– У меня нет двух тысяч! – жался скупщик. – Мне надо время.
      – А сколько у тебя есть? – спросил практичный Леха, прикидывая, что, если мужик сейчас даст полторы, это уже неплохо. Правда, согласится ли с этим хозяин монеты... Но, скорее всего, согласится. Иначе проведет неспокойную ночь. А никто не любит Простакова – он ведь может так достать товарища, что впоследствии только от его разговоров о неправильном поведении становится дурно и болит голова. Нет, он руками не трогает, просто никуда не отпускает тебя из комнаты в течение трех часов и посреди ночи долдонит о том, что товарищ боец повел себя неверно и должен был вести себя иначе – так, как надо Леше Простакову.
      Закатив за веко свой единственный глаз и оставшись на мгновение практически слепым, старик поднялся, вернул глаз в нормальное положение и подошел к кубышке, из которой вытряс все имеющиеся у него деньги.
      – Вот, тысяча шестьсот пятьдесят рублей. Если не хотите ждать два часа, можете забрать вот эти деньги – и отдайте мне монету.
      Солдаты переглянулись.
      – Кто знает, сколько он еще там ходить будет, – прошептал на ухо Простаков. – Соглашайся. Пива упьемся!
      – Но ведь она стоит четыре тысячи, – возражал Резинкин.
      – Да не знаем мы, сколько она стоит! Давай заберем деньги, отдадим монету и уйдем.
      На том и порешили. Поменяв все, что у него было, и забрав монету, мужичок возьми да и улыбнись, что могло свести все его усилия на нет, потому как Лехе не нравилось, когда его обманывают, а обманывали его очень часто, но в основном свои же друзья, и потом ему об этом рассказывали. Он злился, но никому рук и ног не отрывал. А здесь же вот чужой человек, и улыбается точно так же, как Валетов, когда обманывал его. Он эту улыбочку хорошо знал. Леха повелся было, но Резинкин помахал перед его носом деньгами, часть из которых была замусолена и весьма грязна, но это все-таки деньги, и им сейчас на том же рынке за эти деньги дадут несколько бутылок пива, которые еще необходимо искусно затарить в шинель и уйти в какое-нибудь укромное местечко.
      Выбравшись на улицу, довольные патрульные тут же отоварились, взяли по две бутылочки, сунули в карманы и поглядели по сторонам. Надо было куда-то уйти. Но сейчас не лето, зеленых деревьев и кустов нет, затариться негде и потихонечку посидеть, подудонить пивко. Пришлось возвращаться обратно к этому дворнику, платить ему из тех денег, что он им отдал, пятьдесят рублей за постой, садиться и за этим самым столом в подвальчике, там, где под потолком горит одинокая маломощная лампочка да мурлыкает крохотный китайский радиоприемник, базарить о службе. И одноногого угостили, все-таки щедрый мужик попался – за какую-то сраную монету больше полутора тысячи денег дал.
      Слово за слово, и вскоре одноногий сам спрыгал еще за пивом на ассигнованные ему средства, вернулся довольный, с новой колодой карт, и предложил поиграть по маленькой, так, на интерес. Фрол поглядел на часы. Они вполне могут зависнуть здесь. На том и порешили.
      Игра, в которую начали мужики резаться, называлась «Покер», и это слово Леха знал. Несмотря на то, что Валетов и Резинкин считали себя искушенными игроками, но карта не шла, и вскоре они остались ни с чем – наскребли последнюю сотню. Тут Леха, поглядев на своих недавних учителей, пнул их под столом то одного, то другого, отчего оба пошатнулись и примолкли, и предложил сыграть один на один.
      Одноглазый, разошедшийся от пива и прущей к нему удачи, улыбаясь валетовской, ненавистной Лехе улыбочкой, тут же согласился, глядя на выложенную перед ним бумажку в пятьдесят рублей.
      Фрол с досады махнул рукой, отвернулся от стола и закурил. Резинкин поддержал товарища. Так они сидели и дымили. Витек хоть изредка на стол поглядывал, а Фрол, тот вообще скис и был рад тому, что сейчас у него в руке еще зажата недопитая бутылка – все, что у них осталось с этой монеты.
      Неожиданно для собравшихся Простаков объявил о выигрыше, забрал у продолжавшего улыбаться одноглазого пятьдесят рублей и удвоил ставку, поставив стольничек. Раздали снова, и снова Леха выиграл. Одноглазый продолжал улыбаться.
      Настала очередь третьей партии. Разыграли. Леха опять выиграл, но на этот раз одноглазый почему-то уже не улыбался, потому как состояние Простакова начало стремительно расти. Постоянно увеличивая ставки через игру, Леха добился паритета и предложил поставить все на все. На лбу у мужичка выступил пот, и потел он не один, так как и Витек, и Фрол переглядывались друг с другом и утирали ладонями мелкие бисеринки влаги.
      – Ты че, дурак? – шептал ему Валетов. – Сейчас все просадишь.
      – Судьба, – возражал Леха, – судьба такая.
      Раскидали. Прежде чем открыться, Леха выдержал паузу, не стал выкладывать собственные карты, не дожидаясь, пока раскроется противник.
      Но не могло быть такого. Только в сказке! Стрит. Придумать что-то более существенное просто невозможно. Нет, конечно, варианты еще есть в покере, но они выпадают-то раз в году. Не раскрываясь, одноглазый бросил свои карты, и снова все деньги перешли к пацанам.
      – Ну че, может, на монетку? – Леха тасовал карты неумело, видно было, что игрок-то он начинающий и никак он не может делать такого маститого игрока, как одноногий. Ведь тасовал тот не глядя и с очень большой скоростью. А Леха ковырялся в колоде, словно дите в солдатиках. Кое-как перемешав, стал снова раздавать.
      – Нет! – воскликнул мужик. – Ты плохо помешал.
      – Ну помешай, – предложил Алексей.
      И тот мешал. Мешал долго, глядя на поблескивающую монетку и кучу денег. Наконец отдал колоду Лехе, Леха еще несколько раз перекинул карты и занялся раздачей. Посмотрев на то, что ему выпало, он отбросил три карты, взял из колоды еще три и уставился в собственный окончательный вариант.
      Игроки смотрели друг на друга, и было слышно, как по комнатке летала слишком рано проснувшаяся толстенная муха и натужно жужжала. Пустая бутылка выскользнула из руки Валетова и, упав на пол, разбилась. Все вздрогнули. Мужик первым выбросил свои карты, и там ничего, кроме двух пар, не было. Леха тоже раскрылся, и все солдаты радостно закричали:
      – О-го-го!!!
      Собрав все карты со стола и забрав монету и деньги, оставив скупщика ни с чем, троица с гоготом выкатилась на улицу. Мужику в качестве дивидендов от сегодняшнего дня остались пустые бутылки да мусор и грязь на полу.
      Пьяный и довольный патруль вернулся обратно на Ильич-стрит. Парни не сдерживали эмоции, они от ощущения великого кайфа отбили Лехе всю спину. Тот улыбался и никому не давал сдачи, несмотря на то что Валетов порой лупил со всей дури, пытаясь пронять толстокожего слона. Но тому все было нипочем. Выходило, что монета остается у Резинкина – не будет он чужое забирать, а вот деньги, деньги все Леха забрал себе. И теперь он становился королем, ведь в его карманах сейчас было больше тысячи. А Валетову ничего не досталось: он снова был зол и обижен на происходящее. У этого – звание, другой – ефрейтор, а у него снова – ни монеты, ни денег.
      Сидя вечером в каптерке, датые и довольные, Простаков, Валетов и Резинкин начали играть в карты. Понятное дело, что теперь Леха пользовался авторитетом. Но почему-то, когда они играли втроем, Простакову опять не везло, и он проиграл пачку сигарет, купленную на рынке.
      – Хватит придуряться! – злился Валетов. – Играй нормально.
      Но Леха продолжал сдувать все подряд. В одну из раздач Резинкин стал гоготать без удержу.
      – Ты че? – не понял его оставшийся недовольным сегодняшним днем Фрол.
      – Да на, погляди! – Он отдал ему карты, и Валетов увидел, что на руках у Витька оказались две пиковые дамы.
      – Это че такое?
      Простаков улыбался во всю пачку:
      – Тройка, семерка, туз. Ха-ха-ха! Как у Пушкина. Вы думаете, почему я у одноглазого выиграл? У меня в кармане еще одна колода была. Понятно? Кто меня учил-то?! А? – Он гоготал во всю глотку.
      – Откуда? – недоумевал Фрол.
      – Те карты, что я из вас вытряс, я собрал и...
      Раскрылась дверь каптерки, и на пороге появился лейтенант Мудрецкий, дежуривший в эту ночь.
      – Оборзели совсем! Людям спать не даете! Карты убрали.
      Порявкав на пацанов, Юра закрыл дверь и ушел спать. Мудрецкий ненавидел дежурить в роте. Каждую ночь, как он заступал на дежурство, случалась какая-нибудь гадость: один другому морду набьет или какие-нибудь уроды в сортире марихуаны обкурятся. Сегодня, как это ни странно, в роте все прошло спокойно.
      Лейтенант вышел из каптерки, посмотрел на взлетку. Так, следов крови нет – замечательно. Прошел в сортир – чисто. Дневальный на тумбочке стоит. Взглянув на часы, Мудрецкий посмотрел на тумбочку.
      – Эу! – крикнул он. Дневальный, замерев по стойке «вольно», дремал. – Хорош спать, ори давай.
      Встрепенувшись и раскрыв глаза, человек в форме увидел, что на часах уже шесть-ноль одна, и выкрикнул ненавистную команду:
      – Рота, подъем!
      Одновременно с его словами на этаж вошел комбат, гладко выбритый, морда бледно-красная с морозца, весь такой деловой, подтянутый, насколько это возможно с его огромным пузом. И тут же дневальный прокричал:
      – Смирно!
      Лейтенант на том самом месте, где застала его команда, обернулся кругом и замер – в коридоре больше никого.
      – Че такое, я не понял, где люди? – забухтел комбат. – Минута прошла, никого не наблюдаю. Где дежурный?
      Начался новый армейский день. Тем временем Простаков, лежа в каптерке и придавив собою во сне Резинкина, попытался разлепить глаза, но у него ничего не получалось до тех пор, пока Фрол, очнувшись, не стал пихать его в плечо. Не успели они прийти в себя со сна, как в каптерку завалил комбат, застав троих приятелей в месте, где им быть совершенно не положено.
      – Это че такое? – бурчал Стойлохряков. – Ну-ка, построились! – Троица поднялась и оправилась. – За мной! – скомандовал Стойлохряков, и солдатам пришлось подчиниться. Он, не давая им одеться, в одной форме провел из казармы в штаб и застроил их у себя в кабинете.
      Приказав дежурному приготовить себе чаю, комбат недолго тянул кота за интимное место:
      – Где монета?
      Никто из троих не пошевелился. У каждого в голове возникла одна и та же мысль: как комбат узнал о находке?
      – Монету сюда! – палец стучал по крышке стола.
      Никто не шевелился.
      – Вы о чем? – заискивающе Фрол приблизился к начальнику, но тут же был окриком возвращен на место.
      – Я не буду с вами шутки шутить! – комбат стучал уже кулаком по столу. Но его проявления крайнего нетерпения не ускорили сдачу денежки. – Мне что, с каждым по отдельности беседовать? – Стойлохряков хитро прищурился. – А может, попроще поступим? Задержу-ка я вас, ребята, на месяц здесь. Может, вы в отпуск не пойдете? Согласны каждый день копать?
      Надо бы конфликт урегулировать как можно быстрее и с меньшими последствиями. Но никто из троицы не хотел первым начинать торги. По логике вещей, Витек сам должен был решить, отдавать монету или нет. Слава богу, это понимал и Простаков, и Фрол. Они молчали и ждали, пока Резинкин сдаст собственное добро. На крайний случай у них остались деньги – это уже неплохо. Фиг бы с ней, с этой монетой! Но Резинкин стоял не шелохнувшись и честными, преданными глазами глядел на комбата, не желая утрачивать древнюю реликвию, с тысяча шестьсот какого там она года, он не помнил.
      Наконец Простаков наступил Резинкину на ногу, и тот заорал:
      – А-а! А, да. Я, я. У меня... У меня, товарищ полковник, монета, – он порылся в карманах и выложил на стол желтенький кружочек.
      Комбат, довольный, разрешил удалиться военнослужащим, но после завтрака вновь вернуться сюда к нему, вместе с лейтенантом Мудрецким. Как только солдаты ушли, подполковник принялся разглядывать находку. Он вертел ее в руках некоторое время, а затем точно так же, как Валетов, попробовал монету на зуб и поглядел, осталась ли на ней вмятина.
      – Ну, ни фига себе! – Он снял трубку телефона и сообщил, что едет.
      Запрыгнув в собственную «Ауди», комбат понесся по заснеженным улицам. Когда он входил в гостиную Шпындрюка, тот встречал его уже вместе с супругой, одетый, бритый и готовый к существованию в сегодняшнем дне. Выхватив из рук комбата находку, Шпындрюк первым делом подошел к окошку. Жена крутилась тут же и протягивала время от времени свои пухлые ручонки, чтобы супруг дал ей возможность полюбоваться на драгоценность.
      – Ну дай мне посмотреть, ну дай! – крутилась жена. И наконец он отдал ей монету.
      – Смотри не потеряй!
      – Да что ты, что ты!
      Шпындрюк только после этого поздоровался со Стойлохряковым и предложил ему кофе. Военный не отказался. Прихлебывая из чашечки, на третий «ш-ш-ш-п» Протопоп Архипович, поглядев на подполковника, недоверчиво спросил у него:
      – А где остальное?
      Кофе едва не пролился на полевую форму.
      – У меня только одна монета. Да и вы мне сами, Протопоп Архипович, сказали, что она одна-единственная.
      – Не может быть такого, – обиженно возразил Шпындрюк. – Что же ты меня за дурака держишь? Ты знаешь, что в этих самых местах когда-то стоял дом графа Пустецкого, а вот в каком месте, до сих пор не знали. Богатый, сволочь, был! Жуть. Так вот этой монетке больше неоткуда тут взяться, кроме как из его дома. Ты хоть знаешь, где они копали?
      – А то как же. Это мы все установим с точностью до миллиметра.
      – До миллиметра не надо, – возразил Шпындрюк. – Давай лучше подумаем, как нам поиски продолжить. Ты уверен, что солдаты не нашли больше чем одну монету?
      Здесь комбат задумался:
      – А что, это больших денег стоит?
      Шпындрюк встал, отобрал у жены находку и положил ее перед комбатом на стол.
      – Вот это голландский гульден. Их было выпущено всего по тем документам, которые есть, ты погоди... – Шпындрюк ушел и вернулся обратно с толстым справочником, – выпущено их всего три тысячи штук одним крупным феодалом. Это его собственные деньги. Стоимость этой монеты по каталогу... – Шпындрюк молчал так долго, что жена не выдержала и промычала, подгибая колени:
      – Ну-у-у!
      Он поглядел на нее поверх очков, затем на комбата и тихо прошептал:
      – Двенадцать тысяч.
      – Рублей! – воскликнул комбат, хватая со стола монетку.
      – Да нет, – улыбался Шпындрюк. – Не рублей, а у.е. Хочешь по нынешним временам в еврах, хочешь в долларах, но у.е.
      – Ни фига! – жена кинулась к Стойлохрякову, и тот быстренько отдал ей монету от греха подальше. Не хватало, чтобы она начала его еще избивать – женщина в возрасте и достаточно нервная. Как с ней Шпындрюк уживается – непонятно.
      Заполучив обратно в свои руки дорогую находку, счастливая женщина подлетела к мужу и положила ее перед ним на стол, будто это она ее добыла и отняла у врага-комбата.
      – Не волнуйся, дорогая, – Шпындрюк вернулся к кофе. – Надо бы плотно поговорить с солдатиками, а то, глядишь, остальное-то осядет у них в карманах. А бестолковые дети возьмут да вот таким мелким скупщикам продадут все. Если бы этот дворник не пожаловался мне, что его патруль обыграл в карты...
      – В карты обыграл? – переспросил Стойлохряков. – Какой патруль? Это что же они, выходит, в патруле в карты играют и пиво пьют! Я обещаю, Протопоп Архипович, я из них душу выну, на Север сошлю!
      – Не надо! А то мы никогда не узнаем, нашли они еще что-нибудь или нет. Ведь солдаты, они не дураки.
      – Сомневаюсь, – тут же вставил комбат.
      – Может, пошли всего-навсего с одной монеткой, а надыбали-то кучу! Этот граф, он очень богатый был, мать его, ну о-о-очень!
      – Да неужели?! – снова подогнулись коленки у супруги, и она рухнула на диван. – И насколько же богатый?
      – До хренища богатый, – проговорил шепотом Протопоп Архипович и посмотрел на огромную хрустальную люстру в собственной зале. – Такой богатый, что нам только снилось!
      – Ой! Мне снилось намного больше, чем он богатый! – тут же подскочила жена.

* * *

      Полопав за завтраком овса и прихватив с собой лейтенанта, солдаты вновь предстали перед подполковником.
      – Мужики! – обратился приветливо к военнослужащим командир батальона, чего за ним не водилось в принципе. Если на лице у Стойлохрякова милая, обворожительная улыбка, значит, через пять минут ты будешь по уши в говне или над тобою будет ржать весь застроенный взвод, а то и рота, потому как последует едкая шуточка. И останется только потеть и бледнеть.
      Стойлохряков не был дипломатом, и, несмотря на то что он усадил своих подчиненных за стол и напоил их чаем, долго ходить вокруг да около он не мог. Тем более люди, сидящие перед ним, не понимали, чего он от них хочет, и из-за этого напряжение в комнате лишь возрастало. Мудрецкий честно про себя думал, что все эти улыбки в конечном счете обернутся, во всяком случае для него, командировкой в какое-нибудь неприятное место, может, повоевать пошлет – какая разнарядка пришла ему, кто знает. А сейчас на прощание чаем поит.
      – Вы только одну монету нашли?
      – Нет, – тут же ответил Простаков за всех.
      – Значит, еще были! – воскликнул Стойлохряков.
      – Нет, не было. Была только наковальня. Полезная вещь, в кузнях используют.
      Стойлохряков и сам знал, где используют наковальни, но сейчас информация об этой находке его никак не устраивала.
      – А монеты, монеты вы еще находили?
      – Золото понравилось? – заулыбался Валетов.
      – Ты говори-говори, да не заговаривайся! – воскликнул Стойлохряков. – Сейчас, лейтенант Мудрецкий, берите вот этих вот мудрецов и идем на то самое место, где они нашли монету.
      – Какую монету? – не понимал лейтенант.
      – Золотую, – улыбался Валетов.
      – А двадцать пять процентов мне принадлежит, – напомнил Резинкин, – по закону.
      – По закону все принадлежит мне, – поправил его комбат, – даже твоя жопа! Так что ты не выступай. Берите инструмент – и вперед, туда, где по моему великому умыслу будет у нас с вами еще один машинный парк, а сейчас ямы под столбы.
      Место раскопок припорошило снегом.
      – А что, электриков еще не было? – Комбат смотрел на поврежденный кабель. – Когда эти появятся... гражданские специалисты? А что, нормально яму расчистили, – похвалил он. – Ну что, где нашли?
      Резинкин спрыгнул в яму и показал лопатой на то самое место, где он обнаружил монету.
      – Кстати, называется монета гульден.
      Простакову сразу понравилось название:
      – Хульден?! Это че же за государство, которое хульдены выпускает?
      Валетов расцвел:
      – Хульдены, Леха, выпускает Хульландия.
      – Прекратить! – оборвал Стойлохряков. – В общем, так. Будете копать вот здесь. Выберите мне площадку два на два – просеивать каждый комок.
      – А-а-а! – выдохнул Валетов так, будто в него воткнули нож. – Да вы что, товарищ подполковник!
      – Молчать! Мудрецкий, следите за этими остолопами, чтобы они у меня здесь все перерыли! Все! Все! – третий раз повторил Стойлохряков и удалился.
      Когда он укатил на «Ауди», солдаты остались посреди поля, и ни у кого на лице не было не то что смиренного спокойствия, даже тихое недовольство отсутствовало. Рожи всех троих были злые. Но если Резинкин воспринимал все как данность свыше, то Простаков с Валетовым с этим были не согласны.
      – Ты, придурок глазастый! – Валетов отбросил в сторону лопату, которую держал для виду, пока комбат не скроется с глаз. – Ты не мог просто ком земли в сторону отбросить, монетку разглядел, да? Урод!
      Простаков был более лаконичен:
      – Предлагаю землю выкопать, но ничего здесь больше не находить.
      Мудрецкий, слушая этот диалог, наконец вклинился:
      – Послушайте, может быть, мне кто-нибудь объяснит, что здесь творится?
      Лейтенанту вкратце пересказали всю историю. И Мудрецкий поделился с солдатами собственными мыслями.
      – Комбат прав, что заставил вас копать дальше. Он остальное хочет найти.
      – Да, нашими руками! – воскликнул Фрол и носком сапога снес верхушку наваленного за вчерашний день земляного холмика. – Вот какие сволочи эти командиры долбаные – только о себе думают! Козлы! Падлы! Уроды! Шакалы!
      Леха поймал крутящегося на месте Валетова и придавил его своими огромными лапами к земле, после чего «юла» перестала вращаться.
      – Товарищ рядовой, – сообщил ему грозно Простаков, – начинайте трудиться!
      – Ах ты, здоровая сволочь! – выкрикнул Валетов в тот самый момент, когда Леха за шкирку опускал его в яму. – Ты – рабовладелец!
      – Я помогу потом, – сообщил младший сержант и весело перемигнулся с Мудрецким, а последнему было наплевать, кто копать будет, – лишь бы работа была выполнена.
      – Монета, значит, золотая. – Юра уселся на специально с собой прихваченную фуфаечку и стал молча наблюдать за тем, как начали в яме возиться Резинкин и Валетов.
      – Ищите, ищите хульдены, – ходил вокруг ведущих работы Простаков. – Тот, кто найдет, счастье обретет.
      Лейтенант поглядел на часы:
      – Мужики, мне надо в Самару съездить. Я постараюсь к обеду вернуться. Вы меня прикроете в случае чего?
      – А зачем это вам в Самару? – Валетов остановился.
      – Приеду – узнаете. С меня пиво.
      Это уже походило на серьезный разговор. Троица согласилась и с миром отпустила Мудрецкого. После его ухода темпы работ медленно-медленно скатились к нулю, и через полтора часа копания уже никто не хотел лезть в яму, даже несмотря на договоренность о том, что в случае нахождения чего-либо никаким полковникам ничего не показывать и никому ничего не рассказывать.
      Не успел Мудрецкий убраться с точки, как опять приехал Стойлохряков. Этого никто не ожидал.
      – А где лейтенант? – подполковник был удивлен.
      – Он это, – Валетов развел руки в стороны, – ну че-то у него это... – Фрол судорожно соображал, что бы ему такое ляпнуть. – Да с животом у него че-то.
      – И он в степи обосраться не может, да? – съехидничал комбат. – Ладно, с его жопой я еще разберусь. А вы давайте не останавливайтесь, ройте здесь.
      – А вы че же, никуда не уедете? – забеспокоился Валетов за собственное здоровье, так как работать в больших количествах ему противопоказано.
      Комбат не стал разочаровывать мелкого и подтвердил его самые страшные опасения. Пришлось ребятам до обеда в среднем темпе ковырять земельку, а все выбросы еще и внимательно просматривал сам Стойлохряков в надежде, что вот-вот, и блеснет еще один «хульден». Но эти «хульдены» почему-то находиться не спешили, и ничего не оставалось делать, как несолоно хлебавши отвалить от разработки и ехать на обед. А гада Мудрецкого все еще не было, что веселило Стойлохрякова с каждым часом все более, так как его возмущение поведением молодого «пиджака» перерастало в гнев, и он только и делал, что в перерывах между поисками монеты придумывал для Юры все новые и новые кары.
      В четыре вечера комбату надоело не только искать монету, но и ждать Мудрецкого. Плюнув на все, он развернулся и уехал, не забыв строго-настрого наказать младшему сержанту Простакову, что все находки должны быть положены перед ним на стол. Леха согласился, что же он еще мог сделать – приказ.
      Дело шло к ужину, и надо было бы возвращаться от этой ямы, в которой ни фига нет, как вдруг неожиданно появился Мудрецкий с какой-то фиговиной, похожей на миноискатель.
      – Это чего это? – тут же подбежал Фрол и уставился на небольшой жидкокристаллический дисплей.
      – Металлоискатель, – прошептал Мудрецкий. – Сейчас мы эту поляну быстро прочешем.
      – Во-во! – солдаты с оптимизмом отнеслись к происходящему.
      – Товарищ лейтенант, а сюда Стойлохряков приезжал, – проинформировал Валетов. Юра сплюнул:
      – Фигня все! Давайте смотреть, что тут есть.
      И Мудрецкий сам стал ходить с металлоискателем по заснеженному полю в надежде обнаружить под землей хоть что-нибудь. Время от времени раздавалось попискивание, но сигналы свидетельствовали лишь о нахождении под ним железа, еще реже меди. Но ни о каком золоте речь не шла. Прогулявшись вокруг ведущихся раскопок, Юра застыл в позе «все напрасно».
      – Можно мне попробовать? – вызвался Резинкин.
      – Давай, – согласился лейтенант, – ищи. Может, чего найдешь.
      – Ой, пищит-пищит! – не успев взять в руки щуп, сообщил Витек.
      – Да это медь, наверное, – отмахнулся Мудрецкий, но потом подошел и послушал. – Е-мое! – Лицо его стало бледным. – Копайте здесь.
      И ребята взялись было за работу. Но тут Валетов посмотрел на часы:
      – Товарищ лейтенант, ужин.
      Еда в армии – дело святое. Пришлось оставить затею, примерно запомнить место.
      – А че это такое? – допытывался Валетов на обратном пути. – Это ж не наш металлоискатель.
      – Нет, не наш, – согласился Мудрецкий, – взял в аренду на сутки, заплатил большие деньги. Поэтому сегодня, после отбоя, возвращаемся на это поле и роем. Всем ясно?
      – Как я люблю хульдены! – улыбался Простаков. – Мне бы один хульден, мне бы на всю жизнь память.
      – Дурак ты! – Валетов подпрыгнул и ударил Простакова в лоб, а затем шуганулся в сторону, для того чтобы не попасть под «налет авиации».
      Сразу после отбоя в расположении появился бледный Мудрецкий. Фрол сочувственно встретил лейтенанта в каптерке:
      – Че, сильно имели, товарищ лейтенант?
      – Помолчи, – отрезал Юра.
      Дежурным по этажу лейтенант сообщил, что этих троих затребовал к себе комбат, и тут же вместе с солдатами убрался восвояси.
      Заснеженное поле встретило кладоискателей полнейшей темнотой. Высвечивая дорогу мощными фонарями, дошли до места.
      – Холодно, – пожаловался Валетов.
      – Молчи. – Простаков выхватил у него из рук лом. – Где копать, товарищ лейтенант?
      Снова включили прибор и точно определили место.
      – Давай, – скомандовал Мудрецкий, и Леха дал.
      Стоя в яме метр на метр и метр глубиной, Простаков начал жаловаться:
      – Ну че ж так глубоко-то, ну че ж нет-то ничего? Товарищ лейтенант, вы проверьте еще раз, это точно внизу находится?
      Мудрецкий снова поднес металлоискатель:
      – Да, точно там, и это точно золото.
      – А-а! – воскликнул Резинкин. – Уйди отсюда, здоровый, дай я покопаю. Мне везет, мне постоянно везет.
      И надо ж такому случиться, как только Резина начал работать лопатой, все услышали хруст черепков. Валетов тем временем в задумчивости бродил в округе и светил фонариком туда-сюда.
      – Ах ты, мелкий гад! – воскликнул Мудрецкий. – Ты что там делаешь? Ну-ка, иди сюда вот, направь свет. Нам свет нужен! Демаскируешь нас в ночи!
      – Да кому мы тут нужны? – тем не менее Валетов подошел и запустил луч фонаря в яму.
      Теперь три мощных пучка света сошлись на выгребаемых Резинкиным руками комках земли, которые наконец сменились черепками, а под ними... Под ними были желтенькие кругляшочки. Взяв горсть монет, Резинкин поднял их наверх. Одну взял Валетов, одну – лейтенант и одну – Простаков.
      – Точно такая же, – сообщил тут же Фрол.
      – Что делать будем? – поглядел лейтенант на остальных.
      – Ну, для начала надо все достать, – деловито сообщил Резинкин и снова стал ковыряться в яме.
      Еще набралось монеток на четыре горсти. Порывшись в земле, он ничего больше не обнаружил. Проверили металлоискателем – тот молчал.
      – Ну хватит на сегодня. Потом, может, еще вернемся сюда, поищем.
      Хотели было уходить, но осторожный Мудрецкий вернул людей:
      – Закопайте яму.

* * *

      На следующий день примерно с таким же металлоискателем, как и у Мудрецкого, по полю ходил лично Шпындрюк и прочесывал метр за метром, но ничего не попадалось.
      – Как же так? – возмущался обиженный Протопоп Архипович. – Ведь должно же быть! Это ж наверняка здесь! Но почему ж нет ничего?!
      Жена, сидя в «Волге», слушала музыку и изредка открывала дверцу и кричала:
      – Нашел?!
      – Да нет, – отмахивался Шпындрюк.
      – Нет ничего? – Она снова закрывала дверцу, откидывалась назад и продолжала слушать музыку.
      Подъехал Стойлохряков и тоже походил с металлоискателем. Но и ему удача не улыбнулась. Потратив полдня на бесплодные поиски, злой Шпындрюк махнул на все рукой, собрался и уехал.
      Вечером этого же дня Мудрецкий выложил перед собой на столике в офицерском общежитии сорок два гульдена и стал их разглядывать. Монетки были абсолютно одинаковые – одного и того же года выпуска. По договоренности с солдатами, которые превратились в его компаньонов по этому делу, он должен был сохранить эти деньги до конца службы, а потом каждый будет распоряжаться своей долей так, как ему вздумается.
      Поскольку сорок два не делилось на четыре, две монеты было решено просто-напросто пропить немедленно. Обращаться к дворнику, которого уже облапошили и собрали с него на тот момент все деньги, не имело смысла, поэтому лейтенант решил пойти вечерочком в поселок за пивом и попытаться расплатиться этой монетой с владельцем небольшого кабака, к которому местные жители да и офицеры несли все, что под руку попадется, а он покупал порой ценные вещи за пару кружек пива или бутылку водки. Алкоголизм – это ведь болезнь, и иногда надо пользоваться тем, что торгуешь лекарством.
      Хозяин питейного заведения узнал Мудрецкого, но он все-таки был предпринимателем, а не возглавлял благотворительное общество, и, покривлявшись перед Юрой, сообщил, что больше трех литров пива за одну такую монету он ему не поставит. Мудрецкий подумал и договорился с ним, что лучше водки и закуски.
      Таким образом, один гульден ушел на то, чтобы спокойно посидеть в кабачке. Нагрузившись водочкой, лейтенант обратил свое внимание на соседний столик, где завязалась карточная игра. Одетые в штатское, знакомые Юре по службе офицеры сидели в кабаке с каким-то одноглазым мужиком и, несмотря на все их усилия, сдували ему приличные бабки.
      Юра долго наблюдал за происходящим, а затем пошарил по карманам и ничего, кроме еще одного золотого «хульдена», не нашел.
      «Вообще-то, пацанам надо пива принести», – вспомнил он, а затем махнул рукой и решил испытать счастья. Тем более что до армии он подрабатывал грузчиком на складе, а там бушевали нехилые карточные битвы, в которых ему порою доводилось одерживать верх над остальными. Но у Мудрецкого во время наблюдения за игрой возникло большое подозрение насчет того, что мужик передергивает и выигрывает нечестно.