– Вы так ничего и не поняли? – спросил он медленно и очень тихо. – Александр Евгеньевич, вы – не Гончий.
      – Как не… – Саша неуверенно улыбнулся и посмотрел на Леонида Юрьевича, затем на его спутника. – Вы шутите? Это что, шутка такая?
      – Нет, это не шутка.
      – А кто же я тогда?
      – Вы? Вы – Александр Евгеньевич Товкай, психиатр. Настоящий Гончий перед вами, – Леонид Юрьевич кивнул на изменившегося пропойцу. – Извините, мы не хотели делать вам больно, но речь шла о спасении мира. Вы же несколько дней побыли в шкуре Гилгула и должны понимать…
      – Да нет же! – закричал Саша и в отчаянии затопал ногами. – Нет! Гилгул я! Я!!! Я же вспомнил!!! Я сам все вспомнил!!! И про Лота, и про Каску, и… я ведь все помню! Леонид Юрьевич грустно посмотрел на него:
      – Александр Евгеньевич, я все-таки Ангел. Вы должны были быть абсолютно убеждены в том, что Гончий – вы. Иначе Предвестник никогда не пришел бы с вами на Святую землю. Он был очень осторожен. А что касается воспоминаний… В этот момент Саша ему поверил и все-таки, еще на что-то надеясь, выкрикнул зло и надрывно:
      – Вы еще скажите, что они фальшивые!
      – Нет. Они настоящие, – вздохнул тот. – Только не ваши.
      – А чьи же?
      – Гилгула. Подлинного Гилгула. Гончего.
      – Я вам не верю!
      – Александр Евгеньевич, ну что вы как дитя малое, право слово, – сказал Леонид Юрьевич. – Посмотрите на себя критически. Неужели вы думаете, что Он остановил бы выбор на таком человеке?
      – На каком это «таком»? – мертво спросил Саша.
      – Александр Евгеньевич, давайте будем говорить правду. У вас недостаточно мудрости, чтобы разобраться, чем же истинное Добро отличается от Зла, только рядящегося в маску Добра. У вас недостаточно силы, чтобы терпеть боль, а Гончий – это в первую очередь боль. Боль вечных воспоминаний. У вас недостаточно воли, чтобы, не колеблясь, в сотый раз делать то, что необходимо делать, хотя это и страшно. У вас недостаточно храбрости… Но это не главное. Главное – у вас недостаточно веры. Пока недостаточно. Я рад, что вы смогли разбудить в себе какие-то из вышеназванных качеств, но, право же, этого мало, чтобы быть Гончим. Слишком мало.
      – Ну да, – пробормотал Саша. – У меня недостаточно сил, чтобы пережить в течение пяти дней все, что ваш Гилгул пережил за шесть тысяч лет. У меня недостаточно воли, чтобы смотреть, как ублюдок Костя насилует Татьяну, а после обнаружить ее повешенной в спальне. У меня недостаточно твердости, чтобы идти с этими чертовыми стигматами через пол-Москвы. У меня недостаточно мудрости, чтобы сообразить: Костя – зло и служит Злу. И понять, каким это Зло может быть и во что превратится мир. И у меня недостаточно чего-то там еще, чтобы убить Костю и явиться сюда с единственной целью – убить Предвестника, кем бы он ни оказался. У меня недостаточно веры, чтобы согласиться умереть после того, как умрет Предвестник. И у меня недостаточно ума, чтобы понять: вы лжете!
      – Мне искренне жаль вас, – сказал Леонид Юрьевич. – Но, к сожалению, я ничего не могу добавить к сказанному. Вы – не Гончий. Поезжайте домой и ложитесь спать. К завтрашнему утру вы забудете обо всем, что произошло с вами в течение последних пяти дней. Вас никто не будет преследовать. Обещаю. А теперь нам надо идти. Нас ждут. Они повернулись. И тут Саша понял. Его обманули. Потрошитель не собирался бить его ножом. Он хотел ОТДАТЬ нож Саше и поэтому держал его в руке. И Леонид Юрьевич убил Ангела, а потом начал кормить Сашу байками в надежде, что тот расслабится и седой, слуга Зла, сможет спокойно ударить его ножом. Тогда все получилось бы именно так, как предсказывалось. Умер бы Гончий. И умер Ангел. И тьма сошла бы на Землю. И теперь… Они не уйдут, нет. Они просто переждут, пока он расслабится. И нападут на него, и притащат сюда, и убьют… Или убьют где-нибудь по дороге. Кто знает, сколько вокруг еще Святых земель… Саша достал из кармана пистолет.
      – Постойте-ка, – спокойно позвал он. – Не уходите. – Леонид Юрьевич и его спутник обернулись. – Мой последний «глупый» вопрос. Вы позволите?
      – Конечно, – кивнул Леонид Юрьевич. – Спрашивайте.
      – Предвестника можно убить. Но Ангела-то убить нельзя. Ты мне сам об этом говорил. Правильно?
      – Смотря когда, – ровно ответил Леонид Юрьевич. – Некоторым это все-таки удается.
      – Я надеюсь, ты-то не умрешь? Ничего, если я выстрелю?
      – Зачем тебе это? – Леонид Юрьевич, казалось, совершенно не испугался направленного на него пистолета. – Что ты хочешь выяснить?
      – Что ты действительно Ангел.
      – Я – Ангел, даю слово.
      – Ну, вот мы и проверим, – Саша улыбнулся страшной, мертвой улыбкой. – Не возражаешь? Гончий без всякого выражения наблюдал за тем, как Саша взводит курок. Леонид Юрьевич покачал головой.
      – Не делай этого. Меня ты, конечно, не убьешь. Ты убьешь своего Ангела. И еще… я должен предупредить тебя.
      – О чем это?
      – Убив нас, ты навлечешь на себя большую беду. Очень большую. Настолько большую, что ты даже представить себе не можешь.
      – Правда? Саша сместил ствол пистолета и нажал на курок. Звонко хлопнул выстрел. Из ствола выплеснулся оранжевый язык пламени, и в его свете улетела в темноту стреляная гильза. Седоголовый пропойца откинулся назад, ухватился за простреленное лицо руками и упал на спину. Саша сразу перестал его видеть.
      – Ой! – сказал он громко, издевательски. – Беда! Большая беда! Такая большая, что я и представить не могу!
      – Ему ничего не стоило убить тебя, – медленно произнес Леонид Юрьевич. – Но он тебя не убил. Потому что он – Гончий. Гилгул. А вот ты убил его. Убил на Святой земле.
      – И что? – зло спросил Саша. – Я убил его, и что теперь?
      – Ты пожалеешь об этом, – грустно улыбнувшись, пообещал Леонид Юрьевич. – Очень скоро. Станешь искать успокоения и не обретешь его. Будешь молить о прощении, но никто не ответит тебе и не скажет за тебя, потому что у тебя нет больше Ангела.
      – Значит, так тому и быть, – упрямо закончил Саша и спустил курок. Леонид Юрьевич покачал головой. Саша выстрелил еще раз. И еще раз. Теперь он не видел почти ничего, потому что ослеп от вспышек. Только отблеск пламени на гильзах да печальную улыбку на лице неумирающего Леонида Юрьевича. А еще, всего лишь на одно мгновение, он увидел белые, почти прозрачные крылья, распахнувшиеся вдруг за спиной того, в кого он стрелял. И тогда Саша закричал…
      23 часа 58 минут Дежурный старшина зевнул и широко шлепнул журналом регистрации происшествий сидящего на стекле комара. От комара осталось лишь мокрое пятно да прилипшие к стеклу лапки и крылышки.
      – Во, мля, – пробурчал дежурный. – Весна, мля, апрель, а комарья уже, что этого… в сортире. Откуда берутся? Вот нет, шобы другая какая живность, а вот гнус – он целый год. Из крохотной клетушки политуголка вышли двое штатских. Лица у них были непроницаемо-серьезны. Следом шагал задержанный. Руки его были скованы наручниками за спиной, на распухших, разбитых губах блуждала бессмысленная улыбка. Странный мужик, – дежурный сразу обратил на это внимание, – с распухшим лицом, превратившимся в один сплошной синяк. Черный такой синяк, с фиолетовыми наплывами под глазами. Нос – что твоя подушка. Виски у мужчины совершенно седые, не по возрасту. На вид-то ему больше сороковника и не дашь. За задержанным шагал третий штатский. А за ними поспешал хозяин «Волги», бормотавший торопливо.
      – Вот так и случается, начальник. Поехали с племяшами на природу, думали шашлыки сообразить, а тут дождь как раз. Мы в лесочке спрятались, ну и увидели их. Я ведь сразу сообразил, что-то не то с ними. Ну, мы сразу в машину и сюда, за подмогой.
      – Поедете с нами, – повернувшись к нему, лениво оборвал штатский, шедший сзади. – На Петровке все зафиксируем.
      – Ага, хорошо, – угодливо кивнул тот. – Все понял, начальник. Я, знач, прямо за вами и поеду.
      – Иди, иди, – отправил его к выходу штатский, а сам остановился у дежурки. Старшина торопливо смахнул останки комара широкой ладонью, смущенно стащил фуражку и вытер вспотевший лоб.
      – В Москву от вас можно позвонить? – спросил штатский и добавил не без иронии: – Коллега.
      – Да вот же, – старшина придвинул допотопный эбонитовый аппарат. – Сперва девяточку наберите, до гудочка. Потом восьмерочку. А потом уже номерок. Стоявший рядом с окошком поселковый участковый с погонами сержанта крякнул для начала разговора и поинтересовался у штатского:
      – А все-таки хотелось бы уяснить для себя, товарищ… Извините, не знаю, как вас по званию…
      – Капитан, – ответил тот, накручивая диск.
      – Ага. Значит, товарищ капитан. Вот этот задержанный, он кто? А то тут вы понаехали, с области, вон, тоже. Когда это такое было, чтобы из-за одного человека столько народу приезжало? Он что, террорист какой-нибудь? Этого… международного масштаба, – спросил сержант. Тот хмыкнул, качнул головой.
      – Ну вы даете, мужики. Совсем, что ли, телевизор не смотрите? Это же… – Он сделал знак рукой, мол, подождите минуту. – Алло? Левушка? Смирнитский. Ну, все в порядке у нас. Все в порядке. Да, взяли, а как же. Нет, никого не зацепил. Два трупа рядом обнаружили, там сейчас эксперты работают и следователь из облпрокуратуры подъехал. Представляешь, даже свидетель обнаружился. Всегда бы так. Значит, через полчасика жди. Всей компанией. Ты там пока для клиента «одиночку» освободи. А то ведь такого к нормальным уркам посадить – он их загрызет ночью всех. Говорю же, совсем без «чердака» мужик. Тогда придется в карцер. Да ничего с ним не сделается, еще на пользу пойдет. Да точно, точно. Не надо ему никакого врача. До утра посидит, а там видно будет. Давай, а то нам еще рапорт строчить. Ну все. Бывай. Он повесил трубку и шагнул было к двери, но сержант не собирался отпускать «городского» без объяснений.
      – Товарищ капитан, вы не ответили, – напомнил он. – Насчет этого… Задержанного.
      – А, да. – Тот остановился, оглядел насмешливо «коллег», покачал головой: «Поймали и даже не знают кого». – Эх вы, сыщики. Потрошитель это.
      – Хто? – переспросил изумленно старшина. Капитан усмехнулся и вышел из отделения.
 

ВМЕСТО ЭПИЛОГА