитается ей.
Наверное, я тоже проживу долго. Доживу до старости. Здесь, на мысе Копья, как мне когда-то мечталось. Совсем недавно я думала, что этому не случиться.
– Эй! Есть кто живой? – раздался под окном смутно знакомый голос.
Я по привычке напряженно моргнула. И старательно подняла брови, как положено при удивлении.
Стоял редкий ясный час. По земному времени было пятнадцатое сентября. Две недели назад пришел сезон дождей. Исхлестанные ледяными плетями джунгли выглядели уныло, океан посерел и казался грязным.
Мне хотелось хоть в воскресенье отдохнуть от вездесущих девиц. И я приехала в гости к Анжеле, в питомник.
– Ну, я так не играю! – обиженно заявила девочка под окном. – Никого нету. Вымерли все или в леса ушли?
– Курсантка? – вполголоса проговорила Анжела. – Что она тут делает?
И впрямь – нашим первокурсницам положено находиться в поселке, в общежитии. Отчаянных среди них хватает, но кто бы такую сюда привез?
– Эй! – настырно голосило явление. – Ау-у!… Ой! Тьфу на тебя! Ты, пакость, сколько раз сказано, не пихай меня! Ирлихт, я кому сказала?!
Я вылетела на улицу как ужаленная.
– Эльса!
– Привет! – как ни в чем не бывало сказала та, отряхиваясь. Похоже, расшалившийся Ирлихт столкнул ее в песок. – Что вы в прятки-то играть затеяли? Экс-стрим-оп-ператоры…
Это у нее вышло как будто новое ругательство.
– Откуда ты взялась? – счастливо спросила я.
Эльса уставилась на меня. Ничуть не удивившись.
– Янина! – сказала она, вмиг помрачнев. – Ты воевала?
– Да.
– А я нет! – внезапно в голос заорала она. – Меня не взяли!
– Эльса! Тихо, – я подняла ладони, – тихо. Как ты ухитрилась не попасть на караван, которым перевозили Академию?
– А вот не попала.
– Как?
После допроса с помощью подоспевшей Анжелы выяснилось, что Эльса попросту прогуляла все и вся. Прилет на Терру-без-номера она подгадала аккурат к курортному сезону. И полтора месяца вместо занятий блаженствовала с ротой приятелей на пляжах. Без малейших угрызений совести. В Академии, сказала она, «все равно был последний курс, ничего интересного».
После катастрофы с гибелью Академии родственники в панике вцепились в девочку и запретили ей даже нос наружу показывать. Но Эльса все равно убежала и явилась в мобилизационный пункт. При Ирлихте.