Нынешнее турне "Миротворцев", приуроченное к приближающемуся двадцатилетнему юбилею ансамбля, должно было стать одновременно и символом единства Британской империи. Однако, по-видимому, ансамбль, как и империя, страдает от тщательно скрываемой болезни...
      Между тем ведутся переговоры о гастрольных выступлениях сэра Маккартни в России. По-видимому, они состоятся в конце будущего года в Санкт-Петербурге, Москве, Варшаве. Царицыне и Екатеринбурге"...
      Рига, 19 сентября 1979 года, среда.
      Сергей Щербаков
      Лифляндская губернская охранка размещалась в новом как я понял по стилю, в последние годы отстроенном здании на Московском форштадте, невдалеке от Александровской церкви. Вокруг здания, занимавшего весь квартал, шла ограда чугунная решетка, покоящаяся на основании из обветренного рыжего песчаника. Хотя и понимаешь, что эффект такой создан искусственно, создается все же впечатление монументальности. Будто массивное здание покоится на скальном монолите. Основными цветами в отделке были серый и рыжий, точно тронутая ржой, но еще прочная сталь... или приглушенные цвета гвардейской ленты.
      На то, чтобы получить доступ к вычислительным сетям, у меня ушел час. Пока я приносил драгоценное время в жертву на алтарь делопроизводства, Заброцкий откровенно скучал. Вокруг сновали письмоводители, отличавшиеся от своих собратьев в других присутственных местах лишь еще большим высокомерием. Мои документы, открывавшие едва ли не любые двери в стране, производили на них весьма скромное впечатление. Когда я заметил троих "голубых мундиров", терпеливо стоящих в очереди, я понял, что удивляться бессмысленно.
      Эти самые "голубые" явно выводили моего спутника из душевного равновесия. Он начал нетерпеливо озираться, оглядываться, прикидывая, долго ли нам еще ждать, переминаться с ноги на ногу - и вообще вел себя, как неопытный контрабандист. Не любят в уголовной полиции жандармов, и не любят взаимно.
      - Не волнуйтесь так явно, Андрей, - пробормотал я краем рта.
      - Да я не волнуюсь, - прошептал тот в ответ и, не выдержав, быстрым шагом двинулся в сторону медной таблички "мужская".
      Вот и суди после этого.
      Оператор вычислительной сети был не более вежлив, чем бумажные души, но, в отличие от них, тяжело маялся бездельем и готов был исполнить любую работу, лишь бы убить время. Набирая запрос, он не переставал бурчать, что, дескать, все это ерунда и мелочи, что сеть не загружена, что скоро его выгонят, а дела опять будут вести по старинке, сутками приходилось мотаться по архивам с тачкой и глотать пыль ведрами...
      Но наконец в мои руки лег лист распечатки. Андреи встал моей спиной - при его росте он мог читать списки через мое плечо.
      Я пролистал многочисленных коммерсантов, купцов, инженеров и прочую добропорядочную публику. Те, кто меня интересовал, находились в конце списка. Вот.
      Иностранные граждане. Ох, сколько же их тут... Хотя, если разобраться, не много. Я устроился рядом с оператором, и мы начали охоту. Вначале отсеяли всех, кто регулярно посещает Ригу в течение последнего полугода. Список на экране моргнул и сократился раза в три Из оставшихся двадцати человек я выделил три имени.
      - Вот по этим троим мне нужны полные справки, - потребовал я. - Кто такие, зачем приезжали, куда уехали, где живут и что жуют.
      - А почему именно эти трое? - шепотом поинтересовался Заброцкий.
      - Все родом из довольно странных мест, - ответил я. - Мексика, Алжир, Италия.
      - Италия?.. А, понял, "беретта". Но остальные...
      - Я пытаюсь выделять все необычное.
      Мы замолчали. Вычислитель тихо, успокаивающе гудел. В полусумрачном вычислительном зале стояла тишь, нарушаемая разве что покашливанием других операторов да редкими пулеметными очередями печатающего устройства.
      Данные по алжирцу нас не обрадовали - тот, как оказалось, приехал в Ригу еще в начале лета, проигрался в карты на взморье и все это время добивался, чтобы ему прислали с родины денег. Получив достаточную сумму на билет, уехал на следующий же день, так что ничем другим, кроме совпадения, это быть не могло.
      Зато следующий лист убедил меня, что мы на верном пути.
      - Гильермо Мартин, - прочитал я с сарказмом. - Ну-ну. Заброцкий поднял брови.
      - Волосы светлые, глаза серые. Заброцкий поднял брови еще выше.
      - Прибыл в московский Шереметьевский аэропорт... три недели назад... рейсом из Триеста.
      Вот так. Русый сероглазый мексиканец. Всякому, у кого есть на плечах голова, а на голове уши, известно, что мексиканские паспорта под силу купить любому, кого не разорит общение с тамошними чиновниками. Так что сеньор Гильермо Мартин, вероятно, на самом деле мистер Мартин Гиллермен. Или мосье Гийом Мартен. Или - чем черт не шутит - герр Мартин Хильман. Хотя скорее всего его имя не начинается ни на Г, ни на М.
      - А вчера указанный сеньор Мартин покинул пределы Российской Империи, вылетев из Шереметьевского аэропорта в... надо же, как интересно... в свободный порт Бейрут
      Предусмотрительный попался "мексиканец". Триест, как ни крути, все же итальянская территория, а с Римским Союзом у России имеется договор об уголовно-полицейском сотрудничестве. Бейрут же числится британским, и господа лимонники вряд ли ответят с английской корректностью на просьбу прояснить дальнейшую судьбу проезжего сеньора.
      Мы покопались в сетевых архивах еще немного, но других подходящих кандидатов не нашли. Только загадочный Мартин, против которого у нас не было никаких улик, кроме сомнительного происхождения и подозрительного маршрута, да еще моей интуиции.
      Андрей позвонил в полицейское управление и выяснил серийный номер доказательства номер один - злосчастной "беретты". Через пять минут мы окончательно убедились в том, что знали и так - пистолеты этой серии не завозились в Россию ни оптом, ни штучно, ни с целью сбыта, ни как личное имущество. Порой архивы охранки полнее полицейских, но в этот раз на такое везение рассчитывать не приходилось.
      - Что ж, - подвел я итог, - придется подавать запрос фабрикантам.
      - В Италию? - удивился Андрей.
      Я косо глянул на него, потом напомнил себе, что работает парень в уголовном розыске без году неделю. Не привычен еще.
      - А что тут такого? Границ между Россией и Римским Союзом почти нет. Езжай хоть во Францию, хоть в Италию. Приходится сотрудничать.
      Мне вспомнилось, как два года назад киевская охранка ловила группу каталонцев-бомбистов, по глупости решивших, что малороссийский климат полезнее для здоровья.
      - Вот только ждать придется долго. Оформлять запрос надо через питерское, центральное управление. Пока они там разберутся, пока переведут - в Италии уже будет вечер. Никто конечно, не спит, а вот заводы "беретты" закрывают - и получить ответ от управляющего по сбыту, или кто он у них там, мы сегодня уже не успеем. Так что раньше завтрашнего дня ответа можно не ждать. Заодно я запрошу полный отчет по Гильермо Мартину - если придется, то с копиями документов. Это тоже до завтра.
      - А как мы с вами встретимся? - поинтересовался Заброцкий.
      Я на мгновение задумался.
      - Знаете что, Андрей. Подходите на работу к половине первого. Можно даже к часу дня. Я вам туда позвоню, если что будет. А сегодня... - Я посмотрел на часы. Надо же, как день пролетел - кажется, сидим здесь всего ничего, а между тем близится вечер. И куда только время ушло? - Сегодня отвезите меня в гостиницу, будьте так добры.
      - Хорошо, - отозвался Заброцкий без энтузиазма. Похоже было, что романтика сыскной работы для него бледнеет прямо на глазах. Грезы развеиваются вместе с розовым туманом, и остается одна всемогущая бюрократия. Нас с ним ведь не случайно числят гражданскими чиновниками. Чем раньше парень поймет, что сыск будь то уголовный или политический - дело скучное, неблагодарное и чреватое шишками от начальства, тем лучше. Хотя если он так сообразителен, как мне кажется, то уже это понял.
      В гостиницу мы ехали в почти полном молчании; распрощались у парадного, и Заброцкий укатил на своем пижонском авто, происхождение которого я так за весь день и не выяснил. Я поднялся в номер, смыл с лица набравшиеся за день морщины, перекусил наскоро в буфете при ресторане, потом вернулся к себе и лег. За окнами стояла темнота, похожая на кисель из чернил. Кто-то в Верманском парке пустил шутиху, та взлетела, вспыхнула ярко и разлетелась стайкой прихотливых огоньков. Я решил считать это добрым предзнаменованием. Значит, мы на верном пути.
      Рига, 20 сентября 1979 года, четверг.
      Сергей Щербаков
      Когда я проснулся, первой моей мыслью было: "Какого черта я еще сплю?!" Я чуть было не выпрыгнул из постели по старой казарменной привычке (босыми ногами на холодный пол, быстро, быстро, "полчаса на личную гиену", как говаривал бывший не в ладах с русским языком ротный Хайфулин, по рукам в роте ходила картинка - Хайфулин совершает намаз, а рядом сидит гиена и гложет бантик). Потом в памяти всплыло, что я уже давно не в армии и защищаю Отечество несколько иными способами, что вставать мне, собственно говоря, не надо - пока еще придет ответ из солнечной Италии, но если я и дальше буду валяться на перинах, то заработаю искривление позвоночника. Я вздохнул и откинул одеяло
      Если бы не служба в незабвенном Северном полку, тут бы мне и пришел конец. А так я лишь задохнулся. В номере было не просто холодно, а прямо-таки морозно. Я на пробу выдохнул - передо мной повисло облачко пара.
      - С-сволочи, - пробормотал я, с непристойной поспешностью переоблачаясь в нечто более теплое, чем пижама, и раздумывая, устраивать ли мне скандал по поводу выключенного отопления. Пришел к выводу, что поскандалю, если простужусь, а так не стоит. В конце концов, размяк я на партикулярной службе.
      - Размяк, - повторил я задумчиво. Потом скинул рубашку, брюки и рухнул на паркет.
      Горничная зашла, когда я заканчивал первую сотню отжиманий, и, пискнув испуганно, застыла в дверях - очевидно, постояльцы "Ориента" обычно не занимаются разминкой в полуголом виде. Думаю, они вообще не занимаются разминкой. Почему-то принято считать, что женщин привлекают крепкие мускулы, широкие плечи и фигура, подобающая Геркулесу. На собственном опыте знаю: на самом деле противоположный пол предпочитает не тугие мышцы, а тугой кошелек, даже если он сопровождается тугим, как большой барабан, брюхом. А раз так - к чему и стараться?
      Я пошипел сквозь зубы. В открытую дверь дуло из коридора, а там было еще холоднее.
      - Милочка, не зайдете ли внутрь, пока вы меня окончательно не заморозили? - осведомился я, стараясь не сбиться со счета и не потерять дыхания.
      Горничная торопливо шмыгнула в номер и прикрыла дверь за собой.
      - Простите, - пролепетала она.
      - Приберите тут, пожалуйста, - попросил я.
      Пока краснеющая девица перестилала кровать, я продолжал проверять свою физическую форму. Возникло было желание пофорсить и поотжиматься на мизинцах, но я решил рисковать. Во-первых, пальцы у меня все же не те, что были шесть лет назад. Во-вторых, я не хотел привлекать ненужного внимания. И так уже, держу пари, портье будет на меня косо поглядывать, а горничные - хихикать в кулачок.
      В общем, разминка отняла у меня почти час, и по завершении ее я с удовольствием отметил, что далеко не так расслабился, как мне казалось. Во всяком случае, обратно в Северный меня бы взяли без раздумий... Если бы решал это ротный Хайфулин. А жалко, правда, что не ротные ведают подбором кадров!
      Горничная к этому времени давно ушла. Последние минут пять мы играли в кто кого доведет: я ждал, когда же она уберется, чтобы пойти в душ, а она ждала, что я встану и начну строить куры. Беру свои слова назад - не все женщины охотятся за тугими кошельками или золотыми погонами. Некоторым нужны и крепкие мышцы. Но, клянусь всеми святыми, не знаю, какая порода хуже.
      Душ привел мое настроение в норму - люблю воду. Поворачиваясь под острыми струйками, я размышлял о том, чем бы занять полдня. Вывод напрашивался один время следует убивать сосредоточенно и с толком. Для начала поесть. А потом... пройтись, допустим, по городу. Не всякий раз на задании выпадает такой случай. Порой так бывает, что приедешь на место, исполнишь, за чем послали, и тут же назад, не успев даже понять, куда, собственно, приезжал.
      Завтракал я в ориентовском ресторане. Кухня была, на мой невзыскательный вкус, выше всех похвал - по-немецки основательная, солидная. Когда я встал из-за стола, в желудке ощущалась приятная тяжесть.
      Выйдя на улицу, я немедленно пожалел о своем решении отправиться на прогулку, но было уже поздно - я сдал ключ портье (как я и предвидел, одарившему меня в ответ косым взглядом). Дул ледяной ветер, в воздухе носилась какая-то скользкая дрянь - не дождь, не снег, а так, по-деревенски говоря, "мокрешни". Под ногами расплывались грязные лужи. По счастью, здешняя земля сплошной песок, не то что московская ржавая глина, и просыхает быстро. Если эти... осадки... хоть ненадолго уймутся. Впрочем, если погода тут сродни питерской, ненастье прекратится еще не скоро.
      К тому времени, когда я обошел собор кругом (за ним раскинулся удивительно безвкусный парк), шляться по улице мне расхотелось окончательно, но и возвращаться в гостиницу не хотелось. Что мне делать в пустом номере? Перечитывать служебные инструкции? Бесплодно ломать голову над загадочным убийством профессора фон Задница? Совращать горничных, в самом деле?
      Поразмыслив, я пришел к выводу, который показался мне тогда логичным, следует отыскать книжную лавку и купить что-нибудь легкое, развлекательное и достаточно объемистое, чтобы занять меня на день-другой, И я отправился на поиски.
      Скоро выяснилось, что решить легче, чем выполнить. Я обошел Старый город по периметру, вдоль берегов канала в парке, и не нашел ни единой вывески "Книги", "Buche", "Knyzke" или как оно там еще будет на идише или латышском. Спрашивать постового на перекрестке проспекта Трех императоров и эспланады было как-то неловко, да и вряд ли он подскажет что-то вразумительное. Пришлось двинуться в глубь Старой Риги.
      Через четверть часа блужданий я понял, что запутался. Ориентироваться в узких улочках можно было разве что по компасу, а вот его-то я как раз и не захватил. Некоторые здания меня просто очаровали - например, высокий блекло-зеленый дом с башенкой, на которой гнул спину чугунный кот. Под карнизом, меж цокольных окон, сидел другой кот, живой и рыжий, и самозабвенно вылизывался, не обращая внимания на брызги из-под ног прохожих. Но вот найти дорогу в этом средневековом лабиринте... Пару раз я случайно выбредал на свободу - то на набережную, то опять на эспланаду, то еще куда-то, - но всякий раз решал попробовать еще раз и очертя голову нырял в путаницу переулков.
      Лавку букиниста я обнаружил по чистой случайности, завернув в тупичок, мимо которого проходил уже дважды. Дверь отворилась с трудом, поскрипывая натруженными петлями. Внутри было сумрачно, и даже новенькие галогенные лампы не нарушали впечатления глубокой старины, исходящего от многоярусных полок. Снаружи лавочка казалась неказистой - дверь, замурзанное окошко сбоку да неприметная вывеска, но, зайдя, я понял, что узкий фасад вводил в заблуждение. Полки уходили в глубь дома и терялись вдали. Пахло книжной пылью.
      - Guten morgen, mem Herr, - приветствовал меня солиднемолодой господин, владелец, приказчик и продавец в одном лице.
      - Э... гутен морген, - отозвался я. Мне было неловко. Немецкий выучить я так и не удосужился.
      - Что угодно, сударь? - осведомился владелец, с легкостью переходя на русский.
      - Я вообще-то искал чего-нибудь почитать, - объяснил я. - Я тут приезжий. Полгорода обошел, искал книжную лавку.
      - Так вы не там искали, - пояснил хозяин. - Русские лавочки все больше в Московском форштадте. У меня почти ничего нет, все немецкий да латынь, польского немного - вот только там, если желаете глянуть...
      "Почти ничего" в представлении букиниста означало три ряда полок до самого потолка. На протяжении двух часов я методично изучал ряды фолиантов, несколько раз заводил с хозяином содержательные дискуссии - то о литературе, то - святое дело! - о политике, прерывавшиеся каждый раз приходом очередного постоянного покупателя. В конечном итоге, выдержав утомительную схватку с совестью, я вышел из лавочки с грудой книг. Купил для дома "Трактат о военном искусстве" Сунь Цзы (не смог устоять перед вызолоченым корешком), слащевские "Воспоминания" первого издания (не для себя, а для знакомого) и тяжелый, очень красивый том пиковского "Горменгаста" (не та книга, что я стал бы листать для удовольствия, но, не прочтя ее, культурным человеком не станешь). Для души набрал целую гору: исторический роман Зощенко "Словом герцога", две фантазии классическая "Гиперборея" Смита и современная "Материнская ртуть" Меркулова да еще три брошюрки из васильевской серии авантюрных романов. Долго вздыхал над полным Шергиным сытинского издания - восемь мощных, как его поморы, томин; решил, что просто не дотащу, но обещал владельцу лавочки еще заглянуть и, если долежит, купить обязательно. И - для работы - скрепя сердце приобрел опус преславного господина Исаака Озимова "Химия для всех".
      Букинист бережно завернул все мои приобретения по отдельности в коричневую бумагу, нимало не смущаясь моими заверениями, что Озимова и Меркулова я буду читать "вот прямо сейчас". В результате в гостиницу я возвращался, нагруженный пакетиками, точно посыльный. Придя к себе в номер, я первым делом вывалил все это на кровать. Потом не спеша переоделся, проверил, нет ли сообщений - не было, - заказал через элефон чаю с бутербродами и миндальными булочками, сел у окна и - слаб человек! - с вожделением раскрыл "Материнскую ртуть".
      Рига, 20 сентября 1979 года, четверг.
      Анджей Заброцкий
      "У-у-у-у!!!"
      Я покрепче вцепился в подушку и попытался сообразить, где находится будильник с таким сволочным звуком.
      Ха-ха! Если бы будильник. Заводской гудок подушкой не заткнешь. Хотя можно запулить ее в окно.
      Я полежал под одеялом еще пару минут не столько из-за сна - просыпаюсь я обычно сразу, - сколько из-за того, что в остальной квартире было холодно даже на вид. Хоть я и сибиряк, а тепло люблю не меньше какого-нибудь хивинца. Сволочь Тимирязев. Сволочь, сволочь, сволочь.
      Повторив про себя это заклинание, я рывком выскочил из-под одеяльца и вприпрыжку поскакал в ванную, под душ. А-а, погибать - так с музыкой!
      Зубной порошок - при последнем издыхании. В смысле - на донышке. Третий день забываю купить. Я потряс коробку и все-таки сумел наскрести полторы щепотки. Старательно выдраил зубы, в основном передние, и полюбовался на достигнутый результат. Улыбка в зеркале выглядела неплохо. Остальное немного хуже. Я задумчиво поскреб щетину Бриться - не бриться? На ежа вроде еще не похож.
      При одном взгляде на давешние пельмени мой желудок подобрался к горлу. Вот ведь... делают. Поймать бы владельца этой фабрики да засадить на дальнее зимовье в тайгу, а эти пельмени ему - вместо всех припасов. Правда, расценить это могут как убийство при отягощающих да еще с особой жестокостью. Но так испортить отличную еду, это надо постараться. Вспомнились домашние, исходящие ароматным паром, огромные, ровные, не разлезающиеся по швам...
      Мечты, мечты. А кушать, между тем, нечего. Здесь вам не тайга, за зайцем в лес не сходишь. Не на уток же в канале с пистолетом ходить. Эх, жизнь моя голодная, отдельно-уголовная. Есть хочу!
      В конце концов я сгонял в лавку за батоном, вскрыл очередную банку тетиного варенья и устроил себе большое утреннее чаепитие. Пообедаю в столовке. Леший с новыми брюками, сколько же можно-то на себе, родимом, экономить. Я посмотрел на часы и понял, что уже на семь минут выбился из графика. Залпом выдул оставшиеся полчашки и посыпался вниз.
      Погода с утра, как назло, была особо лифляндская. Облака решили прилечь на ночь на землю и еще не вставали. Туман. В общем, не больно густой, но разгоняться все равно не рекомендуется. Дорожников в такой мгле тоже не очень-то видно. И только подъезжая к центру, я сообразил, что ехать мне, собственно, некуда. В отделе меня не ждут, поскольку я замкнут на Щербакова, а Щербаков будет искать меня не раньше половины первого - сам сказал вчера. А сейчас еще восьми нет. Полдня у меня свободные.
      В принципе, явись я в отдел, работу бы мне мигом нашли. Но что-то на меня накатило, странное такое чувство - неохота никуда идти, чего-то там делать. Есть возможность пофилонить, так и пользуйся. Я пристроил машину у обочины и задумался. Обычно на выходные я садился в "патрульчик" и гнал на море, причем старался забираться подальше, благо на местные дюны машина пренебрежительно плевала песком из-под колес. До Риги мне доводилось купаться в море всего два раза. На Тихом океане не больно-то поплещешься. Водится у нас такая мелкая тварь, медуза-крестовичок называется. Имеет привычку прятаться в комках водорослей. Что ни год, то трех-четырех ретивых купальщиков успокоит навеки. А в Рижской луже я, что называется, дорвался.
      Ну а если погода была совсем болотной, я оставался в квартире, читал книжки, смотрел телеящик или просто отсыпался впрок. Однако сейчас ни один из этих вариантов не годился. Сгонять на море, может, и стоило да и окунуться напоследок перед зимой, хотя и холод... Только времени маловато. Домой возвращаться тоже неохота. А может, просто по городу побродить?
      Я вышел из машины и запер дверцу. Красивый, в общем-то, город Рига. Я в своей жизни видел не так уж много городов. Не считая родного Уссурийска, Петербург, Москва, Киев, Варшава, Лодзь, и вот, уже четвертый месяц, Рига. Я медленно пошел по берегу канала. Хоть Щербаков и похвалил меня за хорошее знание города, на самом деле Ригу я почти не знал. Я просто выучил назубок автомобильную карту и действительно мог проехать откуда угодно и куда угодно. Но сам город, особенно Старый, я толком и не видел. Самое время исправить.
      Я пересек Александровскую площадь, поднялся на Бастионную горку - любимое место рижских парочек, как значилось в одном из описаний. Сейчас горка была пуста - наверное, все парочки еще сидели за партами. Только рыжая белка задорно уставилась на меня с соседнего дерева. Я пошарил по карманам и виновато развел руками.
      - Извини. Ничего нет.
      Белка моргнула и умчалась куда-то вверх. Я залез на каменный парапет, сделал несколько шагов и вдруг, ни с того ни с сего, повинуясь какому-то абсолютно мальчишескому наитию, прыгнул вниз. Перестарался. В перекат уходить не пришлось, но затормозил я только на половине склона. Оглянувшись по сторонам - не видел ли кто и не спешит ли ко мне строгий дворник с бляхой, - я наклонился, подобрал для виду пару листиков и уже спокойным шагом спустился вниз.
      Старый город мне нравился. Узкие мощеные улочки, опрятные дома с аккуратными медными табличками. Как там: "... В узких улочках Риги слышу поступь гулких столетий..." Очень верно. Я вдруг решился на еще один мальчишеский поступок и осторожно потянул огромную лакированную дверь. Та медленно и совершенно бесшумно отворилась В Сибири я любил забираться на кедры, на самую верхушку, и оттуда любовался тайгой. Здесь это было намного проще - широкая лестница поднималась до самого чердака. Я открыл запертую на крючок дверку и присел на порог. Крыши, крыши, крыши. Слева виднелись купола Святого Петра. Хорошо.
      - Вы что тут делаете?
      Я вскочил так резко, что чуть не загремел вниз по черепице. Дворник. Самый что ни на есть натуральный, в фартуке и с надраенной бляхой. Вот ведь принесла его нелегкая. Пока я лихорадочно соображал, что бы такого ответить, руки действовали совершенно самостоятельно. Правая извлекла из кармана полицейскую бляху и продемонстрировала. Левая залегла за спину - знай, мол, с кем дело имеешь, смерд. При виде бляхи дворник моментально сбавил тон:
      - Простите, господин сыщик. Не признал в штатском. Прикажете что?
      - Нет, ничего не надо, - поспешно сказал я, запирая дверцу
      - А что случилось, господин сыщик? - не отставал дворник. - Ограбили, не дай бог, кого?
      - Именно это я и проверял, - отрезал я. - Насколько легко вор может проникнуть с крыши в одну из квартир.
      - Да говорил я управляющему, сто раз уж говорил, - засуетился дворник, замок добрый навесить на эту дверь, а то и вовсе забить. Это ж фанера хлипкая, ее кто хошь ногой вышибет.
      - Да мне-то все равно, - с деланым безразличием пожал я плечами. - Мое дело тоже маленькое - рапорт настрочил и передал кому надо. А они уж будут разбираться.
      Выйдя из подъезда, я поспешно завернул за угол и расхохотался. Ну сыщик, ну герой. И ведь забьет он теперь эту дверцу, всенепременно забьет. Шутки шутками, а ну как впрямь в этом домике кого ограбят? Не в этом, так в соседнем. Вот смеху-то будет, если мы на выезд и приедем. И что я буду Старику объяснять - кедра не нашел, так хоть на крышу забрался? Поверить-то он поверит, но мне ж потом за эту историю...
      Я посмотрел на часы. Без пяти десять. Брожу я по Старому городу уже два часа. Неплохо бы где-нибудь присесть. И придумать, на что убить оставшееся время. Я завернул за угол и уткнулся взглядом в свежерасклеенную афишу на фасаде "Палладиума".
      "ПРЕМЬЕРА. Новый фильм о приключениях Джеймса Бонда "Агент Британской империи"!
      В главной роли - Роджер Мур".
      Я поморгал, желая убедиться, что название на афише не пригрезилось мне в горячечном бреду, и подошел поближе. Точнее, почти уткнулся в афишу носом. В самом низу крохотными буквами было набрано английское название фильма.
      Вообще-то я с аглицким не в ладах. В гимназии с трудом вытягивал на "хорошо", благо к основному курсу он отношения не имел и в аттестат не входил. Это самое "хорошо" да плюс военный разговорник - вот и все мои познания. "Кто ваш командир?", "Где находится штаб батальона?" и тому подобное. Вершиной этому служит фраза, которой я особенно горжусь: "If you will not speak I shall kill you one by one till one of you talks" - "Если вы будете молчать, я буду убивать вас до тех пор, пока один из вас не заговорит".
      Но даже этих познаний хватило, чтобы перевести название фильма как "Агент Его Величества". И никакой империи. Впрочем, прокатчикам виднее. Монархи приходят и уходят, а империи остаются. И сборы тоже. В любом случае это неплохой способ провести оставшееся время.
      Я законопослушно заплатил за билет, хотя вполне мог пройти в зал, просто помахав любимой бляхой, устроился в середине ряда и приготовился смотреть.
      "Агент Его Величества" - ага. В роли агента бляха номер 007 - Роджер Мур. Для меня, конечно, да и для всех остальных, Коннери вне конкуренции, но и Мур неплох. Не первый, так второй. Остальные даже рядом не стоят. А Коннери после "Совместной операции" клятвенно пообещал, что Бонда больше играть не будет. Ну и то верно - после роли командира крейсера секретный агент, пусть и с двумя нулями, - это, как ни крути, понижение. В этой серии Джеймс Бонд, слава богу, боролся не с происками русской разведки, чем коротал редкие часы между распитием мартини и соблазнением девиц прежде. Ныне его противником стал некий французский ренегат, который собрался устроить в центре колониальной Африки ни больше ни меньше, как небольшую колониальную (или освободительную, я так толком и не разобрал) войну. И чтобы предотвратить сие злодеяние, Джеймс Бонд вынужден был действовать совместно с представителями французской разведки. Представителями, как же! Французскую разведку в фильме представляли две представительницы. Одна из них была блондинкой с настолько броской внешностью, что французской разведке нужно было немедленно пристегнуть ее наручниками к самому массивному столу и ни в коем случае не выпускать из конторы. Ее напарница, невысокая брюнетка с короткой стрижкой и спортивной фигуркой, понравилась мне куда больше, и я ужасно огорчился, когда ее убили на десятой минуте фильма два десятка негров, вооруженных почему-то "АШ-41". По тому, как они их держали, было заметно, что автоматы они видят первый раз в жизни, а уж автомат Шпагина - тем более. Кстати, вопрос - откуда они вообще выкопали эти "шпагины"? Наштамповали их в начале войны много, но союзникам не поставляли самим не хватало. С трудом морпех и воздушный десант вооружили. Вот "сударевы", те да - и в пехоту, и танкистам, и союзничкам перепало. А в начале не до них было. Не иначе как у какой-то нашей киностудии махнули не глядя. Вы нам - "шпагины" с "березиными", мы вам - танк "Кромвель", например. Короче, пока нефы осваивали незнакомую технику, Бонд из своего "вальтерчика" перещелкал пятерых. В этот момент мадемуазель Мари опомнилась, оторвалась от рыданий над телом боевой подруги и ринулась к пулемету, которым негры не воспользовались - очевидно, по причине все того же низкого образования. Турельный станкач быстро свел поголовье аборигенов к нулю, после чего мадемуазель Мари с мясом выдрана пулемет из турели, подпоясалась лентой и рванула следом за Джеймсом. Я восхищенно присвистнул. Пулемет - двадцать семь фунтов - да еще ленты, ну-ну, посмотрим на этот марш-бросок. Джунгли, змеи, лианы, пальмы... тьфу, баобабы, добрые туземцы, злые туземцы, основные силы добрых туземцев, появившиеся в последний момент. Саванна, львы, зебры, жирафы, гиены, львы, слоны, антилопы, жирафы, львы. Река, бегемоты, кайманы (или эти не в Африке? Короче, крокодилы), бегемоты, змеи, лианы, крокодилы, бегемоты, крокодилы, крокодилы... а-аа, водопад, крокодилы. Ухты, а "вальтер" - то водонепроницаемый... Где же такие делают? Хороший был крокодил, крупный. Наемники. Машины английские, автоматы бельгийские, форма французская, рожи полный интернационал с преобладанием китайских. За время путешествия одежда Мари процентов на восемьдесят рассредоточилась по джунглям, поэтому один из наемников одолжил ей куртку. К моему величайшему удивлению, он не забыл вынуть перед этим из кармана куртки гранату. Хотя... может, во внутреннем кармане есть еще одна? Вилла мосье Гаспара. Неприступная... для обожравшейся курицы. Само собой, никаких мин - мосье Гаспар, очевидно, член общества защиты Диких животных.