Я была в полнейшем недоумении, но Чугунков не захотел обсуждать со мной этот вопрос, ограничился очень формальным приказом и ушел в кабину пилотов, оставив меня наедине с моими сомнениями.
      А сомнения касались прежде всего так и не решенной проблемы, от которой Чугунков то активно отмахивался, то сам предлагал ее заново обдумать.
      Дело в том, что в ходе одного из заданий мне удалось получить сведения, что среди высшего руководства МЧС работает человек, связанный с Федеральной службой безопасности, с которой у МЧС давние отношения соперничества и даже борьбы, серьезно обострившиеся в последнее время. ФСБ пыталась активно дискредитировать МЧС в глазах общественности и Президента, показать нашу несостоятельность как силовой структуры и, оттеснив МЧС, захватить монополию на урегулирование чрезвычайных ситуаций.
      Буквально недавно Менделеев чуть было не стал жертвой одной из таких провокаций, организованных МЧС. Не хочу преувеличивать свою роль, но мое никем из начальства не санкционированное вмешательство помогло разрушить планы ФСБ. Кстати, я тогда же убедила себя в том, что Менделеев не может быть агентом ФСБ.
      Но, с другой стороны – а кто может? Грэг? Мало того, что мне трудно в это поверить, но он уже месяц лежит в больнице и никак не мог быть причастен к провокации с самолетом, упавшим в Каспийское море.
      Но и Чугункова мне заподозрить столь же трудно. Его я знаю не хуже, чем Григория Абрамовича. Чугунок был моим первым инструктором в лагере спецподготовки, где я проходила сборы еще совсем зеленой студенткой-психологом, и учил меня, правда с не очень-то большим успехом, стрелять, уходить от выстрела, прятаться и преследовать, управлять всеми видами транспортных средств, в том числе и подводными, и воздушными аппаратами, разбирать завалы и выкарабкиваться из них самостоятельно, находить пищу в тайге и в пустыне, ориентироваться по звездам и по деревьям, прыгать с парашютом и без парашюта, последнее, правда, только теоретически, без практических занятий, за что ему большое спасибо...
      А самое главное – от Чугункова я впервые узнала о существовании неписаного Кодекса Первых Спасателей – этой «нагорной проповеди» МЧС. Заподозрить этого человека в предательстве? Ну, не знаю... Тогда, пожалуй, я поверю, что и Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот.
      А если ни Грэг, ни Чугунков, ни Менделеев не связаны с ФСБ, кто же остается?
      Сам Министр, в чем я не вижу абсолютно никакой логики, и «Леночка» Крупнова? Конечно, для меня самое удобное – заподозрить именно ее. Но я знаю, как легко ошибиться, увлекшись самой удобной для себя версией, которая на самом-то деле может не иметь к истине никакого отношения... Ну, просто не понравились мы с ней друг другу, но это же не повод, чтобы сводить с нею счеты и обвинять ее в предательстве своих друзей.
      Я вновь вспомнила, как Чугунков пытался ее от меня защитить, и на меня опять накатило неприятное чувство, словно Константин Иванович Чугунков, или «майор Чугунок», как мы звали его в лагере, не имеет никакого отношения к тому генералу Чугункову, который руководит сегодня контрразведкой МЧС.
      С этим неприятным чувством я и заснула.
      Проснулась я уже в Южно-Курильске. Мы с Чугунковым перешли в огромный «Ми-8» и продолжили путь уже на Шикотан на вертолете.
      Судя по южно-курильскому аэропорту, тут вообще не было никакого цунами, и всю дорогу я старательно высматривала в иллюминатор, что же там внизу. Но ничего, кроме рябоватой поверхности океана, не видела.
      На Шикотане мы приземлились не западном побережье этого небольшого острова на единственной уцелевшей от бедствия ровной площадке, загороженной с востока господствующей над островом невысокой горой Лысой. Ее верхушка и впрямь была голой, но вовсе не потому, что с нее снесло водой все деревья, просто, как мне объяснил водитель вездехода, предоставленного в наше распоряжение, Семен, – ветер с океана, дующий практически всю весну, все лето и всю осень, сдувает все оттуда. Я пожала плечами, хотя и не очень-то поверила его словам.
      Семен привез нас в Крабозаводское, вернее, на то место, где оно раньше находилось...
      В поселке не осталось ни одного целого здания. Корпуса консервного завода, стоящего на самом берегу Тихого океана, угадывались по фундаментам зданий и редким завалам кирпичей. Кругом торчали какие-то обрывки и обрезки труб, создающие непроходимый лабиринт.
      Меня поразило отсутствие завалов, которые я ожидала увидеть. Я помнила землетрясение в афганском Файдабаде и ждала чего-нибудь подобного, но от завода оставалось впечатление, что его просто срезали с берега какими-то огромными тупыми ножницами, которые не резали металл, а только рвали его.
      Мы с Чугунковым походили по берегу океана, тихо ворочавшегося на всем необозримом горизонте с востока, и решили не смотреть на жилые кварталы поселка. Там уже работали спасатели. Самое общее представление о силе, обрушившейся на остров, мы уже получили.
      Чугунков приказал Семену ехать в штаб спасательных работ, расположенный в огромной палатке, поставленной на окраине поселка. Шел ровный, просто какой-то нескончаемый дождь, вездеход пробирался между лужами воды, больше похожими на небольшие озера.
      – Смотри, Ольга, – сказал мне Семен, указывая рукой на какое-то животное, плавающее в луже воды размером с хорошую городскую площадь.
      – Кто это? – спросила я с удивлением.
      – Котик, наверное, – пожал плечами Семен. – Да это ладно... Говорят, на склоне Лысой кита нашли. Сейчас его вертолетом цепляют, чтобы в воду выпустить. А куда его еще-то девать? Завода нет больше. Китобоев тоже на берег повыбрасывало...
      – Китобоев? – переспросила я.
      – Да сама сейчас увидишь, – ответил Семен.
      Мы проехали через поселок, где жили рабочие завода. Здесь завалы были побольше, дома прикрыли собой корпуса завода, и волна шла уже не ножом, а какой-то тупой кувалдой, по крайней мере, такое впечатление производили стены одинаково разрушенных жилых зданий. С восточной стороны торчали обломанные стены с совершенно голой землей перед ними, а с западной у каждой стены виднелся завал, идущий почти вровень с ней.
      Спасатели в красных и голубых куртках растаскивали обломки стен, трубы, доски. Уже работали два небольших подъемных крана, осторожно поднимавших крупные железобетонные и металлические балки.
      Штабная палатка стояла на пологом склоне небольшого холма, на котором красовались обломки деревьев и торчащие вверх, метра на полтора, пеньки сосен со свежими мокрыми сломами стволов.
      Метрах в тридцати от палатки прямо на склоне холма красовался внушительных размеров катер, завалившийся на один бок и упиравшийся бортом в пеньки. На его носу я увидела гарпунную пушку, укрепленную на вынесенной над носом вперед металлической конструкции.
      «Китобой, – поняла я, прикидывая, сколько веса будет в этом судне. – Ни фига себе...»
      Мутная, парализующая мысль о слепой природной силе, сметающей на своем пути абсолютно все возведенное ничтожными по сравнению с ней людьми, мелькнула у меня в голове, но я тотчас ее отогнала. Нужно работать, а не размышлять о превосходстве природы над человеком. Об этом еще в Кодексе Первых Спасателей говорится: «Природа сильнее, но человек – упорней!»
      Едва появившись в палатке, Чугунков произвел переполох, так как был первым членом государственной комиссии по ликвидации последствий стихийного бедствия, появившимся на острове. Он тут же устроил совещание и заставил меня присутствовать на нем. Впрочем, я об этом не пожалела, поскольку мне тоже необходимо было знать картину произошедшего во всех подробностях.
      Первым все порывался высказаться начальник Крабозаводского районного отдела внутренних дел, который очень напомнил мне участкового из фильма «Хозяин тайги» – та же живая непосредственность и наивная уверенность, что его работа – самая важная. Чугунков рот ему заткнул и жестом посадил на место – в палатке успели соорудить к приезду начальства лавки и столы, за которыми и расположились все начальники служб и отрядов спасателей.
      Чугунков поднял геофизика из Владивостока, долговязого очкарика с рыжей бородой, штормовка на котором висела мешком и вообще казалась вещью инородной. Голос у него оказался слишком слабым для того, чтобы владеть палаточной аудиторией, и она скоро начала потихоньку шуметь – каждому было чем поделиться с соседом. Мне приходилось напрягать слух, чтобы расслышать подробности, и в конце концов я перебралась поближе к очкарику. Он говорил о причинах стихийного бедствия, а это меня очень интересовало.
      – Как известно, вдоль Курильских островов, – начал геофизик, – проходит западный край ложа Тихого океана. Земная кора океанического типа сменяется здесь континентальной, и это самая сейсмически активная полоса на земном шаре. На окраинах Тихого океана выделяется девяносто процентов суммарной энергии землетрясений, происходящих на земле. Если, например, в молодом горном районе на материке Евразия, на Памире, землетрясения происходят примерно раз в месяц, то в прибрежных зонах Тихого океана землетрясения происходят по нескольку раз в день...
      – Молодой человек, – перебил его Чугунков, чем вызвал, между прочим, мое раздражение, потому что все, что говорил очкарик, имело непосредственное отношение к заданию, которое дал мне тот же Чугунков, – не устраивайте нам тут учебную лекцию о землетрясениях. Мы не в университете. Ближе к делу...
      – Хорошо, – пожал тот плечами. – Я только хотел сказать, что землетрясения в этом районе – вещь обычная, а вот цунами случаются достаточно редко, такой силы, как вчерашнее, – очень редко. Все зависит от расположения очага землетрясения, от его интенсивности и рельефа дна... Наша владивостокская сейсмическая станция зарегистрировала усиление сейсмической активности вчера в пятнадцать тридцать. За час результаты были обработаны, подтверждены новыми наблюдениями, и по прогнозу выходило, что возможность возникновения мощного цунами превышает семьдесят процентов. Это очень высокая вероятность цунами. Мы сразу же послали предупреждение в Южно-Курильск. Затем, когда детально просчитали направление волны, сообщили, что волна пройдет точно по острову Шикотан. Из-за того, что очаг землетрясения находится в Курило-Камчатском океаническом желобе на глубине восемь с половиной километров и сейсмическая волна поднимается к поверхности, отражаясь от стенок желоба, на выходе она имеет сегментарное строение. Другими словами, сейсмический удар по приповерхностной массе воды, который и вызвал цунами, имел очень короткий, почти точечный фронт, что и вызвало волну достаточно непродолжительной фронтальной протяженности. Но в силу тех же самых причин – весьма интенсивную по амплитуде...
      Чугунков вздохнул и поднял руку, призывая публику к тишине.
      – Я понимаю, – сказал он, – что все хотят высказаться, разойтись по своим отрядам и заняться делом. А вот молодой человек, – он показал рукой на очкастого геофизика, – этого не понимает. Я переведу то, что он сказал, на обычный язык. Волна была очень высокой, но длиной – всего чуть больше побережья острова Шикотан. Поэтому, кроме этого острова, не пострадал почти ни один. Слегка зацепило южным краем волны самую восточную часть японского острова Хоккайдо. Расположенный западнее Шикотана остров Итуруп фактически не пострадал, так как волна израсходовала почти всю энергию, налетев на Шикотан. Ее подводная часть разбилась об основание Шикотана, а надводный вал истощился без подпитывающей его подводной части...
      Генерал замолчал и сказал геофизику:
      – Продолжайте, пожалуйста, но попроще и только по существу.
      Геофизик пожал плечами и продолжил:
      – Предупреждение, таким образом, было передано за четыре часа до расчетного прохождения цунами через остров. Наша служба обработала материалы в нормативное время, передала сигнал предусмотренным инструкцией способом, вряд ли к нам могут быть какие-то претензии. Тем более что мы давали долгосрочный прогноз еще за...
      – Достаточно! – перебил его Чугунков и не дал договорить.
      Мне показалось, он сделал это нарочно, чтобы заткнуть рот геофизику. Чугунков явно поспешил его остановить, он не хотел, чтобы все слышали то, что геофизик собирался сказать о долгосрочном прогнозе.
      «Надо будет непременно встретиться с этим долговязым! – подумала я. – Мне кажется, у него я смогу узнать немало из того, что меня интересует».
      Чугунков тем временем поднял главу местной администрации, широкого, коренастого мужчину с пышными усами и лысой головой. Он был мрачен и неразговорчив. Видно, случившееся сильно его потрясло. Все, чем он управлял, было фактически разрушено.
      Лысый сообщил, что предупреждение из Южно-Курильска было получено за три часа пятьдесят минут до прохождения волны, на острове было объявлено чрезвычайное положение и начата срочная эвакуация. Эвакуировались в рекордно короткие сроки. За десять минут до прохождения волны на острове не оставалось ни одного человека. Успели даже вывезти с консервного завода часть готовой продукции.
      Погибли, вернее пропали без вести – трое: двое мужчин и женщина, ушедшие в тайгу на склоны Лысой горы на охоту. Их пока на острове не обнаружили. Вероятно, их унесло в пролив между Шикотаном и Кунаширом.
      Рабочие завода, бессемейные, завербованные по контракту, размещены в общежитии Южнокурильского рыбного техникума. Решается вопрос с их трудоустройством и выплатой среднего заработка за дни, оставшиеся каждому доработать по контракту. Мужчинам предложено принять участие в восстановительных работах. Из ста восьмидесяти человек рабочих-мужчин согласились тридцать. Сейчас они помогают спасателям, расчищающим завалы в жилом поселке...
      Чугунков поднял руку, и все замолчали.
      – Вы наверняка знаете, что в жилом поселке не оставалось ни одного человека, когда подошла волна? – спросил он жестко.
      – Точно, – ответил лысый на его вопрос негромко, но очень уверенно.
      – А на самой территории консервного завода?
      – Я сам проверял корпуса и опечатывал двери, – ответил поселковый начальник.
      – Сядьте! – сказал Чугунков и резко спросил, обращаясь ко всем собравшимся: – Руководитель спасательных работ здесь?
      – Я здесь, Константин Иванович! – недоуменно отозвался молодой мужчина в форме полковника МЧС, сидящий за столом рядом с Чугунковым, справа от него.
      – Чем сейчас заняты спасатели, поступившие в ваше распоряжение? – резко спросил Чугунков.
      – Завалы разбирают... – недоуменно произнес полковник и густо покраснел.
      – Я отстраняю вас от руководства работами, – заявил Чугунков. – Передадите дела вашему заместителю, подполковнику Сорокину. Вы вернетесь в Москву в распоряжение главного штаба МЧС. Приказ получите в Южно-Курильске при посадке на самолет.
      – Есть отправляться в Москву, – пробормотал полковник, его карьеру в МЧС можно было считать завершившейся. – Разрешите идти?
      Но Чугунков уже не замечал его.
      – Подполковник Сорокин! – назвал он фамилию только что назначенного нового руководителя спасательных работ, и из первого ряда поднялся пожилой полноватый мужчина с усталым лицом. – Сколько спасателей работает сейчас на Шикотане?
      – Семьдесят пять человек, – ответил Сорокин. – Из них пятьдесят работают на разборе завалов в жилом поселке, десять отправлены на рекогносцировочный обход берега для определения размеров причиненного ущерба, пятнадцать прочесывают склоны горы Лысой в поисках троих пропавших местных жителей.
      – Людей с завалов немедленно снимите, – приказал ему Чугунков, – и направьте на поиски пропавших. Мы спасатели, а не восстановительная бригада. Подъемные краны оставить в распоряжении местной администрации, нашими вертолетами поможете им доставить сюда пять бульдозеров. Под завалами людей нет. Работы можно вести интенсивнее, грести все подряд, использовать бульдозеры, взрывать, наконец! И вообще – это уже не наше дело... Выполняйте.
      Подполковник повернулся, чтобы выйти из палатки.
      – Подождите, Сорокин, – вернул его Чугунков. – Сообщите в Южно-Курильск, чтобы самолет с московской группой спасателей заправили и вернули обратно в Москву. Здесь уже и так избыток наших людей. Мешать друг другу будем... Все, идите.
      Сорокин вышел.
      «Круто развернулся! – подумала я. – Только мне тоже что-то непонятно – он сам-то только сейчас узнал, что предупреждение было получено за четыре часа до цунами и что людей успели вывезти? Ему не передали информацию о приближении цунами? Никогда в это не поверю! Тогда что же это сейчас такое было? Спектакль? Но сыграно, конечно, эффектно! Не подозревала, что Чугунков такой артист... Интересно, зачем все это ему нужно?»
      – Давайте теперь вы, Никаноров! – вызвал он, наконец, измаявшегося уже окончательно начальника районного отдела милиции.
      – Докладываю, товарищ генерал! – оживился тот. – На острове постоянно проживает триста пятнадцать человек. Это по данным нашего паспортного отдела. Двести десять из них – рабочие и руководители консервного завода. Семьдесят человек живут в селении нивхов на мысу Северном. Тридцать пять – на противоположном конце острова, в деревне айнов. Трое, ушедшие на охоту на гору Лысую, – нивхи. Остальных забрал на борт сухогруз «Охотник» и доставил на Сахалин. Деревню их смыло полностью. Даже следов от нее не осталось. Из Южно-Сахалинска прислали радиограмму – старики-нивхи просят привезти их обратно, на Шикотан. Я, честно говоря, не знаю, разрешать им это или не разрешать...
      – Меня интересуют только трое пропавших на острове, – отрезал Чугунков. – С остальными разбирайтесь сами. Айнов вы предупреждали?
      Милицейский начальник замялся:
      – Тут дело такое... Предупреждение мы им передали, конечно... Женщин и детей их вывезли. Но мужчины в это время ушли в море, на котика.
      – Выражайтесь точнее, майор, – сказал Чугунков. – Что значит – «в море»? В Кунаширский пролив или в сторону океана?
      – В океан ушли, на восток, – ответил, потупившись, милиционер.
      – Та-к! – крякнул Чугунков. – Сколько человек?
      – Восемь, – ответил майор. – Шесть взрослых и два подростка.
      – Что о них известно с тех пор? – спросил Чугунков мрачно.
      – Ничего, – помотал головой милицейский майор. – Некого послать на их поиски...
      – Как это некого, мать вашу? – взорвался Чугунков. – Срочно передайте радиограмму во Владивосток, командующему Тихоокеанским флотом. От моего имени. Просим помощи. Координаты квадратов поисков. Ответ передадите мне. Идите! Стойте! С японцами контакт установлен?
      Майор пожал плечами.
      – Так это – пограничники должны... – неуверенно сказал он.
      – Разрешите, товарищ генерал? – поднялся человек в форме российского пограничника. – Капитан Евграфов, заместитель начальника заставы.
      Чугунков посмотрел на него вопросительно.
      – К нам обратились японцы с просьбой помочь в поиске группы охотников, японцев по национальности, унесенных в океан откатной волной после цунами. Я думаю, речь идет об одних и тех же людях, потому что в сообщении японских пограничников была какая-то путаница – охотники назывались то японцами, то русскими, то вообще – рыбаками. Мы решили, что потом с этим вопросом разберемся, когда найдем их. Поиски сейчас ведутся.
      – Откуда о них стало известно японцам? – спросил Чугунков.
      – Они утверждают, что подобрали одного из унесенных, его заметил самолет береговой охраны и сообщил на их заставу. Сейчас в поисках участвуют пять наших катеров, восемь японских пограничных катеров и три вертолета японских спасателей.
      Я видела, что Чугунков разозлен до последней степени. Наши, российские, спасатели выглядели бестолковыми и беспомощными – в их действиях не было ни элементарной логики, ни хотя бы минимальной ответственности за жизнь потерпевших бедствие людей.
      – Капитан Николаева! – сказал Чугунков.
      Я встала и посмотрела на него вопросительно.
      – Отправитесь к пограничникам, – приказал он мне. – Разберитесь там с этими охотниками-рыбаками и унесенными в океан японцами. И учтите, Николаева, я предпочитаю, чтобы это оказались разные люди... Не хватало только, чтобы японцы сообщали нам о том, что в открытый океан унесло граждан России! И самыми последними почему-то об этом узнаем мы – спасатели!
      – Разберемся, – пообещала я. – Но прежде я хотела бы...
      – Вы поняли приказ, капитан Николаева? – жестко перебил меня Чугунков. – Выполняйте!
      Я молча повернулась и вышла из палатки. Следом за мной выбрался капитан-пограничник. Он поглядывал на меня с интересом, уловив, видимо, некоторую неофициальность нашего с Чугунковым общения.
      – Идемте, капитан, – сказал он мне. – Я получил от Чугункова жесткую «просьбу» – помочь вам в выполнении вашего задания.
      «Точно выразился! – подумала я. – Просьбы у Чугункова сегодня – как приказы, а приказы – как приговоры... Что с ним? Нервный какой-то. И потом, что это за фраза: „Я предпочитаю, чтобы это оказались...“ Тут уж предпочитай – не предпочитай, как есть так и есть. Или он это специально сказал – для меня. Подсказывал – что ему доложить – независимо от того, как на самом деле? Не узнаю... я сегодня Чугункова. Неужели его так разозлили промахи этого полковника, которого он в Москву отправил?»
      – Везите меня, капитан, на вашу заставу, – сказала я пограничнику, продолжая думать о Чугункове.
      «Но он же должен был сам знать о том, что остров заранее готов к бедствию, что люди вывезены, – не давала мне покоя одна и та же мысль. – И не за четыре часа... Что там хотел сказать геофизик о долгосрочном прогнозе? Чугунков просто рот ему заткнул! Но если он знал обо всем этом хотя бы за несколько дней, он должен был сам проследить за всем! Чугунков не такой человек, чтобы не удостовериться, что все сделано правильно, что все готово к отражению стихии. Или, по крайней мере, к ее встрече. И тем не менее – он не возражает, когда в район бедствия летят отряды спасателей, и только уже из Южно-Курильска отправляет их обратно... Я просто ничего не понимаю в его поведении».
      Вдруг меня осенила конструктивная идея, связанная со сбором необходимой мне информации. Геофизики, подумала я, не могли не выслать в район цунами, в район этого землетрясения, своих наблюдательных отрядов или какой-нибудь срочной экспедиции. Они должны быть или здесь, на острове, или – в океане. И в том и в другом случае пограничники должны знать, где они находятся...
      – Послушайте, капитан, – сказала я, забираясь в его вездеход. – Где-то здесь должна быть геофизическая экспедиция...
      – А откуда это вам известно? – спокойно, но совершенно серьезно спросил он. – Они только сегодня прибыли к нам на заставу. Ждут, когда «Витязь» заберет экспедицию на борт...
      – Что это за «Витязь»? – не поняла я. – Это ваш катер?
      – Странно, капитан, что вы в курсе, что владивостокские геофизики находятся в районе государственной границы, – сказал пограничник, – а вот что «Витязь» уже десятки лет работает на Академию наук и институт океанографии, вам не известно...
      – Вы что, все шпионов ловите, да, капитан? – спросила я. – Хотите самому себе доказать, что вы – вовсе не неудачник и способны на большее, чем заместитель начальника заставы?
      – Шпионы не только в книжках бывают, капитан, – сказал он, внимательно глядя на меня. – А насчет того, что я считаю себя неудачником, вы, пожалуй, ошиблись... Не считаю...
      «А вот и не ошиблась, дорогой мой, – подумала я. – Если бы ты себя им не считал, ты не стал бы сейчас мне возражать».
      – Хотите совет? – спросила я, не обращая внимания на его возражение. – Пока вы будете так агрессивно реагировать на ни в чем не повинных перед вами женщин, вы никогда не почувствуете уверенность в себе.
      – А что, собственно?.. – растерялся он.
      – Поймите прежде всего простую вещь, капитан, – сказала я ему. – Женщины – не враги мужчинам. Нас нужно просто любить, а не считать всех проститутками и шпионами. Вас обманула всего лишь одна женщина, но нельзя по ней судить обо всех остальных.
      Он густо, как мальчишка, покраснел, и я поняла, что попала точно.
      – Простите, что я учу вас, как относиться к женщинам, – сказала я, – но я устала от мужской слабости и агрессивности. Кстати, вам не надоело называть меня этим мужским званием – капитан. Что это мы с вами, как два бесполых существа, называем друг друга одним и тем же словом – «капитан»?
      – Хорошо, – улыбнулся он, – давайте по фамилиям. Вы – Николаева, я – Евграфов.
      «Фамилию ты мою запомнил, а вот я твою – нет, – подумала я. – Хотя это, в общем-то, ни о чем не говорит. Но в сочетании с направленной на меня агрессивностью...»
      – Я предпочитаю по именам, – ответила я. – Меня зовут Оля.
      – Тогда просто называйте меня Сергеем, – рассмеялся он. – Или еще лучше – Сережей!
      «А случай-то вроде бы и не клинический», – подумала я, но имя «Сергей» вдруг вынырнуло из памяти и заслонило собой и пограничника, и дождь, стучащий по крыше вездехода, и Чугункова с его странностями...
      – Поехали на заставу, Евграфов! – сказала я, стараясь, чтобы он не заметил, что его имя вызвало у меня воспоминания, причинившие боль, – он-то в этом был совершенно не виноват...

Глава третья