– И… что? – Саша почувствовал недоброе.
      – Ничего, – Потрошитель пожал плечами и улыбнулся.
      – Но убил-то их ты, – возразил Саша, сбиваясь с нахально-развязного тона.
      – С чего ты взял?
      – Как… Ты же сам вчера сказал.
      – Ничего подобного я не говорил. Посмотри внимательно запись.
      – А… Тогда кто же их убил?
      – Ты.
      – Я?
      – Конечно, – Потрошитель убежденно кивнул.
      – Подожди, но… Что-то я не припомню, чтобы убивал кого-нибудь, кроме комаров, тараканов и мух.
      – Ты и о прошлых жизнях не помнишь, – возразил рассудительно Потрошитель. Это утверждение не противоречило ни словам убийцы, ни словам Леонида Юрьевича, ни элементарному здравому смыслу. О прошлых жизнях Саша действительно не помнил.
      – Нет, это ерунда какая-то, – нахмурился он. Ему стало дурно. В горле застрял дряблый комок, а по спине побежал неприятный холодок. К тому же он вспомнил, что их разговор записывается на пленку и… Впрочем, Потрошителю все равно никто не поверит. – Нет. Я, может быть, не все понимаю в ваших раскладах, но женщин-то этих я не убивал. Это уж мне известно абсолютно точно.
      – Ты поступил так, как должен был поступить, – спокойно возразил Потрошитель и улыбнулся.
      – Нет. Я их не убивал.
      – Конечно, убил.
      – А-а-а-а, – вдруг злобно протянул Саша. – Я понял. Так вот зачем вам все это понадобилось! Вот, значит, какую игру вы затеяли! Вон оно, значит, что. Не выйдет, – он вскочил и потряс длинным пальцем перед самым лицом убийцы. – Ясно? Заруби себе это на носу, Ан-гел, твою мать! Не выйдет! Ничего у вас не получится! У меня железное алиби. В дни убийств я был в других местах и с другими людьми. Так что… – Он ернически развел руками. – Ваш хитроумный замысел провалился!!!
      – По-моему, ты сегодня не в себе, – сказал Потрошитель, не переставая тонко, всепонимающе улыбаться.
      – А вот ты убил! – выкрикнул Саша. – Врача!
      – Нет, – тот покачал головой. – Он сам предпочел бегство из жизни.
      – Но ты брал его за руку. Это все видели! Что ты с ним сделал? Загипнотизировал, а? Воздействовал на него этим своим «взглядом василиска»?
      – Нет. Я просто показал ему все плохое, что он совершил в жизни. И то, что ждет его впереди.
      – А ты показал ему, как он вылетает из больничного окна и разбивается об асфальт у главного входа больницы, а? Саша наклонился вперед и оскалился совсем по-звериному, приподняв верхнюю губу.
      – Его смерть еще не была предопределена, – ответил тот серьезно. – Я показал ему будущее – и только! А уж он сам решил, что для него лучше.
      – Мне ты тоже предоставляешь решать, что лучше? – На губах Саши возникла сардоническая усмешка. – Или как?
      – У тебя свой путь, у него – свой. Как говорится, кесарю – кесарево.
      – Так… – Саша снова тяжело бухнулся в кресло, подумал, глядя на Потрошителя исподлобья. – Значит, по-твоему, я убил этих женщин, так? Всех… шестерых? Или семерых? Сколько их там было?
      – Всего пять. И не «по-моему», – покачал головой тот. – Просто убил.
      – Но почему пятерых? Что, у всех пятерых должны были родиться тираны и деспоты? Потрошитель кивнул:
      – Потенциально.
      – Смотри-ка, даже глазом не моргнул, – буркнул Саша со злобным удивлением. – А ты здорово подготовился к разговору, верно?
      – Пойми, – мирно сказал Потрошитель. – Мне не нужно готовиться. Подобные беседы мы с тобой ведем уже лет шестьсот. Или даже семьсот, не помню точно. Ты просто-напросто оказался слишком прилежным учеником. В свое время я учил тебя забывать боль. Душевную боль. Но ты не остановился на этом, а пошел дальше. Ты стал забывать все. Абсолютно. И теперь каждый раз мне приходится объяснять тебе все заново. Каждый раз! – Он вздохнул и горестно покачал головой. – Семьсот лет! С ума можно сойти. Хорошо еще, ты навыки сохраняешь. А то бы я вовсе не знал, что с тобой делать, долгожитель… Кстати, если тебя так уж угнетает мысль о смерти женщин, считай это необходимой самообороной. В масштабах человечества. Саша нахмурился. Он пытался осмыслить слова Потрошителя. Ангел и Предвестник Зла. Две противоположные чаши весов. Как их соотнести в этом мире? И как соотнести с этим миром его самого?
      – Стоп, – сказал он вдруг и поднял руку открытой ладонью к убийце. – По твоим словам, Гончий охотится за Предвестником, а Предвестник – за Гончим, правильно?
      – Правильно. И что же?
      – А ты – Добрый Ангел! Так?
      – Я – твой Ангел, – снова поправил Потрошитель.
      – Но раз ты – Ангел, тогда какого беса сидишь здесь, в этой конуре? Почему не выйдешь отсюда? Почему не растаешь, не растворишься, не исчезнешь? И если не ты убивал женщин, то почему тебя вообще упекли сюда, а? Как можно посадить Ангела под замок, а?
      – Ах, вон ты о чем, – вздохнул тот. – Ну, во-первых, я здесь из-за тебя.
      – Из-за меня?
      – Конечно. Ты можешь убить Предвестника. Я – нет. Значит, ты должен иметь свободу действий, что в первую очередь подразумевает свободу передвижения. Поэтому, когда твой арест стал неминуем, я сделал так, что меня арестовали вместо тебя. Если бы ты оказался в этом боксе, то Предвестнику не составило бы труда прийти и покончить с тобой. Второе: при аресте тебя могли убить. Просто пристрелить из ненависти, и все пришлось бы начинать заново. Но сейчас воплощение Предвестника очень удачно. Он не Царь, не президент, не депутат и не сенатор какой-нибудь. У него нет мощной официальной охраны, а значит, существует вполне реальный шанс покончить с ним. Третье: не имеет абсолютно никакого значения, где я нахожусь. За сто километров, за тысячу, хоть на другой планете. Важно, чтобы я мог помогать тебе, защищать тебя. – Саша плотнее сжал пальцами ободранные подлокотники кресла. – Но исходя из предыдущего опыта, я предпочитаю на начальном этапе общаться с тобой лично. Так проще заставить тебя вспомнить и поверить. Ведь, согласись, если бы я просто пришел к тебе домой и сказал: «Ты – Гилгул, Гончий пес Господа», что бы ты сделал, а? Плюнул бы мне в лицо, вызвал милицию и упрятал бы меня в сумасшедший дом.
      – Постой, – Саша снова поднял руку. – Если ему так нужно меня убить, чего же он не убил-то? Вчера? Запросто ведь мог пырнуть ножичком. А он вместо этого котлет нажарил…
      – Не мог. – Потрошитель улыбнулся. – Я все-таки тоже имею кое-какую силу. Это первое. Второе: не забывай, чтобы покончить с тобой раз и навсегда, Предвестник должен пролить твою кровь на Святую землю. На этот раз физически ты сильнее его. Колдовство ему использовать не удастся. Я об этом позабочусь. Обратиться к священнику, привести его в твой дом, освятить квартиру, а затем убить тебя в ней Предвестник не может тоже. Потому что он – Зло. Значит, у него остается один выход: заманить тебя на Святую землю. В церковь, на квартиру, уже освященную служителем Господа, еще куда-то и там спокойно с тобой разделаться.
      – Ладно, предположим, ты прав! Но! – Саша поднял руку с оттопыренным пальцем. – Я не сказал «ты прав». Я сказал: «Предположим, ты прав».
      – Ну и что дальше?
      – Ты можешь доказать свою правоту?
      – Доказать? – переспросил Потрошитель озадаченно. Словно подобная просьба ему даже не приходила в голову. – О чем ты говоришь?
      – Если ты действительно Ангел – сотвори чудо. Или пусть Бог сотворит, мне без разницы. Для вас ведь это не составит труда, правда?
      – Чудо? – прищурился Потрошитель. На лице его появилось странное выражение.
      – Что? – язвительно поинтересовался Саша. – Возникли проблемы?
      – Почему же, – бесцветным голосом ответил тот. – Какое же чудо тебе нужно?
      – Да любое, Господи. Любое.
      – Если я на твоих глазах пройду через стену, туда и обратно, это тебя устроит?
      – Вполне, – кивнул Саша. Потрошитель подался вперед, в глазах у него загорелся недобрый блеск.
      – Это делает Копперфильд! – тихо и веско сказал он. – Господь же не иллюзионист, не кудесник и не шут! Господь – Творец! И Вера не требует доказательств. Поэтому она и называется не теоремой, а Верой. Никогда еще никакие доказательства не смогли заставить человека поверить в Господа! Никогда! Никого! К Вере каждый приходит сам и только сам! Это личный духовный выбор!!!
      – Послушай… – начал Саша, однако Потрошитель перебил его.
      – В свое время, – сказал он жестко, – в одной очень бедной латиноамериканской стране один очень богатый человек влюбился в девушку из бедной семьи. Он дарил ей бриллианты стоимостью в сотни тысяч долларов и каждый вечер возил ее на своем самолете на Багамские острова, чтобы она могла перед сном вымыть ноги не в ржавом тазу, а в Тихом океане. Чтобы потрясти воображение возлюбленной, он купил ей роскошный тропический остров с дворцом на две сотни комнат и, делая предложение, застелил ее улицу самыми лучшими розами, выписанными изо всех уголков света! Она отвергла его! А знаешь почему?
      – Почему? – послушно спросил Саша.
      – Да потому, что эта девушка была из нищей семьи! В своих мечтах она никогда не поднималась выше собственной маленькой квартирки и подержанного автомобиля! – сказал Потрошитель. Глаза его блеснули, словно те самые бриллианты. – Если бы миллионер предложил ей крохотную квартирку и зачуханный рыдван, она бы пошла за ним, даже не задумавшись, но для бриллиантов, островов и дворцов в ее воображении не нашлось места! Она не могла оценить его подарков, поскольку в той жизни, которой жила она, подобной роскоши просто не существовало!
      – Ты это к чему? – растерялся Саша.
      – У тебя заболел живот так, что ты согласился прийти сюда, в душе совершенно не желая этого. Ты, еще вчера не верящий в Господа, сегодня заявился ко мне сам, без приглашения, сидишь и совершенно серьезно беседуешь об Ангелах! У тебя стигматы проступают на ногах, как у какого-нибудь святого, хотя о святости ты знаешь не больше, чем пятилетний ребенок об астронавигации!
      – Постой, погоди, – Саша растерялся окончательно. – Ты хочешь сказать, что…
      – Но тебе трудно поднять голову и посмотреть в небо! Куда легче увидеть то, что под ногами. – С каждым словом голос Потрошителя становился все громче, а в глазах разгорался страшный холодный огонь. – Тебе не нужно чудо! Ты хочешь фокусов! Однако я – твой Ангел и обязан о тебе заботиться. Хорошо же. Я покажу тебе фокус! Самый грандиозный фокус в твоей жизни! Не ради Веры, – верить из-за этого ты не станешь, – но ради того, чтобы разбить твой тупой скептицизм и дичайшую в своей глупости ограниченность!!! – рявкнул он жутко. – И фокус этот будет таков: я оставлю тебя без своей защиты! Ненадолго и не совсем, но, уверяю, тебе хватит и этого, за глаза хватит. А теперь уходи!
      – Слушай, если ты обиделся, так это зря, – примирительно пробормотал Саша. Ему вдруг стало неуютно. Из него словно вытащили позвоночник. От давешней бесшабашности и сумасшедше-веселого куража не осталось и следа. – Я вовсе не хотел тебя разозлить…
      – Уходи, – повторил Потрошитель, отворачиваясь к окну. – У тебя больше нет Ангела. Саша вылез из кресла, взял книгу и направился к двери. Постучал. Открыл ему здоровяк-сержант. На угловатой физиономии недобро поблескивали пуговичные глаза.
      – Нормально все? – без особой приязни спросил охранник.
      – Да, в общем. Вроде. Спасибо, – ответил Саша потерянно. Он прошаркал по коридору и начал спускаться по лестнице. Предчувствие фатальной непрухи горбом повисло на спине. Каждую секунду с ним могло случиться что-то очень и очень неприятное. Опасность быстро сгущалась вокруг него. На мгновение Саше показалось, что он чувствует ее запах. Пряный – каких-то неведомых трав, тяжелый и душный – раскаленной дорожной пыли, кислый – знакомых, но не узнаваемых восточных плодов и сладковатый – цветов. Даже воздух перестал быть прозрачным, помутнел, образовав нечто вроде туманного, грязного и колючего кокона. Саша видел его, ощущал кожей. Он прошел через фойе, провожаемый печальным взглядом покойного врача, и, только оказавшись на улице, вздохнул с некоторым облегчением. Здесь свободнее дышалось. Саша зашагал к Садовому кольцу, стараясь высоко и гордо держать голову. «Правильно, – размышлял Саша на ходу. – Так и надо. Лгал ему Ан… этот, Потрошитель. Какой он Ангел, к чертям собачьим? Никакой он не Ангел. Саша ведь действительно атеист. По жизни. Только вот… откуда он узнал насчет больного Сашиного живота? И насчет стигматов тоже? Чудо? Чепуха! Всему можно найти простое и убедительное объяснение! Например… Что? Откуда ему известно про живот и стигматы? Тут, сколько ни думай, а ничего не придумаешь. Не мог Потрошитель знать этого. Не мог, и все». В следующее мгновение в мозгу его словно сверкнула молния. Яркая, разом высветившая мистическую подоплеку разговора и рассеявшая ее. Гипноз! А ну как этот парень – гипнотизер? Ну конечно, так и есть! Гипнотизер! «Взгляд василиска» Потрошитель ему показывал? Показывал! Что это, если не гипноз? Гипноз, конечно, самый настоящий, хотя и необычный! Отсюда и все его знание! Логично? Вполне. Загипнотизировал незаметно, выспросил обо всем, а после стал делать вид, будто известны ему самые сокровенные тайны мироздания. Нормальное, здравое объяснение. Ха! Саша даже несколько приободрился. Так что, батенька, ерунду-с вы нам говорили! На мякине провести собирались! Не вышло! Современного врача-психиатра голыми руками не возьмешь! Мгновение спустя совсем рядом раздался отвратительный визг и тут же последовал мощный удар. Саша почувствовал, как его с дикой силой подкидывает в воздух. Небо проплыло прямо перед лицом, где-то сбоку промелькнули стены сталинских тяжеловесных громадин, а внизу – темная, блестящая крыша «Волги». Он и грохнулся прямо на эту крышу, сверху, всем телом, и только потом, перекатившись через спину, упал на асфальт, ударившись головой, да так, что аж искры брызнули из глаз. И еще успел увидеть, как отлетает в сторону заветный пакет, смачно шлепаясь в лужу.
      – Ты что, баран, ослеп, что ли? – услышал Саша полный ярости, сиплый от волнения голос. – Красный же горит! Он приподнялся на локте и увидел, что лежит прямо посреди Садового кольца, что действительно горит красный. И что машины аккуратно объезжают и его, и «Волгу», а пассажиры прилипают к окнам. Ну да. Давно, наверное, не видели человека, которого оставил Ангел. Как же это его занесло на проезжую часть-то на красный? Замечтался. Задумался.
      – Вечно, блин, как откроют хавло, так и прут! – продолжал разоряться водитель и добавил в сердцах: – Чайник, мать твою еть! С соловьино-разбойничьим присвистом поспешал к месту аварии молодцеватый Ильюша Муромец в форме сотрудника ГАИ. Козырял уже издали, словно генералу честь отдавал. А Саша, лежа на асфальте под серым траурным небом, подумал: «Может, все-таки не врал Потрошитель? А ну как он и впрямь – Ангел?»
      13 часов 08 минут «В темноте пророк не боялся. Ночь была тем временем суток, в котором Нафан чувствовал себя относительно спокойно. Он вышел за ворота крепости Дэефета и неторопливо зашагал вниз по улице, поглядывая по сторонам. По всей Палестине, а здесь, в Иевус-Селиме, особенно, каждый встречный мог оказаться царским шпионом. Дэефет приветствовал доносчиков. Нафан понимал: основа всеобщего повиновения и, как следствие, царского могущества – хорошо отлаженная машина устрашения. Даже те, кто еще не привык к такой жизни и не считал ее нормой, боялись лишний раз открыть рот и предпочитали помалкивать даже в разговоре с хорошими знакомыми. Сегодняшние хорошие знакомые завтра вполне могут оказаться хорошими доносчиками. Одно другому не мешает. Что решает все? Деньги или продажная совесть? Не получив ответа на этот простой, в сущности, вопрос, Нафан постарался избавиться от знакомых и друзей. От всех. Абсолютно. Теперь он остался один. Но даже одиночество не дало ему полного успокоения. Страх властвовал в этом городе. И не только в нем. Все вокруг: стены домов, свет факелов, цветы, деревья, благовония, небо и солнце, горы, и – самое главное – Скинья, Его Скинья, было пропитано приторным ароматом страха. В низине, от крепости к Овчьим воротам, он свернул налево. Здесь, в тени кипарисов, стоял нужный ему дом. Дом богатый и щедрый, славящийся на весь Иевус-Селим. Дом Верной Вирсавии, жены офицера Урии. Тот самый дом, о котором говорил раввуни. Нафан еще раз оглянулся. Если бы кто-нибудь увидел его у ворот этого дома и донес Дэефету, он, Нафан, лишился бы поутру головы. Старик осторожно, с оглядкой, приблизился к воротам и постучал. Его била дрожь. Он боялся, как, впрочем, большинство в этом городе. Шурша одеждами, у дверей появилась служанка. Она вопросительно посмотрела на старика. Тот пробормотал негромко, едва различимо:
      – Скажи хозяйке, что пришел Нафан, пророк Царя Дэефета. Мне нужно поговорить с твоей госпожой о ее муже и… о будущем. Ступай. Упоминание имени Дэефета, услышанное прохожим, привлекло бы к нему внимание, и тогда о визите Нафана к Вирсавии Царь узнал бы через десять минут. Но улица была пуста. Служанка молча повернулась и скрылась в доме. Нафан же остался ждать у дверей, набросив покрывало на голову, скрыв лицо от посторонних взглядов. В Иевус-Селиме даже стены имели глаза и уши. И все эти глаза и уши были глазами и ушами Царя Израильского Дэефета. Служанка вернулась, молча открыла дверь и взмахом руки позвала Нафана за собой. Они прошли через внутренний двор, поднялись по лестнице в покои. Вирсавия уже ждала гостя. Женщина не выглядела встревоженной или напуганной. Напротив, она казалась спокойной. Нафан отметил, что Вирсавия действительно невероятно красива. «Странно, – подумал он, – что Дэефет не обратил внимания на эту женщину раньше. Впрочем, на все воля Господа». Наряд Вирсавии – богатое платье, золотые и серебряные серьги, кольца и ожерелья, наручные и ножные повязки из золота и слоновой кости, украшенные позвонками, флакончики с духами и медные зеркальца на руках говорили о том, что Вирсавии чуждо волнение. Она не беспокоилась за свое будущее. Ее муж – известный человек, один из тридцати, верный слуга и оруженосец племянника Дэефетова. Урия не раз спасал Иоаву жизнь. Чего же бояться ей, Вирсавии? Спокойствие хозяйки дома раздражающе подействовало на старика. Он-то слышал о Вирсавии как о женщине умной.
      – Доброй ночи, – кивнула хозяйка. Она пошла через комнату, с интересом рассматривая гостя. Каждый ее шаг сопровождал мелодичный перезвон. Нафан поморщился.
      – Хотел бы я этого, – проворчал старик и оглянулся на служанку.
      – Не волнуйся, – улыбнулась Вирсавия. – Ноэма не может разговаривать. Она нема от рождения.
      – Я почувствую себя спокойнее, когда она уйдет, – негромко сказал Нафан, поворачиваясь к служанке полубоком. Он не хотел, чтобы Ноэма смогла прочесть по его губам. – В этом городе я не доверяю никому, и твоя служанка не исключение.
      – Зачем же ты пришел, если всего боишься? – В голосе женщины отчетливо прозвучала насмешка. Тем не менее Вирсавия подала служанке знак удалиться, и та вышла из покоев. – Если ты не доверяешь никому, стоило ли приходить сюда? Ты ведь не знаешь меня. Лицо Нафана стало темнее тучи.
      – Человек, пославший меня, предупреждал, чтобы я был осторожен. Но он говорил также, что тебе можно доверять.
      – Что же это за человек? – иронично спросила Вирсавия.
      – Я скажу, и ты перестанешь улыбаться, – хмуро пообещал старик, глядя на женщину исподлобья. Его всегда раздражала чужая беспечность. Но теперь – особенно.
      – Значит, ты и есть царский провидец Нафан? Я слышала о тебе от мужа.
      – Я – пророк, а не провидец, – угрюмо поправил старик.
      – И по чему же ты прорицаешь? По снам? По чаше? По стрелам? По внутренностям животных, по полету птиц, по движению звезд? Или, может, как и большинство иегудеев, пользуешься бат-колем‹$FНа Древнем Востоке существовало много различных способов гадания. ‹M›Бат-колем (Дочь Голоса) – особое гадание иудеев. Заключалось в толковании случайных звуков и эха.›?
      – Ты хорошо разбираешься в прорицательстве, Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии Хеттеянина.
      – Я любопытна, и мне нравится узнавать новое, – ответила женщина, не переставая улыбаться.
      – Тогда, может быть, ты заглядывала и в свое будущее? – раздраженно спросил старик, придвигаясь ближе. – Или твоему любопытству все-таки есть предел?
      – Я не заглядываю во владения Господа, – она мягко пожала красивыми плечами.
      – А вот я заглядываю. – Старик сдернул увясло и его белые волосы рассыпались по плечам. На их фоне подслеповатые глаза смотрелись особенно ярко. Их голубизна могла сравниться разве что с лазуритом. – И для этого мне не требуется ничего из того, о чем ты говорила. Вирсавия перестала улыбаться. Вид старика, его голос, выражение его глаз встревожили женщину. Заставили насторожиться. Чтобы совладать с растерянностью, она прошла к окну. И звон колокольцев отмечал каждый ее шаг.
      – Что так напугало тебя, Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии Хеттеянина? – громко, чуть дрожащим голосом спросил Нафан. – Или тебе не интересно твое будущее? Женщина обернулась. Теперь и ее лицо стало серьезно.
      – Разве мое будущее настолько страшно и тайно, что о нем нельзя говорить при служанке? – спросила она. – Видишь ли ты что-то, чего мне следует бояться?
      – В твоем будущем много страшных и темных дней. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить! – воскликнул старик.
      – В таком случае, я не хочу знать о нем. – На лицо женщины набежала тень. – Все мы в руках Господа, и не нам толковать правильность путей его.
      – Доверься Га-Шему, и твоей душе придется вечно скитаться во тьме! – каркнул старик, вытянув перед собой смуглую, сухую, как ветка мертвой смоквы, руку и указывая пальцем в центр груди женщины. Вирсавия задумалась. На лице ее уже не было той уверенности, которая присутствовала в начале разговора. Она сомневалась, и Нафан в мыслях поздравил себя с небольшой победой.
      – Так что же странного и страшного увидел ты в моем будущем, пророк Нафан? – Женщина снова попыталась улыбнуться, но ничего не получилось. Тревога оказалась сильнее и проявлялась помимо ее воли. – Может быть, расскажешь мне?
      – Да, – кивнул старик. – Я расскажу тебе. Но лишь то, о чем ты должна знать. Твоя жизнь закончилась. И случилось это час назад…»
 

***

 
      Саша открыл глаза. Вопреки ожиданиям, ему не было плохо. У него ничего не болело, что в подобных случаях вполне закономерно. Когда катишься через сбившую тебя машину и приземляешься на асфальт головой вниз, на ум как-то сами собой приходят мысли о куче закрытых и открытых переломов различной степени тяжести, о смещении позвонков, о сотрясении мозга, ну и, наконец, о возможности безвременной и скорой кончины. Но когда вы открываете глаза и не без изумления выясняете, что у вас ничего не болит, становится еще хуже. Возникает подозрение, что вы если и не сошли с ума, то очень близки к этому состоянию. Так вот, Саша открыл глаза и с удивлением обнаружил, что у него-то как раз ничего и не болит. Мало того, он чувствовал себя вполне даже комфортно. «Стало быть, сошел с ума», – подумал он и счастливо, как и положено сумасшедшему, улыбнулся.
      – Гляди-ка, – раздался над его головой возмущенный голос. – Он еще лыбится. Саша посмотрел вверх. На фоне грязно-голубого неба он увидел головы. Много. Десятка три. Люди стояли и смотрели на него. А он лежал и смотрел на них.
      – Ну, че лупаешь-то? – спросила одна из голов, увенчанная промасленной кепкой. – Живой хоть, пенек?
      – Живой, – ответил Саша. Под головой у него лежала чья-то сумка. Или пакет? Или, может быть, свернутое пальто? А книга? Где книга? Он вспомнил лужу и повернул голову. Вон он, пакет, лежит в полуметре, у заднего бампера «Волги». Саша протянул руку, схватил грязный пакет и прижал к груди, обтирая коричнево-серые капли о пальто и рубашку. А потом положил ногу на ногу, поскольку лежать так было удобнее. Промасленная кепка крякнула досадливо и мечтательно заявила:
      – Эх, дать бы тебе как следует по шее. Чтобы в следующий раз смотрел, куда прешь.
      – Не, не, не, – испуганно зажмурился Саша. – Не надо следующего раза. Одного достаточно.
      – Где болит-то, товарищ? – сочным баском пророкотала фуражка из ГАИ. Обратиться к пострадавшему «господин» у нее, видимо, язык не поворачивался.
      – Нигде, – честно ответил Саша.
      – Это шок, – авторитетно заметила голова молодого паренька, наполовину скрытая копной длинных волос. – Он просто не чувствует. Я помню, однажды меня «УАЗом»…
      – Сам ты, – беззлобно ответил Саша. – Говорю же, нигде не болит. Слева возник еще один голос, мелодичный, очень даже приятный:
      – Явных переломов нет, но на всякий случай надо отправить на рентген. Саша повернул голову и увидел девушку. Ту самую, вчерашнюю, из метро. Вообще-то, сначала он увидел коленки. Самые потрясающие коленки из всех, которые ему приходилось видеть в жизни. Но это потому, что девушка стояла слишком близко и к тому же наклонившись. Потом он увидел волосы. Потом – глаза. Потом ощутил аромат ее духов. Тонкий, пряный с кислинкой, и аж зажмурился от удовольствия…
      – Во дает, – буркнула промасленная кепка. – Слышь, ты, камикадзе хренов, кто за ремонт платить будет?
      – А? – Саша никак не мог оторвать глаз от девушки.
      – Хрен на, – мгновенно отреагировала кепка. – Платить, спрашиваю, кто будет? Смотри, решетку помял, так? Зеркало сбил ногой – это два. На стекле трещина – три. И на крыше вмятина. Ты сколько весишь, смертник? Как будто танцевали на ней! Жестяные работы плюс покраска. Тут ремонта на «штуку» наберется, если не больше. Я за тебя платить не собираюсь. Ты сам под машину прыгнул. Все видели.
      – Я заплачу, – пробормотал Саша.
      – Когда? – продолжала допытываться кепка. – Нет, ты скажи когда? Я ведь год ждать не буду. Мы сейчас с капитаном протокольчик сообразим и – «па-а ту-у-ндре-е, па-а жылезна-ай дарооу-ге-е». Верно говорю, капитан? – Гаишная фуражка как-то неуверенно колыхнулась в воздухе. – Во, видел? И родная милиция подтвердила.
      – Да заплачу я, – примирительно сказал Саша, с трудом отводя взгляд от девушки. – Ну чего ты сейчас-то от меня хочешь? Чтобы я эту «штуку» из кармана достал и тебе отдал? Так нет у меня с собой таких денег.
      – А дома есть? – тут же вскинулась кепка.
      – И дома нет, – ответил Саша. Он повернулся на бок, уперся саднящими, разбитыми ладонями в асфальт и поднялся. – Ладони ободрал, – заметил словно бы между делом.
      – Во дает, – снова выдохнула кепка. – Да ты живой остался, пень! Молись теперь всю жизнь! Другого бы ваще в отбивную раздолбило и по асфальту размазало. А дуракам везет!
      – Товарищ, вы как себя чувствуете? – снова подала голос фуражка из ГАИ.
      – Отлично, – отмахнулся Саша, поспешно отряхиваясь и косясь на таинственную красавицу.
      – Это шок у него, – вновь выступил молодой волосатик. – Я вот помню, меня грузовиком как-то…
      – Да погоди ты, – оборвала его кепка. – С «бабками»-то как будем, командир?
      – Слушай, мне собрать их надо, – отбивался Саша, наблюдая за тем, как незнакомка повернулась и стала пробираться через толпу. – Я же такие деньги в толстом кошельке не ношу…
      – Когда соберешь-то? – липла к нему кепка. – Мне ремонт делать надо!
      – Девушка! – заорал Саша. – Девушка, не уходите!!! – Она обернулась и коснулась пальцем груди: «Это вы мне»? – Вам, вам!
      – Товарищ, – тянула печальным баском фуражка. – Вы как…
      – Шок у него, – вторила молодцеватая копна волос. – Я вот помню, меня однажды в армии танком…
      – Слышь? – тянула промасленная кепка, настойчиво дергая Сашу за рукав. – Слышь? Нет, ты слышь? Мне ремонт, говорю, делать надо.
      – Что вы пристали к человеку? – вплелось в общий гомон визгливое сопрано. – Не видите, он же сознание теряет! Саша и не думал терять сознания.
      – Товарищ, – лицо у милиционера отчего-то было печальным и напоминало маску Арлекина. – Протокол будем составлять?
      – Сами разберемся, – быстро гаркнула кепка. – Слышь, командир… Саша, стараясь не выпускать из вида девушку, дернул из кармана пальто паспорт.
      – На, переписывай данные, – сказал, лишь бы что-нибудь сказать. Лишь бы отстал от него нахрапистый обладатель кепки. – Номер телефона я тебе продиктую. Позвони денька через три. К тому времени я с деньгами что-нибудь придумаю.
      – Капитан! – заорала кепка. – Ты проверь, документик-то не поддельный? А то знаем мы. Сами паспорт суют, а у самих еще три штуки в кармане.
      – Оставь ты меня, ради Бога, в покое хоть на секунду, – рыкнул Саша и полез через толпу. – Девушка! Гаишник забрал Сашин паспорт и направился к стоящей неподалеку милицейской машине.
      – Ни фига себе! – орала кепка. – Сам ко мне чуть не на капот прыгает, а потом оставь его в покое! Не, надо было все-таки тебе по шее дать! Э! Э, э! – заорал он вслед Саше, когда тот начал пробиваться к девушке. – Ты куда это собрался, друг?
      – Да не бойся, не убегу. Я на секунду, – ответил Саша, оборачиваясь и… чувствуя, как сердце его заколотилось о ребра. Потому что в этот момент за спинами зевак увидел он вдруг знакомое лицо. На тротуаре, метрах в пяти от места аварии, стоял Леонид Юрьевич собственной персоной. Стоял и очень серьезно смотрел на Сашу.
      – Черт! Саша закрутил головой. Надо было бы кинуться к Леониду Юрьевичу, схватить, позвать милицию, но… Как психиатр, Саша не мог не понимать, чем все закончится. Схватит он таинственного визитера, и что дальше? Сказать: «Товарищи, помогите, этот гражданин – посланник Дьявола»? Пять минут – и подъедет веселенькая «каретка» с двумя шкафистыми медбратьями. А там – смирительная рубашечка, укольчик аминазина, чтобы не очень дергался – и… здравствуй, родная Алексеевская. Я твой верный сын. Просто же так хватать – бессмысленно. Он повернулся к нетерпеливо поглядывающей на часы девушке, затем снова взглянул в ту сторону, где стоял его таинственный знакомец и… опешил еще больше. Леонид Юрьевич исчез, как и не было его. «Вот оно что, – подумал Саша с отстраненной злостью. – Если Потрошитель не врал и Леонид Юрьевич – Предвестник Зла, то его появление на месте аварии вполне объяснимо. Пришел полюбоваться своей работой. Не может это все быть простой случайностью. Наверняка именно Леонид Юрьевич затащил его на проезжую часть! И машину подогнал именно в тот момент, когда раззявивший от усердных мечтаний рот Саша шагнул с тротуара. А с другой стороны, действительно, не «слетела» ли у него «крыша»? Ей-бо… В смысле, смешно же. Ну там, верить в Господа еще туда-сюда, как-то можно понять, но вот так запросто трепаться с Ангелами… Возможно ли такое? Да еще и Ангелы какие-то странные. Лично он, Саша, ничуть не удивился бы, если бы выяснилось, что Потрошитель, то есть Ангел, с удовольствием слушает «AC/DC» или тот же «Def Leppard». И сколько тут ни ломай голову, а ничего не придумаешь, потому что в одном-то Ангел был прав несомненно: вера, как и неверие, обусловлена личным выбором. Так что лучше уж помолчим». Саша протиснулся к девушке.