Сентябрь вступил в свои права неделю назад. Еще зеленые листочки колыхались под легким ветром, еще солнышко нагревало землю, еще можно было загорать – при условии, что есть возможность поехать на пляж, или развалиться в пентхаусе, или, на худой конец, на залитой гудроном крыше; еще птички щебетали и, наевшись червячков, купались в лужах; еще люди продолжали улыбаться друг другу несколько чаще, чем в смурные зимние дни... – мало кому хотелось расставаться с прекрасным летом, но жизнь шла вперед.
      Начинался сезон. Люди возвращались с дач в город и, проходя мимо лотков, скупали книги, кассеты, красиво иллюстрированные журналы, парфюмерию и сосиски.
      Шоу-бизнес готовился преподнести публике последние наработки. Продюсеры потирали руки, предвкушая увеличение собственных состояний...
      – Попку! Попку назад, Леночка! Катенька, носочек тянем. Молодцы, девочки! Работаем! Раз, два, три! Раз, два, три! – Пожилой, но не потерявший прыти Артур Никанорович Куркин готовил «фон» для восходящей звезды российской эстрады Вики Апрель. Денежки, которые вкладывались в Вику, помогли пригласить на работу с группой девочек, отобранных неизвестно кем и когда, самого Куркина!
      Хореографу было пятьдесят пять. За его плечами – постановка четырех балетов и более двух десятков шоу разного калибра. Артур Никанорович брался за все, что ему предлагали, лишь бы платили побольше. Он был одним из немногих, кто мог в короткие сроки сделать из рыбы мясо. Получая коллектив, нередко наполовину состоящий из девочек, которые, может быть, танцевали в глубоком детстве (а на самом деле просто «дали» тем, кто дает на все это деньги), он мог за пару месяцев слепить нечто похожее на слаженный коллектив.
      Его терпению и умению разговаривать могли бы позавидовать многие учителя. Проработав всю свою жизнь с людьми, он не стал неврастеником, срывающимся по каждому поводу, не стал тираном, не переродился в мудака, орущего на всех и каждого лишь из-за того, что кто-то махнул ногой не в ту сторону. Именно за это его ценили. Бескорыстие было единственным качеством, каким не мог похвастаться Куркин. Он постоянно требовал, чтобы ему платили в срок и как можно больше. И ему платили, потому что видели, что дело движется, потому что знали, что к сроку все будет готово.
      На данный момент у хореографа была всего лишь одна проблема: он не мог добиться того, чтобы сама Вика проводила на сцене вместе с балетом более одного часа в день.
      Сейчас восемь девочек и два парня отрабатывали все номера один за другим без солистки, и Куркину это не нравилось. До первого концерта еще неделя – казалось бы, время есть, но на самом деле его уже нет.
      Закончив репетицию, хореограф пошел звонить хозяину. Запершись в комнатушке, отведенной лично для него, Артур Никанорович сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, успокаивая тем самым себя после трехчасового марафона, состоящего из постоянных прерываний, объяснений, повторений не до конца отработанных движений.
      – Как у вас дела? – Голос Иволгина, генерального продюсера шоу, выражал легкую обеспокоенность.
      – Движемся, Дмитрий Игоревич, – нарочито мрачно пробурчал Куркин.
      – Что-то вы не в духе!
      – Виктория приходит только на час, а затем уходит в студию. Никакой красоты не получится, если наша звездочка не будет работать на сцене.
      – Дело в том, что у нас возникла проблема с фонограммой. Надо срочно переписать одну песню, иначе выйдет куда более серьезный конфуз.
      – Но мне надо хотя бы два дня поработать с ней от и до! – взмолился Куркин, уже представляя себе, как Вика сбивается с ритма прямо перед многотысячной аудиторией.
      – Не волнуйтесь так, Артур. Мы ведь все равно начинаем не со столицы.
      – Да, я помню. Для начала едем в Тверь, но заканчивать все равно придется в Москве.
      – Так и быть, я прощу вам некоторые оплошности, если они будут связаны с Викой.
      – Мне уже легче. – Куркин выражал удовлетворение. Разве не приятно узнать, что ты имеешь право на ошибку!
      Попрощавшись с «денежным мешком», хореограф налил себе в стакан минералки. Холодная вода обожгла рот и горло. Ему понравилось. Тысячи маленьких иголочек прогнали жажду и освежили мозг. Теперь можно и домой.
      Он уже закинул на плечо сумку и собрался уходить, когда к нему постучали. Не собираясь задерживаться на работе, он решил для себя, что не останется здесь ни под каким соусом.
      Как оказалось, к нему стучала лично Она.
      – Проходи, Вика, – пригласил он, отходя в сторону и пропуская средненькую по всем параметрам девочку к себе в каморку.
      Она была одной из немногих, кому удалось ценой интриг и правильно заведенных знакомств пробиться к подножию высоченной горы, на вершине которой, как известно, находится Сама Алла...
      Вика не была спортсменкой, что создавало немало трудностей при постановке концертных номеров. Килограммов восемь Куркин с нее содрал бы голыми руками, остальное подчистил бы ежедневными пробежками по утрам, но ему не давали к ней приблизиться. Новая находка Иволгина, может, и была талантлива как певица, но фигура, а уж тем более мордашка, по субъективному мнению Куркина, никуда не годились. Сколько такую физиономию не малюй – красивее не станет, только косметику изведешь. Глаза врастопырку. Нос картошкой. Короткие толстенные губенки плотно сжаты. Узкий лоб и выщипанные брови. Слабые волосы из-за постоянного перекрашивания то в белый, то в малиновый или голубой. На данный момент будущая поп-звезда и жоп-модель коротко постриглась, а остаток атавизма выкрасила банальной хной.
      – Я не смогу завтра прийти на репетицию, – заявила певица, поворачиваясь на сто восемьдесят.
      Куркин попытался подойти ко всему философски:
      – Ну, что же. Такова жизнь. Я просто позвоню Иволгину и скажу ему, что балет будет создавать на сцене некий фон, а вам придется просто держать перед ртом микрофон и вяло вилять то ручкой, то ножкой.
      – Иволгин в курсе.
      Столь смелое заявление нисколько не озадачило Артура, он на своем веку всяких-разных повидал.
      Достав сотовый телефон, хореограф вновь связался с продюсером и выложил всю правду-матку. Он говорил спокойно. Что ему эта певичка? Кто она такая? Ноль, пустое место!
      Выслушав Куркина, продюсер пообещал приехать через полчаса и разобраться на месте в сложившейся ситуации.
      – Он не велел вам никуда уходить, – остановил Артур Никанорович Вику, когда та собралась выйти.
      – Я всего-навсего в туалет. Неужели боитесь, что сбегу?
      – От денег не бегут, – вздохнул Куркин и вернулся к пасьянсу, разложенному на столе.
      – Нечего тогда меня дергать! – Она вышла вон, хлопнув дверью.
      – Ох уж эти новые звезды-п...ы, – промурлыкал ветеран постановочного жанра.
      Иволгин приехал, как и обещал. Поздоровавшись, этот высокий, бородатый, немного располневший дядька уставился сквозь золотую оправу очков на Апрель.
      – Вика, я ничего не знаю о твоем намерении пропустить репетицию. Ты еще не суперзвезда, да и фигура у тебя не то чтоб очень уж, так что, будь добра, веди себя нормально.
      – И рожа! И кожа! Как вы меня достали!
      Мужчины понимали, что сейчас они невольные свидетели нервного срыва. Работать девочке приходилось много, и в результате – спад, еще до выхода на сцену.
      – Как это я не звезда?! У меня уже два клипа прошло по TV! Уже сорок один концерт за плечами!
      – Ты сама мечтала о сольной программе, – возразил Иволгин. – И что теперь? Все бросить, когда в дело вложено столько денег и труда? Тебе саму себя не жалко? Ты уже три месяца пашешь по двенадцать часов в день!
      Она села на стол, закрыла лицо руками и заревела.
      – Ладно, у тебя завтра выходной. Будешь только есть и спать, – сжалился Иволгин.
      – Но мы не сможем тогда... – Куркин не верил своим ушам.
      – Значит, не сможем, – согласился Иволгин. – Вика, иди отдыхать. – Продюсер выпроводил ее, оставшись наедине с Артуром.
      – Наверное, в восемнадцать лет это тяжело, – согласился хореограф, собирая со стола карты.
      – Я уверен, что из нее выйдет толк. – Иволгин вытащил сигарету и закурил. – Правда, для этого ей придется пройти через ад – в противном случае, в трубу вылетит куча денег.
      – У вас рискованный бизнес, – согласился Куркин.
      – Не то слово. Каждый раз, когда тебе приводят новенького человечка, ты смотришь на него и думаешь, в плюсе ты будешь или в минусе. Дрянное дело, надо сказать.
      – Вам не кажется, что у нее не слишком привлекательная внешность?
      – Хотите знать, каким образом она вообще куда-то продвинулась?
      – Я не заставляю вас рассказывать, – покачал головой Куркин, – но на моей памяти более гадкого утенка еще не было.
      – Народ ее любит, она из толпы. Нет ни длинных ног, ни высоких грудей, ни шикарного голоса. Но вокалисты считают очень вероятным, что она может здорово прибавить, и только на это предположение я и рассчитываю.
      Продюсер ушел. Артур Никанорович посмотрел на свое отражение в зеркале и спросил сам себя:
      – Только ли голос заставил тебя, дорогой Дмитрий Игоревич, вложить в нее деньги?..

* * *

      Сидя на лавке около небольшого частного дома на окраине Саратова, известный в округе длинноволосатик Серега курил «LM».
      Дела у него шли неважно: из приборостроительного техникума выперли за раскур травки в общественном туалете и последовавшее за разоблачением буйство. Будучи под кайфом, он умудрился послать всех на... (очень далеко), набить морду – простите, лицо – самому директору и оттаскать за волосы учительницу математики. Одним словом, буйство.
      Оказавшись, таким образом, без перспектив получить нормальное образование, он решил целиком и полностью посвятить себя делу всей своей жизни – стать музыкантом. Спасибо дорогой мамочке, которая таскала его в музыкальную школу, чтобы хоть как-то отвлечь пацана от улицы. В итоге он недоучился всего год, но уже мог на слух лабать любую мелодию, которая долетала когда-либо до его чуткого уха, – и на том спасибо дорогим преподавателям...
      Сигарета как-то уж очень быстро истлела, и он зажег еще одну. Снова можно затягиваться и погружаться в мир грез.
      Размышляя над тем, почему он пригласил в свою группу Юрика и Пашу, лидер тыкал носком остроносого ботинка брюхо беременной суки, лежащей подле его ног. Псине было приятно аккуратное прикосновение к животу, и она не спешила вставать и убираться в свою будку.
      «Вот так, наверное, и я беременен мыслью. – Сергей Бобров посмотрел на часы. – Скоро три. Где эти остолопы? Пора начинать репетицию!»
      Юра – он, конечно, профи. Закончил музыкалку, учится на втором курсе консерватории – без его умения обращаться с синтезатором пришлось бы туго. Никогда не опаздывает, если обещает, конечно. Сегодня он обещался быть. Другое дело – Паша. Премудрости стучать по барабанам и тарелкам его научил постоянно пьяненький дед Федор. В свое время дед играл по ресторанам, а когда решил завязать, забрал с собой и ударную установку. Правда, три круга да две тарелки вряд ли можно назвать установкой, но все же это лучше, чем ничего.
      Сам Серега собирал свои волосы в конский хвост и брал в руки гитару, на которой пытался вытворить нечто, похожее на «ДДТ» или «Алису». Песни, которые он сам писал, вряд ли поразили бы Кинчева или Шевчука, но зато желания писать еще и еще у него было хоть отбавляй.
      – Ну ты даешь, Юрик! – Серега разогнул длинные мослы и поднялся с лавки. Он был выше Юрки на целую голову, что ему очень нравилось. По остальным показателям, типа интеллект, или находчивость, или умение играть и, наконец, в физической силе, что в призывном возрасте немаловажно, Бобров проигрывал.
      – Транспорт не ходит – из города не уедешь, – пробурчал Юра. Юра качался время от времени, что сделало его плечистым и уверенным в себе. – Паша пришел?
      – Нет еще.
      – Тогда я не понял, какие ко мне претензии. – Юра двинулся на длинного, состряпав свирепое выражение лица.
      – Спокойно, монстр, спокойно! – Серега сделал вид, что поджал хвост. На самом деле, он не боялся «положительного мальчика», как он называл про себя Юрку. Это просто игра: один нападает, другой отступает.
      – Извините, – у калитки стоял запыхавшийся Паша. – Там с мужиками надо было одно дело обсудить!
      Маленький и пронырливый Паша, будучи на год моложе Юрки и Сергея, которым уже стукнуло по девятнадцать, был постоянно в каких-то делах и постоянно при деньгах.
      – У нас репетиция, – напомнил Сергей.
      – А соседи как? – настороженно спросил Паша, припоминая недавнее выяснение отношений с тихими с виду бабушками, которые в конце эмоционального диалога стали закидывать молодых людей камнями. Ну да, Серега стал демонстрировать им свои отнюдь не мясистые ягодицы, но камнями-то зачем?
      – С соседями все будет нормально. Три часа дня. Что хотим, то и делаем.
      Они вошли в дом – наследство, оставшееся после смерти бабушки по матери. Домик был так себе, но для репетиций лучше места не найдешь.

* * *

      Сопля сидела абсолютно голая на смятой койке и пожирала бананы. Ее нынешний ухажер Ашот возил их на местный рынок и имел возможность каждый день радовать девушку ее любимыми плодами.
      Сопляковой нравился этот высокий волосатый самец, который не принадлежал к отряду скупердяев. Его скромные сексуальные запросы она удовлетворяла запросто, подставляясь и так, и эдак... Он не платил ей денег, предпочитая водить девушку по магазинам и покупать ей тряпки. За два месяца Ира значительно пополнила свой гардероб и теперь не могла нарадоваться на своего мужчину. Расставаться с ней он не спешил, и это на данный момент было самым главным в ее далеко не прекрасной жизни.
      Родителей у нее не было, то есть, конечно, были, но где они и кто они, она никогда не узнает. Выросла она в детском доме, а там, как известно, с папами и мамами туго.
      После неуспешного, но все-таки окончания средней школы Ира серьезно занялась проституцией. У нее не было большого желания попасть под мужчину, зато жажда заработать была весьма сильной. Особенно она, эта жажда, давала о себе знать, когда кушать становилось нечего. Кроме того, за жилье – комнату в квартире, принадлежащей старой бабке, – надо было платить вовремя. Старая грымза грозилась иначе выгнать ее на улицу, а кому этого хочется?
      Жить в Клину не то чтобы очень здорово, но до Москвы всего полтора часа на электричке, и одно это согревает душу. Ира любила столицу. Ей нравилась чистота на улицах, нравились витрины богатых магазинов, нравился сплошной поток иномарок на улицах. А теперь ей больше всего нравился Ашот...
      – Мне надо на работу. – Он появился в дверях и нахмурил брови, увидев обнаженную натуру. – Прикройся, бесстыжая женщина, или мне придется снова забыть о делах, а этого делать нельзя.
      Она тут же юркнула под одеяло, на виду осталась только миниатюрная головка.
      – Ты уже уходишь? Всего шесть утра. – Она никак не могла привыкнуть к тому, что он покидает ее каждый раз так рано.
      – Если я не буду работать, я умру с голоду.
      – Это что, восточная мудрость? – Она откусила очередной кусочек банана.
      – Нет, жизненные реалии.
      Ашот ушел, оставив Иру у себя в квартире. Он с недавних пор стал доверять ей. Это стало походить на гражданский брак, и девушке нравилась такая жизнь. После того как она полгода мыкалась то здесь, то там, столь спокойное времяпрепровождение ее даже несколько расслабило. Она уже стала подумывать о том, чтобы поставить в известность старушку и выехать из комнаты насовсем.
      Когда дверь хлопнула, Ира вскочила и бросилась на кухню, где ее уже ждал холодильник, забитый фруктовыми соками. Какая же сладкая у нее жизнь!

* * *

      – Куда ты, лапка?! – крикнул ей бармен. – А платить кто будет?
      Виктория, пошатываясь, повернулась к нему и нахмурила брови:
      – Что ты от меня хочешь? За все заплатит Иволгин.
      Вскарабкавшись по ступенькам наверх, она вышла на улицу из ресторанчика, расположившегося в полуподвальном помещении.
      Вдохнув свежий воздух сентябрьской ночи, она вынула сигарету и закурила. У нее целые сутки на отдых, как здорово! Раздумывая, стоит ли вести машину в нетрезвом виде, Вика незаметно для себя уселась на место водителя и стала перепрыгивать с волны на волну, отыскивая музыку поприятнее. Второй час. Надо бы уснуть. К сожалению, завтра пить нельзя, потому как уже послезавтра утром она вынуждена будет вернуться к работе. Куркин, скотина, выжимает из нее все соки, да еще и выражает неудовлетворение ее фигурой!
      Выбросив бычок в форточку, она пристегнулась и «ударила по газам». Включив ближний свет, певица выехала на шоссе и понеслась по набережной Москвы-реки.
      На душе у нее было не слишком хорошо. Напряжение последних месяцев раздавило ее сущность. Она в первый раз за долгие недели упорного труда позволила себе расслабиться и немного выпить. Езда не доставляла ей удовольствия, и она прибавила скорость. Стрелка на спидометре поползла вверх и очень скоро достигла отметки «девяносто». Теперь лучше! Ветерок забегает в окно, обдувает лицо, лижет щеки. Она прибавляет еще, и глаза ее загораются. Вот так! Здорово! Ей намного лучше. Теперь она чувствует себя свободно, раскованно, она летит!
      Безумие продолжалось недолго. Откуда здесь менты, черт! Ей уже машут палочкой... Сержант подходит к ней, отдает честь, просит выйти из машины и предъявить документы. Она подчиняется. Апрель смотрит в глаза инспектору, но ничего в них не видит. Глаза молодого служителя закона пусты...
      Он выстрелил в нее трижды, затем произвел контрольный в голову и, спокойно сев в обычную «шестерку», поехал прочь. А она осталась лежать на асфальте, широко раскинув руки. Над головой было необъятное звездное небо, позади – короткая и, может быть, не самая тусклая жизнь...
 
      Иволгину позвонила в четыре часа утра его бухгалтер, Лидия Яковлевна Зарокова, и сообщила страшную новость. Он сел на кровати и обхватил голову руками. Для того чтобы протолкнуть шоу, ему пришлось залезть в долги...
      Теперь надо продать все, чтобы ему не пустили пулю в лоб. Печально, но игра закончилась не в его пользу.
      Вяло одевшись, он поехал к себе в контору. Спать после столь ужасных новостей было невозможно.
      Вспугнув спящего вахтера, Иволгин прошел в свой офис на третьем этаже. Здесь у него было все для того, чтобы беспроблемно жить и работать: туалет, ванная, жилая комната, приемная, личный кабинет, комната бухгалтера, зал заседаний.
      Усевшись в огромное кожаное кресло, он взял чистый лист бумаги и стал делать на нем раскладку. Задача была непростой: предстояло отдать двести тысяч долларов.
      Он знал, что сможет расплатиться, потому что никогда не брал больше того, чем владел сам, но столь нелепое фиаско повергло его в уныние.
      Когда Зарокова – тучная женщина с парой лишних подбородков – пришла на работу, она нашла шефа пьяным и кислым.
      – Сливай воду, Лидия Яковлевна. А заодно скажи, кто сообщил тебе о смерти Вики?
      Толстуха была взволнована. Ее руки терзали ремешки сумочки, которую она не успела выпустить из рук.
      – Какой-то мужчина – он не представился – позвонил мне домой, и я тут же перезвонила вам.
      – Мне ничего не просили передать при встрече? – Его тон был спокойным, но ничего хорошего не предвещал.
      – Нет, он сразу отключился.
      – Так, может, она жива еще?! А мы тут горюем! Может, это шутка?
      – Вот это вряд ли, – на пороге кабинета появился зевающий спросонья вальяжный брюнет в давно не глаженном костюме серого цвета. – Капитан Ревенев, отдел по расследованию убийств.
      Не пригласить капитана войти было бы со стороны хозяина офиса невежливо.
      – Присаживайтесь, – предложил Иволгин. – Чай, кофе?
      Они были ровесниками, высокий бородатый Дмитрий Игоревич и не менее высокий капитан.
      – Мое имя-отчество Роман Леонидович. Я буду вести это дело.
      Несмотря на пол-литра выпитого в гордом одиночестве виски, продюсер неплохо воспринимал окружающий мир. Он даже соображал, что к чему.
      – Нам тут всем так жаль, что Вика погибла. – Руки продюсера проворно спрятали листок с расчетами в стол.
      – Для вас это серьезная потеря?
      Вопрос не понравился Иволгину, и он стал слегка хамить:
      – Слушай, Роман Леонидович, а как ты думаешь, какого хрена я тут сижу с четырех утра и пью, а? Ты думаешь, это тебе бирюльки?
      Сонливость капитана как рукой сняло.
      – Я попрошу!.. – Следователь вскочил с занятого было кресла и навис над Иволгиным.
      – Ладно, чего ты обижаешься? – отступил пьяный продюсер. – Сейчас я во всем признаюсь.
      Бухгалтерша, которая еще не ушла, так и обмерла.
      – Я пошутил. Я ни в чем не виноват.
      – Господин Иволгин, перестаньте дурачиться! Я понимаю ваше состояние, но мне нужна информация немедленно. У вас есть враги?
      – Вся Москва, – продюсер идиотски залыбился. – Если бы они и были, я бы не сказал, потому что жить хочу, товарищ капитан! – Он грохнул кулаком по столу, после чего опять потянулся к виски.
      – На сегодня хватит. – Ревенев отобрал у него бутылку, не забыв перед тем, как отставить ее на журнальный столик, понюхать содержимое. – У вас есть друзья в милиции?
      – К чему этот вопрос? Боитесь за собственный зад?
      – Нет, – спокойно ответил капитан, – просто убийца Вики был в милицейской форме. Давайте признавайтесь, во что вы вляпались.
      Словно сдаваясь, Иволгин поднял руки вверх:
      – Я честно веду дела.
      Попросив бухгалтершу принести пару чашек горячего чая, он сделал попытку перестать артачиться, что было непросто: алкоголь продолжал будоражить сознание.
      – А вот ваши недоброжелатели пытаются разделаться с вами любыми способами!
      – Меня же не трогают! Убили певичку. Откуда я знаю, чем она занималась?
      – Так у нас ничего не получится. – Ревенев подошел к нему и поднял за грудки с места. – Сейчас поедем в отделение, а может, и в трезвяк заглянем, потом будем беседовать. Ты этого хочешь?!
      – Хорошо, хорошо, – промямлил Иволгин, – будем говорить. Только в ментовку не надо!
      – Вот и ладненько. – Капитан опустил бородатого на место. – Назовите ваших врагов и конкурентов, а также ваших кредиторов, если таковые имеются.
      – Повторяю, врагов нет. Конкуренты – точно такие же продюсеры, делающие деньги на различного рода певцах и певицах. Там же и группы, и труппы, и цирки, и сатирики. Список довольно широкий. Что касается кредиторов... У меня их нет. Я сам поднялся, сам зарабатываю себе на жизнь.
      Ревенев усмехнулся.
      Принесли чай. Капитан не забыл поблагодарить бухгалтершу за проявленное внимание и принялся пить кипяток маленькими глотками, исподлобья глядя на продюсера.
      Тот делал практически то же самое, с той лишь разницей, что предпочел уставиться в окно. Стороны взяли пятиминутную паузу.

* * *

      Серега сидел грустный. У него был повод расстраиваться. Вчера полетел их единственный синтезатор. Вообще-то инструмент принадлежал Юрику, но он бескорыстно отдал его в общее пользование. Что теперь им делать? Подавать в суд на электрические сети за то, что у них скакнуло напряжение? Ничего не добьешься, а если и добьешься, то уже где-нибудь к пенсии. Очень противно ощущать себя никчемным человеком! Юрик сказал, что он обязательно починит, но где гарантия? Инструмент японский, деталей к нему в России днем с огнем не сыскать. Денег на то, чтобы купить другой, у них нет.
      На лавочку подсел пьяный Паша. Сергей – лидер группы, автор песен и музыки, не удивился.
      – Что? Грустишь? – Паша был также в подавленном настроении. Может быть, он даже в большей степени переживал утрату инструмента, чем непосредственный его владелец и Сергей, вместе взятые.
      – Ты чего это напился? – Серега не понимал своего товарища, когда тот все проблемы стремился решить с помощью запоя. – Вместо того чтобы искать средства, ты их транжиришь!
      Паша виновато потупил в землю глаза.
      – Извини, конечно, но у меня двести баксов в карманах случайно не завалялось.
      – Нам хватило бы и сотни за подержанный, – мечтательно произнес Серега. – Так хотелось выступить первого сентября в своей родной школе! Побренчали бы там что-нибудь. Глядишь, после этого концерта объявился бы какой-нибудь спонсор.
      Паша рассмеялся от души.
      – Какой спонсор, Серега, проснись, страна в анусе! Какой тебе спонсор! Тут каждый выживает, как может, а ты – «спонсор»!.. Прежде чем бегать по спонсорам, надо хоть что-то сделать, хоть десяток концертов отработать. Пива хочешь?
      – Не откажусь, – невесело пробормотал Бобров, накручивая на палец кусок рваного шнурка. – Ты сходишь?
      Очень скоро они пили пиво и играли в карты.
      – А может, бабкин дом продать? – Сергей посмотрел на домишко, служивший им студией, а затем на Пашу.
      – Ага, а мать тебе башку снесет! Зачем нам твой труп?
      В словах Паши была горькая правда. Бабкин дом – единственная недвижимость, которая была нажита кланом Бобровых за несколько десятков лет.
      – И что ты предлагаешь?
      Паша потупил пьянючий взор.
      – Ну, ты и сам можешь догадаться...
      – Не-е-ет, в тюрьму я не хочу. Мне такое дело не по душе.
      – Да ты же директору училища...
      – Техникума! – с достоинством поправил Сергей.
      – Хорошо, техникума, морду набил, а тут делов-то: прогуляться вечером по поселку да потрясти наряженных девчонок. Четыре золотые сережки – и все дела! Я знаю мужика, который без вопросов все закупит.
      – Поймают – три года минимум!
      – Два, и условно. Единственное, что необходимо в этом деле, так это работа в гордом одиночестве. Ты и она – один на один. Иначе могут на самом деле накрутить.
      – Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша. Паша, у тебя не все дома!
      – Ну не лезть же воровать!
      – Тише! – Серега заткнул собеседнику рот. – Ты что? Тут за каждым забором по бабуле с растопыренными ушами. Так орать в частном секторе! Говори тихо... Кстати, почему мы не говорим о Юрике?
      – Юра, Юра, – Паша почесал затылок. – Пусть он будет на подстраховке. Мускулов много. Так его не расшевелишь, а вот если что случится – поможет.
      – Тогда уж так, – Серега смахнул рукой капли пива с губ, – работает один, двое страхуют. Обернемся сегодня же?
      – Ну, если надыбаем товар, то завтра у нас будут деньги, а послезавтра инструмент, и может, не один.
      – Время сейчас четыре сорок две, – сообщил деловито Серега, прихлебывая «Пензенского» из бутылки. – Юра уже дома, как думаешь?
      – Должен быть. Я пошел звонить. Пусть сюда идет, да?
      – Да. И не треплись с ним долго. Мы ему вообще можем ничего не говорить, просто поставим перед фактом, когда начнем работать.
      – Ты просто гангстер, – заметил Паша, подымаясь. – Никуда не уходи! Скоро мы с Юриком подвалим...
      Пришли они в седьмом часу вечера. Очень пьяный Паша и недоумевающий студент.
      – Мужики, вы чего это навеселе? – спросил он, заходя в дом, где порядка не было с тех пор, как мать Сереги отдала его на растерзание собственному сыну.
      – Мы, наоборот, грустим, – спокойно сообщил Серега.
      – Вы из-за инструмента, что ли? Ну, это ведь дело поправимое, я его уже отдал ремонтировать моему знакомому. Он в этом деле мастер.
      – И он точно починит? – с великим интересом спросил Сергей.
      – Очень может быть, – с достоинством ответил качок. Он не любил, когда его возможности или возможности его друзей ставились под сомнение.
      – Ну, этого никто не знает. – Паша, похоже, уже вбил себе в голову, что они идут на дело.
      Серега его понял и, поразмыслив немного, согласился.
      – Ладно, давайте всхрапнем чуток и пойдем на дискач.
      Девчонок они решили пасти, когда те поплетутся с танцулек по узким улочкам плохо освещенного поселка.
      Не подозревая, какую бяку затеяли его дружки, Юра с превеликим удовольствием растянулся на предоставленном ему диване и заснул. От «поспать» он никогда не отказывался.
      Около двенадцати был объявлен сбор. Продрав глаза, полутрезвые Серега с Пашей и ничего не подозревающий Юрик вышли на улицу, отлили в кустики и пошли в сторону трассы, отделявшей частный сектор от новостроек.
      – Что? – Юра не понял, почему два его приятеля вдруг неожиданно остановились. – Я не пойму, вы идете или нет?
      Чуть дальше дорога поворачивала влево. Вышедшие на промысел охотники понимали, что лучше места им не найти: по длинному радиусу рос густой кустарник, с противоположной стороны стояло всего два дома. Между тем проходимость здесь в ночные часы была приличной. Недавно проложенный асфальт делал это направление весьма привлекательным для пешеходов. Кому не хочется, топая посреди ночи, ощущать под ногами ровную поверхность, а не кочки с канавами?
      – Юра, пойдем со мной, а Серега пусть останется здесь. – Паша и до этого плохо себе представлял, как это он умудрится заставить Юрика стоять там, где надо, и делать то, что ему говорят.
      – Вы чего? – Здоровяк продолжал недоумевать по существу вопроса.
      «Длинный» решил разъяснить:
      – Мы хотим немного заработать...
      – На асфальте деньги делают только козлы! Вы тоже козлы, что ли?
      – Иди с Пашей, – Сергей по-дружески похлопал Юру по плечу.
      – Два ненормальных!
      Когда Сергей остался на обочине дороги, а Паша завел «клавишника» поглубже в кустарник, когда они присели на корточки и затаились, Юра понял, что ребята не шутят.
      – Вы знали, что я буду против, да? – прошептал он.
      – Извини, но мы все это затеяли ради дела.
      – Ради какого дела?! – В Юрике что-то переключилось, и он стал стремительно набирать обороты, надеясь в глубине души прекратить все это.
      – Тише! – цыкнул на него протрезвевший Паша.
      Серега стоял и посасывал никотинку. Он даже заскучать не успел, потому как только группа заняла позицию, из-за поворота донеслось цоканье каблучков. Выбросив сигарету, он подумал, что лучше будет зайти сзади, углубился в кусты и пригнулся...
      По дороге топала малолетка, обвешанная какими-то украшениями. Бижутерия их не интересовала как таковая. Но нельзя же среди ночи определить с десяти метров, что там на ней такое надето! Короткая стрижка давала возможность разглядеть серьги. Бобров почему-то считал, что именно серьги являются зачастую самой дорогой вещью в женской упаковке, причем чем они меньше, тем дороже. Именно блеск крохотных безделиц на мочках обладательницы почти прямых худеньких ножек был той самой каплей, которая склонила чашу весов в пользу нападения. Посмотрев, нет ли кого за спиной у девчонки, он вышел из укрытия.