Тьфу. Что за ерунду я несу…

«Малыш. Мы с Кесумой учили тебя драться. Знаешь, зачем?»

Очень красиво, очень весело! Всех победить, защитить хорошую и убить всех – очень хорошо!

«Мы отправляемся на войну, Малыш. Это такое место, где нужно всех убивать».

Зачем?

«Чтобы не убили тебя. Чтобы не убили меня».

Защитить хорошую обязательно. Малыш умрет, но не отдаст хорошую. Нужно убежать.

«Нет. Мы пойдем прямо туда».

Зачем?

«Иначе война придет к нам. Везде. И все умрут».

Малыш непонимающе смотрел на меня. Развернул хвост, постучал им по полу. Выпустил когти до предела, до предела втянул. Обошёл меня кругом, шумно обнюхивая. Я протянула руку, намереваясь почесать ему шею, но нукта, сосретодоточенный на каких-то своих переживаниях, закрытых даже от меня, отвел голову.

Что-то ты думаешь, Малыш…

«Так нужно. Правда».

Малыш ничего не ответил – ни мыслью, ни движением. Черная сталь, черная смола, лаковый блеск, – скульптура абстракциониста в выставочном зале под тусклым светом. Непроницаемый.

Я ждала.

С тишайшим щелчком опустились заслонки внешних век. Нукта видит ненамного лучше человека и при необходимости может вовсе отказаться от зрения, ему хватит чувства пространства и телепатической эмпатии. Потерянные глаза регенерируются со временем, но лишиться их очень больно и обидно. Помню, Скай страшно разозлился, когда ему вышибли глаз – он по самоуверенности не стал опускать веки. Даже Элен не могла к нему подойти целый час. Тогда случилось человек двадцать лишних жертв, но все списали на фанатизм сепаратистов, взысканий не было…

На меня смотрело тупое безглазое рыло. Неуязвимая, беспощадная, универсальная машина убийства. Боевой нукта.

Он был готов драться для меня. Для возлюбленной, хорошей, чего бы она ни желала – всегда.

– Спасибо, Малыш, – сказала я. И послала ему мысль: образ, такой яркий и вещественный, какой только я, человек, могла создать.

Образ врага.

Я выдержала полчаса. Полчаса тренировки с полной отдачей. Может, я выдержала бы час, но с отвычки пару раз хрястнулась об малышову броню локтями и довольно сильно обрезалась о плечевое лезвие. Малыш страшно расстроился. Скулил и нарезал круги под потолком у меня над головой, пока я сидела на полу и зализывала царапину. Между ушами шумело, кости слабо ныли. Голова кружилась – тоже совсем немного, но все вместе было достаточным поводом для стресса.

Конечно, у нас с Малышом не отработано взаимодействие. Мы оба слишком напрягаемся, выполняя какие-то элементы. Малыш тоже порой туго соображает там, где Аджи делал все, чтобы облегчить мне жизнь. Но факт остается фактом: минимальное время непрерывной работы в паре для находящегося в строю оператора – вчетверо больше. Два часа. А на мне биопластиковый контур. Можно представить, как бы я себя чувствовала без него. Полный аут.

Да, у меня по-прежнему хорошая дыхалка, спасибо тренажерам Макса. Я сумела не располнеть, мускульная сила в норме. Но в бой в таком состоянии все равно лучше не соваться.

Я не тренировалась с Малышом так, как с Аджи. Язви меня тридцать раз, я не собиралась возвращаться в строй!

Меня взяла злость. И что теперь? Отправляться обратно? Индикарта с данными, идентифицирующими меня как ассистента мастера по работе с биологическим оружием, по-прежнему загнана в браслетник. Я вернусь и буду гулять по берегу моря. Учить девчонок-подростков работе с доставшимися им хвостатыми приятелями, чтобы года через два несколько десятков операторов отправились на войну…

А будет ли еще что-нибудь через два года? Вообще? Сейчас огромная масса чужих судов налетит на наши эскадры, сметет… если исчезнет Древняя Земля, если погибнет цвет человеческого флота – что останется?

Ррит не пощадят людей. Даже из презрения. Они слишком жестоко оскорблены.

И что толку станет в нас, пару лишних месяцев прогулявших по морскому берегу на Земле-2? Мы – оружие ближнего боя, бессильное против бортовых пушек и ракетного удара с орбиты. Нас некому будет защитить.

Я представила себе это. В красках.

Волосы поднялись дыбом. Даже Малыш спрыгнул с потолка и тревожно подбежал ко мне.

Ррит уничтожат все человеческие колонии. Выжгут. Без жалости. Насколько известно, начиная первую войну, они не собирались истреблять человеческую расу, только указать нам на место. Но сейчас… у кого-то могут быть иллюзии по поводу намерений наших самых страшных врагов. Но я несколько месяцев провела на Фронтире. На Ррит Кадаре. Я видела, что там творили оккупационные войска.

У меня нет иллюзий.

Мне страшно.

…Малыш в который раз взвился в воздух и уцепился за изрядно подранные уже его когтями перекладины. Извернулся, из висячего положения перебрался в сидячее – поверх стальных ребер.

Конечно, чтобы уберечься от чего-то, лучше всего убежать. Так думает Малыш, славный добрый зверь. Он правильно думает. Просто бежать некуда. Ареал Человечества огромен – десятки колоний, сотни номерных планет, многие тысячи парсек во все направления. Но за пределами Ареала для людей ничего нет.

В Городе было непривычно тихо. Утро, но не такое уж раннее… лето, море, а время – как раз то, что любят «жаворонки» для купаний. Но пляжи пусты. Грязноватые пляжи вблизи порта, с бесплатным входом, где чуть ли не круглые сутки пасутся дети местных жителей, собирая всякую съедобную живность, которую без зазрения совести потом продают…

Никого.

Малыш преодолел всю длину причала в два прыжка и ждал меня уже на краю пляжа, задорно рыхля когтями песок. Мы занимались еще три раза по полчаса, с интервалами, и под конец стало уже что-то получаться. У меня отлегло от сердца. Вообще-то в предполагаемой боевой ситуации мое личное участие маловероятно. Действовать будет Малыш. Но управлять его действиями я должна с той же эффективностью, с какой управляю собственными руками и ногами, отсюда все упражнения с подхватами, поддержками, тому подобным… Это как строевая подготовка: никто не будет в бою ходить строем, но она дисциплинирует, учит действовать слаженно.

А еще мне нужно повторить курс по внутреннему устройству чужих кораблей. Где его только взять…

Я покинула территорию порта и пошла по набережной. Малыш тихонько клацал когтями у меня за спиной. Здесь почти не было деревьев, только аккуратно подстриженная аллея в один ряд вдоль берега, не дававшая тени. Зато много роскошного камня, полированного и резного, башенки, колонны, арки, похожие на триумфальные арки сказочных королей – на самом деле всего лишь ворота с набережной на дорогие пляжи. Радость детям и состоятельным романтикам. Город на Терре-без-номера – фешенебельный курорт…

На том берегу океана набережная выполнена в голом крошащемся бетоне, валуны под ней покрывает зеленая слизь. Но зато лианы кое-где падают к самой соленой воде, роняя в нее лепестки и целые соцветия. Странное чувство сравнения.

Пляжи были пусты.

Зато в бесчисленных летних кафе, сплошной чередой расположившихся вдоль береговой линии, сидели люди. Много, почти битком. Смотрели последние новости. Я подумала, что все они могли бы посмотреть их у себя дома или в гостиничных номерах. Еще подумала, что надо бы мне позавтракать и зашла под один из навесов, где приметила свободный столик в углу. Обиженный Малыш остался сидеть за оградкой.

Официантка, которая стояла у бара, зачарованно глядя в телещит, мистическим образом выросла у меня над плечом. И вместо вопроса о заказе глуховато выговорила:

– Вы экстрим-оператор?

– Нет. Одолжила у подруги.

Девушка моргнула, не поняв. У нее была очень оригинальная внешность, – монголоидное лицо и светлые волосы, – но внешность явно не выспавшаяся. Хотя у меня слишком холодное лицо для шуток, можно и растеряться…

– Да, – сказала я со вздохом. – Я экстрим-оператор. Направляюсь в действующую армию. Вы примете заказ?

Пока в руке официантки стило порхало над листком электронной бумаги, изредка клюя нужную строчку, на меня пооборачивалась половина кафе. Другая половина пялилась на Малыша. Нукта за оградкой не шевелился, но я почувствовала, как он насторожен. Все-таки не умеет еще вести себя с людьми…

Зато мне на их внимание наплевать.

На большом телещите над барной стойкой сменился сюжет.

Все частные гиперы, – пассажирские рейсовые, принадлежащие крупным компаниям, и личные шхуны миллиардеров, – конфискованы в пользу Объединенного человечества. Конструкция позволяет вооружить судна, их в срочном порядке переоборудуют.

Гипер опасен в атаке, потому что нельзя угадать, откуда он вынырнет. Один удачный выстрел погубит легкий – и фантастически дорогой – корабль. Я подумала, что это шаг отчаяния. Но все же удачный шаг.

Это сделал местер Уильям.

Военный консул.

Сначала он отдал собственный корабль и воззвал к коллегам. Но коллеги не откликнулись. И тогда он забрал корабли силой.

Совет на такое бы не решился.

Во время войны нужна крепкая власть.

Тут до меня дошло, что это уже не те новости, которые пришли вчера вечером. Как так?

Я поймала взгляд соседа. Он так и так смотрел на меня неотрывно. Худой, очень пожилой мужчина с сандаловыми четками на запястье. На пальце обручальное кольцо, но супруги поблизости не видно.

– Извините, а когда получили этот сюжет?

– Только что, – неожиданно спокойно ответил старик. – Поэтому и смотрим.

– Но прошлые новости пришли только часов восемь назад, – удивилась я.

– Верно.

Теперь галактические передачи давали не раз в земные сутки, а с интервалом в шесть часов. На все колонии новости шли по экономному военному каналу, но состоятельные колонисты в складчину оплачивали полный объем передачи для сопланетников. Не только на Терре-без-номера, везде.

Потому что война.

И люди собирались смотреть новости в холлах гостиниц и кафе, – видеть и слышать такое в одиночестве слишком страшно.

– А вы экстрим-оператор, насколько я понимаю? – уточнил он, закончив объяснение.

Ну что они, своими глазами не видят?

– Последнее время работала ассистентом мастера в питомнике, – объяснила я. Почему-то старик с четками вызывал у меня безотчетное доверие. Особенно когда начал перебирать бусины: не быстро, как многие делают, пытаясь совладать с волнением, а задерживаясь на каждой. Да он и не похож на нервного человека. Неужели правда молится? Вот это да…

– Вы не боитесь?

Я не сразу поняла его.

– Вы можете погибнуть, – уточнил старик.

Я усмехнулась.

– Знаете, это вы можете сказать всем, кто здесь сидит.

– Конечно, – согласился он. Помолчал. – Неужели вы не боитесь погибнуть? Я боюсь.

И это признание старика с четками подкупило меня.

– Боюсь, – сказала я. – Но знаете, я хотя бы могу что-то сделать. Когда ничего не можешь и только ждешь, пока что-то сделают другие, это гораздо противней.

Рядом сидящие прислушивались к нам.

– Я не о том, – мягко сказал он. – Вы не боитесь того, что вас ждет за гранью?

– Какой гранью?

– Жизни и смерти.

Я немного оторопела и потому молча выслушала продолжение его слов. Сухие узловатые пальцы старика застыли на самой крупной бусине, даже, пожалуй, деревянном диске с какой-то неразборчивой резьбой. Свесилась красная кисточка шнура.

– Люди совершают много дурных поступков, – сказал он чуть громче. – Лишь малая часть получает воздаяние при жизни, но оно неизбежно. Оно ждет нас после. Сейчас, когда близится исполнение пророчеств святых, все мы должны задуматься о содеянном и покаяться. За гробом получим мы воздаяние за все наши грехи!…

– Откуда вы знаете? – спросила я.

– Я верю, – ответил он театральным голосом, низким и мистически-бархатным.

Имя его меня не интересовало. И учение тоже. Клятый проповедник, язви его. Почему я так ошибаюсь в людях?… Нашел время загонять овец. Это сектант. Ортодоксы не лезут к людям в летних кафе. Обрадовался, что встретил экстрим-оператора, отправляющуюся в армию, и в нашу беседу вслушиваются десятки людей… обрадовался, что война и все перепуганы.

Наверняка их сейчас много повылазило. Привет, а у нас тут конец света.

– Можно знать точно, – сказала я. – Или не знать. Или прикидывать вероятность. Все.

– Вы не верите в Бога?

– А вы верите в то, что ррит уничтожат Землю?

Это подействовало. Он вздрогнул. Все вздрогнули, даже те, кто не слушал нас.

Когда в пределах видимости обнаруживается вполне реальный конец света, лучшее, что ты можешь сделать, если не в состоянии помочь, – это не нервировать окружающих. Но если началась истерика, то порой невредно бывает отвесить оплеуху.

– Кто может это знать? – тихо проговорил он. Тут же нашелся и добавил: – Если на то будет воля Божья!

Но этой торжественной ноте мне, наконец, принесли мой омлет с томатами, сосиски и кофе.

– Спасибо, – сказала я официантке.

– Что-нибудь еще?

– Простите, забыла. Можно пирожное к кофе? Любое, только не безе.

– Конечно, – кивнула девушка, поедая меня глазами, и робко добавила, – а… хозяин спросил, не нужно ли покормить вашего зверя. Не волнуйтесь, это за счет заведения…

– Нет, спасибо, – я улыбнулась ей и снова глянула на проповедника. Тот явно недоумевал. – То есть вам все равно?

– Все, что мы можем – это молиться, – ответил он, приподнимая подбородок и одновременно – свои четки.

Я начала резать сосиски.

– Как найти мобилизационный пункт?

– Что? – чуть растерянно переспросил он.

– Как выйти к управлению флота?

– По Морскому бульвару к центру города, – ответила за него вторая официантка, мулатка с фантастически тонкой талией. – Пройдете чуть дальше по набережной, сразу увидите – самая широкая улица. Площадь видна уже от моря. А здание ни с чем не перепутаете, знаете, одно время такие странные строили…

– «Космический ампир», – подсказал кто-то с соседнего столика.

Хром, зеркальное стекло, разные синтетические материалы, дающие хитрый визуальный эффект, и куча постоянных гравигенераторов: «космический ампир» – это когда непонятно, на чем держится. Когда начиналась застройка Земли-2, он как раз был на пике моды. Летающие балконы, летающие платформы с деревьями и фонтанами; титаническая стальная лента, обвивающая три узкие, как ножи, башни, нигде не закрепленная… Я, увидев это чудо архитектуры, еще подумала, что для особняка миллиардера слишком масштабно, должно быть, представительство банка из молодых, которые еще не могут кичиться древностью и потому кичатся размахом. Что это ГУФ, я не могла даже заподозрить. Хотя, в принципе, логично. Одно из первых зданий на захваченной чужой планете, космический ампир…

– Спасибо. Милейший местер, помолитесь за нас, пожалуйста. Надеюсь, вы будете делать это молча, а я пока поем.

– Вы гоните от себя мысли о смерти, – с сожалением сказал он.

То ли я слишком вежливая, то ли просто нервы себе щекочу.

– Зато я направляюсь прямо к ней в лапы.

– И не заботитесь о том, что после?

– Я узнаю, что там после, когда это случится.

– То есть вы все же верите, что там что-то есть?

Вот теперь я разозлилась.

– Слушайте, вы дадите мне позавтракать или нет?

– Телесная пища волнует вас больше духовной?

Ха! Его определенно занесло. И это с его стороны большой промах, потому что уважения к сединам во мне нет. Вспомнишь Иннза и Хейнрри, и всякое уважение пропадет.

«Малыш, ко мне!»

Нукта обрадовался, что я о нем вспомнила, и мягко перетек через декоративную оградку из хлипких реек.

– Как по-вашему, – спросила я, – он похож на ангела-хранителя?

– Послушайте, – он с неудовольствием поморщился, – все же животное…

– Сейчас вы встанете, выйдете отсюда и задумаетесь о том, что делают с паникерами в военное время. Если вы этого не сделаете, то выйдете отсюда вместе с креслом. Я с удовольствием компенсирую хозяину убыток.

Он поднялся с видом оскорбленного благородства.

– Мне жаль вас, – сказал он. – Я помолюсь о вашей душе.

– Спасибо. Всего вам хорошего.

Проповедник ушел. Мне улыбались, и настроение у меня поднялось.

Отличный был омлет. И пирожное – объедение. Это кафе «Зеленая лента», третье, если идти по набережной от Морского бульвара направо. Рекомендую.

Бульвар до самой площади был почти безлюден и тих. Только где-то в переулках играла музыка. Неведомая поп-группа, из тех, что меняются каждый сезон, слабеньким, но слаженным квартетом выводила скороспелый хит. Или не скороспелый? Мне показалось, я уже слышала эти простенькие слова. В фильме о Первой войне?

Нет, точно скороспелый. В Великую войну Землю еще не называли Древней. Тогда не существовало Земли-2, а была Рии-Лараат, провинциальная, не заселенная почти колония анкайи…

Я сморгнула. Вдалеке над площадью летающие сады, ярко освещенные утренним солнцем, медленно плыли по своим орбитам вокруг здания Главного управления флота. Зеркальные поверхности блистали. Истомой имперской мощи веяло от картины, и я снова вспомнила местера Санди. Он бы сумел написать так, чтобы каждый поверил: это непреходяще. Неуничтожимо.

Космический ампир: на чем оно держится – загадка, но не упадет никогда.

…я шла и думала. Малыш безуспешно пытался понять, о чем. Счастливый парень – нукта, никогда-то ему не придется ломать голову над такими вещами.

В мирное время оборонные флоты колоний на сто процентов укомплектованы только офицерами-специалистами. Должна полным ходом идти, а то уже и заканчиваться, мобилизация личного состава на оборонный флот Земли-2. И работает пункт сбора. На который я бы и явилась спокойно, по вызову или без, будь я обычным экстрим-оператором.

Но я не экстрим-оператор, язви в задницу весь Ареал! Ха… У меня нет указания в индикарте. В какую воинскую часть мне явиться? Девчонки в мобилизационном пункте наверняка не имеют полномочий направить запрос кому-нибудь уровня генерала Иннза. А запрос должен быть срочный.

В отдел кадров мне нужно. И потребовать, чтобы они связались либо с замминистра колоний, либо с замначальника Особого управления. Или с самим начальником, собственно, местером Иннзом. То-то папочка обрадуется… девочка вернулась. Блудная.

Дура я, конечно. С другой стороны, туда мне и дорога.

Малыш глядел на меня с интересом.

Вдруг вспомнилось, что я не оставила ни записки, ни какого-нибудь еще сообщения. Проснувшись и не найдя меня, все наверняка решили, что я отправилась гулять или купаться спозаранку, и еще пару часов не станут искать. Потом станут. И первое, что сделают – позвонят.

От этой мысли мне стало нехорошо, и я почти нервозно отключила телефонную функцию на браслетнике. Ну, не хочу я. Не могу. Лучше не думать. Надо было написать что-нибудь… а, я бы все равно ничего из себя не выжала. Найдут машину Кесумы, допросят с пристрастием капитана и все поймут. Заодно обидятся на меня, а это и к лучшему.

Я ускорила шаги. Громада Управления тяжело нависала над площадью, несмотря на готический взлет своих башен. Слишком уж большое здание. Да, конечно, там вся канцелярия, но не столько же ее. Потом до меня дошло, что внутренняя планировка при таких красотах получается страшно неудобная, огромное здание вполне может быть тесным… Малыш обрадовался, что на площади пусто и просторно, и передвигался многометровыми прыжками, делая в воздухе «бочку».

Хорошо, по мне сразу видно, что я из себя представляю. Во всяком случае, по Малышу уж точно.

Мне быстро объяснили, как пройти. «У меня непростая ситуация, – сказала я. – Могут возникнуть проблемы». Это оказалось достаточным поводом. Консультант, стройная пожилая женщина, даже позвонила в отдел кадров и предупредила их. Потом ее серые глаза проницательно глянули на меня над декоративными очками-стрекозой, и я вдруг отчетливо осознала, что она подумала о моей ситуации.

А здесь догадаться несложно.

Судимость.

По несекретным документам все, конечно, не так. Причина, по которой я обращаюсь в отдел кадров, а не на пункт сбора, совсем иная: я просто состояла до увольнения не в корпусе экстрим-операторов, а в отдельном подразделении при Минколоний…

Но она, женщина со старомодным украшением на носу, права.

Мне впервые стало неприятно перед человеком из-за того, что я уголовница.

Десять часов утра. Коридоры ГУФ были пусты, откуда-то доносилось невнятное эхо чужого разговора. Видимо, дефект конструкции или со звукоизоляцией напортачили… В светлом холле с деревьями в кадках стояли диваны, кресла, стеклянный столик с журналами. На диво мирная картина: мне такие навевают сонливость, кажется, что вот сядешь сейчас тут ждать чиновника и начнешь тихонько покрываться пылью десятилетий.

Четыре человека. Четверо мужчин, один из них – в форме. Похожие проблемы?

Я успела только обвести их взглядом, даже не спросила, кто последний в очереди. Все, как сговорившись, негромко, вразнобой сказали мне: «Уважаемая местра, проходите». Военный, крепкий подтянутый мужчина лет сорока, встав, откозырял мне, и я почувствовала острую неловкость, когда моя рука взаимно потянулась к виску. Я же в штатском. Хоть и при оружии. «К пустой голове честь не прикладывают», как любил говорить наш историк…

Шутник. А форма у него – армии Соединенных Штатов. Одна из земных армий… Корпус экстрим-операторов подчиняется непосредственно структурам Объединенного Совета, как и колониальные войска. А на Древней Земле, кажется, чуть ли не у каждой страны своя армия… вот, наверное, там сейчас неразбериха.

– Кёнэл, – я чуть поклонилась.

– Арчер. Местра?

– Лорцинг.

Интересный у него тип. Причудливая смесь англосаксонских, латинских, и, кажется, монголоидных корней.

– Отдел начинает работу через двадцать минут, – сказал он. – Но замначальника уже на месте. А начальник, говорят, попал в больницу. Два дня назад. Сердце не выдержало.

– О!… – только и нашлась я. От сильного акцента речь американца звучала неразборчиво.

– Прием уже идет.

– Да…

– Но мы вас пропустим. Так, джентльмены?

Двое кивнули, третий показал ОК-sign. Тоже, видимо, с Древней Земли… Тем временем я заподозрила, что кёнэл Арчер говорит не на SE, Space English (Sucker’s English, Sonofabitch’s English, – в некоторых вариантах), а на самом что ни на есть американском языке. Просто слова похожи.

– Спасибо, – наконец сообразила я.

Офицер улыбнулся мне. А потом уставился на Малыша, всем видом излучающего дружелюбие, и потянул руку – дотронуться до него. Правую руку. Нукта понюхал ее и высказался в том смысле, что очень хороший мужчина.

Похоже, Малыш, где-то его ждет очень хорошая женщина…

Я успела подумать, что кёнэл наверняка приехал на Терру в отпуск, и тут же подумать, что в отпуск форму не везут, но загадка так и осталась загадкой – дверь открылась, мимо меня прошла дама с пышной завивкой и я торопливо велела Малышу оставаться на месте. Мелькнула алая табличка с золочеными буквами «С.Джонс» и дальше неразборчиво; я прошла через пустую приемную. Малыш позади молча выражал недовольство.

Жуткий, потусторонний вид имел заместитель. Прямо мороз по коже подрал. Эбеново-черное плосконосое лицо, куда темней, чем у пушистого кролика Макса, и на этом лице – глаза, покрасневшие до состояния кусков мяса. «Капли, – невольно подумала я, – бывают капли аклиретрина…» На Первой Терре случался кошмарный пыльный ветер, нам всем выдали аклиретрин – замечательное средство оказалось, не то что репеллент, с которым я намучилась на Терре-3.

– Местер?…

– Местра, – поправил заместитель, и я почти с ужасом поняла, что это женщина, только стриженая наголо и в костюме с галстуком. – Не пугайтесь, у меня аллергия. Нетипичная, не купируется. Я вас слушаю. Ах да, местра Джонс. Синди Джонс.

– Янина Лорцинг. Я ассистент мастера по работе с биологическим оружием. В прошлом экстрим-оператор. Хочу написать рапорт о переводе в действующую армию.

– В качестве кого?

– Экстрим-оператора, конечно.

– А ящерка?

– Табельное оружие при мне.

– А почему ко мне тогда, а не на мобилизацию сразу? – недовольно сказала Синди.

– У меня специальный сертификат.

Синди хлопнула глазами. Нахмурилась.

– На предмет?

– С ограничением в правах, пожизненный сотрудник Особого управления при Министерстве колоний. На заданиях особой категории.

– Ну и попали вы, местра Лорцинг, – откровенно сказала заместитель. Ее толстые губы скривились.

Я молчала.

– Управления? – неожиданно процедила местра Джонс, – Особого? Это Центра, что ли? А-а, приморозили структурку.

– Что?! – моему изумлению не было предела.

– Вчера вечером, – плотоядно сообщила Синди, наклонившись над столом. – За преступную халатность и деятельность, направленную на ослабление мощи объединенного человечества. Естественно, без шума.

– Откуда вы знаете?

– Свои каналы.

Я смутилась. Ясно же, что такие вопросы незнакомым людям не задают.

Ха! Это Джейкоб? Очередной план? Или наоборот, противники консула? Я же совсем недавно видела Иннза, где он теперь?

Вот бы узнать.

– Пишите, – Синди швырнула мне через стол листок электронной бумаги и стило. – Командующему оборонным флотом Земли-2 адмиралу Ценковичу от… ну, кто вы там. Рапорт. Прошу зачислить меня в состав…

Мне хотелось улыбаться. «Приморозили»? Это что значит? Расформировали? Перевели в подчинение кому-то? В Синди, несмотря на галстук, глаза и голый череп, было что-то от негритянской мамми. Почему-то казалось, что она все запросто устроит. No problem, sista.

– И в срочном порядке перевести в состав мобильной армии номер пять, дислоцирующейся на бортах ударного флота, приписанного к Терре-7. Число, подпись. Все.

Я протянула листок ей.

– Дайте индикарту… Еще радужку.

Я без слов посмотрела в черный глазок камеры.

– Все… У нас здесь нет такого подразделения, так что вас быстро запулят куда надо. Ах, местра Лорцинг! – с неожиданным долгим вздохом сказала Синди. – Если б вас было хотя бы человек двести…

Это прозвучало очень серьезно и очень печально. Вампирские глаза местры Джонс опустились.

Я ее хорошо понимала. Но все же!…

– Местра Джонс, у меня специальный сертификат. Это имеет значение…

Джонс сложила пальцы домиком и глянула в стену поверх моей головы. Лучше б я не смотрела в этот момент ей в глаза, недетское было зрелище. Синди подумала, пожевала губы и сказала:

– Местра Лорцинг! Будь вы военным пилотом. Инженером. Артиллеристом. Кем угодно. С вашим сертификатом вам была бы дорога только в войска тылового обеспечения. Но вы экстрим-оператор! А то ж сами не понимаете. Успокойте сердце свое.

Я невольно улыбнулась.

– Идите к начштаба, – ответная улыбка только на миг блеснула в уголках багровых глаз местры Джонс. – Потому что Ценкович сейчас в небеси, а вам нужно… не нужно вам к начштаба! Сколько на сборы?

– Готова отправляться.

– Профи, – с удовольствием сказала Синди и добавила с не меньшим удовольствием, – тут у молодого Айлэнда гипер конфисковали. Скоростную яхту. Вам нужно успеть на рейс, специалистов повезут прямо на «Гагарин».

И тут же, как ужаленная, она вцепилась в свой браслетник, позвонила кому-то и заорала: «Отложите, motherfu… я сказала, до прибытия… отложите! Вот и sweet babe…» Я смотрела-смотрела, и вдруг поняла, отчего же местра Джонс мне так симпатична, несмотря на ужасающую внешность. Она ни единой внешней чертой не была похожа на Лимар, маленькую, белую, как моль, и пышноволосую, но Лимар точно так же себя вела. Особенно в трудных ситуациях. Лимар любила помогать, причем так, чтобы одновременно создавать проблемы кому-то еще, необязательно виноватому. И еще орать при этом на всех. Просто упивалась.

Я ее обожала. Мои проблемы как раз она и решала чаще всего, пока я еще была жива.

И Лимар любила женщин, как, видимо, и Синди…

– Бегом! – заорала чудеснейшая местра Джонс уже на меня, но с прежним вкусом. – Где главный космодром знаешь? Вот туда со свистом. Час ждут, потом улетают.

Я лечу в жуткое место. Меня там убить могут. Там будет бой, может, и не один, там будут взрываться целые корабли с людьми, там придется действовать на борту чужих судов, что я делала только в тренажерах. Там ррит, которых я боюсь. Я их уже убивала, в отличие, должно быть, от всех остальных операторов, но из-за этого боюсь еще сильнее.

Почему же мне так весело и хорошо?

– Местра Джонс, – уже у двери, полуобернувшись, сказала я. – Простите, пожалуйста, но… ведь вы были «кроликом Роджером»?

Она улыбнулась во всю ширь африканского рта.

– С чего взяли?

– Вы сказали «Ценкович в небеси».

Она опустила голову почти смущенно.

– Была.

– Всего хорошего, местра Джонс.

– Желаю остаться в живых, местра Лорцинг.