4

Первой мыслью, которая посетила меня по выходу из яхты, было: «Да ведь здесь сплошные семитерране!»

Казалось бы, что тут удивительного? Флотилия планеты Урал. Суперкрейсер «Юрий Гагарин». Экипаж состоит из жителей планеты, к которой приписан флот… Я и раньше видела уральцев. Целую кучу. Но все как-то… поодиночке, что ли. Полковник дядя Гена и «стратегический» Дима, у них было что-то общее, но они своей похожестью напоминали отца и сына. Это не казалось странным.

Не то чтобы неестественно или пугающе. Но – словно бы – другая раса. Словно попасть из места, где живут только белые люди, в место, где живут только черные. Фенотип ни при чем, среди семитерран можно найти кого угодно, любую расу, как и в везде в Ареале. Кроме разве что Первой Терры…

Выражение глаз. Описать его я все равно не смогу, поэтому не буду и пытаться.

Враждебности в них нет ни малейшей. Но все равно жутковато.

Браслетник завибрировал: компьютер счел нужным запустить переводчик. Чуть одаль говорили по-русски.

Подошедший офицер обратился к нам на SE. Язык он знал хорошо, но акцент резал уши. Я подумала, что по возрасту майор не мог родиться на Урале. Но наверняка мигрировал еще ребенком.

– Местеры, местра, прошу пройти со мной, – он явно произносил эти слова не первый раз. Даже не впервые за сегодняшний день. – Сведения о вас получены. Вы подтвердите свою личность, и вам выдадут направление на место…

Мы стояли тесной группой, с чемоданами и сумками. Малыш оглядывался, напряженно вслушиваясь. Он почуял своих.

Мне стало страшно.

Сколько времени я не видела ни одного экстрим-оператора, кроме того, что в зеркале… Я не знаю, семитерранки они или нет. Это неважно. Академия Джеймсона на свете одна. Все операторы вышли из ее стен.

«Когти, зубы, хвост». «Он – необыкновенный, он самый! лучший! в мире крокодил…»

Малыш уже с кем-то здоровался по-своему, не рассматривая полдюжины переборок как преграду. У них, нукт, с этим просто. Наивное создание хвасталось тем, что у меня совершенно белая голова, ни у кого такой нет; прочие наивные создания, судя по ответам Малыша, возмущенно перечисляли достоинства собственных подружек. И наверняка часть диалога доставалась самим хозяйкам, которых мне еще предстояло увидеть…

Мне предстоит участвовать в бою. Рядом с ними.

Малыш, я тебя пну сейчас!

– Пожалуйста, не волнуйтесь, – усталым голосом говорил офицер, повторяя заклинание, которое, должно быть, читал всем новоприбывшим. – Наши сканеры еще не берут объект. По данным разведчиков, объект войдет в область Терр через двадцать часов. До непосредственной встречи более пяти суток.

Да. Об этом спрашивают все.

Увидев Малыша, Морган почему-то решил, что его мать – Шайя. А может, просто пошутил, заявив: «Я был близко знаком с твоей мамой, крошка!»

Аджи бы зарычал. Зубы показал. Аджи вообще любил, чтобы от меня держались подальше. Ему слишком часто приходилось меня защищать. У Малыша опыта куда меньше. И характер совсем другой.

То ли у Моргана свое собственное чутье, то ли отчаянная голова Морган.

Когда я улыбнулась, он смотрел на меня.

Я подумала, что если он останется жив, то сертификат ему заменят. Или не заменят. Мне кидали надежду, как кость собаке; я сама понимала, что врут, но брала, как собака же…

– Ладно, – сказал Морган. – Пойду, что ли, сдамся врачам. А там…

Что – «там», освещено не было, потому что великолепный местер Стюарт развернулся, закинул на плечо сумку в полсебя размером, и с неожиданной уверенностью зашагал к лифту, бросив через плечо: «еще увидимся».

Спина у него была широченная. И загривок – тяжелый, бычий.

Я вдруг подумала, что у ррит такие вот загривки. Но шея длиннее, чем у людей, и оттого они не выглядят грузными. Они вообще очень легкие при своих размерах, ррит. Двигаются быстро, – так, что человек порой не успевает отследить начальную точку. Конечную не успевает определить уже по другой причине…

Морган. Ты смелый. И умный. И это очень на тебя не похоже, – заявить, что не хочешь проливать красную кровь и едва ли не тут же наняться стрелять в солдат… Хотя случается всякое. По двадцатисемилетней мне вряд ли можно было сказать, что меня вскоре казнят за тройное убийство.

Некоторое время спустя мы с Малышом отправились к тому же лифту – на жилую палубу.

И ничего страшного. Со мной перездоровались и перезнакомились, мы вместе посмеялись над моим хвастливым нуктой, девчонки порадовались за нас, что мы не оказались на борту погибшего каравана. От двадцати до пятидесяти лет, все они называли себя «девчонками»…

Я же помню. Так было всегда, это традиция, в которой я еще наставляла маленькую Эльсу. Странно это, возвращаться в прошлое, – самой изменившейся, почти чужой. И радость тяжела, потому что любая из тех, чье имя я еще не успела запомнить, может исчезнуть скоро…

Я тоже могу.

Мы все.

Вместе с этим исполинским кораблем, самым мощным в Галактике, вместе с объединенным флотом человечества, вместе с самим человечеством…

Так.

Хватит.

Малыша у меня отобрали и впихнули в вольер за переборкой. Прежде я с такими порядками не сталкивалась, и очень удивилась. Это психологи намутили, оказалось, в заботах о нашей человеческой и женской натуре. Чтобы хвостатое биологическое оружие не превращалось в сексуальный фетиш, что ли? Я вспомнила местера Хейнрри с его тестами и беседами, и почти разозлилась.

«Да брось! – сказали мне. – Они же как дети, пускай там пообщаются между собой».

И то правда.

А вообще никогда бы не сказала, что нахожусь на военном корабле. Словно на дорогом заатмосферном лайнере, здесь не экономили пространства. Волейбол? Бассейн? Пожалуйста. Уютные спальни на шестерых, душевые, общий холл с коврами и диванами, киноэкраны, информационные базы, доступ ко всем последним новостям – хотя, строго говоря, отсюда и исходили все последние новости…

И гитара осторожно прислонена к стене в углу.

И еще – телещиты, имитирующие окна. Такие же, как на пассажирских кораблях. Продолговатые большие иллюминаторы, в которые глядит бесконечное звездное небо. Оно над головой, под ногами, везде. Полная иллюзия глубины: можно очень долго смотреть и думать о чем-нибудь.

Маленькие дети, впервые попавшие на корабль, верят, что это настоящие иллюминаторы. Я видела как-то – смуглая кроха с косичками трогала стекло ладошкой, тут же отдергивала и робко трогала снова, неотрывно глядя на огни звезд. В другой руке у нее была зажата кукла из серии «инопланетные подружки Барби», девочка-анкайи с настоящими пушистыми ресницами…

Повинуясь неожиданному желанию, я тоже прикоснулась к поверхности щита. Даже на ощупь «окно» было прохладнее стен, – таковы установки модели, обычной бытовой модели, какую можно поставить и в дом. И представлять, что там, за чуть-чуть прохладным стеклом, абсолютный ноль и чуждая человеку бездна…

Здесь, на борту военного корабля, представлялось еще, как от бездн идет враг. Идет не захватывать и покорять – уничтожать, мстить, и месть его справедлива.

Интересно, если б я это сказала вслух, что бы со мной сделали?

Да ничего.

Первую войну начали ррит. Мы отомстили. Это бесконечная цепь, которая закончится только уничтожением одной стороны.

Или двух.

Потому что чийенки тоже получат свое.

Я больше не испытывала приливов дикого страха, которые так меня изумляли, – ведь я всегда считала, что исключительно нервно устойчива, да и результаты всех тестов свидетельствовали об этом. Здесь страха не было. Возможно, броня «Гагарина» отгораживала от внешнего страха так же, как от космического холода и излучений. Возможно, дело было в экипаже и прочих.

Семитерране. Они не боялись.

Никто здесь не боялся.

Меня в который уже раз идентифицировали, зачислили в часть, поселили, и отправили на медицинское обследование.

Ой.

Давно со мной такого не было. С тех пор, как мою психофизиологическую нормальность устанавливали для нужд судопроизводства; в разряд физически или психически альтернативных категорий населения я тогда попасть не сумела, к несчастью, – приговор был бы куда мягче. Возможно, даже условный.

Хотя в экстрим-операторы никаких альтернативных так и так не берут.

Меня уложили в три разных диагност-капсулы, меня просветили, прощупали и проанализировали, со мной три часа беседовал психолог, и под конец мне хотелось не то убежать, не то заползти под стол. Главный военный душевед семитерранского флота оказался по образованию не психологом, а психиатром. С научными трудами, званиями и вдобавок с уклоном в ксенологию: по совместительству консультировал адмирала Захарова в вопросах чуждого мышления. Стратег. Бронзово-смуглый, большой и бородатый, с глазами, похожими на черные сливы, он напоминал ассирийского царя. Только копья в ручище не хватало и быка рядом.

Я никак не могла понять, боюсь его или нет. Вроде не было страха, но от одного взгляда начинало буквально трясти. Темп его движений вполне соответствовал манерам вавилонского мужа, – если не статуи этого самого мужа, – но ауру, ореол бешеной энергии можно было видеть чуть ли не глазами. Я подумала, что Элия Ценкович наверняка телепат. И сильный.

После чего меня стал мучить ревнивый вопрос: а у кого способность к телепатии выше, у шумера или у германца? То есть, у Элии или у Дитриха?

– Местер Ценкович, – под конец осмелилась спросить я, – а вы не родственник адмиралу Ценковичу?

– Все люди братья, – ответил он и скривил губы под бородой в непонятной усмешке. – А вы не родственница случайно некой Янине Хенце?

– Нет, – ответила я абсолютно честно, – а почему вы спрашиваете?

– А вы почему?

– Из любопытства.

– Любопытной кошке откусили ножки, – неторопливо сказал Ценкович глубоким басом. С неподражаемой интонацией. Углы моего рта нервно потянулись к ушам. Случалось, конечно, что ко мне обращались как к девочке, но не как к пятилетней малышке! Невольная обида, невольная же симпатия – уж очень добродушный вид был у чернобородого ассирийца…

Где моя устойчивость? Это же старый-старый трюк.

Я улыбнулась, на этот раз спокойно.

– Извините, Элия Наумович, – шумер был уральцем, и я решила обратиться к нему на русский манер, тем более что сумела прочитать его отчество на табличке. Кириллицей. Сама; и чуть-чуть гордилась этим. – Я глупый вопрос задала.

– Глупые вопросы самые интересные, – сказал он. – Идите, Яна, – и он сплел длинные сухие пальцы, неожиданно безволосые, – в другой ситуации я бы вас еще пригласил поговорить. Нам с вами небесполезно было бы еще встретиться.

У меня коленка дрогнула.

Чувство от общения с ним было такое, что тебя перебирают по деталям. Бережно, профессионально, тактично, но выворачивают наизнанку. Ха! Развинчивают и чистят, точно древнюю колесную машину из чьей-нибудь коллекции. А ты сидишь и моргаешь. Еще губы сохнут ужасно.

«На вас посмотреть… – сказал он на втором часу беседы, буравя глазами стену над моей головой. – Аж мне самому страшно от вас, Яна. Я таких и не видел. До такой степени».

Я сглотнула. Никогда бы не подумала, что могу внушить страх вавилонскому стратегу.

«Я, конечно, все знаю, – продолжил он голосом верховного жреца, – все понимаю. Но чтобы такое получилось, какое из вас сделали – должны были предпосылки быть. Предпосылки. Почва…»

Я вспомнила это и осмелела.

– Элия Наумович, – выговорила я напряженно, – было… в общем, некоторые люди подозревали, что я генетически модифицирована…

Он расцепил пальцы и перевел взгляд на меня; в черной воде зрачков заплескалась насмешка.

– Тьфу, – сказал ассириец, – ну что за наивные люди. Зачем усложнять?… Все это чушь собачья, Яна. Другое дело, что мне как врачу нужно бы с вами побеседовать. Неоднократно. Но я, как военный, должен, видя вас перед собой, обрадоваться и сказать: «замечательно»… Вы знаете что? Если будет возможность – приходите. Я часто занят, но вас приму обязательно.

Я много раз проходила тестирование. Десятки раз. Перед каждым забросом. И когда мне говорили о «небольших девиациях, не мешающих работать по специальности», – это была правда. Они действительно не мешали работать. Все остальное штатных психологов корпуса не волновало.

– Охотно, – у меня сердце замерло в горле от фантастического чувства полного доверия. Может, от этого голос прозвучал хрипло. – Если будет такая возможность.

Он вздохнул и на мгновение стал более человечным.

– Хорошо, – проговорил шумер. – Если будет – приходите.

Я действительно к нему приду. Если…

Я не стану оценивать вероятности. Приду и все.

После войны.

Впрочем, главное даже не это.

Здесь были инструкторы!

Я не занималась с инструктором с тех пор, как попала в лапы к местеру Иннзу. В Центре эту должность не считали необходимой. Все сотрудники – матерые профессионалы, а при такой убыли личного состава, какая сопутствует заданиям особой категории, печься о повышении квалификации просто нерентабельно.

Ох, сколько кристальнейшей правды я о себе выслушала!

«Ты не оператор! – сказали мне. – Ты к нукте бесплатное приложение. Ты выезжаешь за счет его мозгов и его уровня телепатии, но это ж не значит, что можно на все остальное положить с прибором! А если в отключке будешь?»

Когда же обнаружилось, что Малыш – экспериментальная модификация, что ему нет еще и года, и учила я его сама… лучше б мне было провалиться в мусоропровод.

Инструктор, высокая худая семитерранка с русыми кудрями и угольно-черным взглядом, на меня даже не смотрела. Ходила по тренажерному залу туда-сюда и с шумом выдыхала через ноздри. У нее было чеканное скуластое лицо, малоподвижное, почти как у меня, но не из-за дефекта, а просто так. Ее звали Инга Чигракова, и нам уже доводилось встречаться. Она закончила Академию лет на семь раньше меня. Как-то раз приезжала повидать учителей.

А мы с Лимар незадолго до того убежали в город. Лазали там с нуктами по крышам и пугали социально альтернативных членов социума. Сейчас я не понимаю, почему это так нас забавляло. А тогда мы животики надрывали со смеху. Потом оказалось, что кто-то из тех неформалов пошел и пожаловался на нас. Даниэла уже устала ругаться и соображала, как бы нас наказать, чтобы это не помешало учебе, когда дверь распахнулась и вошла худая и холодная девушка. Она походила бы на Снежную Королеву, не будь глаза такими темными и угольно-раскаленными. «Инга! – воскликнула Даниэла. – Неужели ты?…» Она в сердцах рассказала Инге, улыбавшейся бесстрастно, как богиня, что мы натворили. Но та только развеселилась и засмеялась. Смех ее оказался медленным и красивым, точно звон ледяного колокола.

Лимар влюбилась. Потом неделю по ночам рассказывала мне шепотом, какая Инга потрясающая.

…Лимар погибла, а Инга теперь разбирала со мной и Малышом самые азы операторской науки, выходя из себя и теряя ведьминское бесстрастие. «Ну и о чем он думает? О чем, я спрашиваю? Вам же драться идти. Что должен чувствовать нукта в бою? Он должен развлекаться, прах побери, охотиться, в догонялки играть! Догнать и голову откусить! Найти и разорвать! Выскочить и сожрать! – со вкусом перечисляла Инга. – А не о том думать, как тебя, дуру мягкотелую, оберечь!»

Правильно, конечно. Я думала о том, как добрый Малыш будет охотиться, и мне делалось грустно. С него ведь станется и не добить жертву…

Аджи был великолепен. Неумолим. Агрессивен. С ним все было правильно.

Инга вздохнула с видом человека, добровольно принявшего благочестивый, но тяжкий груз. «Еще четыре дня, по крайней мере. Минимум успеем, а дальше – будь что будет».

Я смиренно кивнула.

«Свалилась ты на нашу голову! – сообщила Инга и забила последний гвоздь словами: – Если б вас было хотя бы человек триста…»

Потом она отправила меня повторять «Наставление по ведению боевых действий». Старая-старая инструкция для экстрим-операторов времен первой войны. Если честно, в свое время в Академии я ее проглядела по диагонали. Одного любопытства ради. Даже в страшном сне никому не могло привидеться, что людям снова придется воевать с ррит… У Инги оказалась книга, а не распечатка. Читать – в данном случае занятие глуповатое, куда уместней было бы залезть в тренажер. Но я слишком вымоталась сегодня: прибытие, хозяйственные дела, медосмотр, беседа с местером Ценковичем… тут уж упасть впору и уснуть, а не в тренажер-имитатор боя. «Заодно развлечешься», – с прежней царственной отстраненностью сказала Инга.

Ха! Сколько лет я была почти что сама себе хозяйка. Задание дано, – иди и выполняй. Можешь там сдохнуть, но никто не будет орать на тебя, что ты не так дышишь, не так ходишь и не так разговариваешь с нуктой. А вот теперь – получи. И радуйся, что ты полноправный член общества. Это соображение меня развеселило. И вместо того, чтобы обидеться на Ингу, я действительно легла на кровать и принялась за книгу. Полчасика, а потом спать.

Хватило меня только на несколько страниц. На описание типов кораблей противника, – в сущности, они знакомы любому школьнику. Нет человека, что не засматривался в свое время фильмами о войне.

Это похоже на заклинание.

На имена духов тьмы.

На слова из языка тигров.

Homo sapiens все равно не сможет адекватно воспроизвести звуки речи ррит, в силу иного устройства голосового аппарата…

…чри’аххар – «кровь-мать», вот и думай, то ли мать крови, то ли кровь матери, то ли что… Маленький корабль, собственность семьи, клана. Аналог – истребитель. А Чрис’тау, «кровавая звезда» – так называется Фомальгаут.

Ай’аххар – чуть больше, «красота-мать». Оба корабля принадлежат к виду «харха», «хищник».

Цйирхта – крылатый зверь, земным аналогом был бы ястреб. А еще это мужское имя. А еще – подобие линейного корабля, но меньше и маневренней…

Се’ренкхра – точный перевод невозможен, приблизительно значит «одаряющий смертью». Крейсер.

Ймерх’аххар – «величие-мать», корабль-носитель. Среди наших судов аналога не было до последнего времени, но «Гагарин» превосходит старые рритские ймерх’аххары по всем параметрам… так говорят.

Хорошее чтение на ночь.

На стандартное ночное время, принятое флотилией.

Я заснула.

Мне снился мир, в котором не было нашей расы.

– …да что ты понимаешь в охоте! Тьфу, сопляк… а фыркал-то, фыркал! – можно подумать, в настоящем деле был, а не в парке ворон стрелял… Чего? Чего спрашиваешь? Я? У меня, пацан, куртка есть кожаная на пуговицах, я специально молнию срезал, чтоб пуговицы на куртку пришить. Знаешь, из чего пуговички?… догадываешься? А у меня и еще кое-что имеется, но это уж я тебе показывать не стану. Мал больно.

…им в голову стрелять нельзя, потому как, сам понимаешь, дороже всего череп, зубы и скальп. А в тушу палить – так еще не первая пуля уложит, и не вторая, да на ином, может, вообще броня, из прежних богатств… Сеть кидать сверху? Так он либо сеть порвет, либо его сеть порвет, скальпа лишишься, тоже радость небольшая. С биопластиком, конечно, самое оно, с драконами еще лучше – смотришь, умиляешься прямо. Но иной раз и без всего мужики выходят. На одной смелости, вот так-то, пацан. Автоматы, и все.

…а ты представь: наклоняешься над ним, он тебе в морду взрыкивает, клыки показывает, – адреналин!! а ты аккуратно так щипчиками, щипчиками… с нами как-то один шибко умный затесался, так он еще переводчик на ихний язык достал, объяснил популярно, на что зубки пойдут. Ох, мы и ржали!

…а то ж. И когти у живого выдираешь; у дохлого много ли толку? Блеска враз никакого, мутные, а с живого – точно из камня какого выточенные, на свету играют…

Вот так охотятся настоящие мужчины на Фронтире.

А? Чего?

Да у меня еще трофей один… ну, вроде как…имеется, с одной зверюги снял. Ну, мы с парнями зато отыгрались по полной, по всем счетам взыскали! Т-тварь… Уж он у нас воем заходился, паскуда, весь свой выпендреж подрастерял, высшая раса, мы его потом живым отпустили, ему после того, что мы придумали, живым хуже, чем скальпом… Чего? Да бусы на нем были, пацан. Из человеческих костей бусы…

Есть лица, по которым удивительно ясно видно, как человек выглядел в юности. Словно стареет невидимая маска, а настоящее лицо под ней остается молодым. То ли это особенность внешности, то ли зависит от характера… У Даниэлы было такое лицо, и у нашего историка, имя которого я не могу вспомнить.

И еще – у командующего ударным флотом Седьмой Терры адмирала Захарова.

Недавно я видела его в новостях, поэтому узнала сразу.

В молодости он, наверное, был похож на «стратегического» Диму. Веснушчатый, грубовато слепленный паренек Андрей с соломенными, торчащими в разные стороны волосами. Шевелюра с тех пор поседела, ее коротко остригли. Обладатель посуровел, стал собран и прям. Осталась легкость движений, удивительная для немолодого человека, много лет проведшего на военной службе. Я даже заподозрила, что адмирал одет в биопластик. Осталось что-то в глубине взгляда, притягивавшее, заставлявшее есть командира глазами и думать правильные мысли, одинаковые с мыслями тех, кто рядом – о победе, которую вырвем любой ценой, о мире, который обязательно будет нашим…

Командующий не доверил делать официальное сообщение заместителю. Уж тем более не отдал на откуп присутствовавшим на флагмане журналистам. Говорил сам. Мы смотрели прямой эфир на киноэкране холла. Всего на несколько секунд раньше, чем жители ближайших колоний и самой метрополии, защищать которую сходились все флотилии Ареала, недоукомплектованные или вовсе лишенные биологического оружия. Невообразимые миллионы тонн металла. Ничтожные пылинки в чудовищности пространства. И все-таки это было «наше море», – помню, так сказал пилот Вася на «Делино». Наш космос.

Галактическая связь работала. Никаких монтажей.

Пятьдесят вражеских эскадр вошли в «малый круг кровообращения».

В область Терр.

5

После обращения адмирала в новостном выпуске говорил маршал Камимура, Верховный главнокомандующий армий Ареала. Маршал находился на Земле. Он не был специалистом по космическим столкновениям. Заявление его, скорее политическое, чем собственно военное, удивило меня. Я думала, что говорить это будет местер Уильям.

И как только Камимура закончил, Вилим Джейкоб, военный консул, явился.