– Мой Царь, – вестник вошел на кровлю, усталый, с ног до головы покрытый кровью и дорожной пылью. Плащ его превратился в бесцветную тряпку. Медные латы потускнели. Шлем он держал в левой руке, ладонь правой положил на рукоять меча. За ним следовал эскорт иегудейской знати. Тут были и трое старейшин, членов Иегудейского Совета, и один из двоих царских казначеев, и писарь. За ними шли трое судей, и пятеро царской стражи, и Верховный священник Авиафар, не успевший покинуть дворец. Все они держались за спиной вестника, и на лицах у всех, кроме стражи, горел интерес. Дэефет обернулся, и вестник преклонил колено.
      – Встань! Ты не аммонитянин, чтобы стоять на коленях, – резко скомандовал Дэефет. Он выглядел недовольным. – Говори.
      – Победа, мой Царь, – тяжело поднимаясь, ответил воин. – Мы разбили аммонитян. Царь Аммонитянский Аннон бежал.
      – Где он?
      – В Раббате, мой Царь. Мой господин, Иоав, велел передать тебе, что ему требуется подкрепление. – И добавил уже более мрачно: – Из двух корпусов твоих воинов, мой Царь, теперь едва ли наберется три полных легиона.
      – Что с остальными?
      – Как ты и приказал, мой Царь. Цари Рехова и Моава мертвы. Но Царю Сувы, Адраазару, удалось избежать смерти.
      – Он тоже в Раббате?
      – Да, мой Царь. Те же, кто не вошел в город, остались лежать на равнине.
      – Аммонитяне дрались храбро? – задумчиво спросил Дэефет.
      – Да, мой Царь, но никто не может сравниться в храбрости с твоими воинами. Хвала Господу! Он был на нашей стороне в этой битве.
      – Уверен ли ты, что город надежно заперт и никто не сможет выскользнуть из него?
      – Ни один человек, мой Царь, – устало улыбнулся воин. – Если только у него нет крыльев.
      – Прекрасно. – Дэефет кивнул и громко приказал: – Накормить и напоить его! Вестник победы ни в чем не должен знать отказа! Завтра ты поскачешь к Иоаву, своему Господину, и скажешь, что я выслал ему в помощь три корпуса воинов.
      – Да, мой Царь, – поклонился тот.
      – За хорошую новость получи у казначея тысячу сиклей. – Казначей опустил голову в покорном поклоне. – Теперь ступай, отдыхай и веселись.
      – Благодарю тебя, мой Царь. – Воин снова преклонил колено, но тут же поднялся и направился к лестнице. Остальные вышли следом за ним, тихо переговариваясь между собой. Новость была хорошей, но Дэефет еще до появления вестника отдал приказ о праздничном Богослужении. Значит, он заранее знал о победе. И Нафан остался на кровле вместе с Царем. Значит ли это, что пророк предсказал победу израильтян в битве при Раббате? И каковы были остальные предсказания? Первосвященник Авиафар выглядел недовольным. Он не любил Нафана, и вовсе не потому, что видел в нем что-то плохое, но потому, что Дэефет придавал слишком большое значение его пророчествам. Если бы Царь молился с таким же усердием… Судьи поддерживали Авиафара. Нафан вообще мало кому нравился из иевус-селимской знати. Но он нравился Дэефету, и это решало все. Тем временем Дэефет, стоя у самого края кровли, вдруг подался вперед и спросил у одного из стражей:
      – Кто это?
      – Мой Царь? – Тот подошел ближе.
      – Вон в том доме, – Дэефет протянул руку и указал в вечерний полумрак. – Окно второго этажа…
      – Э-э-э-э… – Стражник прищурился. – Это дом одного из тридцати, мой Царь, Урии.
      – А-а, – Дэефет кивнул. – Я помню его. Он – хеттеянин.
      – Да, – с готовностью подтвердил стражник. – Урия действительно из хеттеев. Но он смелый и сильный воин. В битве с филистим…
      – Я не спрашиваю, какой он воин, – жестко оборвал Дэефет. – Мне это известно. Я спрашиваю, кто та женщина, что видна в окнах покоев? Охранник снова вгляделся в сумерки.
      – Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии.
      – Вирсавия, – пробормотал задумчиво Дэефет. – Не та ли, о которой говорят – «первая красавица Иевус-Селима»?
      – Да, мой Царь, – подтвердил стражник. – И так ее называют тоже.
      – Как же еще? Говоря, Дэефет продолжал смотреть на окна дома Урии и потому не видел, как побледнело лицо Нафана, все еще стоящего у лестницы.
      – Еще, мой Царь, ее называют Верной Вирсавией. Дэефет кивнул удовлетворенно.
      – Завтра же она должна быть в моих покоях, – сказал он. На кровле возникла напряженная пауза. В этот момент каждый стражник невольно представлял себя на месте Урии Хеттеянина. И только Нафан не думал об этом. Он шептал мысленно: «Ты не ошибся, раввуни. Вот и сбылось твое второе предсказание. Значит, верны и остальные».
      – Ты слышал, что я сказал? – жестко спросил Дэефет.
      – Я хорошо слышал тебя, мой Царь. Завтра к вечеру Вирсавия будет в твоих покоях, – без тени эмоций ответил стражник. А Нафан, прикрыв глаза, продолжал шептать одними губами: «Благодарю тебя, Господи, за то, что подал знак. Я помню сказанное посланцем твоим и исполню волю твою с решимостью и кротостью. Но… лучше бы этого знака не было. Жесток твой выбор, Господи, и страшен путь рабов твоих».
      11 часов 53 минуты Когда Саша открыл глаза, в палате никого не было. Собственно, палату можно было назвать палатой с большой натяжкой. Сашу поместили в бокс – поражающую скромностью размеров комнатку, выходящую окнами на теневую сторону и потому довольно темную. Обстановка была под стать. Не домашняя, прямо скажем, обстановочка. Кроме кровати – тумбочка в изголовье да стул в ногах. Бокс был прямо-таки создан для того, чтобы будить в пролетариях тоску по буржуазной роскоши. Ананасы, рябчики… У Саши вдруг проснулось чувство «дежа вю». Словно бы видел он этот бокс, да не просто видел, а совсем недавно. Только вот когда и при каких обстоятельствах, этого он почему-то вспомнить не мог. Саша прислушался к собственным ощущениям. Ничего. Боль ушла, а вместе с ней исчезло и чувство разбитости. Он отбросил одеяло и обнаружил, что одет в синюю пижаму, короткую и безразмерно широкую. Единственным плюсом этой «фрачной пары» было то, что штанины заканчивались на уровне щиколоток, а рукава, соответственно, где-то на локтях. Одним словом, стигматы Саша мог бы созерцать во всей красе, не отрывая голову от плоской, как блин, комковатой подушки. Но штука-то заключалась в том, что никаких стигматов у себя на ступнях он не увидел. Саша сел и осмотрел ноги еще раз. Внимательно осмотрел, не торопясь. Ничего. Ни полос, ни потертостей. Ноги как ноги, нормальные, без явно выраженных изъянов, не считая плоскостопия.
      – Ага, – сказал Саша непонятно к чему и, наклонившись, заглянул под кровать, надеясь отыскать там свои туфли. Туфель под кроватью не оказалось, зато оказались там странные тапочки типа вьетнамок, из незнакомого Саше материала. По коричневым полосам, крест-накрест крепящимся к подошве, белой краской было выведено коряво: «Бокс 3/10». От надписи веяло узаконенным мордобоем и почти космической таинственностью. И если с боксом было более-менее ясно, то «3/10» вызывала едва ли не мистический трепет. Саше сразу представлялся угрюмый Верховный священник Авиафар, выкрикивающий от Скиньи собравшимся во дворе израильтянам: «Три дробь десять! Трепещите, несчастные! Три дробь десять!» И те поспешно грохаются на колени. Было что-то эдакое в надписи. Однако Саша вытащил тапочки, сунул в них ноги и поежился. Тапочки оказались на редкость холодными. Как оконное стекло зимой. Пошевелил пальцами, проверяя, действительно ли прошла боль в ступнях. Действительно. Прошла. Он осторожно встал. Нормально. Сделал шаг. И теперь ничего. Не без некоторого удивления Саша выяснил, что в тапочках этих – шедевре отечественной обувной промышленности – можно даже нормально передвигаться. Некоторое время. Он прошел к двери, осторожно приоткрыл ее и выглянул в коридор. Слонялись редкие больные, в холле жизнерадостно бухтел телевизор, докладывая об очередной победе «над», снижении и выплатах, сокращении и подъеме, словом, старательно рассказывая сказки, а у медицинского поста молодой бородатый парень, облаченный в привиденческий «саван» хрустяще-белого цвета, болтал с симпатичной девочкой-медсестрой. Саше отчего-то показалось, что если его сейчас заметят, то непременно вернут в бокс и запрут на ключ. Ему очень не хотелось в бокс и даже, наоборот, хотелось домой, в собственную удобную постель. Раз уж так упорно не удается заняться делом. Визуально определив наличие туалета – наиболее часто распахивающаяся дверь, из-за которой нагло лезли клубы сигаретного дыма, – Саша двинулся именно в том направлении, прикрывая лицо ладонью в деланном смущении. Ступал он мелко и часто, словно танцовщица фольклорного ансамбля «Березка». Прошмыгнув мимо медсестры, Саша, однако, направился не к туалету, а свернул налево, к лифтам. Нажал кнопку вызова. И стоял себе в ожидании, забавно помахивая руками, пританцовывая на месте. Странно, но никто не обращал на него внимания. Стоит человек, лифта ждет. Подошли две медсестры, остановились рядом, продолжая начатый разговор:
      – Ну? А он-то что?
      – Он, знач, входит так в ординаторскую, с понтом нормально все, а мы там уже сидим, разложились, бутылки на столе, закуска. Жорочка пришел.
      – Ну? А он?
      – Представляешь, берет со стола бутылку водки, открывает, глан дело, спокойненько так, наливает полный стакан, вот так, до верха, – ну, мы пришизели, конечно, все, – он спокойненько так выпивает, подходит к окну, открывает, становится на подоконник – р-р-раз! – и нет его.
      – Ну-у-у? А вы что?
      – Ну что, у всех челюсти-то, ясное дело, того, поотвисали. Тут подошла кабина. С игривым звоночком открылись створки, и Саша шагнул в лифт. Медсестры следом. Он нажал на первый, они на третий.
      – Ну, и что дальше-то? – продолжала допытываться любопытная подруга.
      – Ну, пока мы доперли, чего к чему, побежали вниз, а он уже готовый. Лежит на площадке, прямо у входа. Там даже собирать нечего было. Такая ужасная смерть. И ведь, глан, никто даже сообразить ничего не успел. Так бы, может, за халат схватили или за брюки там, а так… Нет, я-то сразу сообразила: что-то не то с ним. С чего бы он пришел не в свою смену? И глаза у него такие, знаешь, полоумные.
      – Надо было «Скорую» вызвать, – сказала первая, и обе почему-то рассмеялись.
      – И ведь, говорят, без всяких причин. И в семье все нормально, и здесь. Такой веселый ходил до вчерашнего дня, а тут – р-раз! – и… На третьем этаже девушки вышли, а Саша поехал дальше. Он не особенно вдумывался в рассказ медсестры. Строго говоря, он вообще ни о чем не думал, кроме одного: как бы ему выбраться из этого богоугодного заведения и доползти до дома. Он ведь даже не знал, в какую именно больницу его привезли. И только на первом этаже, выйдя в холл, вдруг сообразил: это же Склиф. Конечно. Немудрено, что бокс показался ему знакомым. Точно в таком же лежал Потрошитель. Только в противоположном крыле. Он пошел к двери, время от времени ловя на себе подозрительные взгляды охраны. Но плевать ему было на охрану. Здесь никто не знал, с чем Сашу привезли, а значит, никто не побоялся бы выпустить на улицу «сумасшедшего». Плечистый молодчик с округло-остриженным затылком заступил ему дорогу:
      – Вы куда?
      – Так… – Саша указал на дверь. – С приятелем договорился, чтобы тот подъехал, из шмоток кое-что подвез, ну и из продуктов. Встретить надо. Договорились у входа…
      – Больным покидать здание не разрешается…
      – Да я понимаю, командир, – ненавидел он это тупое обращение «командир», – но я всего-то на минутку выскочу. Ты глазом моргнуть не успеешь, честное слово. Вот так надо, – добавил Саша убежденно и чиркнул себя ногтем большого пальца по горлу.
      – Таксу-то знаешь? – прищурился охранник.
      – А то, – гордо ответил Саша, хотя, ясное дело, ни о какой таксе понятия не имел.
      – С трех фуфырей один сюда, – напомнил на всякий случай бугай.
      – Об чем разговор, командир.
      – Ну давай, беги, – охранник качнул головой. – Только пулей, а то сегодня все начальство здесь. Увидят – меня же того. – Он продемонстрировал многозначительный жест, символизирующий не очень естественную форму полового акта. – Так что мчись, но чтобы одна нога здесь, другая тут.
      – Не волнуйся, командир, я мигом. Краем глаза Саша увидел, как в фойе появились двое санитаров, несущих большой лист свернутого в трубочку ватмана. Ничего странного в этом, конечно, не было, – мало ли в фойе врачей и санитаров спускается, но только при виде этой парочки все сразу замолкали и расступались. Санитары прошли к стене, что прямо напротив входных дверей, развернули ватман и принялись крепить его скотчем на уровне поднятых рук. У Саши челюсть отвисла от неожиданности. С большой, не очень качественной фотографии на него смотрел тот самый доктор, которого он видел на записи. Тот, что беседовал с Потрошителем. Саша почувствовал, как противный холодок пробежал у него по спине. Ему даже стало нехорошо. В смысле тяжести в желудке.
      – Ну так что, отец, идешь – нет? – поинтересовался охранник. И тут вдруг вспомнилось про книгу. Куда же это он, бросив «фолиант»? Нет, так нельзя. Можно оставить здесь все. Шмотки, деньги, все, кроме книги. Книга – поплавок, не позволяющий ему утонуть в бурном море сумасшествия. Она – как путеводная звезда, как нить Ариадны – помогала не заблудиться в происходящем. Книга. Он должен ее забрать.
      – Идешь? – повторил охранник.
      – Нет, – качнул головой Саша. – Попозже.
      – Смотри, как знаешь, – дернул могучими плечами бугай и безразлично отвернулся. Саша же побежал обратно, к лифтам, но там уже толпился народ. Очевидно, никому не хотелось торчать в фойе под пристальным взглядом покойника. Пришлось сворачивать к лестнице и бежать наверх на своих двоих, то и дело теряя на ходу неудобные тапочки. Задыхаясь, он вскарабкался до нужного этажа и тут постоял несколько минут, упершись ладонями в колени и перегнувшись пополам. Перевел дыхание. Придя в себя, вломился на этаж, открыв дверь мощным ударом ладони, и сразу же направился к медицинскому посту. Призрака в хрустящем халате уже не было, но медсестра сидела за конторкой, что-то записывая в журнал. Саша подошел и звонко хлопнул ладонью по конторке.
      – Где моя одежда? – резко спросил он.
      – Что? – Медсестра посмотрела на него с удивлением.
      – Я спросил, где моя одежда? – еще резче гаркнул Саша. – Что вы на меня так смотрите? Чем смотреть, лучше бы одежду мою принесли!
      – Вы из какой палаты, больной? – неприязненно спросила медсестра.
      – Из той, – Саша протянул руку, указывая на нужную дверь. – И во-вторых, никакой я вам не больной! Я здоров!
      – Значит, из третьего бокса, – констатировала девушка.
      – Слушайте, вы кончайте мне голову морочить. Верните одежду и книгу! Я хочу уйти!
      – А-а-а, вы тот самый тип, которого привезли сегодня днем, – шелестя страницами журнала, пробормотала медсестра.
      – Да! – возопил Саша. – Я тот самый тип! Тот самый! Это все? Теперь отдайте мою одежду!
      – Одну минуточку, – холодно ответила сестра. – Подождите здесь. Я сейчас приведу врача.
      – Какого врача? – не без злобы прошипел Саша. – При чем тут врач? Вы что, боитесь надорваться под весом моего костюма? Я совершенно здоров и хочу уйти домой.
      – Я приведу врача, – отстраненно ответила сестра и упорхнула куда-то по коридору. Саша же остался стоять у поста. В голове у него царил полный кавардак. Он перестал что-либо понимать. С одной стороны, будучи психиатром, Саша отдавал себе отчет в том, что происходящее с ним здорово напоминает самый обычный психоз. С другой стороны, разговор с Потрошителем, визит Леонида Юрьевича, книга, стигматы и, наконец, самоубийство врача не могли быть простой цепью совпадений. Да и можно ли отнести к совпадениям проникновение в его квартиру постороннего человека, прекрасно осведомленного о том, что происходило с Сашей в течение дня? С третьей стороны, в сверхъестественные силы Саша не верил. Совсем не верил, независимо от их природы. С четвертой, приходилось все-таки признать, что события последних суток управляются именно такой силой. Силой, имеющей ярко выраженный мистический характер. Однако с пятой… На «пятой стороне» нестройный ход Сашиных мыслей был прерван появлением врача.
      – А-а, так это вы тут у нас буяните, – спокойно и даже вполне доброжелательно сказал врач.
      – Я не буяню, – хмуро заявил Саша. – Я только прошу вернуть мне мою одежду и книгу.
      – Успокойтесь, успокойтесь, – улыбнулся врач. – Не надо нервничать. Вы же нам всех больных перебудоражите. Будет лучше, если вы приляжете.
      – Кому лучше-то? – Саша почувствовал, как в груди зарождается сокрушительная волна гнева.
      – Вам лучше и нам лучше, – прежним утешительным тоном сообщил врач. – Давайте-ка пройдем в палату.
      – Знаете что, идите к бесу, – буркнул Саша. – Отдайте мне мою одежду, и я поеду домой.
      – Голубчик, да я бы с удовольствием, – всплеснул руками врач. – Но не могу. А вдруг вы снова упадете где-нибудь на улице, а? Что тогда? Нас ведь и станете обвинять. Скажете, мол, выкинули из больницы не долечив. А? Скажете ведь? Скажете, голубчик, скажете.
      – Ладно. – Саша вдруг совершенно успокоился. Стал, по выражению Кости, спокойным, как слон. – И от чего же вы собрались меня лечить?
      – Видите ли…
      – Нет, вы не увиливайте, не увиливайте, – потребовал Саша. – Вы лучше прямо скажите, от чего намерены меня лечить и каким образом. Как врач я хотел бы это знать.
      – Ладно, – решительно кивнул собеседник. – Примем во внимание, что вы врач, тем более психиатр… Вам должно быть известно, что такое стигматизм?
      – Разумеется, – кивнул Саша. – Но при чем здесь стигматы?
      – Ну как же, дорогой мой, – снова улыбнулся врач. Скупо улыбнулся, крайне скупо, словно одарил, но копейкой, да и той нехотя. – Ведь у нас с вами именно такой случай.
      – Какой это «такой»? – прищурился Саша совсем по-ленински. – Что вы имеете в виду, потрудитесь объяснить?
      – Я имею в виду стигматы, – уже не скрывая раздражения, ответил доктор. – Стигматы.
      – А почему «у нас с вами»? У вас стигматы? Так бы сразу и говорили. А то устраиваете спектакль… Я понял. Вам надо пройти соответствующее обследование. Хорошо, коллега. Значит, заезжайте в наш райдиспансер во вторник, после четырех. Минуя регистратуру, сразу ко мне в кабинет. Я выпишу вам направление. Кстати, у меня есть знакомый – отличнейший специалист и как раз в области психозов и пограничных состояний, сопровождающихся истерией. Полгодика попьете таблеточки, и все как рукой снимет.
      – У меня? – изумился врач.
      – А у кого же? – в свою очередь «изумился» Саша.
      – Это у вас стигматы, а не у меня! – воскликнул врач.
      – У меня? У меня нет никаких стигматов. – Саша скинул изуверские тапки и поднял ногу, демонстрируя чистую, без малейших потертостей ступню.
      – А… – Врач посмотрел на Сашины ноги, хмыкнул, затем сказал: – У меня тоже нет.
      – Чего же вы мне тогда голову морочите? – «возмутился» Саша.
      – Я морочу? – переспросил врач.
      – Ну не я же. Слушайте, давайте покончим с этим дурацким спектаклем. Несите одежду. И книгу не забудьте. Она мне дорога как память. Врач тоскливо оглянулся на медсестру, а та со странной улыбкой смотрела то на него, то на Сашу, видимо, абсолютно не понимая смысла разговора. И тогда врач хмуро попросил:
      – Покажите-ка еще раз ноги… – Саша с готовностью продемонстрировал ступни. – М-да… – потерянно произнес врач и, вздохнув, обратился сестре: – Принесите товарищу одежду и скажите сестре-хозяйке, чтобы поменяла постельное белье в третьем боксе.
      – Хорошо, – глупенько кивнула та и снова упорхнула.
      – Нет, но если… – начал было врач, однако неожиданно осекся и, пробормотав: – М-да, тяжело, – пошел по коридору к ординаторской. Через десять минут Саша поднимался в лифте на двенадцатый этаж, бережно прижимая к себе пакет с сигаретами и драгоценной книгой. В левом крыле двенадцатого этажа царило затишье. Двое вооруженных охранников, как и вчера, несли вахту у дверей бокса. Только больные стали немного поспокойнее. Меньше суетились. Привыкли. Саша поздоровался с дежурной медсестрой и беспечно пошел к боксу номер четыре, пытаясь вспомнить, носит ли Потрошитель на ногах эти ублюдочные казенные тапки, изувеченные каббалистической надписью: «Бокс 4/12». При виде Саши охранники сделали «стойку». А он небрежно поинтересовался:
      – Балабанов еще не поднимался? – И на сосредоточенное покачивание головой заметил: – Нет? Значит, сейчас поднимется. В лифте, должно быть, застрял. – Охранники переглянулись. – Да я же был тут вчера, – напомнил Саша. – Костя Балабанов поручил мне поработать с задержанным. – Он указал на дверь бокса и неопределенно покрутил рукой с растопыренными пальцами, уточнив хитро: – На предмет, так сказать… Казалось, что сейчас, из одного только озорства, Саша сложит внушительный кукиш и сунет охранникам под нос. Плечистый сержант на всякий случай переместил автомат на грудь и, недобро косясь на замысловато крутящиеся перед его лицом Сашины пальцы, пробурчал:
      – Да мы помним, помним, – и подозрительно принюхался: не пьян ли. Но поскольку алкоголем от визитера не пахло, двинул могучим подбородком в сторону бокса и добавил не без сомнения: – Заходите.
      – Спасибо. Саша оскалился в доброжелательной улыбке, завидев которую больничные мухи предпочли убраться подальше, поскольку недолюбливали вурдалаков. В боксе же как будто ничего и не изменилось со вчерашнего вечера. Потрошитель стоял у окна. Аккуратно была заправлена больничная постель. Горел сигнальный индикатор на передней панели видеокамеры. И за окном висела все та же серая, сырая смурь. Войдя в комнату, Саша испытал непередаваемое облегчение. Словно наконец вернулся из долгого странствия домой. Плюхнулся в кресло, шумно выдохнул, громко возвестил:
      – А вот и я.
      – Да уж вижу, – насмешливо отозвался Потрошитель. – Что же это вы, Александр Евгеньевич, в таком состоянии по улицам ходите? Некрасиво. Еще подумают черт знает что.
      – Вот, – Саша назидательно поднял палец.
      – Что «вот»? – Потрошитель обернулся.
      – Вот именно.
      – Что «вот именно»?
      – Это оно и есть!
      – Да о чем вы?
      – О черте!
      – О чем, о чем? – прищурился Потрошитель.
      – О черте, о черте, – с неожиданной даже для себя развязностью пояснил Саша. – О нечистой силе. О Дьяволе!
      – И что же он? – с легкой улыбкой поинтересовался убийца.
      – Дьявол? Это я у вас хотел спросить. Что же он? То есть вы? Что вам от меня нужно? Душу?
      – Душу? – Потрошитель засмеялся. – Да что вы такое говорите, Александр Евгеньевич? Зачем мне ваша душа?
      – Откуда я знаю? Это уж вам виднее. Дьявол всегда охотится за душами праведных.
      – Это вы-то праведный? – Потрошитель расхохотался в голос. – Александр Евгеньевич, дорогой, да если бы мне понадобилась ваша душа, забрать ее не составило бы ровным счетом ни малейшего труда. Посмотрите на себя. Вы у нас кто? Святой? Или, может быть, Папа Римский? Или пророк какой-нибудь безгрешный? На что мне ваша душа? За вами же грехов – воз и телега. На троих хватит, не то что на одного.
      – Тогда зачем же вы лгали мне вчера?
      – Помилуйте, – убийца прищурился. – Когда это я вам солгал?
      – Да вы только и делаете, что лжете.
      – И в чем же, позвольте полюбопытствовать?
      – Вчера ночью ко мне пришел какой-то человек, назвавшийся Леонидом Юрьевичем. – Потрошитель посерьезнел. – Он нажарил котлет, а заодно сообщил, что Гончий – я. И еще он сказал, что вы – Предвестник Зла. Вот так-то! Саша победно уставился на убийцу, чувствуя, как сердце его сладко ухает куда-то в пятки, а грудь прямо-таки распирает. От гордости за собственную храбрость, должно быть. Наконец Потрошитель вздохнул:
      – Странно было бы, если бы этот человек признался, что Предвестник – он сам! Другого я от него и не ожидал.
      – Насчет Предвестника – ладно… – начал было Саша, но Потрошитель перебил его:
      – Да нет, не «ладно», Александр Евгеньевич. Какое уж тут «ладно», – сказал он и вздохнул еще раз.
      – Но вы и насчет этого… как его… Гилгула, Гончего, тоже ничего не сказали.
      – Однако я не утверждал и обратного, – заметил Потрошитель. – Если вы внимательно припомните наш разговор или пересмотрите запись, то легко обнаружите, что ничего подобного я не говорил. Я, конечно, не сказал вам прямо, кто Гончий, тут вы правы, но лишь потому, что пожалел вашу психику. И не хотел, чтобы вы воспринимали меня как сумасшедшего.
      – А я вас и не воспринимаю как сумасшедшего, – громко сказал Саша, еще развязнее расплываясь в кресле. – И, к вашему сведению, даже ни секундочки не думал, что вы сумасшедший.
      – Ну и отлично. – Потрошитель скрестил руки на груди.
      – Наоборот, мне кажется, что вы – самый обычный симулянт!
      – Вон что. – Убийца продолжал улыбаться. – Разумно. Это из-за книги?
      – Конечно, – расплылся торжествующе Саша. – Тем более что вы о ней знаете!
      – Разумеется, знаю, – согласился Потрошитель. – Я же вам ее передал.
      – А тот, второй, утверждает, что это он отдал мне книгу!
      – Лично?
      – Что?
      – Я спрашиваю: он сделал это лично? Бах! – В его голове вспыхнула молния. – Какая глупость! Если книга действительно принадлежала Леониду Юрьевичу, то почему он не отдал ее сам? Зачем доверять фолиант стоимостью в несколько десятков тысяч долларов алкоголику? А вдруг тот сбежит? Подобный способ передачи имеет смысл только в одном случае: когда хозяин книги не может сделать этого собственноручно. Физически не может. Например, если он заперт в охраняемом боксе больницы… Саша смутился собственной несообразительности.
      – Эта книга… – сказал он, чтобы хоть что-то сказать и не выглядеть дураком. – Леонид Юрьевич говорил, что она обо мне?..
      – Разумеется. Эта книга – не Библия и не Евангелие. «Благовествование» – всего лишь название, данное затем, чтобы человек, который будет читать, понял: писавший был на стороне добра!
      – Но тексты «Благовествования» и Библии, – заметил Саша, – совпадают почти дословно. За исключением полярности трактовки!
      – Ну, это уж вам лучше знать, – пожал плечами Потрошитель. – Вы же автор этой книги, не я.
      – Я? – Саша почувствовал, как у него отвисает челюсть.
      – Конечно. Вы пишете «Благовествование» для себя. Чтобы в следующей жизни можно было вспомнить о том, что происходило с вами раньше. Потому и многие его куски в прозе. – Потрошитель усмехнулся. – Вы боялись, что у вас – НЕПОМНЯЩЕГО – не хватит терпения прочесть ее до конца, если она будет написана библейским стихом. И официальной регистрации книги добились по той же причине. Чтобы не возникла у вас ненароком мысль, будто книга – обычная фальсификация, «новодел». – Саша подавленно молчал. – Вы сами заказывали ее в типографиях. По четыре экземпляра, – из предосторожности, – и на всех европейских языках, поскольку не были уверены, где переродитесь в следующий раз.
      – Бред, – Саша зажмурился и тряхнул головой. – И кем же я был, по-вашему, в прошлой жизни?
      – Доктором. Англичанином.
      – Имя?
      – Рослин Д'Онстон.
      – Так звали моего прадеда, – пробормотал Саша. – По отцовской линии.
      – Совершенно верно. Так звали вашего прадеда семейные и клиенты. А вот все прочие лондонцы благодаря «Таймс» знали его совсем под другим именем.
      – Каким же?
      – Джек-Потрошитель.
      – Джек-Потрошитель – мой дед?
      – Джек-Потрошитель, равно как и доктор Рослин Д'Онстон, один и тот же человек – вы сами. Просто пока вам еще не удалось этого вспомнить. Как, впрочем, и многого другого. Что же касается Предвестника… Не советую вам недооценивать его, – пробормотал убийца. – Если вы помните мой рассказ, а именно – беседу Лота с Нахором, то поймете: дальнейшие встречи с этим человеком не сулят вам ничего хорошего.
      – Вы хотите сказать, что он может меня убить?
      – Да, – Потрошитель кивнул, серьезно глядя на Сашу. – И не только может, но и попытается.
      – Час от часу, – Саша наморщил лоб. – Но я ведь даже не помню…
      – Не имеет значения. Вы – Гончий, и этого достаточно.
      – Подожди, – сказал Саша, переходя на «ты». Причем далось ему это легко и свободно. – Если Леонид Юрьевич – Предвестник Зла, значит, ты – добрый Ангел!
      – Я – твой Ангел, – поправил серьезно Потрошитель.
      – Мой? – Саша засмеялся и хлопнул в ладоши. – Но все-таки ты – Ангел?
      – Да.
      – Не очень-то ты похож на Ангела. Потрошитель понимающе улыбнулся.
      – Крылья, да? Белые одежды. Нимб над головой. Ты это имеешь в виду? – Саша неопределенно кивнул. – Всеобщая ошибка. Вы путаете духовное и телесное. Зачем ангелу крылья? Он же ангел, а не ворона. И, кстати, представь себе, что бы началось, если бы по улицам бродила толпа крылатых ребят с нимбами над головами?
      – Толпа? Так ты, стало быть, не один?.. Потрошитель снова усмехнулся:
      – Ты идешь по своим делам, спокойно, не торопясь. И вдруг… Наступаешь на банановую кожуру и падаешь. В это время из-за поворота выезжает грузовик и спокойно катит прочь. Если бы ты не упал – оказался бы под колесами, но… – Он хлопнул в ладоши. – Ты лежишь на тротуаре, а грузовик скрывается за углом. Итог: ушиб вместо гибели. Кто, по-твоему, бросил эту самую кожуру? Кто заставил тебя наступить на нее? Саша поджал губы:
      – Ангел?
      – Ангел. Но ангел не слишком благочестивого человека. Более… праведного остановят, чтобы проверить документы, или спросить сигарету, или поинтересоваться, который час. А настоящий праведник и вовсе пойдет другой дорогой. Каждому воздастся по его поступкам. – Потрошитель выдержал паузу, позволяя собеседнику осмыслить услышанное: – Нас много. Больше, чем ты думаешь. Мы рядом. Ходим по улицам, живем, общаемся с вами, растем и падаем вместе с душой, которую оберегаем. Мы везде… Он указал на окно, за которым раскинулся сырой, серый от дождя город.
      – Я понял… – Саша на секунду задумался, а затем произнес решительно: – Но тогда получается, что ты не мог убивать женщин! Раз ты – Ангел, то не мог убивать женщин! А? Это не твоя работа, это работа Гончего! – И расплылся, безумно довольный ловким логическим вывертом. Однако тут же подумал, что на самом-то деле очень плохо представляет себе, что могут ЭТИ Ангелы, а чего они не могут. В Адме, во всяком случае, Ангел Нахор весело кромсал хасидеев направо и налево.
      – Теоретически мог, – уклончиво ответил Потрошитель. – Но в целом ты прав.
      – В смысле?
      – В смысле, это действительно работа Гончего.