Начало темнеть. Он думал, не придется ли ему ночевать на улице. А может быть, попроситься к кому-нибудь на постой? Деньги-то у него есть. Неужели тут местные возьмут много за то, чтобы молодой пацан ночку перекантовался?
      И тут Валетов вновь почувствовал себя человеком дела. Перед ним стояла, по сути, одна-единственная задача – вытащить своих из плена и приехать, привезти всех в целости и сохранности в часть. Ну кто будет соображать, кто?
      Мудрецкий? У того один университет в голове, он по жизни ничего не понимает. Простаков? Этот вообще как ребенок. Здоровая туша – «ме» да «бе», только пожрать и поспать, и как можно меньше работать, а уж тем более головой. Резинкин? Ну тот технарь, у того руки золотые, а думает он тихо и размеренно в одном направлении, разве с него что получится, разве он чем поможет? Ведь они сами оттуда не выберутся, никаких попыток не сделают.
      Вован, он, конечно, урод, он палку перегнул, слишком жадный до денег. Мог бы обойтись с людьми и помягче, а то стал кидать одного, потом, видать, другого, ну а с третьим просто разобраться уже не успел – у них ведь друг с другом наверняка связь налажена. И в конечном счете все эти мужики будут предъявлять претензии Стойлохрякову, а он, естественно, Шпындрюку. А Шпындрюк скажет: да пошли вы все... Ничего не знаю, как хотите, так и договаривайтесь. Иди отсюда, солдат, и плевать я хотел на попавших в заложники братков, никаких денег вам не будет. А кроме братков, там еще и лейтенант Мудрецкий остался, и пацаны. Так что делать?
      Фрол посмотрел на свои руки: в одной из них была бутылка с газировкой, в другой – пачка печенья. Аккуратно положив недоеденное на землю, он снова стал рассматривать свои руки. Нет, так не пойдет, для беседы необходимо одно небольшое дополнение. Валетов поднялся, посмотрел на печенье с газировкой и совершил великий грех: он пнул бутылку с недопитой водой так, что она полетела в кусты, раздавил оставшееся печенье на крошки – птички склюют – и направился обратно в магазин, где кроме продуктов торговали еще и канцелярскими принадлежностями.
      Зайдя в торговую точку, он подошел к прилавку и увидел то, что ему было нужно, – бижутерия, судя по всему, лежит уже давно. Вряд ли здесь найдется столько девок, чтобы все это купить и таскать на себе. Поглядев на витрину, он обнаружил небольшой «пацанский» уголочек, где лежали выделанные под золото печатки и толстые цепи. Все это стоило копейки. Фрол, недолго думая, купил себе один большой перстень. Перстень стоил в переводе по курсу баксов пять – вполне достаточно для того, чтобы вести нормальную пацанскую беседу, потому как чувак без гайки – это не чувак, а гайка, пусть даже и дешевая, все одно необходима. Надо только уметь интонацию в голосе выдерживать и перед лицом собеседника этой медной фигулькой махать – иногда пронимает.
      Валетов пошел за гайкой не просто так – он вспомнил случай, как его однажды взял на понт один чувак. Пришел из него деньги трясти, козлина! Ну и, естественно, Фрол позвонил тому, кому надо, и вопрос разрешили. И оказалось, что этот юноша был сам от себя, так сказать, начинающий. И хорошо, у Фрола крыша была, а вот если так будет каждый наезжать, то и не разберешь. Хорошим артистом тот мудила оказался. Ему потом в одной из группировок работу предложили – заниматься тем же, чем он хотел промышлять в одиночку.
      Валетов подошел к большим, высоким воротам и, встав на цыпочки, дотянулся до звонка. Калитку открыл дяденька, обиженный природой на два метра ростом, и поглядел на незначительное создание в оборванной джинсе.
      – Ты че? – спросило чудовище, поглаживая небритое мурло.
      Валетов безымянным пальцем правой руки, а на ней и был купленный из самоварного золота перстень, залез ногтем между зубов и стал ковырять как бы волоконце мяса, поблескивая подделкой.
      – Разговор есть. Хозяин дома?
      Двухметровый дядя, уроженец, может быть, даже этого милого селения, почесал темя.
      – Пошел-ка ты отсюда, – калитка перед носом Валетова захлопнулась. Фрол услышал удаляющиеся шаги.
      – Подожди! – крикнул Валетов. – Сто рублей дам, – тишина. – Двести дам... триста... четыреста дам – поговорю с хозяином и уйду! Дело у меня!
      Калитка снова открылась.
      – Пятьсот.
      Фрол полез в штаны и отдал оговоренную сумму. Несмотря на то, что у него теперь осталось не слишком много денег, все равно: если не получится разговор, он доедет до Чернодырья и на оставшиеся деньги. Но имело смысл пообщаться с тем, у кого посреди поселка стоит трехэтажная вилла.
      Громила вел его по выложенной цветными плитками дорожке и время от времени смотрел в лицо Фролу, но тот не подавал никаких признаков восхищения окружающим его миром. Он спокойно вошел на крыльцо, где его попросили подождать. Унизительно вот так вот стоять на улице и рассматривать увядшие цветочки в клумбах, пока охранник договаривается с хозяином о встрече. Здоровый дяхон отсутствовал недолго, а когда он вышел, Фрол заулыбался и стал заискивающе смотреть в лицо детине.
      – Ну как?
      В ответ на это здоровяк схватил пацана за шиворот, приподнял его в воздух и понес обратно к калитке.
      – Велено гнать в шею. Уж извините.
      Валетова вышвырнули на улицу, словно котенка. Он едва не попал под колеса проезжавшей мимо легковушки. Встав и отряхнувшись, Фрол поглядел по сторонам.
      Ну что же такое? Самый богатый дом, и там, внутри него, сидит самый богатый чувак во всем этом поселке. Почему он не может поговорить с простым солдатом, переодетым в «гражданку»? Почему товарищ не делает снисхождения к мучающемуся не по своей воле?
      Валетов пошел вдоль забора.
      Хорошо, что у них собак нету. Вместо собак – двуногие скотины. А они не кусаются, только вот норовят порою свою силу показать, схватить небольшого бедного мальчика за шкирку и выбросить его подале, чтобы не путался под ногами. А сволочь двухметровая ведь деньги забрала, а с хозяином так и не свела. Нехорошо это, несправедливо.

* * *

      Лев Генрихович Шмидт, по прозвищу Лева Ша, рассматривал грудь. Грудь принадлежала одной из местных барышень и была белой, высокой и упругой (дальнейшее описание мы здесь опустим, так как книга не про грудь). Лева Ша вместе с крашеной длинноногой блондинкой лежали в чем мать родила на огромной кровати в спальне третьего этажа и время от времени прикладывались к бутылкам с шампанским, пить из рюмок – это непрактично. Бутылка заканчивается раньше у опытного человека, чем у начинающего – фужер. Несколько пустых посудин стояли рядком около кровати, свидетельствуя о достаточно длительном общении между крутым и приглашенной дамой сердца.
      Валетов, опираясь краешками ботинок в оконную раму, завис перед стеклом, ему было не до бутылок. Обвязавшись веревкой, он спустился к окну третьего этажа с крыши, и одно неверное движение – полетит дальше вниз. Через несколько метров его, конечно, веревка попридержит, но будет больно, когда петля затянется на груди. Фрол задержал в легких воздух и вежливо так, негрубо совсем, постучался в окно.
      Лева Ша обернулся, вытаращил глаза и одновременно рукой и одеялкой прикрыл белую, высокую и упругую... нет, не угадали, попку. Сам не стесняясь собственной наготы, подошел к окну и стал внимательно разглядывать Валетова, трясущегося от напряжения.
      – И че те, милый, надо? – спросил Лева Ша, запуская пятерню в давно уже не густые волосы.
      Фрол не слышал, о чем его спрашивают, так как новенькие пластиковые окна не пропускали, прямо как в рекламе, ни шума, ни пыли, но по лицу видел, что мужик, забавлявшийся с девчонкой, не сердится. Фрол жестом показал, что неплохо было бы окно открыть, для того чтобы он наконец залез внутрь. Лева Ша скрестил руки на груди и стал уже молча смотреть на объект, пытавшийся удержать равновесие и не пролететь ниже.
      – Левочка, что он от тебя хочет? – завернувшись в одеяло, высокая блондинка подошла к окошку и тоже стала разглядывать Валетова. – Ой, какой маленький! – тут же поделилась она.
      – Дура ты, – Лева Ша продолжал чесать собственную репу, – может, это киллер. Сейчас возьмет нас: пух! пух!
      – Да какой он киллер? Он мальчик, – не унималась девица. – Впусти его скорее. Он же замерзнет – там холодно, ветер. Ноябрь же на дворе!
      Лева Ша скривился:
      – Ну ты даешь! Это я тут решаю: кого впускать, кого выпускать, в кого входить, из кого выходить. Тебе все ясно? – Он отправил ее обратно на кровать, поддав под зад коленом. – Лежи, не твоего ума дело.
      Вернувшись к окну, Лева Ша все-таки смилостивился и втянул Валетова внутрь. Фрол стоял и смотрел на мужика. Мужик глядел на Фрола. Наконец Валетов улыбнулся и, сморщив собственную моську, сообщил:
      – Извините. Я хотел бы поговорить с хозяином этого дома.
      Лева Ша поглядел вниз, увидел, что он без трусов, снова посмотрел на Валетова, потом снова вниз и, подойдя к кровати, нашел халат и оделся.
      – Чем обязан?
      У Фрола речь уже была готова:
      – Ваш охранник отобрал у меня пятьсот рублей. – Валетов смотрел честными и преданными глазами на этого богатого мужика и ждал, что же будет дальше.
      – Лева, – представился Шмидт. – Я хозяин. Охранник, говоришь? Сейчас мы не будем разбираться из-за тех пятисот рублей, что он у тебя отобрал. Давай мы будем разбираться насчет того, как ты смог попасть на крышу дома, и при этом тебя ни один из пяти козлов, которых я вынужден здесь держать, не заметил.
      Валетов с объяснениями не тянул. Однажды по телевизору он услышал это словосочетание и запомнил.
      – Для меня это фигня, – гордо заявил он. – Я служил в спецназе министерства юстиции, – Валетов приподнялся на носки и сощурил глаза, – подавлял бунты в тюрьмах.
      Лева Ша неожиданно отвесил ему щелбан по лбу:
      – Трепло ты, а не спецназ министерства юстиции. Как на крышу залез?
      – Ну как? По веревке. Веревку долго кидать пришлось. А охранник ваш пятьсот рублей отобрал.
      – Да хрен с ним, с охранником-то. – Лева Ша схватил Фрола за грудки. – Я тебе зачем?
      – Разговор есть. – Валетов просто тыкал в глаз хозяину рукой с медной гайкой.
      – Разговор? Пошли разговаривать.
      Лева Ша выволок Валетова из спальни и перетащил в соседнюю комнату, где была библиотека.
      – Вот ты, пацан. – Он пнул его в кресло так, что Валетов, раскидав все свои конечности, пролетев пару метров, приземлился. – Ты читаешь Шекспира? А Пастернака?
      Валетов фамилии слышал, но книжек не открывал, знал только, что Шекспир стишки пишет.
      – Правильно, – согласился Шмидт. – Это типа как наш Пушкин. Как Александр Сергеевич, понимаешь?
      Фрол заулыбался. Ему ли не знать Пушкина!
      – Ну как же! Муха по полю пошла, типа, денежку нашла. Пошла потом в оптовку, купила там обновку. Этот, как его, чайник электрический... а, самовар! – воскликнул Валетов. – Самовар она купила, я вспомнил!
      Лева Ша подошел к стеллажам с книгами, вынул четыре тома, отложил их в сторону, достал оттуда бутылку коньяка и поставил книги на место. Потом прошелся за свой стол, взял рюмку, налил себе и хлопнул.
      – Ты, образованный, только молчи, если моя узнает – все, мне конец. Я к себе больше ни одной бабы не приведу. Знаешь почему? Потому что она приедет со своего долбаного Средиземного моря и будет здесь вместе со мной жить, лечить меня от алкоголизма. Дура. Так ты говоришь, самовар купила? Неслабо. Тебе-то чего надо? И такие вот образованные молодые люди будут строить капитализм. Да-а-а. – Шмидт налил себе еще.
      – Хороший коньяк, наверное. – Фрол пялился на бутылку.
      – Да, неплохой. Литр стоит... – Шмидт прикинул, – литр стоит сто баксов. Не такой дорогой напиток, надо сказать. Но в запой уходить на коньяке, я тебе скажу, это великим мужеством надо обладать.
      Валетов поднялся из кресла, в которое его зашвырнули.
      – Сидеть! – рявкнул хозяин. – Говори, чего тебе надо, пока я добрый.
      – Вас хотят кинуть, Лева.
      Валетову недолго пришлось ждать реакции. Забыв про коньяк, Шмидт подошел к маленькому Фролу и выдернул его из кресла. Болтая ногами в воздухе, Валетов продолжал:
      – Хотят из-под носа увезти несколько тонн цветмета. А вы при этом останетесь ни с чем.
      – Да они че, козлы! – взревел Шмидт, выпуская из рук добычу и не обращая внимания на то, как она неудачно шлепается спиной назад. – Кто, кто хочет кинуть?!
      Алкоголь усиливал эмоции, но Валетову, честно говоря, только этого и надо было.
      Прохаживаясь в спальне перед пятью двухметровыми охранниками, Лева Ша в черном шелковом халате походил на большую летучую мышь, так как он размахивал руками и кричал. Только не на ультразвуке, а реально, чтобы до всех дошло. Валетов успел расположиться на кровати хозяина и даже пару раз потрогать белое и упругое... одеяло, прикрывавшее некогда точеные телеса блондинки.
      Женщин в комнате не было, а жаль! Лежа в джинсе на шелковых, белых простынях, Валетова несколько «растащило», даже несмотря на вопли хозяина. Смысл высказанных слов сводился к следующему: надо прийти и немножко всех побить, при этом умудриться не попасть под пули и самим не пострадать.
      – Пусть пятьсот рублей отдаст вон тот козел. – Валетов пальцем показал на встречавшего его у ворот охранника.
      Шмидт подошел к детине и вежливо попросил возвратить деньги Валетову, что тот незамедлительно и сделал. Ему пришлось даже наклониться перед мелким, развалившимся на кровати. Фрол небрежно засунул деньги в нагрудный карман джинсовой куртки.
      – Ну-ка, кончай вещи гадить! – Шмидт самолично подошел и сорвал с кровати Валетова. – Какой ты маленький и говнястый!
      Фрол пропищал:
      – Всю жизнь такой и таким останусь. Ничего поделать не могу – гены!
      Лева Ша скалился двумя золотыми зубами; остальные были родными, а два желтых – сверкали. Видать, утром-вечером надраивает пастой.
      – Никаких генов не вижу, мальчик, одни маленькие, лопоухие чебурашки. Гены вон стоят. По два метра пять уродов. Пропустили одну чебурашку, которая забралась ко мне на третий этаж. Это ж надо! Все, идите все отсюда и не возвращайтесь без денег, заготовленных для покупки цветмета и самого дюралюминиевого народного достояния. Все ясно?
      Здоровые удалились следом за Валетовым. Фрол был счастлив, садясь в джип рядом с водителем. Он прекрасно знал психологию крутых: нет ничего хуже, чем когда тебя кидают. Ну не может человек, живя в таком доме, посреди окружающих его халуп и домиков поменьше, быть равнодушным, когда просто вот под носом проворачивается сделочка местными холуями на несколько тысяч долларов. Так не положено. За счет чего же содержать охрану и строить бассейн глубиной целых четыре метра? Между прочим, все надо выкладывать кафелем.
      Именно рассуждая подобным образом, Лева Ша и дал разрешение на проведение небольшой операции. С одной стороны, она была спасательной, поскольку вызволяли людей, с другой стороны – местному козлу, майору Лопате, больше неповадно будет заниматься левыми вещами. Он его для чего здесь держит? Для того, чтобы он продавал лодки, которые наворовал с лодочных баз? Нет, не для этого он его прикармливает, а для того, чтобы в поселке был порядок. А вместо того, чтобы этот порядок поддерживать, товарищ майор его со своими сослуживцами нарушает, а это неправильно. Поэтому придется к ним послать для промывания «баскетбольную» команду. Единственное отличие его парней от «баскетболистов» в том, что его ребята успели набрать побольше мяса с салом, и у двоих – животы по паре пудов, пробить которые просто нереально.

* * *

      Простаков, Резинкин и Мудрецкий сидели в небольшой комнате без окон и с одной-единственной стальной дверью. Под потолком горела лампочка. Голые бетонные стены и газетки под задом – вот вся мебель. Леха откровенно скучал по Валетову:
      – Ну где же мелкий ходит? Неужели он за неделю доедет до Чернодырья и успеет еще вернуться с деньгами? Да нет, никогда. Зря ему тысячу дали. Это равносильно тому, что мне ружье в руки дать. Я ведь охотиться начну; прямо вот здесь начну, в дверь постучу, а какой-нибудь там приставленный подежурить товарищ лейтенант заглянет, я прям с него и начну.
      – Хорош чепуху молоть, – оборвал Мудрецкий. – Все нормально будет. Фрол туда-сюда смотается, а дальше пусть Стойлохряков со Шпындрюком сами разбираются. А мы здесь ни при чем: нам приказали – мы поехали.
      Резинкин закрывал время от времени глаза и пытался дремать:
      – Да, Фролу сейчас хорошо с деньгами. Поди пошел, купил себе жратвы и сидит под деревцем, хавает. Может, мясо жарит на костре. Он ведь насчет пожрать очень даже правильный боец. А как вы думаете, товарищ лейтенант? Вот не видели, как он в столовой лопает? Такой маленький, а жрет больше Простакова. Леха даже ему иногда половину своей каши отдает. И куда в него все это проваливается, непонятно. Не, зря так ему много денег дали. Может, мы его не дождемся – взял и домой к себе ломанул. А потом зайдет в военкомат и скажет, что служить он в части не должен, потому как его там видеть не хотят и даже дали денег на дорогу в обратную сторону. Че после этого будет...
      – Заткнись, – снова тявкнул Мудрецкий, уже на другого солдата. – У вас в башке всякая херотень вертится. Надо думать о том, как отсюда выбраться.
      – Не, – запротестовал Простаков, – недельку надо подождать, а уж потом думать будем. Может, на самом деле не обманули. Валетов деньги привезет, нас выпустят, и мы обратно в Чернодырье вернемся.
      Мудрецкий в очередной раз оглядел помещение, очень и очень напоминающее тюремную камеру.
      – Это значит, что нам здесь целую неделю тусоваться. Уроды. Хоть бы койки поставили, ведь на бетонном полу недолго и пиелонефрит заработать.
      – Пило... чего? – не понял Простаков.
      – Почки застудишь, вот чего. Ночью писаться начнешь.
      – Я?! – воскликнул Леха. – Да я и не помню, чтоб я ночью-то писался.
      – Ну года в два писался, – резонно сообщил Витек. – А в два года ты ничего помнить не можешь, ты еще маленький был.
      – Да я вообще никогда под себя не ходил! – все больше распалялся Простаков. – Какой еще пилоедрит! Вы, товарищ лейтенант, лучше таких слов не говорите, а то на самом деле чего-нибудь там подхватим. Вот насморк, например. Я болел пару раз – такая гадость! Голова болит. А вы говорите, пилоедрит. Нет уж, не надо нам пилоедритов!
      Мудрецкий покачал головой и уткнулся подбородком в колени.
      – Спокойной ночи! – крикнули за дверью, и после этого в камере потух свет.
      – Издеваются, – прошептал Резинкин. – Сами сейчас на кроватку, а нам – на голый бетон. Удовольствие.
      – Хоть бы пожрать чего дали. Ведь нельзя же так, на пустой желудок, засыпать-то, – ворчал Леха, стремительно погружаясь в сон.
      – Утро вечера мудренее, – успокаивал сам себя Юра. – Да только как понять, когда будет утро?
      – Организм подскажет, товарищ лейтенант, – бормотал Алексей. – Как в себе бодрость почувствуете, значит, утро.
      – Может, с утра покушать принесут, – пискнул Резинкин и провалился в тревожный сон.

* * *

      Майор Лопата смотрел в холле первого этажа футбол, когда услышал, как разлетается на куски окно рядом с входной дверью. Он вскочил с кресла и кинулся к тумбочке, в которой у него лежало табельное оружие. Но вытащить пистолет из ящика он не успел – здоровый бритоголовый жлоб схватил его и отбросил вместе с тумбочкой, за которую успел зацепиться майор, на середину комнаты.
      Вся «баскетбольная» команда, возглавляемая «тренером» Валетовым, залезла в окно коттеджа и окружила майора. Фрол скомандовал борзым псам: «Спокойно!» – и подошел, сверкая гайкой, к майору. Похлопав его по щеке, Валетов спросил наклонившегося дядьку:
      – Ты куда пацанов дел?
      – Мужики, мужики, да вы че?
      Один из бритых поставил тумбочку на ножки и вынул из верхнего ящика пистолет «ТТ».
      – Да мы ниче, – спокойно сообщил Фрол. – Вот Лева узнает, что ты такими вещами прямо под его носом занимаешься, и как ты думаешь, что с тобой будет? Ты, вообще, мужик, башкой-то соображаешь? – Фрол постучал кулаком по майорскому лбу. – Я че-то там мозгов-то не обнаруживаю. Ты больше так себя никогда не веди. Где пацаны?
      – Неужели господин Шмидт рассердился? – проявил озабоченность майор. – Да не может быть! Да я никогда с господином Шмидтом ни в какие конфликты не вступал.
      Два «баскетболиста» с животами подошли к майору, оторвали его от пола и бросили на стену.
      – Еще б ты вступал в разногласия, придурок.
      Забрав майорское оружие и вытолкнув дядьку на улицу, гоблины засадили его в джип, и вся команда отправилась на пивзавод. Фрол по ходу дела начинал соображать, откуда здесь в поселке появились все эти высокие и красивые дома – народ кормился с пивзавода, принадлежащего как раз Леве Ша.
      Мужик Лева, выходило, был нежадный, но любил, чтобы люди не предпринимали никаких попыток заработать самостоятельно, и сейчас, когда черный здоровый внедорожник уносил их от поселка в промзону, Валетов радовался собственной прозорливости и предприимчивости.
      Сейчас они подъедут и освободят всех пацанов, и вся эта история закончится. Подумаешь, бабки отойдут Леве, но они же с ним договорились, что после службы Фрол заезжает и забирает свои десять штук. Разве плохо? Неплохо. Можно нормально возвращаться домой.
      Джип подъехал к большому ангару, хорошо подсвеченному снизу. Его хорошо было видать издалека, и по мере того как машина приближалась, ангар рос просто на глазах. Валетов даже рот открыл – в ночи современное промышленное здание производило впечатление куда большее, нежели среди бела дня. Машина остановилась у входа, и их тут же встретил охранник.
      – Вам чего надо? – небрежно поприветствовал он выбравшуюся из машины «баскетбольную» команду и тут же получил от одного кулаком в ухо.
      – Ты че, урод, хозяйский джип не узнаешь? – охранника немножко попинали, после этого вновь поставили на ноги. – Давай открывай цех.
      – Да вы что, меня Лева с работы уволит.
      – Мы сейчас сами от Левы, – успокоил его Валетов. С Фролом было легче разговаривать, потому как он был щуплый и никакой физической угрозы от него исходить не могло. С другой стороны, мужик, влегкую измордованный гоблинами, как-то нутром чуял, что вот этот маленький, он может только одно слово сказать, и из него приготовят какое-нибудь мясное блюдо прямо здесь вот на асфальте, а может, просто фарш сделают, как через мясорубку пропустят – бр-р-р-р!
      Охранник перестал рыпаться, открыл большие ворота, и они вошли внутрь. Пощелкав на щитке, мужик в униформе включил свет во всем ангаре. Большие чаны, соединенные множеством труб, стояли по обе стороны от центрального прохода. Дальше, в глубине цеха, разлив в тару, так как рядом с круглыми барабанами штабелями аккуратно возвышаются ящики с пустыми, готовыми для заполнения их пивом бутылками. Современное культурное производство. Везде чисто, как говорится, ни одна муха тут никаких себе подобных воспроизводить и не пыталась.
      – Где? – выл Валетов, чувствуя, как у него в висках пульсирует кровь. – Где пацаны?
      – Да вы че, да вы че, – отмахивался Лопата и подвел их к чану. – Вот, вот этот второй чан, вот здесь вот. – Он даже постучал по стенке из нержавейки.
      – Эй! – тут же донеслись человеческие голоса. – Мы здесь! Фрол, это ты? Нам слыхать.
      – Да я, я, – согласился Валетов, обходя чан и поднимаясь по лестнице вверх. Забравшись, он открыл люк и посмотрел вниз. – Эй, – спросил он, – тут кто?
      – Да ты че, брат, это же мы – Вован с Коляном. Давай вытаскивай нас отсюда. Ты че, уже вернулся с деньгами, что ли, на самолете летал?
      Тем временем люк закрылся и Фрол спустился вниз. А из чана начали раздаваться крики:
      – Эй, ты, маленький ублюдок, ты куда? Вернись!
      Фрол спрыгнул на землю и потер ладони.
      – Это не то, здесь гоблины, – Фрол отвел одного из команды в сторону и тихо произнес: – Эти двое в чане – от меня дяде Леве подарок, чтоб не гневался. Пусть что хочет с ними, то и делает.
      Громила ответил:
      – Да, понял. Ну ты, мелкий, и крут!
      – Да ниче, все нормально.
      Двое вернулись к остальным. Фрол, не стесняясь, со всей дури пнул майора в пузо. Тот хотел было согнуться пополам, но удар уж был настолько хлипкий, что это была, скорее всего, мера психологического воздействия, нежели физического.
      – Где мои пацаны?
      – А-а-а, – заулыбался Лопата, – а я думал, вам эти вот нужны.
      – Мне мои нужны, товарищ, блин, майор.
      – Конечно-конечно, это надо тогда в другое место поехать.
      Нежелание Валетова вытаскивать из пивного чана двух живых людей вознесло его на уровень зверюги, и теперь приданные Левой люди слушались этого маленького жестокого человечка беспрекословно. Они по мановению пальца Фрола подхватили под мышки майора и понесли его к выходу, совершенно забыв про охранника, стоявшего рядом с пивопроводом и смотревшего во все глаза на это маленькое чудовище в ободранной джинсе, умело распоряжающееся огромными тушами. Ну к управлению динозаврами, кстати, Фролу не привыкать – один Простаков чего стоит, а повинуется беспрекословно.
      А тем временем Леха, свернувшись калачиком, пытался уснуть, но ничего не выходило – хотелось жрать, просто жрать. Сев, он потихоньку потряс за плечо Мудрецкого, который, впрочем, тоже не спал.
      – Товарищ лейтенант.
      – Чего? – пробурчал зло Юра.
      – Может, нам хавки попросить. Холодно и голодно – нельзя так с живыми людьми обращаться.
      – Ага, – согласился лейтенант, – поди им это расскажи.
      – А что, можно?
      Юра тоже сел:
      – А ты можешь?
      – А чего же, – Простаков поднялся.
      Резинкин открыл глаза:
      – Здоровый, ты не дури, нас тут всех перестреляют из-за тебя.
      – Да кто перестреляет-то? Ночь, поди, сейчас и стрелять-то особо не видно.
      – Ты видишь хоть, куда наступать? Стрелять тебе не видно, – начал выступать Резинкин. Но после того, как его подняли и прижали к стене, он забыл не только хорошие слова, но и матерные.
      – Я сейчас покушать попрошу, – вяло сообщил Леха и сделал несколько шагов к железной двери.
      Стучал он тихонько, казалось, будто мышь поскрябывает. Потом чуть сильнее, потом стал лупить так, что дверь начала ходить ходуном. Минуты через две за преградой раздалось: «Че надо?» Мудрецкий узнал по голосу одного из двух лейтенантов, приставленных к ним в качестве охранников. Ну правильно, остальные ведь майоры да подполковники, кому охранять-то. Лейтенантам и охранять.
      Юра, со своего места, подсказал:
      – У него автомат, и он в бронежилете.
      Простаков на это, не задумываясь, ответил:
      – Какая херня.
      Из-за двери разбуженный, раздраженный лейтенант продолжал:
      – Говори, чего надо, урод!
      – Жрать хочу, – напрямую ответил Простаков, причем в голосе у него не чувствовалось ни испуга, ни просьбы – это было наглое требование.
      – Да пошел ты, – сообщил охранник и, казалось, начал удаляться.
      Леха отошел на пару метров, а потом с ноги вломил в район замка. Раздался оглушительный грохот, дверь содрогнулась, и Мудрецкому с Резинкиным показалось, что они услышали металлический скрежет. Наступила пятнадцатисекундная тишина, потом послышался звон ключей, в камере включился свет и дверь распахнулась.
      В узком коридоре перед Простаковым стояли оба лейтенанта с вытаращенными глазами и с автоматами на изготовку.
      – Эу, – сказал один, – ты успокойся. Жрать тебе до утра не дадут. Если еще раз так вдаришь, мы тебя наручниками к трубе прикуем.
      Леха стал почесывать ухо и как бы невзначай сделал один шажок из камеры.
      – Вы уж извините, – скривился Простаков. Он сделал еще один шаг в сторону, и теперь офицеры оказались один за другим – хорошо, что проходы узкие. Леха одной рукой неожиданно перехватил автомат у ближайшего к нему охранника. Лейтенант выстрелил, но Простаков оружия не отпустил. Руки не жгло, так как он ухватился за цевье. Левой рукой Алексей развернул башку лейтенанта назад от себя, за ней невольно последовало и все тело. Теперь, прикрываясь первой жертвой, Простаков навел ствол автомата на второго охранника, не дожидаясь, пока захваченный им офицер начнет рыпаться, Леха потихонечку начал сжимать его горло цепкой и сильной, как плоскогубцы, рукой. Лейтенант при свете лампочки начал синеть.
      – Ты че делаешь, ты че делаешь! – завопил второй, размахивая стволом автомата.
      – А ты выстрели, – посоветовал ему Леха. – Пулька как раз бронежилет пробьет, а со стороны спины – не сможет, так и будет кишки твоего приятеля наматывать, летая туда-сюда, туда-сюда, пока он не сдохнет.
      Мудрецкий показался из-за спины Простакова и умело так отобрал автоматик у глотающего воздух из-за удушья лейтенанта.
      – Кидай оружие на хрен, – посоветовал Мудрецкий второму. И надо же, тот подчинился: положил автомат на пол.
      – Вот это хорошо, это здорово. Так где у вас тут пожрать? – радовался Леха, разжимая пальцы и давая дышать бедолаге.

* * *

      Черный джип проехал мимо пивзавода к другому ангару, как оказалось, Мудрецкого, Простакова и Резинкина спрятали на складе готовой продукции. Фрол, как великий предводитель, заложив руки за спину, шел по небольшому проходу между ящиками, не забывая пинать ногою под зад майора Лопату, чьи руки были связаны за спиной.
      – Иди вперед, козлина! – повторял время от времени Фрол. – Куда? Куда дальше?
      Они подошли к небольшой двери, открыли ее и вошли в помещение, заставленное не пластиковыми бутылками, как в первой секции, а стеклянными. Но на бутылки никто не смотрел. Все вошедшие глядели на болтающихся вниз головой, абсолютно голых двух лейтенантов, а также на подполковника Вяземского и майора Сапожникова. Одежда всех четверых и оружие были свалены в кучу, а рядом с ними на полу сидели уже хорошие, распробовавшие пивко лейтенант Мудрецкий, Простаков и Резинкин.
      – О-о, Фрол! – завыл Леха, подбежал и, подняв в воздух Валетова, обнял его так, что тот охнул. – Здорово, мужики! Угощайтесь пивом, – набросился Простаков на гоблинов. Те были ребятами неслабыми, а некоторые даже весили и больше, чем Леха, да и повыше парочка была, но они как-то его сразу приняли за своего, несмотря на то, что он был в форме.