1

– Местер Вольф?

Он успел это выговорить – со всем почтением, на которое только способен генерал от безопасности. Почтения вышло немало. Суровый местер Иннз прямо-таки заискивал.

А потом увидел, что вызов принимаю я.

Давно я не испытывала такого наслаждения. Местер Иннз, джентльмен с телом одряхлевшего амбала и лисьей душой, был моим непосредственным начальником. Был. До того, как им стал Дитрих.

– Местра? – буркнул он. Но я в ту пору, когда милейший местер отправлял меня в «смертные» забросы, научилась читать по его глазам. Вернее, по векам. Дряблые веки генерала чуть-чуть подергивались. Он был в штатском, поэтому я не отказала себе в маленьком удовольствии.

– Местра Лорцинг, – любезно представилась я. – Здравствуйте, местер Иннз.

– Мне нужен мастер, – хмуро буркнул генерал, – это срочно.

Ну-ну, папочка, ты меня узнал. И ты очень недоволен. И за что ты так меня не любишь?

Ах, да.

«Ты все равно умрешь, – сказал он, – почему бы тебе не получить удовольствие?»

«Какой смысл ложиться под вас, если я все равно умру?»

Шикарную дубовую дверь его кабинета Аджи разнес в щепки. Благо, стальных креплений внутри не было, здание и без того хорошо охранялось. Вот только по уставу я не могла оставить нукту на улице или, тем более, дома. А секретарша Иннза держала домашнего и драконам симпатизировала. Аджи сидел в приемной и лопал ее крекеры, когда я позвала его.

«Мы очень эффективные элементы вооружения, местер Иннз, – сказала я, когда моя радость его отпустил. – Вы сами в этом убедились».

Заброс не стал бы менее опасным оттого, что я завела неуставные отношения с этим крысаком. А мне было противно.

– Мастера работают, – сообщила я опечаленно. – У них нет с собой устройств связи, как вы понимаете. Перезвоните часов через пять.

– Это галактическая передача, – Иннз не повышал голоса, но заметно побагровел.

– Пока я найду их, пройдет час. Что им передать?

Иннз словно на глазах высох.

– В кратчайшие сроки здание муниципалитета в рыбацком поселке будет переоборудовано под учебный лагерь. Сейчас мы не можем полностью восстановить Академию Джеймсона. Придется ограничиться только дачей практических навыков.

Он чуть помедлил и добавил:

– Местра Лорцинг, мы… сейчас армия испытывает большой дефицит экстрим-операторов.

И замолк. Он молчал пять и три десятых секунды, – я видела по мчащемуся в углу экрана счетчику. Это стало Иннзу, – то есть, конечно, не лично ему, а бюджету министерства, – в тысячи полторы лишних. Не знаю, с чего ему пришло в голову выдерживать такую театральную паузу.

– Вы утверждены в должности ассистента, – наконец, сказал Иннз. Правое его веко дернулось.

И щека дернулась. И даже, кажется, часть шеи. С тех пор, как я видела милейшего местера последний раз, у него выпали остатки ресниц.

Я улыбнулась ему.

– Конец связи.

Моя улыбка не была язвительной.

«Сейчас на Земле многие придерживаются этого мнения. Боюсь, что Академию не восстановят», – сказал Эндрис.

Утрись, покойничек. Да, придется снова использовать живые мины. Но это вынужденное решение. В конце концов, популяция на материнской планете не резиновая, восстанавливаться с конвейерной скоростью не будет. Мины нерентабельны.

Потому что не возвращаются из атаки.

Алек Джеймсон, генетик, сумевший откорректировать ДНК нукт и превратить страшное биологическое оружие в симпатичное зверье, дожил до миниатюрных домашних пород. Говорят, старика так и корежило от их вида. Он до конца дней боялся собственного творения. Хотя его именем назвали Академию, где учили экстрим-операторов и даже город, в котором она находилась. По законодательству нукты не являются животными. Поэтому никого нельзя осудить за жестокое обращение с ними. Это Джеймсон придумал такую формулировку. И протолкнул ее.

Помню, лет в десять, когда я прочитала про это, то долго ходила шокированная и все решала, хороший местер Джеймсон или плохой.

– Малыш, – окликнула я, все еще глядя в экран, на который вернулись порхающие бабочки заставки. – Ты сможешь найти Дитриха?

Зачем? Малыш удивился. Зачем искать? Мама Малыша сейчас смотрит на этого мягкокожего мужчину, который умеет говорить, который хочет стать вторым мужем хорошей. Он нравится маме Итии. Он добрый и умный. Малыш совсем не против такого.

– Малыш!!

Я не знала, хохотать мне или сердиться. Ну и самодовольство!

– Тогда пойдем к нему.

Нукта склонил голову набок и мелодично чирикнул.

Муниципалитет выселили мгновенно. Уже к вечеру началось переоборудование.

Со скоростью паники.

Этого следовало ожидать. Как и массового отзыва офицеров из запаса и отпусков, хотя мало кому в действительности нашлось бы сейчас применение. Как и огромного потока пожертвований, хлынувших в благотворительные фонды, – на войну, на постройку кораблей, на модернизацию, ускорение ремонта тех, что находились в доках; почти все эти фонды были открыты преступниками, ухватившимися за шанс нажиться. Несколько банд раскрыли и арестовали почти сразу, так что успели передать в новостях предупреждение.

На войне всегда кто-то наживается, но я не знаю, о чем думали эти парни. Уж во всяком случае, не о том, что через неделю на Земле может быть уничтожена жизнь как таковая.

Земляне. Те, кто за свои двадцать пять ни разу не высунул носа с галактической столицы, ну максимум, слетал на Терру-без-номера искупаться и потанцевать. Они просто не в состоянии осмыслить угрозу.

А может, это я паникую.

Меня прохватывала нервная дрожь, когда я думала о том, что происходило за тысячи парсек от Земли-2. Устойчивость не спасала. Когда слишком многое понимаешь, то никакая устойчивость не может помочь… Дима на «Делино», пока настраивал мой компьютер, рассказал мне, что когда-то столица земной страны России находилась у самой ее границы. Страна была очень большая. Потом ее разделили на три части, потому что невозможно было ею управлять.

Тридцать пять лет Галактикой правила Земля, расположенная на самом ее краю.

Сейчас все решали экипажи боевых кораблей. Мысль, что я должна сейчас быть там, мучила меня, как личинка, забравшаяся под кожу.

«Армия испытывает большой дефицит экстрим-операторов».

Я не испытываю к местеру Иннзу никаких теплых чувств. Ни малейших. Говоря «земляне», я мысленно на автомате добавляю «зажравшиеся». Я думаю, что если посмотреть на Ареал Человечества беспристрастно, то вполне можно понять чийенков. Я вообще уже не экстрим-оператор, а ассистент мастера в питомнике.

Но у меня в шкафу по-прежнему висит форма.

Бедному Малышу передавалось мое состояние. Нукта с ума сходил от беспокойства, бегал за мной всюду и сочувственно чирикал. Но его любовь ничем не могла помочь. Я пошла к Анжеле и попросила у нее таблетку, но эффекта не почувствовала никакого. Анжела долго мялась и вздыхала, взглядывая на меня сначала исподлобья, потом через плечо, когда отпирала маленький сейф у себя в медпункте, но дала мне средство посильнее.

Одну таблетку в ладони. Даже не сказала, как называется.

Я проглотила не задумываясь.

…и угораздило меня после этого отправиться не на боковую, а в гнездо к Шайе. В первые полчаса я еще чувствовала нервный мандраж и думала, что заснуть мне все равно не удастся.

Детям моей подружки, еще кормившимся «молоком», самое время было привыкать к человеческому запаху. Я учила их до конца втягивать когти. Поговорила с самими сестренками Шайей и Итией. Не верилось, что это и есть моя теперешняя работа. Даже отпуск не всякий бывал таким веселым и легким.

Закончилось тем, что прямо в шайином гнезде я заснула. Как сидела на куче веток, так и легла. Девочка никому ничего не сказала. Велела своим первым отпрыскам натащить больших листьев и укутать меня. Несмотря на двухнедельный возраст, они уже неплохо соображали и по размеру сильно опережали норму. Я еще подумала, что новая модификация очень удачна. Большой ошибкой альтернативных граждан было то, что они убили ее автора. Не желал сотрудничать?… Засыпая, я чувствовала, как Шайя трогает меня мордой – нежно, словно кошка. Будто не было в ней ее семи метров, мощной брони и набора живых ножей…

Во сне я видела сестер, обеих, в загоне на Таинриэ. И я тоже была там с ними, третьей, двадцатиметровой нуктовой женщиной с изрисованной старыми ранами шкурой. Мы боялись чего-то и жались друг к другу – от страха и холода.

Я проснулась как нельзя вовремя. Вечером. Бодрая и свежая, насколько это возможно. Как раз должны были прийти с Земли последние новости. Когда я вернулась, Крис уже заканчивал разархивацию. За день ничего особенного произойти не могло, даже атакующая флотилия врага еще с неделю не достигла бы населенных планет. Шла подготовка, так быстро, как только возможно. Решался вопрос о командовании.

Уже никто не сомневался, что скоро появится новая должность. Пост военного консула, задача которого – собрать в кулак колоссальные, но раздробленные силы Ареала человечества, чтобы потом с сокрушительной мощью обрушить их на врага…

Местер Уильям шел к своей цели. В самом деле не думаю, что он желал начала большой войны, но с чего он должен был отказаться? Жизни солдат, которыми придется расплачиваться, он все равно не смог бы купить и прожить сам.

«Наци» поутихли. Может, сами по себе. Может, полиция наконец-то взялась за ум. Погромы и митинги во время войны – не самая удачная идея, есть и более полезные занятия. А может, главари альтернативных получили сверху соответствующие директивы.

На Древнюю Землю сразу кинулись недавно эвакуированные нкхва. Репортажи с улиц показывали их, растерянных, перепуганных. Они просто ходили и смотрели на людей, на военных и полицейских, с отчаянной надеждой. Нкхва всегда находили в людях защиту. Когда-то они выплыли, вцепившись в хуманов. И вместе с хуманами пошли бы теперь на дно.

Пока остальные досматривали еще какие-то сюжеты, я вышла на улицу. Белым теннисным шариком висела в бледнеющем небе маленькая, куда меньше земной, Луна. Где-то там, на вдвое меньшем расстоянии, плыли по орбитам корабли оборонного флота Терры-без-номера, обычно безмолвные и полупустые, но сейчас, должно быть, иначе… Вечерело. С моря летел холодный бриз. Малыш выбежал вслед за мной.

Вдоль короткой улочки, протянувшейся между коттеджами, горело несколько фонарей. Я остановилась у границы дорожного покрытия; дальше шла тропинка до моря, но туда я сейчас не собиралась. Повернула обратно. Окна домов светились яично-желтым, призрачно-голубоватым – фонари. Скоро появятся звезды. Они будут огненно-белыми.

Здесь хорошо. Тихо. Помню, когда я увидела питомник, то подумала, что в старости хотела бы жить здесь.

Малыш ждал-ждал, а потом отправился шастать по лесу. Он чувствовал, что я намереваюсь принять какое-то решение. Готовился действовать, но раздумывала я слишком долго для нуктового разума.

Нет. Я не думала ни о чем. Просто ходила под фонарями. Сумерки становились все гуще.

Малыш кого-то поймал и съел.

«Крыса» со включенными фарами пронеслась над кронами, как пуля. Я даже вздрогнула и шарахнулась в сторону с дорожки, хотя задеть меня опускающаяся на нее машина не могла. Из моих знакомых только Кесума была способна так лихачить, но она летала куда аккуратней. Малыш возмущенно взвизгнул откуда-то сзади. Ему не понравилось, что меня кто-то напугал.

Это оказался глава поселкового правления. Толстый мужчина с обезумевшим видом пробежал мимо меня, не взглянув, – прямо к коттеджу Дитриха.

– Мастер в доме напротив, – сказала я.

Председатель опустил браслетник, на котором уже, очевидно, набрал номер, и воззрился на меня, тяжело дыша.

– Смотрит новости, – объяснила я.

Председатель молчал.

– Спасибо, – наконец выговорил он. – Я… а то я испугался.

– Чего?

Но он уже стучал в дверь Крису.

Вышел Игорь. Я сидела на вернувшемся Малыше и наблюдала за тем, как взволнованный рыбак, заикаясь, пытается что-то Игорю втолковать. Игорь не понимал. Потом у русского завяли уши, и он несчастным голосом позвал на выручку Криса.

Деньги.

Крис сначала подумал, что председатель явился требовать компенсации за отобранное здание. И даже заорал на него что-то про войну и живое оружие.

Потом оказалось, что нам предлагают деньги. Не рыбацкие, конечно. Деньги воротил Терры-без-номера. В смысле, любую материальную помощь, какую только возможно сейчас предоставить. Перепуганные люди пытались помочь единственно понятным и доступным им способом. Как будто ассигнований правительства на одно из важнейших стратегических вооружений могло не хватить.

Забавно.

Дитрих работал, Крис корпел над переводом на новую схему финансирования. Личные их номера, как оказалось, председатель умудрился просто потерять за ненадобностью, из сетевых баз Игорь их когда-то предусмотрительно изъял, а официальный номер питомника не отвечал весь день. Бедняга заподозрил неладное и примчался лично.

А Игорь, оказывается, день напролет просидел за компьютером и открыл все папки на карте. И обнаружил там, в числе прочего, сведения по анкайской вычислительной технике. Рыжий Пауль, который не умел достойно производить допрос, оказался гением кибернетики и альтернативной логики. Вот доказательство того, что человек должен заниматься своим делом.

Досмотрев новости, русский отправился дочитывать свои файлы. Надо было видеть, как он сидит, уставившись в дисплей: зрачки характерно вздрагивают, и время от времени раздается: «Ага!»

– Игорь, – спросила я, – что там?

– Местер Уильям – неглупый человек, – ответил тот. – Он, может, ничего не понимал в науке, но знал, что следует финансировать… Помнишь, ты видела на Фронтире анкайи?

Надо же. Сама забыла, а Игорь помнит.

– Не помню, – отрекся мастер. – Только что тебя увидел и вспомнил. Они плотно занимались этим делом. Видимо, уже давно.

Я призадумалась.

– Я еще удивлялась, – там, на Фронтире, – зачем им такая большая база. Может, для этих исследований?

– Вполне возможно.

Игорь уже снова углубился в документ, когда я наивно задала первый пришедший мне на ум вопрос.

– Но почему они занимались анкайскими исследованиями на Фронтире, а не на Таинриэ?

Игорь захлопнул приоткрытый от жгучего интереса рот.

– Хрен знает, – сказал он, помрачнев. – Может, оттого, что начальником проекта был Андерс? И старик работал по двум направлениям…

– Но на Таинриэ тоже была попытка питомника. Почему он не работал там?

Мастер потер переносицу.

– Ррит? Но каким боком ко всему этому относились ррит…

Мне подумалось, что, захватив фронтирскую колонию, ррит могли захватить и исследовательскую станцию местера Хейнрри. Если только Центр ее раньше не уничтожил. Уничтожил ли?

Действия подчиненных элементов местера Уильяма то ли не были слаженными, то ли подчинялись какой-то слишком сложной и непонятной схеме. Впрочем, увидев основные линии загадки, я как-то потеряла интерес к деталям.

Попали к ррит сведения по анкайской технике, или нет? Неужели им собирались вручить их, так же, как вручили схемы человеческих кораблей? Не может быть. На такую самоубийственную игру не решился бы даже безумец, а Джейкоб вовсе не сумасшедший.

Но боевые ленты к ним попали, если я правильно помню. Это местер Хейнрри, кажется, говорил. Интересно, когда Лакки окончил свой жизненный путь? Одно дело, если около года назад. Колония на Фронтире существовала тридцать пять лет. Впрочем, ни охотники, ни туроператоры, ни солдаты не наблюдали случаев использования лент.

Или не оставались после этого в живых?

Вряд ли. Для того, чтобы биопластик подчинялся мысленному приказу, его потребно особым образом «заточить». Как это делается – убей не понимаю. Тут нужно иметь квалификацию местера Джеймсона. Но заточен наш пластик под нас, и никакая другая раса ему приказывать не может.

Бытует легенда, что ррит в пору господства пренебрегали генетикой. Судя по всему, это действительно так. Но они многому от нас научились.

Скоро люди выяснят все.

Встретившись с ними в бою.

Около полуночи Дитрих и Анжела ушли. Игорь остался сидеть, колдуя над мощным крисовым компьютером, Крис улегся спать. Я попрощалась. Меня приютила Кесума. Она по давней привычке спала строго с одиннадцати до шести, не зная, что такое старческая бессонница. Сказала, что не запрет двери. Здесь вообще редко запирали двери, разве что от вездесущих ящерят, настырных и смышлёных.

Я шла к ее домику медленным шагом. Биопластик начал вырабатывать тепло: похолодало заметно.

Вот и все.

Теперь действительно все. Хотела бы сказать: «до встречи», но если не тешить себя напрасными надеждами, то скорее уж выйдет: «прощайте».

Я больше не могла ждать. Я и так уже промедлила почти преступно.

Этой ночью я не собиралась ложиться, но на сборы ушло гораздо меньше времени, чем предполагалось. Мне казалось, что у меня больше вещей… впрочем, все это неважно. Я сложила сумку, поставила таймер и легла. Еще несколько часов. Я просто полежу, прощаясь с питомником на Терре-без-номера, может быть, навсегда. Прощаясь с людьми, которых успела и не успела узнать. Хорошее место, которое могло бы стать мне домом. В другое время. Я бы хотела этого, но сейчас…

Не знаю, что они думают обо мне. Мне кажется, они считают меня лучше, чем я есть. Особенно Дитрих. Мастер никогда не пойдет в заброс, это не его дело, и потому он никогда не видел въяве, как из живых людей получаются обезображенные трупы. Как это выглядит. Звуки. Запах. Психологический тренинг, после которого мне все это стало безразлично, экстрим-операторы проходят уже после окончания Академии, на курсах при министерстве, и мастеров это не касается. Мне не нравится убивать, я не оружие и не хищник. Но я занималась этим. Профессионально. Дитрих знает, что я осуждена несправедливо, но он не хочет думать о том, скольких я убила вполне законно.

Не Аджи.

Сама никому не пожелаю своей компании. Особенно человеку, который мне небезразличен. Я очень давно не испытывала такого. Хорошо, что меня еще хватает на чувство…

Когда возле подушки тихо затрезвонил браслетник, мне снова снился кошмар. В полном беззвучии и слепоте, только боль и омерзительные запахи. Почему-то я знала, что вижу во сне местру Арис.

Я села в постели и долго сидела, погруженная в ощущение того, как биопластик на мне собирается в упругий контур, как по мышцам проходит слабая судорога, прогоняющая сон. Сердцебиение быстро пришло в норму.

В приоткрытое окно задувал ветер. Свежий запах океана, огромной водной массы, изобилующей жизнью; запах джунглей, душный и пряный. Бархатно-черный небосвод усыпали крупные терранские звезды. Солнца Древней Земли отсюда невооруженным глазом не видно.

Вид звездного неба дарит умиротворение и тихий восторг. На звезды смотрят романтики и влюбленные. Художники и философы. Астрономы и астрофизики. Смотрят обычные туристы, направляясь в отпуск, и Кролики Роджеры, обдумывая новый исследовательский маршрут.

Еще на звезды иногда смотрят военные. И это не означает ничего хорошего.

Правда, чаще для этой цели они пользуются трехмерными картами.

Мое табельное оружие спало у изголовья моей кровати.

– Малыш! – позвала я, – Малыш!

Самое время.

2

– Что у вас в грузовых полостях?

– Н-ничего, – заикнувшись, ответил пилот экраноплана, совсем молоденький чернявый парнишка. – Мы из Города в поселок повезем продукты, а так порожние идем… если не считать пассажиров, – торопливо добавил он и неожиданно покраснел.

– Там пол плоский?

– Конечно.

– Вы нас впустите?

– А зачем? – наивно спросил юный пилот и тут же выпалил, – конечно! Да, местра оператор!

Я самую малость приподняла уголки губ.

– Я боюсь, что потеряла форму за время отпуска, – сказала благожелательно. – Времени восстанавливаться уже нет. Поэтому мы с Малышом хотим потренироваться немного во время пути.

Пилот с трепетным уважением скосил глаза на Малыша. Малыш склонил голову набок, чирикнул и повел хвостом из стороны в сторону. До чего же все-таки доброе существо. Аджи тоже не любил, когда человеческие самцы его боялись, но он таких презирал и использовал каждую возможность, чтобы еще подпугнуть. Я его даже лупила как-то за такие шалости. Мне было всего семнадцать лет. А разве захочет парень встречаться с девушкой, которая была свидетельницей его позора?

И Малышу не нравится, что его боятся. Он хочет, чтобы не боялись. Когда он был маленьким, его все пугались и никто не любил. Ему надоело.

Я шла по узкому коридору экраноплана, похожему на коридор старого космического корабля, и слушала размышления Малыша, пробиравшегося следом. Пацифистские размышления, прямо скажем, хотя в мозгу гигантского хищного псевдоящера пацифизм принимал оригинальные формы. Нукта думал, что хорошо убить и съесть, и хорошо убить, чтобы весело, но плохо, если убить непонятно почему. Не съесть. Не чтобы весело. Его хотели убить, когда он был маленьким. Не могли съесть. Очень его боялись. Но шли убить. А он убивал много и убегал. Потом опять убивал много. Непонятно зачем.

«Они хотели защититься от тебя», – сказала я, прикладывая брелок ключа к замку на двери в грузовую полость.

Убить, чтобы защититься? Надо убежать, чтобы защититься. Непонятно.

«Ты же убивал их, чтобы защититься».

Убегал, чтобы защитится. Убивал, чтобы весело. Плохо.

«Так весело или плохо?»

Весело. Но плохо. Хорошо, когда любят. Чтобы хорошая близко. Весело и хорошо. Не надо убивать.

Я вошла и включила свет. В грузовом контейнере не требовалось много света, лампы горели тускло. По углам грудами тяжелого дыма лежала тьма. Сырой холод пробрал до костей. Ничего, сейчас согреюсь.

Малыш стремительно обежал пространство. Упруго щелкнули когти, пружинистые суставы распрямились, нукта взвился в воздух и уцепился за какую-то перекладину на потолке. Я подняла глаза вслед ему. Интересно, зачем здесь перекладины? Крепления под висячий груз? Просто ребра упругости? Выглядят достаточно прочными. Малыш бегал по ним точно огромный черный паук. Временами я совсем теряла его из виду в сумраке и ощущала лишь телепатически.

Это чудесное чувство. Чувство самой надежной защиты в мире. Как будто ты закована в чешуистую непробиваемую броню нукты, изнутри, точно пухом, выстланную его любовью.

– Эй, только без хвоста! – запоздало крикнула я, когда мой дракошка решил проверить стены полости на прочность. Царапина на металле все же осталась. Нукта певуче взвизгнул – мягкие стены…

В железном брюхе машины что-то дрогнуло и завибрировало. Экраноплан медленно двинулся с места. И сейчас же гораздо ярче стал свет – от ходовой части, что ли, питание?

Я позвала Малыша.

По местному времени было пять тридцать утра. Хотя, наверное, уже пять сорок. Экраноплан стоял у причала со вчерашнего обеда, немногочисленные пассажиры, уезжавшие этим рейсом, спали прямо в нем. Меня не видел никто, кроме пилота.

Питомник я покинула в половину четвертого.

Я не спросила у Кесумы разрешения взять ее машину, но надеюсь, меня простят. «Крысу» я оставила возле муниципалитета. Ее знают здесь, как-никак, настолько прокачанные машины даже в Городе нечасто встречаются. Бывший пилот боевого корабля не станет летать на штампованной жестянке. Кесума – уважаемый человек, и машину ей обязательно вернут.

Она заменила все компьютеры «крысы» и сняла завязку на личный генокод. Во времена ее молодости такого просто не было. Старушка пользовалась обычным ключом. И оставляла его в бардачке – кого ей было опасаться?

Выходит, меня.

Я надеюсь, меня простят люди, которые были добры ко мне. Но я не могу остаться. Я даже думаю, что будь здесь большой город, шум по ночам, на улицах щиты, где рекламу перебивают последние новости – я бы чувствовала себя иначе. И может быть, смогла не думать о том, что на самом деле происходит сейчас. Думать, что я принесу пользу там, где нахожусь.

Но здесь море, песок, раковины и цветы. Солнце и тишь. А идет война. От границ Ареала к его Сердцу идет война, как огонь, пожирающий человеческую плоть.

Слишком мало осталось экстрим-операторов.

Я должна.

Малыш слетел на пол глянцевой молнией. Юная шкура блестела, словно лакированная; у Аджи она тоже блестела поначалу, но к тому времени, когда нас пригласили сниматься в клипе, потускнела. Не столько от возраста, сколько от царапин и выщербин, полученных в боях, – они стягивались, но броня белела и теряла гладкость. Пришлось пользоваться искусственным блеском.

Малыш подошел ко мне.

Я села на пол. У моего нукты была на редкость умильная манера сидеть – по кошачьи, оборачивая лапы хвостом. Наверняка якшался с кошками. Аджи был знаком с псами и имел привычку хвостом вилять.

«Малыш, – спросила я, – а ты ел кошек когда-нибудь?»

Нет. Одна кошка шипела на него, защищая детей. Большая кошка. Малыш зауважал ее.

Нукта транслировал мне образ «большой кошки», и я присвистнула. Местная форма жизни, не кошка никакая, конечно, – уж скорее, ягуар, если сравнивать. Хотя против нукты что она могла бы сделать, бедная мать…